Ланцет и Мейстер. Дело № 1. Ведьмин кот

На северо-западе от города, в окрестностях деревни Флюхенберг, точек не оказалось. Вообще ни одной! Здесь ничего не горело и не рушилось, не умирали от вспыхнувшего и тут же пропавшего тифа семьи, никого не кусали змеи и бешеные лисы… Благодатное место! Осененное Господом! Или нет…

Потому что если соединить крайние точки вокруг Флюхенберга кольцом, становилось понятно, что центр этой благодати не в деревне, а несколькими милями западнее. На карте это выглядело пустым округлым пятном, вокруг которого творилось Враг знает что! Середина пятна приходилась на густой старый лес, и Видо фон Моргенштерн, патермейстер Ордена Длани Господней, по долгу службы прекрасно знал, что там находится!

Глава 2. Гостеприимство тетушки Марии

– А вот сейчас… – простонал Стас. – Сейчас я должен выбрести в глухую чащобу с изнакурножем! Или хотя бы пряничным домиком! Просто обязан!

В ветвях над самой головой что-то ухнуло, причем с отчетливой насмешкой. Возможно, филин, но сейчас Стас не был в этом уверен. Живого филина он никогда не слышал, к тому же слишком устал. Настолько, что впору было упасть прямо на землю и нет, не заснуть, а попросту выключиться, как смартфон с севшей напрочь батареей. Что мешало сделать именно это, Стас и сам не знал. Вряд ли осторожность, которая закончилась еще пару часов назад, вместе с силами и надеждой быстренько выйти из проклятого леса.

Сначала он пытался идти как можно тише, помня о возможных хищниках, но в полумраке то и дело спотыкался о какие-то коряги и камни, наступал в ямки, поскальзываясь и с трудом удерживая равновесие, цеплялся за кусты и нижние ветки деревьев. Лес как будто не хотел выпускать его, и вскоре Стас ломился через плотный подлесок, наплевав на осмотрительность. Все, кто мог его услышать, наверняка уже услышали!

Но то ли волков с медведями здесь, на его счастье, не водилось, то ли они предусмотрительно убрались подальше от шума, но ни один хищник ему не повстречался. Зато сверху, впереди, позади и по сторонам постоянно что-то ухало, потрескивало, скрипело и шелестело, отчего Стас первые часа два-три нервно вздрагивал, а потом почти перестал эти звуки замечать.

С трудом переставляя ноги, он плелся, на ходу раздумывая, что делать, если не доберется до людей в ближайшее время. Что можно найти съедобного в лесу? Ягоды, грибы, орехи? Не факт, что они здесь растут. И не факт, что соответствуют земным, так что еще попробуй определи, не ядовита ли местная малина или ежевика. Охота или рыбалка? Даже не смешно… Хотя с голодухи он наверняка согласится ловить змей, лягушек или ежиков, никуда не денется. Хорошо, что в сумке, среди прочих мелочей, имеется зажигалка, плохо, что нет воды. После пива с жареным сыром и орешками пить хотелось просто немилосердно. Пока еще Стас терпел, но если хотя бы днем ему не попадется ручей…

Пытаясь отвлечься от жажды, он снова и снова вспоминал все, что случилось. Огромный белый кот, ночная Ротонда, падение во тьму… Все ли в порядке с Мариной?! И что она будет делать, оставшись одна? Что вообще можно сделать, если человек, который только что был рядом, куда-то исчез на твоих глазах?! Полиция ей попросту не поверит… Заявление, может, и примут, но искать по-настоящему начнут не сразу, подозревая глупый розыгрыш. Через несколько дней станет ясно, что он действительно пропал, но гораздо раньше бабушка, точно знающая, что ее Станек абсолютно к таким идиотским шуточкам не склонен, сойдет с ума от беспокойства.

