Эммарилиус

Взглянув в зеркало, он на секунду застыл. В отражении стоял все тот же Хранитель, только… чуть менее потерянный.

Облачившись в чистую одежду, Тейн невольно поднес рукав к носу. От ткани исходил легкий цветочный аромат, совсем не похожий на резкие запахи эльгра́сийских масел.

«Интересно, чем они их обрабатывают?» – мелькнула мысль, пока он разглядывал странную обувь у порога.

Сандалии или тапочки, он так и не понял, оказались на удивление удобными. Мягкая подошва бесшумно ступала по коридору, а тканевые перемычки между пальцев вызывали смешанное чувство. Непривычно, но практично.

«В этом мире даже мелочи продуманы», – отметил он про себя, направляясь на кухню, откуда доносился аппетитный запах.

По пути Тейн то и дело проводил пальцами по стенам, изучая фактуру обоев. Еще одна невиданная в Эльгра́сии вещь. Но первое, что бросилось в глаза, стоило лишь вернуться в комнату, было вовсе не чудо из чужих земель.

На столе сидел Ру́вик и что-то оживленно щебетал Леоне. Они выглядели так… обычно, будто знали друг друга сотню лет.

Тейн сделал шаг ближе. Двое обернулись.

– Ты уже все ей рассказал? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Фамильяр лишь фыркнул и запрыгнул ему на плечо, ловко устроившись.

– Нет. Наоборот. – Он кивнул на Леону. – Это она рассказывала мне.

– О чем?

Тейн ощутил, как между бровями залегла непрошенная складка. Пальцы непроизвольно сжали край длинной футболки.

Рувик откровенно надулся.

– Разве это так важно? – Фамильяр фыркнул. – Мы же не о тебе говорили, так отчего же тогда такая… любознательность?

Последнее слово прозвучало с подчеркнутой невинностью, но Тейн уловил в нем едва уловимый вызов. Его взгляд скользнул к Леоне – девушка прикрыла рот ладонью, но глаза выдавали смешанные эмоции.

Они что-то затеяли. И самое досадное – он не понимал, на чьей стороне его собственный фамильяр.

– Когда мой спутник начинает хранить чужие секреты, – Тейн произнес медленно, подбирая слова, – это либо конец света, либо…

– Либо ты просто слишком серьезен для собственного блага, – перебил Ру́вик. – Расслабься. Подожди, – комочка словно внезапно осенило, – ты хочешь ей все рассказать?

Тейн застыл на мгновение, затем медленно, почти неуверенно кивнул. Казалось, само это движение далось ему с трудом, как будто он признавался в чем-то непоправимом.

Он опустился на стул напротив Леоны, пальцы нервно переплелись между собой. С чего начать? Как объяснить то, что звучало бы как бред даже в устах сумасшедшего?

Он взглянул на девушку – ее спокойствие в этой ситуации было почти пугающим. Как она может просто сидеть и улыбаться? Ее мир перевернулся вверх дном, а она… будто ничего не произошло. Возможно, это была маска. Или та самая сила, которую он в ней пока не разглядел.

А ведь ему самому потребовались недели, чтобы принять правду. Когда осколок сердца Цра́лхела выбрал его, последнего, кого бы кто-то ожидал, – он едва не сорвался в бега. А уж когда узнал, что является не просто Хранителем, но сосудом для древней силы…

Тейн сглотнул.

– Наверное… – его голос дрогнул, – мне стоит начать с самого начала.

Ру́вик тихо вздохнул, неуверенно начав переводить слова Ла́йбрика. Леона же не переставала смотреть на него тем проницательным взглядом – будто уже знала, что он скажет. И это пугало больше всего.

Тейн нервно провел пальцами по краю стола, избегая встретиться глазами с ней. Его голос звучал прерывисто, каждое слово давалось с усилием, будто он вытаскивал их из самой глубины памяти.

Он начал издалека, с истории своего мира. Рассказал о Старых Богах, о Великой Войне с Ха́осом, которая расколола саму реальность. О том, как пали Старые Боги, а их раздробленные сердца искали новых носителей.

Леона слушала, не перебивая. Ее лицо оставалось непроницаемым, лишь легкое мерцание в глубине глаз выдавало внутреннюю работу мысли. Казалось, она впитывала каждое слово, пропуская историю через себя.

