Крыло Алконоста

– Какое это имеет значение? – резко спросил я, не желая отвечать на этот вопрос.

Но Антон Сазонович молча развернулся, будто и не ждал от меня ни ответа, ни вопроса, и спешным шагом пошёл к лестнице. Он проводил меня до класса-мастерской. Мы вошли, тут действительно уже были ученики. Каждый находился у своего рабочего места.

– На этом я с вами прощаюсь, Глеб, – сказал мужчина. – Группа, встречайте нового ученика!

Когда он вышел, я почувствовал облегчение. Я прошёл по классу к свободному месту у самого окна, которое меня привлекало обилием света. В нашей группе оказалось шесть парней и четыре девушки, и все они проводили меня взглядом до места, по очереди кивая головой, когда наши взгляды встречались. Попутно я обратил внимание на их работы. У всех прослеживался свой определённый стиль, чего пока нельзя было сказать обо мне. Некоторые из присутствующих выделялись из общей массы. Вот любитель татуировок, у которого нетронутыми остались, наверное, только ладони. Ещё одна жертва моды – наполовину выбритая голова, окрашенная в ядовито-розовый цвет. Если не обращать внимания на этот факт, то девушка вполне симпатичная. Остальные ученики были вполне обычными людьми внешне, но одна общая черта всё же объединяла их: они были намного моложе меня.

Первый день учёбы прошёл так себе. Я старался повторять в точности всё, что показывала нам Алевтина Андреевна – талантливый живописец и педагог по цветоведению. Стройная ухоженная женщина, на вид ей было около пятидесяти лет. Она полагала, что важно не только доходчиво объяснять предмет, но и пробуждать у студентов вдохновение. Наверное, из-за того что я перенервничал с утра, мне никак не удавалось добиться необходимого оттенка. Мне стало казаться, что я не умею писать и что оказался здесь по ошибке, словно занёс меня сюда случайный ветер странствий. В обеденный перерыв я отклонил предложение соучеников пойти в ресторан, и их ухмылки меня немного задели. Лишь девушка по имени Ева, скромно улыбнувшись, сказала мне:

– Не переживай, у нас тоже не получалось вначале. Здесь главное – расслабиться, и всё пойдёт как по маслу.

– Спасибо. Наверное, ты права.

– Ну, так может, с нами в ресторан?

– Благодарю, но мне совершенно не хочется есть, – здесь я, конечно, слукавил, но сейчас еда была для меня не важна.

Когда класс опустел, я постарался расслабиться и сконцентрироваться на том, что делаю. Я просто дал волю своим эмоциям и наложил краски так, как видел. Алевтина Андреевна одобрила моё видение и похвалила. И я, словно пёс, получивший кость в награду, завилял воображаемым хвостом. Всю вторую половину учебного процесса я старался нагнать упущенное. После учёбы я вернулся домой измотанный, но это была приятная усталость. Хотя четыре стены и одиночество не придавали мне настроения. Но с жадностью поедая бутерброд, я повторял про себя слова великого Карла Юнга: «Я не то, что со мной случилось, я – то, чем решил стать». Это придавало уверенности, потому что я не мог себе позволить сбежать и махнуть рукой на свою мечту. Я благополучно написал вступительную работу и официально был зачислен в школу.

Оставшиеся дни недели пролетали быстро. На занятиях я не позволял себе отвлекаться и тратить время на пустые разговоры за обедом. Мне нужно было нагнать пройденный материал, потому что, как оказалось, я включился в занятия позже – к тому времени, как я приехал, они уже шли. Так что нельзя было терять время. Но главным было не упустить ничего ценного, чему здесь учили. Наш преподаватель, которого звали Иван Михайлович, – был одним из лучших портретистов-выпускников Академии художеств, когда-то работал с самыми знаменитыми художниками, пока не устал от безумных гонок по выставкам и суеты. Тогда он решил поделиться своими умениями с молодёжью, и Антон Сазонович любезно пригласил его в свою школу мастером по технике живописи, графики и реставрации. Ему было около шестидесяти. Его внешний вид, продуманный до мелочей, впечатлял. Спортивная фигура, ухоженные большие руки, стильный галстук, накрахмаленная сорочка, современные зауженные брюки, дорогие часы, а на ногах удобные слипоны, сделанные на заказ. Он всегда был в хорошем настроении, но, если я допускал ошибку, он пристально смотрел на меня через свои серо-стальные линзы, и я понимал, что мне нужно переделывать. Он всегда оставался сдержанным и доброжелательным, но при этом требовательным и справедливым.

