Крыло Алконоста

Под действием хорошего настроения я решил поделиться с Леной своими мыслями насчёт Антона Сазоновича.

– Какой-то странный он, – дала своё заключение подруга после моего рассказа.

– Есть такое.

– Мне кажется, ему нельзя доверять.

– Почему? – удивился я.

– А вдруг он хочет использовать твой талант в корыстных целях.

– Не думаю…

– Ага! Вы же разные! Где он и где ты? Тебе никогда не пробиться в те круги, в которых вращается твой Сазан. И ты не сможешь проверить, кому и за сколько он продаёт твои работы. Сейчас он даст тебе надежду, а потом забудет, как старый зонтик в кафе, как только ты закончишь своё обучение.

– Но ему невыгодно меня забывать, если ему нравятся мои картины.

– Ой, Глеб, не будь наивным! Уверена, он отличный психолог и давит на чувство тщеславия своих учеников. Они попадают под его влияние и в стремлении стать известными готовы за копейки отдавать свои работы, даже не подозревая, сколько они могут стоить на самом деле.

– Возможно, ты права… Ох, Ленка, дай я тебя сейчас зацелую!

Глава четвёртая

Незаметно пролетела ещё одна неделя обучения. Антон Сазонович чаще появлялся в нашем классе и испытующе смотрел на мою работу, словно пронизывал холст своим взглядом. Потом подходил к преподавателю, которой вёл занятие, что-то говорил ему на ухо, тот кивал головой и быстро что-то записывал в блокнот. Я чувствовал себя подопытным кроликом, участвующим в каком-то эксперименте, меня это злило, но я ничего не мог с этим поделать. В те же редкие дни, когда шеф отсутствовал, мне было комфортно, и я мог погрузиться в процесс целиком и полностью. Иногда меня отвлекала вопросами Ева, выпытывая о моих планах на выходные. Я понимал, что она мне больше чем просто симпатизирует, но не мог ответить взаимностью. И этим очень её огорчал.

– Буров здесь? – внезапно, словно гром среди ясного неба, раздался чей-то голос.

– Да, он работает вон там, у окна, – Алевтина Андреевна указала рукой на меня вошедшей женщине.

Это была секретарша Антона Сазоновича. Она махнула мне рукой, приглашая выйти из класса.

– Антон Сазонович ждёт вас к обеду в ресторане, – сказала она, передавая мне записку с адресом.

– По какому поводу? – удивился я.

– Это мне неизвестно, – строго ответила женщина. – В 13:00 будьте на месте, не опаздывайте.

– Хорошо, – улыбнулся я и вернулся в класс.

Два часа спустя я зашёл в ресторан. Не успел оглядеться, как ко мне уже подошёл официант.

– Добрый день, меня ждут.

– Добрый день, подскажите фамилию, кто вас ожидает?

– Сирин Антон Сазонович, – ответил я.

– Идёмте за мной, вас ждут в VIP-зоне, – любезно ответил официант, указывая рукой в направлении столика.

Когда мы подошли, Антон Сазонович что-то внимательно читал в своём телефоне. Официант, доставив меня до места назначения, словно курьер почтовую бандероль, тут же испарился.

– Добрый день, Антон Сазонович! Вы хотели меня видеть?

Он кивнул головой, продолжая упорно смотреть в экран телефона. Потом взглянул на меня, снова в телефон и жестом пригласил присесть на противоположное кресло.

– Извини, нужно было срочно ответить, – сказал шеф, откладывая телефон в сторону.

– Ничего страшного, я всё понимаю.

– Это хорошо, – протянул он важным тоном. – Давай пообедаем и поговорим.

Он жестом показал официанту, чтобы подавали к столу. Через пять минут, не подавая нам меню, он нам уже накрыл «поляну».

– Не хотите что-нибудь попробовать? У нас прекрасные алкогольные коктейли, – с улыбкой поинтересовался у меня официант.

– Нет, спасибо, я не употребляю горячительные напитки.

Антон Сазонович загадочно улыбнулся.

– Молодец, похвально. Не каждый молодой человек может устоять перед подобным искушением.

Он приступил к еде. Я сидел молча, есть особо не хотелось. Меня мучила мысль: что он от меня хочет? Поймав пару вопросительных взглядов шефа на себе, я, чтобы не быть невоспитанным человеком, взял вилку с ножом и стал есть.

– Какие у тебя отношения с ребятами в классе? – будто бы между прочим поинтересовался Антон Сазонович.