Тейн говорил сдержанно, сжато излагая события, которые в его мире стали роковыми. Возвращение Ха́оса, надвигающаяся гибель всего – даже в таком лаконичном пересказе это звучало как фантастический бред. Но в тоне его голоса, в напряженной линии плеч читалась жестокая правда этих слов.

Воздух в комнате стал тяжелым, наполненным невысказанными вопросами. Тейн затих, наконец подняв глаза на Леону. В ее молчании читалось что-то большее, чем просто недоверие или страх. Что-то, что заставляло его сжимать кулаки до боли.

Губы Леоны дрогнули, шепча что-то неразборчивое. Тейн замер, не в силах разобрать слова, но напряжение в ее позе говорило само за себя.

Ру́вик нерешительно поднял взгляд на хозяина. Его обычно бойкий голос прозвучал неуверенно, почти пристыженно:

– Поздравляю. Она считает тебя сумасшедшим.

Тишина повисла между ними. Юноша почувствовал, как что-то холодное сжимает грудь – не обида, нет. Скорее, горькое понимание. Кто поверит в подобные россказни? Это звучало как бред. Как сказка для детей.

Но когда он встретился взглядом с Леоной, то увидел не насмешку, а что-то другое. Сомнение? Или… слишком много понимания?

– Это нормально, – наконец пробормотал он больше для себя, чем для нее. – Я бы и сам не поверил, если бы жил без знания, что магия реальна. Но я могу показать.

Юноша подхватил свой посох и, сосредоточившись, ударил им об пол концом. Стук пронесся по комнате, и… ничего не произошло. Тейн повторил действие еще раз. И еще. И еще.

После нескольких тщетных попыток продемонстрировать хотя бы подобие иллюзии, воцарилась тишина. Долгая, гнетущая, наполненная невысказанным разочарованием. Тейн уставился в пустоту, его взгляд, остекленевший и расфокусированный, будто пронзал Леону насквозь, не видя ее.

«Почему ничего не получается?!» – пронеслось в его сознании с такой истеричной яростью, что все тело юноши содрогнулось от внутреннего спазма.

Он перевел взгляд на посох, затем на Рувика, снова на посох – и внезапным, резким движением швырнул древко на пол, подскочив. От неожиданности маленький фамильяр едва не слетел с его плеча, но, ловко подпрыгнув, приземлился на стол, покатившись в сторону Леоны.

– Какого черта?! – вырвалось у Тейна на родном языке, гортанном и резком.

Затем, стиснув зубы, он поднял посох и уставился на него с таким напряжением, будто пытался прожечь его взглядом.

– Тейн, ты сейчас проделаешь в нем дыру! – взвизгнул пушистый комок, беспокойно запрыгав по столу.

Юноша поднял посох, сжал его в кулаке с неистовой силой, а затем принялся трясти его, словно капризный ребенок, вымещающий злость на надоевшей игрушке.

Ру́вику на мгновение показалось, что раздался треск. В ужасе он завизжал и забегал по столу, словно подхваченный вихрем паники.

– Прекрати немедленно, болван! Если сломаешь посох Великого И́вьица Ла́йбрика, я тебя самого переломаю! Все волосы повыдергиваю, и будешь щеголять лысым, как коленка! – взревел фамильяр, и его белоснежная шерстка мгновенно вспыхнула лиловым оттенком ярости.

Тейн вздрогнул и настороженно скосил взгляд на разъяренного напарника. Тот пыхтел, его большие глаза метали искры, а взгляд, прикованный к сжатому в ладони посоху, становился все свирепее. Юноша на миг замер, и вдруг из древка вырвалась крошечная искра, тут же растворившаяся в воздухе.

Заклинатель издал нечто среднее между писком и всхлипом, а затем резко перевел взгляд на Леону.

– Ты видела?! Видела?! – воскликнул он, и в его глазах вспыхнул огонь надежды.

Но по отсутствующему выражению лица девушки стало ясно: она ничего не заметила. Тейн закрыл лицо ладонью и застонал, словно раненый зверь, затем откинул со лба непокорные пряди волос, прислонил посох к стене и опустился за стол, сцепив руки в замок.

– Ладно… Попробуем иначе, – произнес он с мнимой твердостью. – Загадай любой цвет.

Ру́вик тяжело вздохнул, его шерстка постепенно возвращала белизну. Он перевел слова хозяина. Как только Леона кивнула, Тейн резко наклонился вперед, почти ложась грудью на стол. Его взгляд впился в глаза девушки с такой пронзительной интенсивностью, будто он пытался заглянуть в самые глубины ее сознания.