Требовал от нас в работе скрупулёзности. Я это ценил. Он никак не комментировал мою технику и пока никак не оценивал мои работы, а уделял внимание в первые дни устранению моих привычек в нанесении красок, которые, по его мнению, вредили качеству картины. Иногда в класс заглядывал Антон Сазонович. Тогда Иван Михайлович с теплом в голосе сообщал нам: «А вот и шеф пожаловал», – и все прекращали работать, чтобы поприветствовать вошедшего. Он останавливался на середине мастерской, спрашивал, всё ли у нас в порядке, и ненадолго задерживал свой взгляд на каждом из нас. Но я кожей чувствовал, что на мне его взгляд становился въедливым. Но придётся привыкать и к этому, ведь я новенький, а значит, ко мне будет особо требовательное отношение.

Наконец настала пятница. Я ехал домой. По дороге просматривал в телефоне фотографии моих набросков, на которых постарался учесть все замечания Ивана Михайловича. Мне не терпелось рассказать Ленке, как я рад, что у меня стала появляться новая техника. Она должна меня понять, как и то, что в моей жизни произошёл кардинальный поворот. И я очень надеялся, что она меня поддержит на этом новом этапе. До дома я добрался на такси. Лены не было, только записка на столике: «Любимый, извини, сегодня важные съёмки, не могла пропустить. Буду поздно, ужин в холодильнике». После такой встречи есть как-то уже и не хотелось. Ближе к полуночи подруга пришла домой.

– Любимый, извини… – начала причитать Лена с порога.

– Я всё понимаю, молчи. Главное, что сейчас ты со мной. Иди ко мне, – перебил её я.

Мы крепко обняли друг друга и поцеловались.

– Хочу все выходные провести с тобой, родная. Давай завтра сходим в ресторан, – прошептал я ей на ухо.

– Ну….

– Что? – удивился я. – Потом можем погулять по ночной Москве, заглянуть в наши любимые места. Что скажешь?

– Глеб, тут такое дело… Наша команда уже давно собиралась, я тоже… Ну ты же понимаешь…

– Лен, скажи прямо!

– В общем, завтра я со съёмочной группой иду на вечеринку. Я очень тебя прошу пойти со мной. Я не стала говорить тебе это по телефону.

Я выпустил подругу из объятий и подошёл к окну.

– Лена, мы не виделись неделю. Я хочу побыть только с тобой.

– Но мы и будем вместе!

– Ага, вместе с твоей компанией. Лен, я хочу побыть только с тобой. Мне нужно столько тебе рассказать.

– Я думала, что ты мне по телефону всё рассказываешь…

– Значит, не всё.

– Ну Глеб, ну пожалуйста, не упрямься. Заодно и расскажешь всем про свою школу, свои достижения, – подруга нежно обняла меня рукой и поманила пальчиком.

Ох, женщины, умеют уговорить…

Утром я всё ещё надеялся, что Лена изменит свои планы. Но она нарочито игнорировала мои просьбы, лишь мило улыбаясь в ответ. В результате мы всё же пошли в ресторан вместе со всеми. Лена уверяла меня, что её друзья интересуются моей учёбой, однако они задали несколько формальных вопросов и заговорили о другом. Но подруга всё время была рядом со мной, нежна и весела, и это меня радовало.

В воскресенье вечером мне было грустно. Мы стояли на перроне и держались за руки.

– Я постараюсь ничего не планировать на следующие выходные, – сказала Лена.

Я воодушевился и страстно поцеловал её в губы.

– Ты сейчас домой?

– Нет, поеду к подруге.

– Зачем?

– Я обещала ей подумать над образом для следующих съёмок. Да и дома одной быть мне не очень нравится.

Это был камешек в мой огород. Я вздохнул, но промолчал.

– Заходи в вагон, тебе уже пора.

Мы поцеловались, и я пошёл на своё место. В этот раз Лена не стала ждать отправления поезда: махнув мне рукой, она развернулась и пошагала к выходу. Через несколько секунд её фигура исчезла из виду.

Всю вторую неделю мне казалось, что Иван Михайлович уделяет мне больше времени, нежели остальным. Было такое ощущение, что я прохожу негласный тест. Он давал мне индивидуальные задания, а его требовательность значительно усилилась. С одной стороны, меня это удивляло, но с другой, мне нравился такой режим. Тем более что я стал задумываться о дополнительных занятиях.