Я перестал жевать и внимательно посмотрел на него. К чему бы эти вопросы?

– Нормальные… Я бы даже сказал, хорошие.

– Я так и предполагал. Это хорошо, когда в коллективе здоровая атмосфера.

Он вытер рот салфеткой и продолжил:

– На выходных ты планируешь домой?

– Да.

– Кто тебя там ждёт?

Ну здрасте, приехали. Это-то ему зачем? Я немного поёрзал в кресле.

– Подруга. Лена, – ответил я после непродолжительной паузы.

– А как подруга относится к твоей учёбе? Молодые ведь не любят расставаться надолго, – он слегка прищурил глаза.

– Нормально относится, у неё есть возможность заниматься своим делом.

– Каким?

– Она учится в МГУ и параллельно работает в модельном агентстве. На съёмки уходит много времени, скучать некогда.

– Вы редко видитесь?

– Хотелось бы чаще.

Я сделал глоток воды и медленно поставил стакан на стол. Мне совершенно не хотелось продолжать этот разговор.

– Я когда-то тоже думал, что не скучаю, но годы спустя понял, что мне не хватает только той, о которой я помню по сей день, – с грустью сказал Антон Сазонович.

– Почему вы не вместе? – неожиданно вырвался у меня вопрос.

– Так сложились обстоятельства.

– Понимаю.

Он пристально посмотрел на меня, и мне стало так неуютно, что захотелось скрыться от этого взгляда. Я сделал ещё один глоток воды.

– Она была самой прекрасной женщиной на свете. А её глаза! Ах, её глаза мне снятся по ночам. Мне иногда кажется, что я схожу с ума, потому что с некоторых пор я ощущаю на себе взгляд этих глаз.

– Как это? – удивился я.

Но в этот момент подошёл официант, и шеф распорядился, чтобы нам подали кофе. Мой вопрос остался без ответа.

– Впрочем, всё прекрасное быстро проходит, и важно научиться никого не держать, – продолжил Антон Сазонович, стараясь говорить бодрым тоном. – Помню, я был ребёнком, и моя мама, когда мне было больно, часто говорила: «Поспи – и всё пройдёт». После того как в моей жизни не стало её, часть моего сердца уснула навсегда.

Я смотрел на него и не понимал, зачем он мне всё это рассказывает.

– Нет, нет, не вздумай меня жалеть, – воскликнул рассказчик, – я вполне счастливый человек.

Какое мне было дело до этого?

– Однако давай к делу. Я хотел тебе сказать, что через пару недель я организую вечер, на котором будут известные и влиятельные люди, и я хочу, чтобы ты тоже там был.

– Я? – мой голос выразил больше возражение, чем удивление.

– Да, – спокойно ответил собеседник.

– Но для чего?

Меня всё это очень напрягало, но я старался не показывать своего волнения. Антон Сазонович так же спокойно сделал глоток кофе и продолжил:

– К этому дню ты напишешь картину. Тему выбери сам, я даю тебе полную свободу. Ты можешь пользоваться всем необходимым, что есть в мастерской.

– Не думаю, что я готов…

– И возьми с собой портрет, который ты присылал в школу при подаче заявления. В нём есть что-то такое, о чём хочется рассуждать. Эта живая экспрессия, поднимающая с глубины души невероятно разные эмоции.

– Антон Сазонович, спасибо, конечно, за ваше предложение, но всё-таки я считаю…

– Мне неинтересно, что считаешь ты. Я – владелец школы, где ты учишься, и я делаю тебе заказ. Если ты отказываешься, то можешь прямо сейчас возвращаться в Москву.

– Но это ненормально! – воскликнул я. – Вы не можете так со мной поступить!

– Я уже тороплюсь на встречу, – будто не слыша моих слов, сказал шеф. – Вечером зайду, и ты мне скажешь, какую тему выбрал.

Он быстро встал и уверенной походкой направился к выходу. Я сидел неподвижно с вытаращенными глазами и смотрел вслед уходящей фигуре. Я вернулся в класс в подавленном состоянии, ребята заметили, что со мной что-то не так.

– Глеб, с тобой всё хорошо? – спросила Ева.

– Пока не знаю.

– Как это? – не унималась она.

– Шеф дал задание написать ему картину, – озадачено произнёс я.

– Это же круто! – не отрываясь от своего мольберта, сказал Никита.

Многие в классе тоже оглянулись, и я заметил на их лицах выражение недопонимания, почему я этим огорчён.