Сможет ли он вернуться домой вовремя, чтобы с ней ничего не случилось? Вопрос, сможет ли он вернуться в принципе, Стас очень старательно запретил себе задавать. Сможет! Хорошо, что бабушка хотя бы не останется одна, Розочка Моисеевна и Отто Генрихович о ней позаботятся. Обо всем остальном лучше не думать, и без того тошно.

Еще какое-то время он размышлял о камне с рунами, пытаясь понять, какую роль тот играет. Что-то вроде маяка? Можно ли управлять этим переходом или он работает по случайному принципу? А может, вообще односторонний? А может, всех, появившихся из него, местное население забивает кольями, даже не пытаясь поговорить?! Так, опять мысли свернули не туда…

Самое паршивое, что прямо сейчас он ничего не мог сказать в точности и ровным счетом ни на что не мог повлиять, оставалось только идти. Шаг, еще шаг, и еще… Просто тренировка на выносливость, ничего особенного!

А потом вокруг как-то незаметно посветлело, сначала Стас просто стал различать, куда поставить ногу и как не наткнуться на очередное дерево, потом эти деревья из темной массы превратились в серую, распались на отдельные стволы, потом стало видно ветки с листьями, и Стас понял, что наступило утро.

На радостях он даже зашагал немного бодрее, как будто рассвет добавил ему сил. Вокруг просыпались птицы, уже не те, что ухали ночью, а нормальные, мелкие, они галдели, чирикали, перелетали с ветки на ветку и упоенно занимались своими птичьими делами. Сильнее потянуло ветерком, зашелестели кусты… Стас упрямо пер через лес, то настороженно поглядывая по сторонам, то пытаясь разглядеть на влажной земле хоть какое-то подобие тропинки. Болели уставшие ноги, а туфли угрожающе поскрипывали, намекая, что не предназначены для таких марш-бросков. Стас уже почти решил остановиться и передохнуть…

И тут где-то впереди, за мощными стволами, серыми снизу и залитыми золотисто-розовыми солнечными лучами сверху, мекнула коза!

Совершенно точно коза, этот звук Стас ни с чем бы не перепутал – когда Маринке звонила ее бабушка, телефон мекал в точности так же! Меканьем Маринка очень гордилась и хвасталась, что специально записала на телефон бабушкину Зойку… Но это сейчас неважно, главное, коза! Значит, и люди где-то недалеко!

Усталость мгновенно смыло радостным энтузиазмом. Нет, понятно, что люди еще не означают спасения, возможно, как раз наоборот… Но это хоть какой-то шанс – если не сразу вернуться домой, то хотя бы что-то прояснить! Ну и напиться, конечно… Он огляделся, тропы все так же не увидел и полез напролом, прикрывая лицо руками и придерживая сумку на плече.

Коза мекнула еще раз, будто подтверждая, что он идет правильно. Стас рванул на этот божественный звук изо всех сил, выдрался из гущи особенно цепких веток, вывалился из кустов…

А там, всего в нескольких шагах, окруженный сочной зеленой лужайкой и залитый солнцем от крыши до крыльца, стоял дом.

Безо всяких курьих ножек и пряничных стен – самый обычный деревянный дом. Очень похожий на дом Маринкиной бабушки, где Стас был всего однажды, но запомнил надолго – такой же крепкий, бревенчатый, под красно-коричневой черепицей. С огородиком, правда, совсем маленьким, но ухоженным. И даже с клумбой у самого крыльца! На клумбе, аккуратно обложенной камнями, росли какие-то мелкие цветочки, которыми неспешно лакомилась коза. Светлая, с длиннющей волнистой шерстью и загнутыми назад рогами, очень нарядная коза. К козе был привязан длинной веревкой деревянный колышек.

Стас моргнул. Дом не исчез. Коза тоже.

Она подняла морду от цветочков, окинула взглядом Стаса и замекала снова, причем с явной издевкой. Дожил, мало ему было филина, теперь козы насмехаются!