В третий понедельник моего обучения Иван Михайлович и Алевтина Андреевна с утра объявили нам, что у нас есть неделя, чтобы написать картину на определённую тему. Видимо, я преодолел какую-то грань, потому что видел, что иду в ногу с остальными соучениками. Они раздали темы и велели приступать к работе. Когда я увидел содержание задания, по которому мне нужно было писать картину, я скривил рот.

– Что с тобой? – спросила Ева, которая заметила моё кислое выражение лица.

– Да так… тема не нравится.

– А что тебе досталось?

– Сад в цвету.

– А мне – морской пейзаж. Хочешь, поменяемся?

Я задумался. Потом с улыбкой посмотрел на Еву и ответил:

– Не надо, спасибо. Я справлюсь.

Девушка улыбнулась мне в ответ и застенчиво отвела взгляд в сторону.

Про себя я думал, что мне досталась самая дурацкая тема: сад, цветочки – всё это мне казалось банальным и уже давно пройденным этапом. Меня отвлёк от мыслей Иван Михайлович, который подошёл ко мне неслышно.

– Дай волю своему воображению, – сказал он.

– В смысле?

Он посмотрел на меня добродушным взглядом и улыбнулся.

– Тебе предложили написать, на первый взгляд, слишком простую картину, так?

– Да уж…

– Так ищи разнообразия в предложенной простоте.

Он похлопал меня по плечу и направился к своему столу в центре класса.

Я решил, что в конце концов не всё так плохо и никто нам не запрещает включить воображение. Мне даже показалось, что наш учитель дал мне на это разрешение. Я взял карандаш и стал делать набросок сада, который нарисовала моя фантазия. Моя картина будет с изюминкой, над которой мне ещё предстояло поломать голову.

– Достойно, – произнёс у меня за спиной низкий голос.

Я поднял голову, и карандаш в моей руке застыл на полпути к наброску. Я заметил, что все взгляды в классе обратились ко мне. Особенно взгляд Антона Сазоновича, который неслышно подошёл ко мне сзади.

– Глеб, мне нужно с вами поговорить. Давайте пройдём в мой кабинет.

От растерянности моё лицо выглядело испуганным, но шеф не обратил на это внимания и, прихватив с собой мой набросок, последовал к выходу. Я поспешил за ним. Пока мы шли по коридору, я перебирал в голове, что же такого я мог совершить. Неужели я чересчур осмелился проявить свою фантазию и отошёл от заданных параметров. Но ведь я был уверен, что Иван Михайлович дал мне на это добро.

В кабинете Антон Сазонович расположился за своим столом и жестом предложил мне тоже сесть. Он внимательно изучал мой набросок, изредка поглядывая на меня пристальным взглядом.

– Что тебя подтолкнуло сделать это? – спросил он, возвращая мне зарисовку.

– Я так почувствовал. Но я всё исправлю и вернусь к исходным параметрам…

– Я не об этом. Ладно, расслабься. Вижу, что у тебя свой подход, и мне это нравится. Наконец-то появился ученик, у которого есть свои идеи.

– Вы действительно так считаете?

– Ты себя недооцениваешь, и это очевидно. Что говорили родители о твоих способностях?

– Ничего, – сухо ответил я, сжав зубы.

Мне совсем не хотелось разговаривать сейчас о родителях.

– Странно, – вздохнул Антон Сазонович.

– Я рос с дядей и тётей, а они считали, что на своём художестве я много не заработаю. Со временем я перестал с ними спорить.

– А зря! Понимаешь ли, научиться рисовать может каждый. А вот чтобы перед картинами художника люди останавливались в восхищении, нужно нечто большее, чем просто талант.

– Угу, – я не знал, что ответить.

– Глеб, ты же задумывался над тем, чтобы стать востребованным художником?

Я немного поёрзал на стуле. Почему-то взгляд этого человека меня смущал.

– Да, мне этого хотелось… хочется.

– А какие шаги ты делал в этом направлении?

– Я писал картины и портреты на заказ.

– А что ты собираешься делать, когда закончишь обучение? – продолжал свой расспрос собеседник.

Мне было непонятно, зачем Антону Сазоновичу знать о моих планах, но всё же ответил:

– Арендую помещение под мастерскую, буду продолжать писать на заказ. В общем, заниматься любимым делом.