– Не так уж это и круто! Если я не возьмусь выполнить этот заказ, то меня отчислят из школы.

– Нет! – вскрикнула Ева. – Этого нельзя допустить.

Иван Михайлович обратил на нас внимание и подошёл узнать, в чём дело. По выражению его улыбающихся глаз я догадался, что он был в курсе, какое бедствие на меня свалилось.

– Не сомневайся в себе, – сказал он уверенным тоном, – верь в себя так, как мы верим в тебя. Правда, ребята?

– Да, конечно!

– У тебя всё получится!

– Мы уверены, что ты останешься с нами.

– Да прекратите вы! Я не смогу, понимаете, не смогу! – запротестовал я.

Ева положила мне руку на плечо и, не обращая ни на кого внимания, подошла так близко, что я чувствовал её дыхание на своём лице.

– Глеб, ты справишься! Все твои картины классные! Я не понимаю, зачем вообще тебе эта учёба.

– Ева, не говори ерунды, – я отошёл от неё и отвернулся к окну, заметив ревнивый взгляд Никиты.

– И потом, – она сделала небольшую паузу, – я очень огорчусь, если ты покинешь школу…

– Ой, как мило, – отозвался кто-то из ребят.

– Ева, да ты по ходу…

– Замолчи! – перебила взволнованная Ева свою одноклассницу. – У человека может вся жизнь пойти наперекосяк, а вы! Эх!

Глаза её увлажнились, и она поспешно вышла из класса.

– Так, заканчиваем обсуждение. До конца занятия ещё двадцать минут. Вернитесь все к своим рабочим местам, – требовательно сказал Иван Михайлович.

Воцарилась тишина, и все приступили к своим заданиям.

Через некоторое время меня отпустило, и к тому моменту, когда пришёл Антон Сазонович, я был практически спокоен. Меня пригласили к нему в кабинет, и я, набрав в лёгкие побольше воздуха, пошёл на разговор. Шеф сидел за столом, опершись на него локтями, а подбородком упирался в сложенные кулаки. Он не был занят ничем и ждал только меня.

– О чём она будет? – спокойно спросил он.

Было понятно, что речь идёт о картине.

– Подскажите хотя бы, что нравится вам и тому окружению, которому вы хотите представить работу, – осведомился я.

– Это лишнее, Глеб. Пиши так, как чувствуешь. Ты должен научиться доверять своей интуиции, слышать свои чувства. Будем считать, что это твой преждевременный экзамен. Испытай себя!

– Ох, мне непонятно, для чего всё это.

– Об этом не думай, потом всё будет ясно. Справишься – молодец, а нет, то просто продолжишь обучение в школе. Ты ничего не теряешь.

В этом он был прав, и я решил ему довериться.

– Хорошо, я попробую.

– Ну вот и славно.

– Только…

– Что? – он посмотрел на меня так строго, что я даже на миг забыл, о чём хотел сказать.

– Боюсь, я не смогу присутствовать на том вечере, который вы собираетесь организовать, – выдавил я.

– Все свои планы ты должен отменить, Глеб. Такой шанс даётся редко, и нужно быть абсолютным глупцом, чтобы не воспользоваться им.

По тону было понятно, что у меня нет выбора. И я убеждал себя внутренне, что все испытания и трудности пойдут мне только на пользу, даже если моя работа будет неудачной.

Я прекрасно понимал, что в ближайшие выходные могу не попасть домой. Как отнесётся к этому Лена? Не особо радостно, подозревал я.

Я несколько часов провёл на складе, выбирая рабочие материалы для будущей картины. Разные образы всплывали у меня в голове, и я мысленно подбирал для них цвета и оттенки. Почему-то в этот момент я вспомнил, как одна девушка стремительно пролетела мимо меня в тот день, когда я впервые перешагнул порог школы. Она несла с собой дерзость и нежность одновременно. Я лишь мельком видел её глаза, но они отражали такую глубину отчаяния, что этот шлейф тянулся за ней, словно тёплый осенний ветер, и окутывал всех встречных лёгкой вуалью грусти. Именно этот момент я решил запечатлеть на картине и, вздохнув с облегчением, вышел.

