Жребий

– Умница, уж мне-то врать бесполезно. Потерпите, всё будет. Сейчас, между прочим, я расскажу о Вас.

– С удовольствием послушаю. О моём целомудрии не волнуйся, надо будет укоротить Ромео, он у меня бинтами вдоль и поперёк покроется.

Светлана хотела любить, мечтала о дне, когда сердце тихо тукнет: он. Увы, сердце молчало, оно холодным зеркалом лишь отражало лица, не таящая ледяная амальгама никого не впускала. И всё же любовь Пажа оно приняло, приняло как друга. Девичье сердце, согретое его неназойливым чувством без ревности, с трепетной заботой о её покое, ответило любви дружбой. Светка, при всём старании Пажа быть незаметным своими делами, понимала: какой ангел убирает возможные препятствия на пути её желаний, невидимой рукой ограждает от неприятностей. Он поселил в ней безмятежное спокойствие, словно у хрупкого, бесценного сокровища в надёжных руках мастера. До этого дружить у Светки не получалось, слишком был занят день. Короткие встречи на улице, «привет! как дела?» по телефону без долгих откровенных разговоров, да просто болтовни обо всём сразу, вряд ли кого бы настроили на крепкую дружбу с ней. Она была интересной девчонкой, в школе, в институте подруг и парней притягивал её незлой юмор, острый ум, искреннее сопереживание их неприятностей, радостей, но свободное время Светланы укладывалось в перемены между уроками и лекциями. Она постоянно спешила то в музыкальную школу, то в студию ИЗО, то на занятия танцами, конкурсы, олимпиады и ещё чёрт знает куда (ругательство я прилепил для усиления впечатления и сочувствия деве, загруженной кружками по интересам подобно героине стихотворения Агнии Барто). Ладно, нагрузки нагрузками, цейтнот цейтнотом, а сердцу хочется верного друга.

Однажды Боря Иванов, не предчувствуя сюрприза судьбы, сидел на подоконнике в коридоре института. Он честно, всеми силами боролся с шеей, упрямо тянувшей голову в сторону стайки студенток, среди которых блистала Светочка. Услышав её слова с нотками сдержанной торжественности: «Девочки, мне пора!», сопроводившие взгляд на него, сердце полетело вниз, в раздевалку, успев пискнуть: «Эти слова предназначены нам». И тут же, подтверждая прозорливость писка, Туманова пошла прямо на него (т. е. не на писк, на Борю). Иванов влип в угол окна. Глаза, не подчиняясь смущению, расширяясь словно у пешехода, смотрящего на летящий на него автомобиль, залипли на Светике. Туманова подошла, села рядом и сказала… совсем не тоном Онегина Татьяне на свидании под сенью парка холодно и поучительно: «Вы ко мне писали, не отпирайтесь. Я прочёл…», просто сказала, – Хочешь, будем дружить.

Светка автору – Чудовище, сколько ты будешь испытывать наше терпение?!

– Позвольте, я…

– Ничего мы тебе больше не позволим! Расписался, одними цитатами достал! Своих слов не найти? Я ему, считай, поклялась на время в монастырь уйти от соблазна, а он…

– Извините, сразу не отреагировал, уже мы?

– Ха-ха-ха, забыл, да? – на лавочке я не одна и не со случайным прохожим. Ты считаешь меня наивной, романтичной дурочкой? Хорошо, считай, а мы целовались. Пусть любовь меня затопила не полностью, но тепло её рук на сердце позволяют мне, чувствуя прикосновения его губ, думать: «Мой, мой навсегда. Имею право – и точка!». Закругляйся!

– Ладно, ладно, одно напишу, почему Боря получил прозвище Паж.

– Э, дружок, отдохни, засочинялся, без лишней писанины ясно. Закончили, домой веди!

– Тебя бы Льву Толстому в роман «Война и мир» подсадить, то-то бы школьники радовались: книга не толще «Холстомера» бы вышла. О, я же забыл рассказать, как ты Пажа защитила.

– Не велик подвиг. Взялся один умник его подколками унижать, причём специально при мне и других. Я, пригласив циника-интеллектуала в уединённое местечко, без раскачки провела приём. Скажу честно: перед тренером повинилась, объяснила нарушение главного принципа борьбы. Валентин Андреевич понял, простил. Затем ему говорю: «На первый раз я тебя пожалею, не скажу одним ребятам, которые, узнай, кто обидчик Бори, обойдутся с тобой менее снисходительно, чем я. – Теперь, всё, веди.