– Ах ты зараза! – раздался возмущенный вскрик, и откуда-то из-за дома выбежала женщина лет пятидесяти с небольшим.

Невысокая, полноватая, в длинном темном платье с закатанными по локоть рукавами, волосы убраны под белую косынку – соседка Маринкиной бабушки так же одевалась. И на козу похоже ругалась, ну, разве что забористей.

У Стаса разом задрожали ноги, да так, что он едва не сел прямо на траву. Голова закружилась, но почти сразу дурнота прошла, а взамен накатило блаженное облегчение.

Он вышел! Вышел из этого проклятого леса к людям!

И как бы сложно ни оказалось среди местных жителей, во всяком случае, они тут есть! Самые обычные люди, привычно выглядящие и одетые. Вдобавок – он понимает язык!

Только сейчас он понял, как на самом деле боялся никого не найти. А тут еще отсутствие языкового барьера – просто праздник какой-то! Стас попытался сообразить, на каком языке козу назвали заразой, неужели по-русски? Память подсказывала, что на самом деле слово должно звучать как-то иначе… Значит ли это, что вместе с непрошеным билетом в чужой мир ему досталось умение говорить и понимать?! Надо проверить как можно быстрее!

– Извините! – окликнул он женщину, и та, оставив в покое козу, повернулась к Стасу и прищурилась, прикрыв лицо ладонью от солнца:

– Ты откуда это, сынок? Дорога в другой стороне… В лесу, что ли, заблудился?

– Заблудился, – поспешно подтвердил Стас. – Совсем! Вы не подскажете, где тут поблизости…

Он замялся, пытаясь решить, что именно может быть поблизости. Город? Деревня? Коза и дом ясности не вносили, Маринка рассказывала, что у них в Волгограде козы даже в городе пасутся. На окраине, но все же…

А еще стало совершенно ясно, что язык, на котором они сейчас объясняются, не русский. Но при этом странно знакомый, будто Стас уже слышал эти резкие, отрывистые и словно лающие звуки. Придыхание знакомое, опять же… Восприятие путалось, он одновременно помнил, как говорить по-русски, и знал, что если хочет, чтоб его понимали, нужно говорить иначе, как будто соскользнув на другой уровень восприятия.

– Деревня-то? Да часа два до нашего Флюхенберга, если пешком, – охотно ответила женщина, и Стас опять понял каждое слово, даже интонацию уловил, доброжелательную и мягкую. – Ты, сынок, не местный? Устал, небось? Хочешь, молочка тебе налью?

Молочка! Желудок сжался и громко забурчал.

– И пирог есть яблочный, вот только-только из печи, – добавила женщина, поглядев на Стаса так сочувственно, что ему стало ужасно себя жалко. – Ты заходи, сынок. Покушай, молочка выпей. Передохни, если хочешь, а там я тебе дорогу покажу. Или вот что – к полудню из деревни ко мне как раз внучка придет. Она тебя и выведет, чтоб не заблудился.

– Спасибо! – выдохнул Стас, удивляясь, что хозяйку домика нисколько не пугает его странный вид и то, что он вышел из леса. Может, здесь благополучные и достаточно цивилизованные места? Раз уж незнакомца так запросто приглашают в дом и сынком зовут? – А… простите, как вас зовут?

– Марией меня кличут, – улыбнулась женщина так светло, что у Стаса потеплело на сердце. – Тетушка Мария из Флюхенберга, травница местная.

Подхватив веревку, она потащила козу от клумбы, на ходу бросив:

– Погоди немного, вот сейчас привяжу эту непоседу и покажу тебе, где умыться.

Кивнув, Стас пошел к дому, только сейчас почувствовав, до чего устал. Ноги гудят, потное тело чешется и ноет, он бы сейчас не то что умыться – целиком бы в воду залез по самые ноздри, как бегемот! Ванну бы… с морской солью и лавандовым маслом… И валяться в ней час, не меньше, подливая горячую воду и слушая какой-нибудь уютный подкаст или просто аудиокнигу… Нет, в ванне он бы сейчас просто заснул!

