
Полная версия
Жребий

Евгений Поляков
Жребий
– Кто ты?
– Я – твоя половинка.
– Ты одна?
– Да, как и ты.
– Я не один.
– Глупенький – я же одна.
– Нет, это не правильно, я всё придумал!
– Придумать можно лишь то, что есть в жизни.
(Из разговора, услышанного в аэропорту)
Глава первая
Кубики кувыркнулись в последний раз и замерли. Жребий брошен. Двое, он и она, определены. Они не будут знать друг о друге, их души не будут невольно тянуться стрелками компасов к полюсу предназначенному только для них. У избранных никогда не возникнет смутное чувство, точно у ребёнка прачки, нагулянного от дворянина: нет, я им неровня, во мне иная кровь. Не минует их школьная любовь, дружба, испытание души грузом чужой неразделённой любви, а парня холостяцкие отношения с женщинами. Но ждущее своего часа чувство, словно поводырь слепых, поведёт их по жизни, шепча про себя: не он, не она. Тайну: вы избранные и счастье твоей половинки зависит от тебя, откроют парню при самых чрезвычайных обстоятельствах.
Бог отошёл от стола – дело сделано.
– Ну, помощнички, – обратился он к Илье и Николаю, – сверху поглядывайте, да к избранным лишний раз не суйтесь. Не удержитесь, в сон кому залезете, лишнего языком не молоть. Ещё раз напоминаю: не гоните их навстречу друг другу, точно шар кием к лузе, окажутся, где надо, сами найдутся. Особо отмечу: сердец коснётесь едва-едва, раз, другой – и достаточно. Помните, Любовь из уважения доверила вам торжественный ритуал своего пробуждения. Если переусердствовать, она полыхнёт степным пожаром. – Бог строго посмотрел обоим в глаза, – Разбудите, далее вы по большей части зрители.
Бог сказал, предупредил, напомнил, строго посмотрел, но он знал: не удержатся, не справятся с переживанием души, «вызова на ковёр» им не миновать. Да, знал, не потому что он Бог, а как всякий мудрый, отзывчивый человек.
Снизу загудел прокуренный бас:
По-товарищески советую: за ними строже поглядывай. Размякнут, слезу пустят, самодеятельность развернут, потом не разгребёшь! Не в лесу живём, знаем.
– Советчик, уговор наш помнишь: к избранным не лезть.
– Внизу смачно плюнули, с обидой забасив, – Я, к ним? Ты меня уважаешь?
– Уже принял?
– «С утра накатил – целый день свободный». Люблю Михаила, умнейший человек.
– Не горячись, я так, чисто риторически, для общения.
– Уволь, отец родимый, набравшись опыта сотрудничества с влюблёнными, зарок дал: близко не подойду! Крайне непредсказуемая публика, ненадёжная. Бывало, всё подготовишь, направишь, в уши надуешь – действуйте! как в театре говорят: «Ваш выход, зритель ждёт!». И что увидел зритель? Ждали «Отелло», а разыграли преомерзительнейшую оперетку-экспромт! Результат сродни анекдоту цирковых: «Все (я) в дерьме и муке, только дядя (они, влюблённые) в чёрном фраке».
– Ты пойми, не понять нам людей в сердечных отношениях. Мы, как не пухни голова от вопросов, сторонние наблюдатели, а они в жизни задыхаются счастьем, мучаются, страдают, гибнут, прощают, ненавидят, опять прощают, но никогда не откажутся от любви, не смогут жить без неё.
–Всё равно не пойму, на кой бес себе маяту такую придумали? Счастья на земле не прибавляется, благополучные пары сосчитать, копыт хватит.
– Надеюсь, когда-нибудь поймёшь. Пойду, будет время, ещё поговорим.