– Ну всё с тобой понятно. Ладно, иди, я ещё пристальнее буду за тобой наблюдать.

– Почему? – удивился я.

– Повторюсь, мне интересен твой подход к работе. А вот это закончи именно так, как видишь ты! – он постучал указательным пальцем по моему эскизу. – Всё, иди. Мне нужно собираться на встречу.

Честно сказать, меня смутили слова по поводу наблюдения за мной, и это меня не радовало. Я быстро встал и вернулся в класс. В это время как раз был перерыв, и некоторые ребята подошли ко мне:

– Что от тебя хотел шеф?

– Да ничего особенного, просто поговорили.

– Ага! Как будто мы не видим ничего, – прокомментировал кто-то из присутствующих.

– Ты ведёшь себя так, как будто…

– Как? – не выдержал я. – Продолжайте! Ну говорите же мне всё сейчас, в глаза или оставьте свои предположения при себе.

– Отстаньте вы от него! – послышался голос Евы. – Вы что не видите, Глеб сам не понимает, что происходит. Он больше нас боится сделать что-то не так, но также он больше нас и работает. Может, этим и привлёк внимание Антона Сазоновича.

– Ох, Ева, – вздохнул Никитос и попытался обнять её своими разноцветными татуированными руками, но она резко отошла в сторону.

Все вернулись к работе, а я застыл у холста в замешательстве.

– С тобой всё в порядке? – тихо спросила Ева.

– Да. Спасибо, что вмешалась в разговор, но больше не делай так. Я сам в состоянии разобраться со своими оппонентами.

Улыбка медленно сползла с лица девушки.

– Хорошо, извини. Я просто хотела помочь.

– Я так и понял.

Мы повернулись каждый к своему холсту и продолжили работу. Я испытывал чувство неловкости и обдумывал, как можно от него избавиться.

Когда наступил очередной перерыв, я предложил всем пойти в ближайшее кафе, пообещав обед за свой счёт. Я отдавал себе отчёт в том, что могу лишиться кругленькой суммы денег, но сейчас мне больше хотелось расположить к себе «одноклассников». Все с удовольствием согласились. Устроившись в уютном кафе по соседству, мы начали оживлённо общаться. Я был приятно удивлён, насколько интересными оказались ребята. У всех были вполне осознанные цели и мечты, к которым они стремились. А их безумная энергия активизировала во мне желание идти дальше. За обедом я узнал от ребят, что Антон Сазонович является владельцем ресторана «АнКир» и живёт в соседнем элитном доме, где часто собирает своих друзей и устраивает вечера, на которые стремятся попасть многие известные люди Питера. Я больше слушал, чем говорил, и это меня вполне устраивало.

После сытного обеда я чувствовал себя расслабленно, ничего не доставляло мне душевного дискомфорта, как некоторое время назад. К концу учебного дня я успел сделать не всё, что наметил, но был вполне доволен собой. Мы все практически одновременно вышли из школы. Я уже шёл к метро, как кто-то меня окликнул сзади:

– Глеб, подожди!

Я оглянулся. Это была Ева.

– Что случилось?

– Я что-то неважно себя чувствую.

– В смысле?

– Голова кружится, боюсь сейчас спускаться в метро.

Я взял её под руку, и мы отошли в сторону, чтобы не мешать прохожим. В это время мимо нас проходил Никита и, узнав в чём дело, предложил подвезти Еву.

– Нет, спасибо, Никита. Мне не по душе твой вид транспорта. Мотоциклы – это не для меня.

– Я буду ехать предельно осторожно, – ответил Никита.

– Спасибо, не надо. Тем более Глеб уже предложил проводить меня до дома.

Я вопросительно посмотрел на Еву, но она стояла, вцепившись в мою руку, и с улыбкой смотрела на меня. Я почувствовал на себе пристальный взгляд Никиты и, повернувшись к нему, махнул головой, подтверждая сказанное. Ну а что мне ещё оставалось делать.

– Ну как знаешь! – буркнул Никитос и быстрой тяжёлой походкой отправился в сторону парковки.

Что-то мне подсказывало, что у нас с ним ещё предстоит непростой разговор.

– Давай я вызову тебе такси, – предложил я Еве.

– В такси меня укачает, и голова разболится ещё больше. Лучше проводи меня домой, здесь недалеко – пару кварталов.

Всю дорогу мы шли молча, так захотела Ева. Её поведение мне показалось, мягко говоря, странным. Но я даже был рад такому раскладу, потому что мне совсем не хотелось разговаривать.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я Еву у подъезда дома.