– О, счастливчик! – озарило его, – ангелок у аптеки лишь пожурил меня за неудачную цитату. Распались Светик на всю катушку, меня хоронили бы подобно мумии забинтованной с ног до головы. Но как она прекрасна, возбуждённая гневом! – Выражая восхищение, он воскликнул, – Воинственная дева, я мысленно представлял: ты, словно Валькирия, уносишь истерзанное тело воина в Валгаллу своего крупнопанельного рая. – Ошибочно решив, что хвалебную речь ей лучше внимать в его объятиях, вскочил на лавку, развёл руки. Сомкнуть не успел. От толчка вместо царства Одина полетел на заснеженный газон.

То была последняя вспышка её гнева. Светка с заботливыми нотками, поправляя волосы, поинтересовалась:

– Полёт прошёл нормально? – Вмиг гнев вернулся, – Мерзавец! Ты лежишь и не ловишь взгляд моих глаз, ты нагло пялишься на ноги!

Автор – Смею заметить, снизу они открываются полнее. Я и себе позволил бросить на них взгляд. Да, вероломность его оправдана.

– Ты похотливый, лживый засранец! – вскипела оскорблённая (заметно наигранно) и, закинув волосы за спину, кокетливо спросила, – Правда, хороши?

– Я не трус, только опыт общения с вашей светлостью мечется и не решается подсказать правильный, безопасный для здоровья ответ. Будь, что будет: прекраснее не видел!

– Вот как! Ты не исключаешь возможность увидеть лучше моих?

– Виноват, косноязычен, с пятого класса с русским не в ладах. Утверждаю окончательный вариант: они – краса природы совершенство!

– Своего придумать не мог, у Лескова спёр, жалкий плагиаторщик?

– Имею право, я тоже очарованный странник.

– Принято. Прощаю.

Спрыгнув к нему и низко наклонившись, Светка превратилась в беспощадную пантеру, внушающую трепет любовному пилигриму, запутавшемуся в её эмоциях. С улыбкой маньяка, спеленавшего жертву, промурлыкала, – Надеюсь, ты понял, что стезя направляющего тебя провидения полна опасностей?– Но огонёк смелости не угас в сердце героя, переиначив слова из старой сказки, он признался, – Лучше я погибну от руки этой прекрасной птицы! – и, отведя ладонями вуаль волос, чуть касаясь губ, поцеловал. – Светка томно и нежно прошептала, – Почему я тебя, гада развратного, не укокошила у аптеки?

Автор – Мой внутренний голос подсказывает: маловероятно при таких колебаниях настроения героини довести парня живым до её подъезда. Не смея ослушаться интуиции, аккуратно, не взбалтывая, телепортирую избранных в конечный пункт.

Материализовавшись на лестнице, Светка оступилась, слово чести! ненамеренно, что подтверждает мою беспристрастность. Он удержал её, но не удержался от поцелуя в подвернувшуюся щёчку. Что же это такое, в конце концов?! – звонкая оплеуха бодро зазвучала в тишине лестничного марша. Ааа, понятно, девушка заметила соседа Михалыча. Не спорю, реноме надо оберегать любыми доступными средствами.

Верхняя площадка огласилась рёвом сектора фанатов. Михалыч, свесившись через перила, поддержал её незамысловатой кричалкой: ай да Светка! Рукой со сжатым кулаком и направленным вниз большим пальцем потребовал смерти поверженному гладиатору. Он жаждал зрелищ. Хлеб в виде стакана водки уже ублажал чрево азартного римлянина. Судьба благоволила ему. Чуть ранее в комнате супруги он вскрыл хитро придуманный тайник с поллитровкой под её кроватью. И нате вам, бонус от богов, смешанные бои! Болельщик не его команды лишь распалил дух бойца. Глядя в глаза «благочестивой Марты», он иронично заметил, – Плата не столь высока. Как говаривал Генрих Наваррский: «Париж стоит мессы!» – и произвёл три касания: два в щёку и один в уголок губ. Чуть не свалившись на арену типового Колизея, римлянин взревел, – Убей, убей его!