Использовать «Око Правды» на человеке, будучи не погруженным в транс, было безумием – это могло нанести непоправимый урон разуму. Но Тейн, ослепленный отчаянным желанием доказать свою состоятельность, игнорировал все риски.

«Хотя бы на мгновение… Хотя бы одним глазком…»

Ру́вик даже не успел понять, когда расстояние между их лицами сократилось до опасной близости. Глаза Тейна расширялись все больше, будто он силой воли пытался пробить незримую преграду. На лбу юноши выступили капли пота, его дыхание стало прерывистым. И вдруг он с глухим кряхтением рухнул на стол, обмякший и обессиленный.

– Не… Не получается… – прохрипел он, задыхаясь.

– Ты окончательно спятил? Хочешь истощить остатки маны и отправиться в мир иной раньше времени? – прошипел Ру́вик, сузив глазки. – У тебя и так ее три гроша, так что хватит усугублять свое и без того бедственное положение!

Тейн слабо застонал, с трудом приподнялся и обрушился обратно на стул, его грудь тяжело вздымалась.

– Ру́вик… – прошептал он, и в его голосе звучала неприкрытая уязвимость, – скажи… я жалок?

Фамильяр тихо подполз и прижался к его ладони, лежащей на столе.

– Ну, ну… Все не так плохо, – промурлыкал он утешительно. – У всех бывают неудачи.

Леона медленно согнулась, прижав колени к груди. Ее пальцы вцепились в ткань брюк, белея на костяшках. В этом движении было что-то детское и одновременно бесконечно уставшее.

Может, это и правда сон?

Слишком нелепый, слишком яркий, чтобы быть реальностью. Боги, Ха́ос, магия… Скоро она проснется в своей постели, и все это исчезнет, как всегда растворяются сны перед рассветом.

Но холод пола под босыми ногами, шероховатость джинсовой ткани под пальцами – все ощущалось слишком остро. Слишком настояще.

Ру́вик тихо подобрался к ней, осторожно коснулся ее руки. В его глазах не было осуждения. Только странная, почти человеческая грусть.

Тейн сидел неподвижно. Он видел, как ее плечи слегка дрожат. Не от страха. От чего-то другого. От понимания.

Потому что сумасшедшие не сомневаются в своем безумии. А она – сомневалась.

Леона внезапно вздрогнула, будто сама не ожидала, что это слово сорвется с ее губ.

– …Верю…

Оно прозвучало странно знакомо. Тейн замер, его брови непроизвольно поднялись. Ру́вик насторожился.

Такого совпадения не могло быть. Это слово – короткое, емкое, режущее – на обоих их языках звучало одинаково. Как будто сама вселенная вложила его в уста всех живых существ.

Леона ощущала, как реальность вокруг нее двоится, словно две пленки наложились друг на друга. С одной стороны – привычный мир с его тусклым светом неоновых вывесок, липкими столами в забегаловках и продавцами, прожигающими жизнь за кассой. С другой – то, о чем она когда-то лишь читала в потрепанных книжках, засыпая под одеялом с фонариком.

Только теперь нельзя было отложить чтение на завтра, закрыть страницы, когда станет слишком страшно. Его истории звучали как поэзия – прекрасная и опасная.

Он вошел в ее жизнь как персонаж из забытой сказки – незваный, загадочный, нарушающий все законы привычной реальности. Тейн, с его странными речами, казался выходцем из тех самых старых романов.

Сумасшествие? Возможно. Но разве не безумием было и то, что слово «вера» на их столь разных языках звучало одинаково?

Она сжала ладонями виски, пытаясь вернуть себе ощущение твердой почвы под ногами. Но та все так же уходила из-под ног, потому что теперь она знала – где-то существует мир, где посохи пробуждают древние силы, где фамильяры говорят человеческими голосами, а в жилах людей течет кровь богов.

И самое страшное – часть ее всегда ждала этого.

Той девочке, что зачитывалась фэнтези до поздней ночи, теперь приходилось делать выбор: отвернуться от чуда или шагнуть в него – даже если этот шаг будет последним в привычной жизни.