На выходные мне всё же удалось уехать в Москву. Но всю субботу я провёл в мастерской, где экспериментировал с оттенками и листал художественные энциклопедии, изучая портреты. Моё внимание привлекли работы Карла Брюллова. Многие девушки первой половины XIX века выстраивались к нему в очередь, ведь каждая на его полотнах становилась «прельстительной». Он был одним из лучших мастеров дамского портрета своего времени. Я подумал, что именно в таком стиле буду работать. И работа закипела. Лишь вечером, когда я оторвался от очередного наброска и оглядел мастерскую, увидел вокруг скомканные и порванные листы бумаги. Я маялся и злился, мне не нравилось то, что у меня выходило. Голова разболелась, и я пошёл на кухню сделать себе кофе.

– Уже шесть вечера, нам скоро идти, – сказала Лена, аккуратно выводя стрелки на глазах.

Я остановился у дивана, на котором она сидела, и задумчивым взглядом продолжал смотреть на подругу.

– Ну ты что, забыл, что мы приглашены на фотовыставку Никиты? – с обидой в голосе спросила Ленка.

– Если честно, да.

– Глеб, ты носишься с этой картиной как с писаной торбой! Намалюй уже ему что-нибудь да расслабься. Нельзя же себя заживо хоронить в этой мастерской.

Я промолчал. Не хотелось реагировать на её поддёвки, но они меня огорчали. Дождусь ли я когда-нибудь от Ленки настоящей поддержки? На званый вечер я пошёл без желания. Там, при каждом удобном случае, подруга с иронией говорила о моём шедевре, над котором я работаю. Единицы понимающе кивали головой, зная, что такое усердно работать, но многие подшучивали и поднимали за меня тост как за будущего Леонардо да Винчи. Я старался не обращать на них внимания и задумчиво улыбался, особо не вникая в их, на мой взгляд, пустые разговоры, потому что думал только о своих набросках. Домой мы вернулись за полночь. Я принял душ и лёг. Ленка, лукаво улыбаясь, проскользнула ко мне под одеяло. Её речь звучала для меня фоном, я не слышал, что она рассказывала. Мысли роились в моей голове, и я понял, что не засну.

– Ты куда? – спросила Лена, увидев, что я встал с постели.

– У меня появились мысли насчёт картины. Пойду поработаю.

Подруга оттолкнула одеяло и подошла ко мне.

– Неужели это не может подождать до завтра?

– Извини, Лен, нет. Пока идея ясно представляется, её надо реализовывать. Ты же сама знаешь, что это моментальные вспышки, которые нужно успеть ухватить за хвост.

Она резко выдохнула, толкнула меня в плечо и легла в постель, укрывшись с головой одеялом.

– Всё что-то хочет кому-то доказать… – пробурчала Ленка из-под одеяла.

У меня не было желания выяснять отношения, но мне очень хотелось ей сказать, что это она на протяжении долгого времени что-то кому-то доказывает, а всё ещё ничего не добилась. Я без угрызения совести оставил её обижаться, а сам ушёл делать драфт[1], который чётко возник в голове.

Когда в понедельник я вошёл в класс, то не увидел своего рабочего места у окна. Меня это напрягло, но я решил не паниковать раньше времени, а выяснить всё у Ивана Михайловича, который должен был сейчас вести у нас занятие. Он спокойно объяснил, что теперь моё место и все необходимые рабочие инструменты будут в отдельной просторной, светлой мастерской. С чего бы это?

– Это распоряжение Антона Сазоновича, – словно прочитав мои мысли, сказал преподаватель.

– Ясно.

Я не стал спорить и ушёл работать. Мои мысли кипели так, что под вечер казалось, голова становилась квадратной, как холст. Возвращаясь в квартиру, я засыпал как убитый и вставал строго в шесть утра по будильнику. Мне ужасно хотелось погулять по весеннему Питеру, посмотреть город, тем более и Ева несколько раз мне предлагала провести экскурсию, но я решил отложить это на потом. Сейчас все мои мысли были о картине. Сначала меня привлекали яркие цвета для платья моей героини, но потом я решил остановить свой выбор на нежном лавандовом цвете. На мой взгляд, он больше соответствовал загадочному и волнующему взгляду очаровательной незнакомки. Из немногих наших разговоров с шефом я всё-таки сделал вывод, что ему больше по душе портреты, нежели пейзажи, и решил как можно тщательней прорисовать каждую деталь.

– Тебе бы не помешал референс[2], – предложила как-то Ева, видя мои муки, когда я пил кофе на перерыве.

– Возможно. Но я не могу подобрать подходящего. Только зрительная память зафиксировала тот объект, и я стараюсь его воспроизвести самостоятельно.