Здесь я отказываюсь что-либо понимать. Светка, проигнорировав призыв, занялась туалетом: деловито поправила волосы, одежду, а разбушевавшемуся плебею заговорщицки прошептала, – Под кроватью твоей Катерины стоит начатая бутылка водки. Верно? – Фанат оказался под угрозой апоплексического удара, его заклинило. Мелькнула невозможная мысль, – Я перепутал, поставил пузырь под кровать Светки! – Мозг не участвовал в гениальной догадке, отчего в голове прозвучало, – Дебил, она живёт этажом ниже, или ты ночами шастаешь по чужим квартирам и прячешь под кроватями девушек водку? – Судорожно дёргаясь, побелев лицом, он прохрипел, – Наёмная шпионка! Нет, ты пытала меня! – Михалыч, чревато в поддатии озвучивать планов громадьё, – раскрыла Светка источник своей осведомлённости. Затем, оттянув пальчиком карман, голосом усталой кассирши авиакассы, попросила, – Документ, пожалуйста. – Парень засуетился, достал паспорт, опустил в бархатную темноту. Поднявшись на площадку её квартиры, позвонить не успели, дверь распахнулась сама. В проёме с тревожными лицами стояли родители Светки: отец в трусах и милицейской фуражке, мать в ночнушке с толстенной разделочной доской наперевес. В голове очарованного странника мелькнуло: здесь мало шансов переночевать. Взяв под руку, Светка втащила парня в круг своих родных.

ВЧ – На счёт ночёвки дерзнул или контуженый сам додумался?

Автор – Здесь с какого бока подойти. Для районов центральной России и прочих мест, давно обласканных цивилизацией, с вековыми традициями, согласен, подобная идея идёт вразрез с нормами приличия. Но зародилась-то она в голове парня, напитавшегося жизненными правилами, сложившимися в заполярных посёлках, а там людей на улицу не выгоняют. Тем более наш не на одной койке мечтал ночевать с напророченной.

ВЧ – На вокзал пусть чешет, в гостиницу, о, в «Дом колхозника», припоминаешь такое заведение?

Автор – Вы когда последний раз влюблялись? Забыли, на достижение какой цели направлена вся работа мозга?

ВЧ – Обижаешь! Помним: «Использовать любую возможность, самую бредовую идею, позволяющую быть рядом с обожаемым объектом, властителем дум».

Автор – Тогда подбиваем итог: парень в чужом городе; единственный знакомый на связь не вышел; встретил суженую, спятил от неё; имеет ранение головы, нанесённое тупым предметом.

ВЧ – Ладно, устраивает, пиши дальше.

Мать, просканировав дочь от головы до сапожек: причёска волосок к волоску, шарфик элегантно выглядывает из-под верха пальто, пуговицы на месте, пояс кокетливо свисает посередине, рисунок на колготках в линию, облегчённо вздохнула, не обнаружив следов вторжения. Вид спутника контрастировал с аккуратной выправкой дочери: похоже, его пропустили через мясорубку, без сомнения, дважды. Немного тревожила пунцовевшая свежестью щека спутника, свидетельствующая о пресечении или ответе на противоприличный ход. Повязка на голове с алеющими пятнами крови требовала немедленного объяснения. Мать спросила дочь на английском:

– You?

– Yes! I hit the alarm clock.

– Good! Very good!

Поражённый тонко намекнул на знание им некоторых английских слов:

– Она, она зарядила. Неудачная шутка. Раскаялся. Прощён.

– Похвальная откровенность. И кто мы такие?

– Он расплылся в широкой улыбке, поздоровался по-чукотски (правда, не совсем точно), – Етти!

– Снежный человек, что ли? – недобро спросил Иваныч.

– Не йети, а етти – здравствуйте по-чукотски.

– И?

– И должны ответить, но не и, а иии, что значит: да, ты пришёл!

– Может враскорячку присесть с почтительным: куу? – заершился Иваныч.

– Лишнее, лишнее, мы же не в кин-дза–дзе.

– Оставим выкрутасы, просто познакомимся, – сказала миролюбиво Людмила.

– Парень не успел произнести и полслова, как Светка, прикрыв ладошкой ему рот, несколько суетливо предложила, – Можно официальности добавить, документик имеется (пора уже и самой узнать имя).