– А вот и я! – Мария из Флюхенберга – странное какое название! – спешила к нему, уже избавившись от козы. – Сейчас-сейчас…

Оглянувшись через плечо и махнув рукой, она провела его за дом и указала на ведро, собранное из тонких дощечек с парой железных обручей. Ведро стояло на пеньке и было полно воды. Чистейшей прозрачной воды, наклонившись над которой Стас увидел свое отражение почти как в зеркале. Ну и рожа! Волосы растрепались, физиономия помятая… «А посудина-то деревянная – тревожно кольнуло его. – Пластиковые ведра, значит, здесь не в ходу? И железные тоже?» Да и ковшик с длинной ручкой тоже вырезан из светлого дерева…

Сначала он напился, жадно глотая воду, пока в животе не забулькало. Смущенно покосился на Марию, но та понимающе и умиленно улыбалась, будто любимому и долгожданному внуку. Потом, постеснявшись снять рубашку, но засучив рукава, умылся, вытерся чистым полотенцем из какой-то грубой светло-серой ткани и с благодарностью вернул его хозяйке. Тетушка, значит? И травница… Что ж, это немного объясняет, почему она его не испугалась. К ней, наверное, часто приходят клиенты?

Стас тревожно оглядел дом, подмечая теперь гораздо больше, чем с первого торопливого взгляда. В небольшом окошке, выходящем на просторный задний двор, вставлено мутноватое стекло, крыльцо побелено и чисто вымыто. И домик выглядит ухоженным! Как и задний двор, окруженный постройками. Вон там – явно дровяной сарай, а рядом за полуприкрытой дверью только что тихонько мекнула коза. Вон колодец – привычного вида бревенчатый сруб и ворот с намотанной цепью…

– Воду захвати, сделай милость, – махнула травница на ведро, и Стас послушно подхватил тяжелую бадейку.

Поднялся вслед за хозяйкой по крыльцу и прошел в кухню, большую часть которой занимали печь, деревянный резной буфет и стол, покрытый белой скатертью. На столе стояло блюдо с коричнево-золотым пирогом, пахнущим так дурманно, что Стаса повело – голова снова закружилась, в глазах на пару мгновений потемнело, а в желудке завыла стая волков. Он поставил воду возле печки и оперся ладонью о стол, радуясь, что успел вымыть руки.

– Вот сюда садись, – торопливо захлопотала Мария, подвигая ему табурет. – Ай, как хорошо, что я тесто с вечера поставила! Утром только яблоки завернула, в печку сунула да пошла козу доить. А пока подоила, пирог-то уже и испекся… Как знала, что господь мне гостя пошлет!

– Вы, наверное, для внучки пекли, – смущенно сказал Стас, чувствуя, что готов сожрать этот пирог вместе с блюдом и закусить кувшинчиком, из которого Мария только что налила ему молока. – Даже не знаю, как вас благодарить…

– Да какая благодарность?! – Травница замахала на него руками и прищурилась, от светло-голубых глаз разбежались веселые морщинки, и ее простое лицо показалось удивительно симпатичным – Стаса так и потянуло улыбнуться в ответ. – Проводишь мою внучку, вот и будет благодарность, другой не надо! У нас тут, правда, тихо, ни звери, ни лихой народ не шалит, а только девице все равно спокойнее по лесу не одной идти. Ты вон парень какой здоровенный, а человек добрый, старая Мария не ошибается! Да ты ешь, сынок, ешь…

Стас поспешно кивнул, примеряясь, как бы аккуратнее расспросить про таинственный Флюхенберг, не выдав полного незнания окружающей действительности. Впрочем, если потом еще два часа провожать внучку, можно поговорить и с ней! Очень уж не хочется заявиться в деревню, совершенно ничего не зная про эти места и живущих здесь людей.