Когда мой лайн[3] был готов, я попросил Антона Сазоновича посмотреть на него, чтобы он смог меня сориентировать, достойной ли будет работа для предстоящего вечера. Но он категорически отказался смотреть. Меня поддерживал Иван Михайлович, который гасил моё негодование. Он успокаивал и подсказывал, как проработать более точно недостаточно безупречные линии движения. Мы обговорили с ним детализацию глаз, так как это важная деталь в образе девушки. Сжатые сроки меня напрягали, и я с головой уходил в работу. В такие моменты забывал, что многое зависит от того, как я выполню этот заказ. Хотя я очень сомневался, что это можно считать учебным заданием.

Я решил заранее напомнить Лене про предстоящие выходные.

– В смысле, не приедешь? – удивлённо вскрикнула она в трубку.

– Лен, я же тебе рассказывал про задание шефа и предстоящее мероприятие, помнишь?

– Ах да! У тебя же суперважное задание, – сказала подруга с сарказмом. – Ну что, гений, справляешься?

– Я стараюсь. И мне бы не помешала твоя поддержка.

– А мне кажется, что тобой манипулируют и заставляют работать бесплатно, – продолжала она гнуть свою линию.

В этот момент она меня жутко раздражала, но я постарался держать себя в руках.

– Если хочешь знать, то я получаю огромное удовольствие, работая над портретом.

– Ну и прекрасно! Ладно, Глеб, мне пора, созвонимся.

В трубке зазвучали гудки, я не успел ничего ответить.

Я решил прогуляться. Вечер четверга был тихим, несмотря на то что Питер был полон туристов. Многие, особенно влюблённые парочки, старались насладиться таинственным и прекрасным в своей ускользающей мимолётности явлением – осторожно вступающей в свои владения весной. Я присел на скамейку и закрыл глаза, мне захотелось услышать этот город. В столице многоязычного и многоконфессионального Петербурга особое эхо. Мне слышались позывные дверных звонков и топот обуви по мраморным плитам парадных. Эволюция настигла и их. Многие помещения в старых домах превратились в библиотеки и содержательно молчали, другие, став уютным баром, выразительно звучали.

– Прекрасная ярмарка, я приобрела там две картины.

Эта фраза долетела до моего слуха и заставила открыть глаза. Я посмотрел по сторонам и увидел, как недалеко от меня из кафе выходили люди, что-то бурно обсуждали, а кто-то аплодировал. Я решил, что там проходит выставка картин, и пошёл. И не ошибся. Там завершалась ярмарка современного искусства со своим почерком, языком и взглядом на мир. Здесь были и академисты, и уличные художники. Мне приглянулись некоторые яркие иллюстрации в стиле наивного искусства.

– Слишком по-детски. Вам так не кажется? – спросила меня женщина интеллигентного вида.

– Отнюдь, – оживился я, – возможно, современным художникам удалось то, к чему всю жизнь стремились Матисс и Кандинский, – сохранить в себе наивный взгляд на мир и создавать только честное искусство.

Неудовлетворённая тем, что я не разделил её мнения, мадам цокнула и растворилась в толпе. Я побыл ещё немного на этом мероприятии и отправился домой, заряженный позитивом.

Последний штрих был завершён, и я с облегчением выдохнул. Осталось подождать, когда работа подсохнет, и можно подбирать багет. Я осторожно взял картину и направился в кабинет шефа. Подходя к его двери, я увидел в коридоре снующих людей, и среди них был Иван Михайлович.

– О! Как я рад вас видеть! Кто все эти люди? – с неподдельным любопытством спросил его я.

– У тебя что-то случилось, Глеб? – будто не слыша моего вопроса, обратился ко мне преподаватель.

– Нет, нет. Я вот принёс работу. Куда можно её поставить?

– Алексей! – крикнул Иван Михайлович молодому человеку. – Возьми это и отнеси в специальную комнату. И выставь необходимый уровень воздуха и влажности для быстрого высыхания.

– А багет вы сами подберёте? – поинтересовался я.

– Мы сделаем галерейное оформление полотна. Это будет полностью самостоятельная картина, готовая к экспозиции.

– Ясно. А я могу поговорить с Антоном Сазоновичем?

Мне не терпелось услышать его мнение о моей работе.

– Его нет, но он просил передать тебе, чтобы ты был на вечере ровно в восемь.

– Я понял, хорошо.

Иван Михайлович пожал мне руку и пошёл в противоположную от меня сторону.

– Ах да, Глеб! – вдруг окликнул он. – Вот это тоже просил тебе передать Антон Сазонович.