– Отлично. И знаешь, в этом твоя заслуга, Глеб.

Она смотрела на меня влажными глазами, слегка прикусывая нижнюю губу. Глубоко вздохнув, она собралась продолжить разговор, но я резко её перебил.

– Доброй ночи, Ева, завтра увидимся.

– До завтра, Глеб, – сказала она с досадой.

Я испытывал непонятные чувства, которые меня тяготили. Но когда пришёл домой, усталость накрыла меня, словно снежный ком, и я уснул как младенец.

Пару дней спустя я приступил к нанесению красок на готовый эскиз, когда в класс вошёл Антон Сазонович. Изучающим взглядом он прошёлся по работам каждого из нас и остановился на мне. Затем подошёл ближе и внимательно изучил выбранную мной палитру. Молча, ничего не сказав, удалился и стал что-то обсуждать с Алевтиной Андреевной, при этом не сводя с меня глаз. Меня это настораживало и, честно сказать, раздражало. После обеда шеф снова зашёл в класс. Я стоял чуть поодаль от картины, пытаясь понять, чего именно ей не хватает.

– Когда ты закончишь работу? – спросил Антон Сазонович.

– Не знаю. Не могу понять, что нужно ещё добавить.

– А нужно ли?

– Определённо, – задумчиво ответил я.

Он обошёл вокруг картины и добавил:

– Когда закончишь, я хотел бы показать твою работу своему другу.

– Но почему эту? У меня есть более интересные, на мой взгляд.

– Это на твой взгляд. А у меня есть свой. И позволь я сам в своей школе буду решать, что мне делать.

– Извините, – смущённо ответил я. – Просто я не уверен…

Он пристально посмотрел на меня своими тёмно-карими глазами и, не дав мне договорить, сказал:

– Мы ещё поговорим с тобой на тему неуверенности.

Я лишь пожал плечами в ответ и вздохнул.

Шеф уверенной походкой направился к выходу и уже у двери оглянулся и громко сказал:

– Вы все отлично справляетесь с заданием! Молодцы!

Алевтина Андреевна расплылась в довольной улыбке и поблагодарила Антона Сазоновича за столь высокую оценку.

На следующий день с разрешения Ивана Михайловича я остался в классе после занятий, чтобы поскорее закончить работу и в пятницу пораньше уехать к Лене.

– Глеб, ты домой собираешься? – спросила Ева, тихо зайдя в класс.

– Пока нет, хочу поработать.

– Можно, я тебя подожду?

В принципе, Ева мне ничем не мешала, но мне действительно хотелось побыть наедине со своими мыслями.

– Не стоит, – сухо ответил я.

Девушка заметно погрустнела.

– Ева, ну что ты, в самом деле! Я просто очень люблю работать в одиночестве.

– Я понимаю, извини. А ты эти выходные где проведёшь?

– Планировал завтра уехать в Москву.

– Ну ладно. Тогда до встречи? – она робко протянула мне руку.

– До встречи, – я постарался, чтобы рукопожатие было недолгим.

Провожая Еву взглядом до двери, я почувствовал себя виноватым в её испорченном настроении. Но от этих мыслей меня отвлёк Антон Сазонович, который зашёл в класс, едва за девушкой успела закрыться дверь.

– Не помешаю?

Я вздохнул. Видимо, поработать в одиночестве сегодня мне не удастся.

– Нет, – слегка улыбнувшись, ответил я.

– Какой этап работы тебе нравится больше, Глеб?

Я посмотрел на Антона Сазоновича, он переводил взгляд с картины на меня и обратно на полотно.

– Каждый этап хорош по-своему, но мне больше нравится накладывать краски. Люблю наблюдать, как картина оживает.

– Скажи, почему ты не придерживался вводных данных, что были даны в задании?

– Мне они показались скучными. Такая картина осталась бы незамеченной.

– Зато эту работу можно выставлять на «Моховой», – улыбнулся шеф.

– Но, насколько мне известно, туда допущены только определённого круга авторы, – заметил я, оценив шутку.

– Думаешь, я шучу? Я могу всё устроить одним звонком, и о твоих работах заговорит вся культурная столица.

Я смутился и подошёл к окну. Это не было похоже на хвастовство Антона Сазоновича, но и думать о том, что он меня проверяет, насколько я тщеславен, мне не хотелось.