Мир вокруг превратился в живую метафору. Круглосуточный магазин с вечно сонным продавцом, бесконечные ряды чипсов и газировки – вся эта обыденность теперь казалась театральной декорацией, за которой скрывалась настоящая магия. Казалось, сама вселенная шептала ей на ухо, что истина гораздо страннее, чем она могла представить.

И самое пугающее – она начала верить. Верить по-настоящему, не как в детской сказке, а с трепетом взрослого человека, стоящего на краю неизведанного.

Акт II. Сказания миров

Леона склонилась над блокнотом, ручка скользила по бумаге с почти болезненной тщательностью. Каждая линия, каждая запись – попытка ухватиться за ускользающую реальность. Перед ней кружил светящийся комок, отбрасывая мерцающие блики на страницы, превращая процесс документирования в некий священный ритуал.

– Ха́ос… – Это слово вывела особенно тщательно, обведя несколько раз. Голос прозвучал задумчиво, с непривычной глубиной: – У нас… есть похожие мифы. – Пальцы непроизвольно сжали ручку крепче. – В начале был только Ха́ос. Бесконечный. Бездонный. И из него… родилось все. Он стал началом всего мира.

Она подняла глаза, встречая взгляд Тейна. В этот момент что-то щелкнуло, словно два параллельных мира на мгновение соприкоснулись в этой точке. Блокнот лежал между ними как артефакт, связывающий две реальности.

Леона встала, ее силуэт растворился в полумраке комнаты на мгновение, прежде чем она вернулась с потрепанным фолиантом в руках. Книга упала на стол с глухим стуком, подняв облачко пыли. Можно было разглядеть потертую кожаную обложку, где позолота названия почти стерлась от времени и частых прикосновений.

– Мифы… Легенды… – Ее пальцы осторожно провели по корешку. – В каждой культуре они свои. Но если присмотреться… – она открыла книгу, и страницы с шуршанием разлетелись, останавливаясь на помеченной закладкой главе, – везде говорится об одном и том же. О Ха́осе. О рождении мира из пустоты. О богах… – ее голос дрогнул, – и о тех, кто стоял между ними и людьми.

Тейн невольно потянулся к книге, но остановился в сантиметре от страниц, словно боясь разрушить хрупкую магию момента. Ру́вик же, напротив, запрыгнул на стол и уткнулся мордочкой в текст, словно пытаясь прочесть его.

Леона указала на иллюстрацию – древнее древо с бесчисленными ветвями, каждая из которых заканчивалась символом, лишь отдаленно напоминающим буквы известных алфавитов.

– Видишь? Это Древо Миров. В наших преданиях говорится, что все реальности связаны корнями, уходящими в Вечность… – Ее взгляд встретился с Тейном. – Так может, ваша Эльгра́сия и наш мир – просто разные ветви одного дерева?

Леона перелистнула пожелтевшие страницы, пальцы скользили по иллюстрациям, задерживаясь на особенно замысловатых символах.

– В Нева́ль Ха́ос – это начало всего. – Ее голос приобрел оттенок ученого, увлеченного своей темой. – Материнское лоно, из которого родились первые боги и сам мир.

Она остановилась на изображении спирального водоворота, украшенного фигурами божеств. Рука переместилась к следующему разделу.

– Но пересеките Мо́ртендские горы… – книга раскрылась на мрачной гравюре, изображающей чудовищную пасть, поглощающую города, – и Ха́ос становится воплощением апокалипсиса. Древние жрецы веками предрекали его приход как конец времен. В каждом уголке нашего мира – свои сказания.

Тейн замер, узнавая в изображениях слишком знакомые мотивы. Ру́вик беспокойно заерзал, уткнувшись мордочкой в страницу, бормоча перевод для Хранителя, чтобы тот хоть что-то смог разобрать.

– Самые древние записи, – Леона осторожно провела пальцем по тексту, – говорят о Странниках. Тех, кто приходил из-за границы миров. Но все такие упоминания… – она перевернула страницу, показав иллюстрацию с горящими на кострах фигурами, – …заканчиваются одинаково. Любопытно, не правда ли? – Леона перевела взгляд на светящийся комок. – В одном мире – созидатель, в другом – разрушитель. Однако все это лишь сказки, в которые сейчас уже мало кто верит.

В Эльгра́сии магия была строгой наукой – с точными формулами, измеряемыми потоками маны, годами тренировок. Здесь же…

Здесь она работала вопреки всему. Люди считали магию сказкой. Ученые высмеивали саму идею сверхъестественного. Мана, если она здесь и была, оставалась неназванной, непризнанной… И тем не менее – она подчинялась ему.