Светка достала паспорт, раскрыла… и, рухнув на пуфик, безудержно захохотала. Её кидало вниз, и волосы жёлтым облаком взмывали вверх; расправившись, сжатая пружина смеха превращала голову в комету. Мокрые от слёз пряди сеткой покрыли лицо. Он пожирал её глазами, терял разум. Благоговение, безумное счастье видеть новое проявление богини, побудило обхватить её за талию и осыпать лицо поцелуями. Мать остолбенела. В ночнушке с глубоким вырезом и недостаточной длины для встречи гостей в прихожей, с разделочной доской в руках, она походила если не на валькирию, то на русалку точно. Но Иваныча волновали не слабо прикрытые прелести жены. Доска, вот что тревожило его. Зная взрывной характер супруги, вынужденной ошеломлением лишь наблюдать бесчинство наглого типа, муж выхватил сокрушительный предмет, предупреждая кровавый исход. – Теперь твоя очередь, очумелый кролик! – мысленно вынес он приговор и, схватив негодяя за воротник, отшвырнул к двери. В этот момент она распахнулась, парень влепился в Михалыча, который с криком, – Не могу больше подслушивать, хочу всё видеть! – ворвался в прихожую. Жертва неуёмного любопытства отскочила, словно мяч от штанги ворот, вылетев назад на площадку. Дверь закрылась. Людмила зажмурилась, открыла глаза, перед ней никого не было, только хохочущая дочь. – Показалось, – успокоил изворотливый женский ум.

Со Светкой случилась истерика. Мать усадила бедное дитя на диван и пару раз шлёпнула по щекам для приведения в чувство. Светка на секунду остановилась, достала из кармана какую-то синюю книжечку с золотым тиснением, заглянула в неё и вновь согнулась от хохота. Людмила выхватила книжечку, раскрыла – и окаменела, прочитав: Мембе Вемембе – гражданин республики Вонго, Король племени народа мевеке. В голове сверкнуло, – Вот откуда оно етти! – Ничего не соображая, подошла к венценосной особе, склонилась в низком поклоне, пролепетав, – Простите, Ваше Величество. – Что на фото лицо сплошное чёрное пятно её не смутило. Величество чуть зашло за спину стража порядка. Испуга не было, но прочувствовав схожесть мамы со вспыльчивой дочерью, венценосный интурист сообразил, – Расслабляться не стоит, превентивные меры не помешают. – Отступление, всего один шаг, далось с трудом, его тянуло вперёд. Там, нахохотавшись, придя в себя, Светка приводила волосы в порядок, но встав не у зеркала, а так, что бы вся была ему видна. Каждый наклон головы, движения руки с гребнем, нарочитое пренебрежение им, сдавливали грудь томительным чувством пылкому почитателю богини. Остатками мозгов понимал: прорыв невозможен, последствия будут катастрофическими. Невдомёк было пареньку: негодница вела игру, обдуманно измывалась над ним. Пока все были относительно статичны Иваныч, поправив трусы, ребром ладони проверив положение фуражки, рявкнул, – Смирно! Всем заткнуться! Форма одежды №3! Место сбора у стола в комнате! – Парню он почему-то не доверял, появись хоть нимб у него над головой, поэтому попросил жену принести одежду в прихожую.

Все собрались у стола. – Ты, негр, сядешь напротив моей дочери, через стол, ни слева, ни справа, через стол! – не оставляя лазеек неистовому поклоннику подобраться к дочери вплотную, приказал сурово отец. Сметливый африканец, быстро отделив пшеницу от плевел, выхватив главное: напротив дочери, через мгновение сидел на стуле, упёршись коленями в колени предмета обожания, держал за руки. Иваныч невозмутимо, известным приёмом, поместил его рядом с женой. Светка же, загадочно улыбнувшись, шмыгнула в свою комнату.

Людмилу устраивала диспозиция определённая мужем. Следить за ошалевшим иностранцем не имело смысла, он читался как кот, стремящийся на кухню, где со стола свисали сосиски. Дочь! – единственный объект наблюдения. А посмотреть было на что, распрощавшись с иллюзиями. Людмила, удивлённая её прытью, округлила глаза, – Ну, коза, быстро преобразилась! – В туфлях на высоченных каблуках, элегантном платье, открывающем руки и плечи, походкой модели к ним вышла, обращаюсь к индейским именам, Та-Которая-Разрывает-Сердце. Негодница, опустив лукавые глазки, кротким голоском извинилась:

– Простите, такой случай, не сразу решила, что надеть.

– Парень был на грани обморока. Взгляд застыл, рот приоткрылся, судорожно глотая воздух, он просипел:

– Это она, моя Светка, она не исчезнет?

– На счёт моя, ты сильно не разгоняйся, – съязвил Иваныч.

Эх, папуля, – подумала Людмила, – ещё разобраться надо, кто из двоих через ступеньку скачет.

– Светка посмотрела на парня, вскинув брови, удивилась, – О! у нас гость, и поговаривают иностранец, из Африки прибыл.

Иноземец засиял, болванчиком закивал головой. Людмила посмотрела на дочь взглядом смирившейся с сюрпризом судьбы.