«Флюхенберг… – снова повторил он про себя. – Слово, кажется, европейского происхождения, но вдруг просто случайное созвучие? А вот Мария – это уже показатель… Сразу понятен культурный пласт, и мое имя, возможно, здесь тоже удивления не вызовет».

Пока травница резала пирог, Стас еще раз оглядел комнатку. Ни розеток, ни проводов. В углу – кирпичная печь, от которой до сих пор расходится жар, хотя огонь уже погас. На стойке буфета глазурованный горшок с крышкой, а на крючках в углу висит пара сковородок и кастрюлька – все медное, ярко начищенное, так и сияет на солнце. Окно задернуто полотняной белой занавеской, по краю вышитой голубыми цветочками, на полу – пестрый тканый коврик. Чисто, уютно, даже нарядно. И ни одной пластиковой или эмалированной вещи. Нож – и тот с деревянной ручкой. Но чашка с молоком, которую ему подвинула травница, выглядит вполне современно – белый то ли фарфор, то ли фаянс, расписанный умилительными розочками. Не средневековье на дворе, и то хорошо…

Он взял золотистый треугольный ломоть, пахнущий корицей, откусил и едва не застонал от наслаждения. Пирог! Еще теплый! Корочка хрустит! Тесто воздушное, яблоки самую капельку кисловатые, сливочный крем сладкий и плотный – фантастический пирог!

Хотя после такой ночки он бы, пожалуй, и холодную овсянку проглотил, как амброзию… Тетушку Марию точно надо отблагодарить, вот только как? Не деньги же ей совать? Пара купюр в кошельке найдется, но толку здесь от них? Может, по хозяйству чем помочь, пока они внучку ждут? Ага, так и сделает… немного позже, когда проснется, а то что-то глаза слипаются… И голова какая-то тяжелая…

Он едва не уронил чашку с остатками молока, но умудрился поставить ее на стол. Второй рукой стиснул пирог, испугавшись за белую скатерть – пальцы не слушались, так и норовя разжаться. Стас выпрямился – и едва не упал со стула. Растерянно посмотрел на травницу – та взирала на него с доброй улыбкой, но морщинки больше не разбегались от глаз, да и улыбка показалась какой-то напряженной. А взгляд – выжидающим. Что за…

Дверь позади распахнулась, грохнув о стену! Стас приподнялся и с трудом повернул тяжелую голову, сонно удивляясь – кого могло принести с таким шумом? Внучку, что ли? Внучку… Жучку… Смешно… О, точно, кош-ш-ку! В домик влетел кот! Огромный, белый, со вздыбленной шерстью!

Он проскочил мимо и оскалился не хуже тигра, желтые глазища горели парой фонарей! Тот самый кот… Или не-е-ет…

Ох, как же спать-то хочется!

Упав на стул, Стас все-таки зацепил рукавом чашку, и молоко плеснуло, заливая скатерть. Белое на белом, оно вдруг показалось непонятной жидкостью в радужных, словно бензиновых, разводах. Стас вяло удивился, потянул носом, но бензином не пахло, а вот яблоки с корицей словно ударили в ноздри, но в сладком пряном аромате повеяло гнилью.

Тетушка Мария вскочила с лавки, оскалилась жутко и неправдоподобно – рот растянулся по-лягушачьи… нет, по-змеиному! Верхняя и нижняя челюсти широко разошлись, блеснули слишком крупные и острые зубы. Стас моргнул – травница пошла крупной рябью и приняла прежний вид. И тут же кинулась к коту, вытянув руки и растопырив пальцы – длинные и скрюченные, будто коряги. Показалось, что каждый палец заканчивается черным острым когтем.