– Нелогично, – прошептал Тейн.

Леона подняла глаза, уловив его напряжение. В ее взгляде читалось странное понимание – будто она чувствовала его внутренний конфликт, хотя и не знала причин.

Ру́вик между ними пульсировал, отражаясь в ее зрачках. И тогда его осенило. А что, если магия здесь работает именно потому, что ее не признают? Что, если этот мир, отрицая ее, случайно сохранил ее в первозданной, дикой форме – не скованную правилами, не ограниченную догмами? Мысль была одновременно пугающей и восхитительной.

– Я пришел сюда не случайно, – начал Тейн. Голос потерял прежнюю неуверенность, обретая твердость. – Миссия… важнее моих страхов. В этом мире скрывается один из моего рода. Его изгнали сюда много лет назад, стерев саму память о нем в Эльгра́сии. – Он посмотрел прямо на Леону, в его глазах горела решимость. – Герве́рут Ла́йбрик. Мой дядя. Последний, кто владел знаниями, способными противостоять Ха́осу. Я должен найти его.

– Стереть память… – Леона медленно повторила, и ее взгляд стал отстраненным, будто она пыталась примерить на себя тяжесть таких слов. – Значит, он не просто так скрывается.

Тейн кивнул, сжав кулаки.

– Да. И если я не найду его… у меня не будет ни сил, ни знаний, чтобы остановить то, что идет. Мой мир падет. А за ним, возможно, и ваш.

Он умолк, позволив тишине взять на себя вес этих слов.

Леона не отвечала сразу. Она смотрела на Тейна, и в ее глазах читалась не жалость, а, скорее, сочувствие. Девушка постепенно осознавала, что отныне ее роль в этой истории уже не стороннего наблюдателя.

– Герве́рут Ла́йбрик… – медленно повторила Леона, будто пробуя его на вкус и вглядываясь в глубины памяти. – Кажется, я знаю одного Герве́рута… Фамилию его не помню, если честно. Мы всегда звали его просто по имени.

Она замолчала, ее брови слегка сдвинулись.

– Он был лекарем в деревне, где я росла. Но… – в глазах заплясали искорки сомнения, а голос стал тише, – я не могу ручаться, что это тот, кого ты ищешь.

– Лекарь? – Голос Тейна сорвался на шепот. – В деревне? Опиши его.

– Он… тихий. Живет на окраине, в небольшом доме. – Она замолчала, вглядываясь в воспоминания. – Глаза… карие. Смотрит так, будто видит тебя насквозь. Он всегда был таким… спокойным. Лечил травмы, помогал с урожаем. Ничего особенного.

– «Ничего особенного», – горько усмехнулся Тейн. – Чтобы скрыться от богов, нужно стать никем. Тенью. Притворяться «неопасным» – это высшее искусство выживания.

– Подожди. – Внезапно, словно опомнившись, девушка встревоженно сменила тему. – Если ты Хранитель осколка… и ты сейчас здесь… то что сейчас с осколком? Что, если Ха́ос сможет заполучить его?

– Он запечатан в посохе Тейна, – быстро, почти выпалил Ру́вик, опережая растерявшегося хозяина.

Юноша удивленно посмотрел на него, на что белый комочек закатил глаза с видом вселенского терпения. Вопрос фамильяр решил не переводить, поэтому Тейн даже не понял что за реакция такая.

– Ты поэтому как ошалелый выбежал на дорогу, чтобы его найти, разве я не прав? – обратился он к Ла́йбрику на родном языке.

Тейн быстро заморгал, смущенно улыбнулся и издал неловкий сдавленный смешок, делая вид, что все понял.

– Д-да. Все верно, – пробормотал юноша, хотя на деле не понял ровным счетом ничего.

Позже, когда слова Леоны были переведены, Тейн с горечью осознал ее вопрос. Рассказывая свою историю, он намеренно опустил одну ключевую деталь – что именно он стал тем Избранным и что осколок сердца Цра́лхела теперь жил в его груди, а не в дереве посоха.

Губы дрогнули в беззвучном проклятии. Врать он не умел. Лицо всегда предавало его, а голос срывался на фальшивые ноты. Но признаться в том, что судьба всего мира теперь зависит и от него? Это было невозможно.