– Я не сомневаюсь, что это в вашей власти, но я писал эту картину не для выставки. То есть я хотел сказать, что она ещё не готова… и я ещё не готов…

Антон Сазонович похлопал меня по плечу.

– Ты такой же скромный, как…

Он отвёл взгляд в сторону, и его лицо стало печальным.

– На ваш взгляд, это плохо? – спросил я, не обращая внимания на его грусть.

– Скромность не всегда украшает человека, порой она может стать препятствием для реализации, – глядя куда-то мимо меня, ответил шеф.

Потом он словно очнулся и сказал:

– Мы дали вам обычные задания, но ты единственный из учеников, кто смог вложить в картину душу, оживить её. Правда, я вижу, что ты не веришь в свой потенциал. Почему?

– Я уверен, что остальные просто побоялись ослушаться вас, – не обращая внимания на его последний вопрос, сказал я. – Каждый из них мог бы…

– Твоя патологическая скромность начинает меня раздражать!

Его лицо стало серьёзным, а пристальный взгляд будто приковал меня к окну.

– Можешь оставаться здесь сколько хочешь, я предупрежу охрану. Всего доброго, Глеб.

– Ну-у- у… спасибо, конечно. До свидания.

Я проводил Антона Сазоновича взглядом, вытирая со лба капли пота. Я не мог понять, почему общение с этим человеком вызывает во мне поток странных эмоций: то ли раздражение от особо пристального внимания ко мне, то ли страх быть отчисленным, то ли благоговение перед авторитетным человеком, одним взглядом внушающим трепет.

Дверь закрылась, и я остался один на один со своими мыслями, полотном и желанием поскорее закончить работу.

Три часа спустя я решил, что пора закругляться. Завтра останется поставить свою подпись и выбрать подходящий багет. Я погасил свет в классе и вышел. Мне захотелось размять ноги, и я пошёл домой пешком. Около подъезда мне встретился местный дворник. Он сидел на лавке и что-то напевал себе под нос.

– Добрый вечер, – поздоровался я, как обычно, и уже было зашёл в подъезд, когда услышал вопрос.

– Молодой человек, как вы думаете, запечатлеть сию красоту ночного неба трудно?

Я обернулся и убедился, что вопрос задан мне, не спеша присел рядом с мужчиной и посмотрел на небо.

– Смотря в какой технике писать.

– Валентин.

– Глеб, – протянул я руку в ответ.

Дворник оказался спокойным и вежливым. Он был одет в рабочую форму, седые волосы были зачёсаны назад и убраны в небольшой хвост. Черты лица приятны. Глаза вот только грустные и как бы ищущие знакомства.

– Я, конечно, не разбираюсь в технике, просто пытаюсь изобразить, но чего-то не выходит пока, – сказал Валентин.

– А зачем вам такая картина? – поинтересовался я.

– Она будет напоминать мне о родном человеке.

Я услышал в его словах нотки неподдельной печали и решил подбодрить нового знакомого.

– Если хотите, я напишу для вас такую картину, – предложил я.

– Вы художник?

– Да.

– Как прекрасно! Спасибо, Глеб. Я обязательно куплю у вас эту картину. Она мне очень нужна!

– Разберёмся, – улыбнувшись ответил я.

– Нет, нет, Глеб, вы даже не представляете, как для меня это важно. Вот скажите, есть ли у вас немного свободного времени?

– Думаю, да.

– Я хочу пригласить вас ко мне домой и кое-что показать. Уверен, это поможет вам понять причину моего такого страстного желания изобразить ночное небо.

И мы пошли в квартиру Валентина, которая, как оказалось, находилась в том же подъезде, где жил и я. То, что я там увидел и узнал, потрясло меня до глубины души. И мне захотелось написать картину, отражающую эти события.

Лена, как и обещала, ничего не запланировала на эти выходные, и мы ни с кем из её друзей в этот раз не встречались. С удовольствием вместе распланировали отдых. Подруга при всякой удобной возможности проявляла ко мне нежность, и я отвечал ей взаимностью. Мне казалось, что у нас новый виток отношений. Романтика зашкаливала, чувства кипели, и это очень меня радовало. Ленка тоже светилась от счастья. Единственное, что выбивало её из колеи, – это поездки на такси, в котором её укачивало настолько, что даже пару раз пришлось выйти. Раньше я такого за ней не наблюдал, но, возможно, усталость и бесконечные диеты так отразились на организме.