Эти когти должны были вонзиться в морду кота, но тот увернулся и с диким утробным воем прыгнул на стол. Стас выронил пирог, попытался заслониться хотя бы рукой, но тело совершенно перестало слушаться. Однако жуткий белый зверь не напал – только сбросил пирог на пол и завыл – Стас мог бы поклясться, что слышит ярость и разочарование. Развернулся хвостом, выгнулся и прижал уши, окончательно превратившись в белый меховой шар, замер между ним и травницей…

А потом стало темно и тихо.

* * *

Крупный серый жеребец, купленный вместо гнедого, недавно порванного волколаком, шел ровно и послушно. Гнедого было жаль, он принял на себя бросок твари и ценой своей жизни выиграл хозяину пару драгоценных мгновений. Видо вообще слишком сильно привязывался к лошадям – при его службе черта неудобная и неприятная. Лошади в конюшнях капитула менялись часто и совсем не по возрасту.

– Скажите, Курт, вам тоже кажется, что я ищу в темной комнате черную кошку, которой там нет? – спросил Видо, когда они выехали за городскую стену, и полдюжины рейтаров – дежурный отряд – растянулись в короткую колонну попарно, а их капитан привычно пустил коня рядом с Видо.

– Вам виднее, герр патермейстер. – Наедине Курт фон Гейзель, орденский кирх-капитан и третье должностное лицо капитула, мог себе позволить некоторую фамильярность, однако на людях свято соблюдал субординацию. – Но даже если так, что в этом плохого? Искать кошек – это ваша прямая обязанность, верно? – Видо слегка улыбнулся, показывая, что оценил шутку, и капитан продолжил: – За теткой Марией дурного не числится, но ведьма есть ведьма. Поди угадай, что и когда ей в голову стукнет?

– Мария – травница, – поправил Видо. – Ведьма она такая слабая, что еще немного – и даже под орденский эдикт не подпала бы. Больной зуб заговорить или там порез, ребенка полечить от испуга и колик… Ну, еще воду почуять, чтобы новый колодец выкопать… Крестьянам хватает, и ей самой так спокойнее – к слабосилкам Та Сторона куда меньше тянется. Сам не верю, что все эти странности с ней связаны, но другого объяснения пока нет.

– Может, пришлая забрела? – предположил опытный капитан, гонявший тварей, когда Видо еще был послушником в орденской семинарии. – Затаилась да пакостит по округе? Матерый зверь возле норы не охотится, вот и эта побоялась, а вышло наоборот?

– Может, – неуверенно согласился Видо. – Правда, я бы должен почувствовать… Но если ведьма или ведьмак сильные, то могли от меня спрятаться. А мог и новый кто-то появиться, не издалека, а местный. Сила проснулась, Та Сторона прислала фамильяра с договором, а молодые ведьмы – жадные и глупые. Начала охотиться, хлебнула крови, опьянела. И чем дальше заходит – тем больше хочется. Фамильяры таких дур не берегут, быстро разменивают, чтобы самим по иерархии подняться. И сидит у нас где-нибудь в норе будущая кровососка и людоедка, копит силу и заслуги перед Той Стороной.

– Поганый расклад, – помолчав, согласился фон Гейзель. – Если успеет поумнеть, то быстро не поймаем, и тогда она таких сможет дел натворить… Надо с Марией поговорить хорошенько. Пусть даже травница и ни при чем, но уж новости деревенские к ней точно стекаются, а может, и сама что почуяла.

Видо кивнул. Все это он и так знал, но приятно было услышать подтверждение, что его тревога не выглядит пустой блажью. В самом деле, лучше проверить и убедиться, что случилась череда совпадений, чем побояться выглядеть болваном и пропустить настоящую беду. Слишком долго в Вистенштадте и его окрестностях не появлялись по-настоящему сильные слуги Тьмы, так что капитул, куда его прислали служить, стал считаться едва ли не синекурой. С мелочью вроде волколаков и неупокойцев рейтары справляются сами, а держать при капитуле, где ничего важного не происходит, истинного клирика – расточительно. И если бы не обстоятельства в лице генерал-мейстера Фалька…

Впрочем, про это Видо думать не хотелось. Его место службы здесь, и на этом месте он будет делать все возможное, исполняя свои обязанности, как полагается слуге Господнему. Ибо сказано, что человеку – человеческое, а Господу – божье. И только темным тварям – беспощадная кара.