Пора пускать парня по пути жребия, но житейский опыт, годы, прожитые на северах, отметают придуманные сюжеты. Действительно, зная природные реалии, благословить его на подвиг, оставив с переломанными ногами в жесточайшую пургу за сто километров от жилья и пытаться переубедить себя: ничего, парнишка шустрый, на локтях доскачет, неуважительно как к себе, так и к возможному читателю. Поэтому, в какое бы преодоление опасного для жизни случая я его не пристраивал, парень скоропостижно выпадал из игры. Рассматривал летний вариант, но, поверьте, выходила сплошная тягомотина. Пока на него в тундре кто-нибудь набредёт, заметят с вертолёта, доползёт до стойбища, забудешь, чего хотел написать. Оставлял у догорающего вертолёта – передумал, пилотов жалко, и не было у нас похожего случая. Вездеход пускал с обрыва. Получалось, водитель за компанию должен был ползать с ним по долине реки, обмораживая самые важные органы или погибнуть на месте. Закрестил вариант. Наши вездеходчики, чтобы с обрыва? пролопушили, не заметили? Нет, не смею оговорить, доставляли они нас из тундры к дому, как яички пасхальные к столу, целыми и невредимыми. Прервал переборы вариантов сам герой, привидевшись во сне: «О заполярье не понаслышке знаю, учую лажу героическую, упрусь – двух слов дальше не напишешь. Чего у тебя будет? повесть? роман? новелла? Сам не знаешь? Ладно, назовём: произведение. Название многоговорящее, с чувством и мне не терпится девочку эту увидеть. Начинай быстро, просто, жизненно». Проснулся, кофейку попил, меня и осенило, – Не надо нам тащиться за три перевала. Сломай ему ногу или вывихни, пургу метров так 30 в секунду, 15 метров до двери общежития через теплотрассу, не я их выдумал, на всех северах они есть. Условия, соответствующие его запросу: просто и жизненно. Не счесть случаев гибели людей, замёрзших в трёх шагах от дома.
Вперёд, герой! Жребий выпал на небесах, а на Земле всё от вас двоих зависит.
В Посёлке выражение: пурга разыгралась не имело того смысла как на «материке». Дуло всегда головы не поднять, ложись на ветер, не упадёшь. Различие было в количестве дней, которые она бесновалась. В тот день утро ничего не предвещало; в обед начало поддувать; потом снег, мусор, всё не устоявшее перед напором ветра понеслось, полетело под его завывание. В конторе женщин отпустили домой, живущим на окраине, в общежитие, выделили провожатых. Мужчины остались до конца рабочего времени и заодно на случай ЧП. Выдрессированные пургами службы поселка редко давали сбои, и все вовремя разошлись по домам. Обычное дело. Наш парень заскочил в магазин за привычным набором продуктов для холостяцкого ужина.
Позволю маленькое отступление.
Пробиваясь сквозь снежные вихри к теплым квартирам с забитыми продуктами сумками, люди утопали в сугробах, падали, спотыкаясь о рёбра застругов, летели кувырком с отвесных, спрессованных ветром наносов снега. Интересный момент: весной из сугробов начинали вытаивать банки зелёного горошка, колбаса, куски сливочного масла и прочие продукты, но спиртное среди «подснежников» не припомню.
Загрузившись позициями списка, отточенного холостяцким мудрым бытом: хлеб, яйца, колбаса «Одесская» (другой не завозили), бутылочка приятного болгарского вина, он двинул к месту проживания, рассекая молодым сильным телом осатаневшие струи снега. Одолев длинный прямолинейный участок пути с постоянно дующим вмордувиндом, оказался на траверсе торца соседнего с общежитием дома, где висел прожектор, как ориентир, чтобы никто по ошибке не завернул в тундру, когда снег и ветер не давали головы поднять. Взяв курс на румб правее, он вышел на финишную прямую, где почти в самом конце её влетел ногой в проволочную петлю. Повезло пареньку, пожалела судьба по доброте душевной, учитывая разнообразие членовредительного мусора, оставленного строителями.