– Садись, снайперша, в десятку влепила, до комы доведёшь лидера мевекского народа.

Светка, сев прямо, наклонила голову и, пряча глаза за чёлкой, поизучала парочку напротив. Откинувшись на спинку стула, слегка запрокинув голову, мило улыбаясь, поиграла глазами. Цель была поражена: король заёрзал, задёргался, подался вперёд. А безжалостная обольстительница продолжила дразнить. Чуть повернувшись на стуле, закинула ногу на ногу, правда, стол мешал их видеть, искоса взглянула на него с плутоватой улыбкой. Повернув голову в профиль, стала разглядывать ногти, изящно выгибая пальчики. Оставшись довольной их состоянием, положив руку на стол, поиграла пальцами. Опять села прямо, поворотом головы закинула волосы за спину, скрестила руки на груди и буквально вонзила в него взгляд.

Мать схватила венценосную голову, прижала к груди.

– Не смотрите туда, закройте глаза! Светка, прекрати, парню начисто башку снесёшь, как племенем-то повелевать будет?

Взгляд Ивановича затяжелел – он ревновал, как отец. Он безумно любил дочь, вернее обеих, но старшая уже выпорхнула, имела сына (с этим оригиналом мы познакомимся), а младшая пока, вот – уже пока! с ними, под заботливым крылом. И что же? Теперь нежные, ласковые словечки будут доставаться, откуда гада только надуло? лохматому африканскому обормоту. Немного сбивало пену ревности предчувствие: будет, будет случай с тобой посчитаться.

Автор – Интуиция бывалого опера никогда не подводила. Верно, будет случай, обещаю.

Иваныч, долбанув кулаком по столу, встал.

– Я, представитель госорганов, обязан установить личность, замечу, туманную личность, не ошибусь, самозванца, изощрённым способом проникшего в наш дом. – Словно желая пронзить проходимца вытянутым указательным пальцем, для большего впечатления, спросил на английском (сильно их мама натаскала!), – Ху из ху?

– Беспардонный захватчик, не оправившийся после сеанса гипноза, понёс, с ужасом понимая, полную тарабарщину, – Я есть недавно приехало ваша сторона, ваша города. Однако моя долга-долга (сбился на русско-чукотский личного изобретения) летел самолетка, звонилгын телефонкен тумгытум, друга, однако попадал на танцын институткен. Какомей! – Хватив воздух ртом, резюмировал на чистейшем «великом и могучем», – Вот.

Светка не захохотала, заржала, словно полковой конь, затопала ногами, застучала кулаком по столу. О-го-го-го металось по комнате, отскакивало от стен и потолка. Позволю заметить, ржание смягчалось женственными нотками. Бедняга сбрендил! Он извернулся, вскочил на стул. Вскинув руки к потолку, призывая Небо в свидетели, проорал, – Боги, вы видите, как она прекрасна! – Оставаясь на стуле, он бросал взгляды, призывающие поддержать акт экзальтации, слиться с его ликующим чувством. Странно, родители не спешили вставать плечо к плечу с буревестником любви. Светка, окончательно добитая пафосным обращением к силам небесным, согнувшись пополам, залитая слезами от хохота, перешедшего в повизгивание, ввалилась в свою комнату и рухнула на кровать.

Мать с профессиональным интересом рассматривала претендента на титул зятя, более походящего на её пациентов. Отец с трудом сдерживал гневное, с эгоистическим оттенком желание низвергнуть с пьедестала ополоумевшего трубадура. Уход Светки и последующая неодобрительная тишина, вызванная нежеланием родителей консолидироваться с ним, отрезвили опьянённого страстью африканского вождя. Он сел, помолчав, сказал севшим голосом:

– Извините, не могу с собой совладать, вижу вашу дочь – мозг отключается.

– Давненько такое у Вас? – поинтересовалась Людмила.

– Если часы не врут, 2 часа 45 минут.

– Она посмотрела на свои часы, – Приличный срок, целая вечность.

– Именно вечность! Мы знали друг о друге, а встретились лишь сегодня вечером.

– Это как же ты в своей Африке пронюхал о моей дочери? – вопрошающе вознегодовал персонаж, упрямо не желающий обретать статус тестя.

– Какая Африка!? сам вижу впервые этот документ! Согласен, на ваш взгляд я немного странноват, но помилуйте, шутки с паспортом не мой профиль. У нас пограничная зона, к документам мы относимся с пиететом.