Флюхенберг они проехали бодрой рысью, не остановившись ни у старосты, ни возле деревенского колодца. Видо, не слезая с лошади, благословил пару поклонившихся крестьян и ребенка, которого ему протянула прямо с крыльца немолодая женщина. Подумал, что на обратном пути стоит задержаться, во Флюхенберге он не был почти месяц, за это время могло поднакопиться новостей, да и требы можно заодно справить. Часовня здесь имелась, разумеется, а вот патер жил в соседней деревне и сюда наведывался лишь по необходимости, отговариваясь возрастом и нездоровьем.

Когда отряд свернул с дороги на тропу, ведущую к дому травницы, Видо поднял руку, и рейтары слаженно остановились. Фон Гейзель первым спешился, за ним торопливо спрыгнули с лошадей остальные.

– Именем Господа и святыми силами его… – заговорил Видо, простирая к рейтарам обе руки и чувствуя привычный холодок, побежавший по спине.

Рейтары во главе с капитаном опустились на колено и склонили головы, принимая полное благословение, как полагается перед серьезным делом. Теперь каждому из них было ясно, что обычная проверка, под видом которой они едут к травнице Марии, в любой момент может перейти в нечто куда более серьезное. Полное благословение требует от клирика немалых усилий, но и защищает не в пример лучше краткого, положенного служителям Ордена перед любым значимым деянием. Что ж, духовной благодати, дарованной ему Господом именно для этого, Видо никогда не жалел, а недолгая слабость от напряжения – пустяки.

Осенив себя святым знамением, рейтары поднялись и вернулись в седла, фон Гейзель снова занял место во главе отряда и обратился к Видо:

– Кстати, вчера приезжал кузнец из Флюхенберга, жаловался, что дочь у него пропала. Неделю назад ушла ягоды собирать и не вернулась. Деревенские окрестности прочесали, но девчонки след простыл, ни корзинки, ни платочка, ни тела.

– Почему я об этом ничего не знаю? – нахмурился Видо. – Фильц не докладывал.

– А господин Фильц посчитал, что это не наше дело. – Капитан досадливо дернул уголком рта под пышными ухоженными усами. – Сказал, чтобы кузнец шел к бургомистру. Девчонка, мол, наверняка с каким-нибудь мерзавцем сбежала, а тот либо потешился и в лесу ее прикопал, либо увезет подальше и в бордель продаст.

– Я поговорю с Фильцем, – так же хмуро пообещал Видо. – Его обязанность – принимать заявления и доклады, а не решать за меня, какие дела относятся к орденским, а какие – нет. Пропажа человека – это серьезно в любом случае, что бы ни послужило причиной. Спасибо, Курт.

– Я так и думал, что вам будет интересно, – кивнул капитан.

«Вот и еще одна причина заехать в деревню, – подумал Видо, пока Йохан Малый, прозванный так, чтобы не путать с Йоханом Большим – оба на полголовы выше Видо и в дверь проходят боком, но один на пару лет старше – спешился и пошел стучать хозяйке в дверь. – А с Фильцем непременно нужно решить этот вопрос. Высказать свое мнение о пропаже девицы секретарь мог, но попросту не доложить?! Это уже серьезно…»

– Герр патермейстер! Благословите!

Фрау Мария, улыбаясь и вытирая руки чистым передником, спешила к ним не от дома, а от сарая, где возмущенно мекала коза. На голове у травницы была косынка, в руках – подойник, и Видо смертельно захотелось молока. А если еще и с булочкой… Пусть даже не сдобной, а хотя бы с ломтем пышного ноздреватого хлеба, теплого, только из печи!