Хм, подобная мягкотелость рока (неубедительные повреждения в свете последующих событий) меня определённо не устраивает. Чтобы не быть заподозренным в пристрастии к нагнетанию чернухи, приведу случай собственных страданий на просторах кочковатой тундры. Неприятность произошла в начале июня, когда ласковое солнышко Чукотки, лишь на малые сантиметры отогрело шкуру вечной мерзлоты, и нога, неосторожно поставленная на макушку кочки, резко скользила по травке, встречая не упругость, а каменную твёрдость природного растительного объекта. Я …
– Эй, старина, задубел, твою…
– Не капризничай, будь мужчиной, общественности определённо интересно познакомиться с тонкостями заполярных зон…
– К лешему твои тонкости, они мне, как костыли хромому знакомы! А любопытствующие несгибаемые приверженцы тёплых климатических зон могут в соответствующей литературе узнать особенности тундры от солифлюкции до термокарста.
– О, сколь я тебе признателен за упоминание сладкозвучных слов!
– Ыыыыы!
– Немножко о посохе пастушьем скажу – и к тебе.
– С каким людоедским наслаждением я насадил бы тебя на этот кривой шампур!
– Совершенно верно! – кривой. Гениальное изобретение пастухов-рационализаторов. Ты опираешься на него ладонью, он, благодаря своему изгибу, прокручивается под рукой, занимая самое устойчивое положение. Вы делаете шаг и переставляете посох, не выбирая места – он сам выберет надёжную точку опоры, опять же за счёт кривизны. Ко всему, его не надо высоко задирать как прямолинейную трость, приспособленную для прогулок по дорожкам английского парка, проворачиваясь в руке, он словно обтекает препятствие. Именно при его помощи я ковылял до палатки с потянутой лодыжкой около двух километров. Извини, дружище, для правдоподобности мы Вас коленочкой другой ноги о заледенелый натёк воды из теплотрассы – хрясь!
– Ууууууууу!
– Не ветер? Нет, ветер: шшшш. Чудненько, можно продолжать.
Резкий «стоп!» и бешеный удар пурги свалил беднягу на землю, причём нижняя часть ноги была зафиксирована нежданным капканом, а другая нога саданулась коленом о ледышку. Ветер, поглотив ненормативное восклицание пострадавшего, принялся трепать случайную жертву. Злая ирония судьбы: он валялся прямо под окном своей комнаты, светившей сквозь несущиеся струи снега мигающим жёлтым светом, а в какофонию пурги прорывался гул молодой жизни, резвящейся за стенами общаги. Он, как стрелка компаса, развернулся головой к ветру, восстановив направление. Теперь освободить ногу, попробовать встать. Ударившая боль не шутила: не умничай, ползи! А часики тикали. Ледяные струи прошивали с головы до ботинок. Снег с песком били в лицо, не давали дышать. Тело с трудом выполняло команды мозга. Расстояние, раньше преодолеваемое в несколько прыжков, казалось бесконечным. Близость теплотрассы усугубляла положение: из-под короба, идущего над землёй, дуло чище, чем из трубы. Галька не давала хорошо закогтиться, высушенная морозами и ветром, она текла под руками подобно льняному семени. Он напоминал жука, пришпиленного булавкой: лапками гребёт, а сам ни с места. Немного продвинуться удалось, под рукой был трап, но пальцы соскальзывали с обледеневших брусков-ступенек. Повернувшись на бок, попытался зацепиться за первую стойку перил. Ветер опередил, влепил заряд снега. Новая попытка оказалась успешней. Скоро он сполз к ступеням короткой лестницы перед дверью в общежитие. Радость была невелика, он крепко окоченел, потерял способность двигаться. Губы свело ещё раньше. Порывы пурги доносили обрывки песни «БОНИ М» – ребята веселились от души. – Хотя бы побежали к Карповым за коньяком, – поделился он мечтой с притихшей надеждой. Испугавшись, что она оставит его, приняв сказанное за предсмертный бред, с трудом выталкивая замерзающие слова, пояснил, – Традиция, понимаешь, традиция: на пике веселья непременно сбегать в соседний дом. Сначала надо поорать под окном: Карпов, у тебя есть коньяк? Потом, уже на лестничной площадке, не стуча в дверь, конкретизировать суть вопроса: Карпов, отдай нам коньяк! – Надежда приободрилась, – Ну, если непременно, то такое почитание традиции вселяет в меня надежду. – Тут же она свалилась в пессимизм и критику его мечты, – Нам неизвестно: когда они побегут. Это тоже, что зимой ждать голым автобус, не зная расписания. Вообще надеяться на мечту – путь в никуда. – Надежда откланялась. Он вскипел, – Закон подлости не даёт сбоев. А спасение, вот оно, на расстоянии вытянутой руки, кончики пальцев чуть-чуть упираются в дверь. Прямо дьявольское иезуитство! – На смену злости пришло безразличие, потянуло в сон.