– Упаси тебя бог шутить моей дочерью, иначе я тебе все профили переломаю! – прорвались словами чувства Иваныча.

– Всё, всё, дорогой, мы понимаем и уважаем твои душевные переживания. Послушаем молодого человека.

– Менее месяца назад со мной приключилась невесёлая история. Была жесточайшая пурга. Перед самым общежитием вывернул себе лодыжку и пока добрался до дверей, окоченел, обморозился и смирился со своей близкой кончиной.

– А я смотрю, у Вас кожица на мордашке свеженькая.

– Вам, как врачу, объяснять не надо действие на человека низких температур, их обезволивание. И, понимаю, трудно поверить, прямо над ухом слышу: «Замёрзнешь, останется твоя половинка, определённая Небом, на всю жизнь одна. Её судьба в твоих руках. Выкарабкаешься – встретитесь, дальнейшее зависит от вас».

Ну, жучило, наплёл, без лупы видно: проходимец по женской части. Обычному мужику подобное в голову не придёт. Ух, руки зудят! – про себя подумал Иваныч. Людмила тоже молчала. Внутри неё шла возня между женщиной и врачом.

– Молчите? воля ваша, убеждать что-то не хочется. Мне и будильника Светика достаточно.

– Вот оно что, вы за благую весть пострадали?

– Не совсем, правильнее, за некорректную аргументацию.

– Обниматься полез, гад?! – злобно вставил Иваныч.

– Нет, на лестнице, да, схлопотал за первый и единственный раз, – беззастенчиво соврал он.

– Ууу! – в ярости провыл ревнивец, схватив за грудки разоткровенничевшегося наглеца.

Тот не отреагировал на пятерню, терзавшую грудь. Смотря взглядом обречённого на стул Светули, с безразличием к самому себе подумал, – Интересно, меня ногами вперёд вынесут или есть надежда на костыли? – Людмила вернула мужа на стул.

– Отцепись от парня!

– И ты, Брут?

– Ой, нашему Цезарю заговоры и измена мерещатся. От этого рога не растут.

Иваныч, сам не зная зачем, провёл рукой по волосам.

– Людмила захохотала, – Ни за что не зацепился? уверен?

– До этой минуты не сомневался.

– То есть, сомнения начали грызть твою болванку для милицейской фуражки?

– Повода не давай. Про рога чего вдруг заговорила? секрет наружу рвётся, рассказать некому?

Людмила встала. Зять отъехал со стулом в сторону, ушёл с линии огня. Она придвинула свой стул к нему, села, приобняла за шею, вызывающе улыбаясь.

– Если изменить, то с королём! В Африку поеду. Лучше быть королевой в Вонго, чем здесь милицейской женой. Чего, чего ты там мямлишь? Светка? Что Светка? По статистике мужиков не хватает, но для тех, кто подарков с неба не ждёт, они на каждом углу пучками валяются. – Сорвавшись со стула, ухватила Иваныча за остатки волос, злобно зашипев, – Как в башку твою пустую пришло меня подозревать? Да за мной столько кобелей бегает, из «Макарова» впору отстреливать, и не один сукин сын не может похвастать успехами.

Какого оттенка её глаза, какой взгляд парню и представлять было не надо. Дежавю недавних событий дышало свежестью.

– Браво! МХАТ отдыхает. Станиславский бы от зависти катался по полу, дрыгал ногами и кричал: «Верю! верю!» – Светка, стоявшая незамеченной в дверях, аплодировала артистам домашнего театра. – Решили показать себя во всей красе? – смотри, какие мы весёлые ребята! А ты, королёк – птичка певчая, ишь расчирикался и соврал ловко, глазом не моргнул. Уж вывалил бы всё от начала до конца. – Посмотрев недобро ему в глаза, она поделилась ужесточением его перспектив, – Хотела изменить план возмездия, но здесь и паспорт липовый, и откровения за моей спиной.

Не вняв угрозе будущего своего благоденствия, он с извинением поклонился Людмиле Сергеевне, отвёл Светку в сторону и зашептал ей на ушко:

– Сказанное против меня притянуто за уши. Ты и я, правда? сильно соскучились друг по другу. Я знаю, чего мы оба хотим.

– Не соврёшь?

– Та ложь во спасение была, а тебе разве посмею.

– Боишься или из других побуждений?

– Ничего кроме одного побуждения – тебя.

– Пока я в обморок от счастья не грохнулась: чего желаем?

– Что бы я поцеловал…

– Папулю, в знак примирения?