– Спасибо, – тихо бросил он Ру́вику, когда Леона отвернулась.

Фамильяр лишь фыркнул. Иногда ложь во спасение не предательство, а необходимость. И пока осколок был в безопасности, скрытый в его теле, эта тайна оставалась их щитом.

Тейн сжал посох, чувствуя под пальцами лишь холодное дерево. Истинная тяжесть пульсировала глубже – за грудной костью, – напоминая, что он несет в себе не просто силу, а бомбу, которая может спасти или уничтожить все вокруг.

– Скажи, а далеко отсюда твоя деревня? – спросил заклинатель.

Ру́вик, недовольно закряхтев, перевел вопрос. Усталость от постоянного посредничества была написана на всей его круглой мордашке.

– В нескольких днях езды, если на машине, – ответила Леона.

Тейн кивнул, его лицо выражало решимость, смешанную с вежливой неуверенностью.

– Не хотелось бы стеснять тебя и дальше, поэтому мне нужно отправиться к нему как можно скорее. У тебя, случаем, нет карты, по которой я смог бы добраться в твою деревню?

Он сделал паузу, пока Ру́вик, с еще более театральным вздохом, переводил его просьбу. Тейн терпеливо ждал, но его пальцы слегка постукивали по древку посоха – верный признак нетерпения.

Молчание Леоны заставило Тейна немного напрячься. Казалось, будто девушка о чем-то очень тщательно размышляла. Юноша не торопил ее с ответом. Нервно заерзав на стуле, заклинатель отвел взгляд в сторону. Его внимание привлекли маленькие портреты в рамках, что стояли на комоде около стены. Юный Хранитель хотел подойти к ним ближе и рассмотреть, но тут он наконец услышал ответ, который на секунду заставил его опешить:

– Я отвезу тебя.

Тейн замер, не веря своим ушам. Он повернулся к Леоне, широко раскрыв глаза.

– Но… – Он попытался возразить, но слова застряли в горле.

Он собирался сказать, что не может подвергать ее опасности, что его путь полон рисков, о которых она даже не подозревает. Вряд ли его исчезновение из Эльгра́ссии пройдет бесследно. Ха́ос точно что-то предпримет.

Опять. Опять она, не колеблясь, бросается ему на помощь, а он… Он стоял, бесполезный, как ребенок, неспособный даже толком объясниться без помощи своего фамильяра. В Эльгра́сии он был Ла́йбриком. Хранителем. Тем, к кому обращались за защитой, помощью, советом. А здесь…

Здесь он был обузой. Странным юношей с сумасшедшими историями, который лишь приносил в ее размеренную жизнь хаос и опасность.

«Я должен что-то сделать. Отплатить. Защитить ее», – пронеслось в голове.

Ру́вик, словно уловив его мрачные мысли, ткнулся в щеку и тихо проскрипел на их языке:

– Перестань грызть себя. Она видит больше, чем ты думаешь. Ее решение – ее выбор.

Слова жгли, как раскаленное железо. Они были логичны. Они были верны. И от этого становилось только невыносимее.

Он стоял здесь, беспомощный и немой, как дитя. Его сила, его магия, его титулы – все это оказалось прахом в этом чужом мире. Он не мог даже сказать ей «спасибо» так, чтобы она поняла. Каждое ее действие, каждый жест помощи – это был нож, вонзавшийся в его самолюбие. Не потому, что она хотела ранить. А потому, что он не мог ответить тем же.

«Что ты можешь предложить?» – язвительно спрашивал внутренний голос.

«Рассказы о Богах, которые для нее – сказки? Показные вспышки магии, что гаснут, едва родившись? Свою готовность умереть? Это все, что у тебя осталось?»

Готовность к гибели – это жалкая валюта для того, кто принимает такое решение. Он чувствовал под ребрами тупой, живой жар осколка – наследие, которое должно было сделать его Великим. Сейчас оно казалось лишь клеймом, отметиной бесполезного избранничества.

И самый горький парадокс: чтобы защитить мир, ему нужно было найти того, кто научит его не быть обузой. И для этого вести ее в самую сердцевину опасности.

Его пальцы сжались в бессильных кулаках. В горле стоял ком. Не от страха. От стыда.

Он поклялся себе в ту же секунду: если хоть одна тень, хоть одна угроза коснется ее – он станет стеной. Плотью, кровью, костьми. Даже если это будет последнее, что он сможет для нее сделать.