Он протянул мне конверт.

– Что это?

– Оплата твоего труда.

Я смутился и сделал шаг назад. Мои ладони сжались в кулаки.

– Я не возьму это.

Моя реакция привела Ивана Михайловича в замешательство. И пока он приходил в себя, я уже шёл быстрыми шагами по коридору в направлении выхода. Если честно, мне было приятно, что шеф заботится об оплате моего труда, но сейчас для меня было главным самоутвердиться в профессии. Мне искренне казалось, что мои работы достойны признания. Это я и хотел доказать ему и себе.

По дороге я прикинул, что у меня ещё было время заехать в магазин и прикупить себе подходящий костюм для вечера. Не торопясь я принял контрастный душ, обернулся в полотенце и подошёл к приоткрытому окну. Мне нравилось ощущать, как по коже стекают капельки воды, оставляя после себя прохладный след. В такие моменты я абстрагировался от реальности и парил высоко в своих мыслях. В реальность меня вернул телефонный звонок.

– Да, Ева, привет! – сказал я тоном занятого человека.

– Привет! Не хочешь прогуляться? – спросила она, явно улыбаясь на том конце провода.

– Извини, этот вечер у меня занят.

– Можно полюбопытствовать – чем?

– Я иду на выставку.

– Вау! Можно мне с тобой? Ну пожалуйста! – с мольбой произнесла Ева.

– Понимаешь, меня самого пригласили, и на самом деле я даже не знаю, хочу идти или нет.

– Это Антон Сазонович тебя позвал, да?

– Да.

– Так это же круто! Я бы пошла не раздумывая, – воскликнула Ева.

А ведь действительно, мне уже порядком надоело, что меня недооценивают, что Ленка считает мою затею с учёбой провальной. И мне выпал прекрасный случай проявить себя. Нужно идти до конца, другого шанса может не быть.

– Ты права, Ева, спасибо за поддержку, – сказал я рассеянным тоном, мыслями витая в другом месте.

– Только обязательно расскажи потом, как всё прошло, мне же интересно, – попросила Ева.

– Обязательно, – пообещал я.

После разговора я быстро оделся и поехал в ближайший магазин за костюмом.

Ровно в 19:59 я стоял у дверей зала, где предполагался банкет, и не решался войти. Я чувствовал себя неуверенно и решил, что пробуду здесь недолго и, как только представится возможность, сразу ретируюсь. Довольный таким решением, я сделал глубокий вдох и вошёл. Я попал в просторный зал, где были сервированы столы в формате фуршета. Поражало изобилие самых разных закусок из салатов, канапе, мясных, рыбных и овощных нарезок, десертов и напитков. Гости душевно беседовали, пили шаманское и не спеша любовались картинами, представленными на этом вечере. Между нами скользили официанты, предлагая закуски, фоном играла классическая музыка. Я с волнением искал свою работу. Мой взгляд перехватил Антон Сазонович и сделал жест, приглашая подойти.

– Глеб, отлично выглядишь, – шеф похлопал меня по плечу.

– Благодарю, – неуверенно ответил я.

Он взял бокал с подноса официанта и протянул мне.

– Ты напряжён, расслабься.

Я машинально взял бокал и держал его в руке.

– Глеб, – с улыбкой понимания моей робости обратился ко мне Антон Сазонович. – Кто уверен в себе, тому чуждо чувство страха. Только сильные личности завоёвывают этот мир!

Я, конечно, не был уверен, что мне хочется именно этого. Потом он подвёл меня к своим друзьям и представил как молодого талантливого художника, а не как ученика. На противоположной стороне зала послышались громкие возгласы. Я оглянулся и увидел, что около одной картины гостей собралось больше и они что-то бурно обсуждали. Шеф слегка взял меня под локоть, и мы направились к сонму ценителей искусства.

Когда я увидел картину, которую так возбуждённо обсуждали гости, мурашки побежали по моей спине. Я не моргая смотрел на неё и не мог поверить в то, что это была моя работа. Она явно выделялась среди других по стилю. Загадочность обаяния героини и элегантность движений завораживали. Её летящая поза, выписанная с тончайшим, словно математическим расчётом, и проникновенный, уверенный взгляд прямо в глаза зрителю никого не могли оставить равнодушными. Струящийся подол платья и локоны волос подчёркивали скорость движения. Всё в ней было динамично и умиротворённо одновременно. Это сделало картину особенно притягательной и интересной. Я испытал чувство гордости и был доволен собой.