Николай и Илья переглянулись.
– Пора вмешаться, иначе, – вздохнул Илья, – благое дело накроется медным тазом, парень натурально потерял интерес к жизни. Надо взбодрить, усилить мотивацию. Чаще её мужикам что, вернее, кто пришпоривает? Правильно – женщина. Я думаю, момент, соответствующий условию жребия, наступил, мы можем ему сказать: «Дружище, так-то и так, поэтому окоченеть на данном этапе тебе нельзя».
Избранный между тем делал попытки ухватиться за порог, теряя остатки сил. Мозг впал в прострацию и лишь повторял строчки: «А красивый твой скелет, может быть, отыщут люди через десять тысяч лет». Неожиданно куцая декламация оборвалась. Он отчётливо услышал голос, – Бардовщинкой услаждаешься, а не знаешь: на другом конце страны судьба одной девушки, твоей половинки, зависит от тебя. Заползёшь в тамбур, живым останешься – встретитесь, откроется вам любовь на всю жизнь. Замёрзнешь, кишка тонка окажется, век ей одной маяться! Сообразил? – не для себя ползёшь, для неё. – Голос вещал реальный, не порождённый бредом замерзающего сознания. Тот, которому он принадлежал, был где-то рядом. Парень, через силу ворочая головой, осмотрелся – никого. – Сказал, ушёл, бросил меня? Сволочь! – взвыл он и рванулся вперёд. Ярость была столь велика, что включилась в работу нога с повреждённой лодыжкой и другая, с побитым коленом, уже слабо тормозящая болью. Половина задубевшего тела висела через порог в тамбуре, отчаянно хватая руками всё попадающее под пальцы, он втянулся в теплое помещение. Со стуком захлопнувшейся двери понял: спасён – и отрубился.
Очнулся он в комнате с белым потолком, с видом на Надежду, Надежду Фёдоровну, врача поселковой больницы.
– О, воскрес наш «два в одном». Везунчик, быстро тебя доставили, уазик к общежитию не пробился, ребята на руках с «поля боя» вынесли.
– Почему «два в одном»?
– Ты совместил несовместимое: и ползун отменный, и летун. В приличном окостенении лестницу штурманул, а с койки столько раз взлетал, что не сосчитать. Девушку, напророченную тебе, рвался увидеть, сказать, что живой, клялся: одна не останешься. Скажи номер, позвоним, изведётся ведь дивчина.
– Не знаю я ни адреса, ни номера телефона и с девушкой этой не знаком. Одно знаю: живёт где-то на «материке» и встретиться нам надо, иначе обречена на одиночество. Мне в тамбуре был голос свыше.
– Уникальный случай, впервые слышу подобный романтический бред после выхода пострадавшего из бессознательного состояния. Интересно, искать как будешь? Только в Иваново не суйся, там ткачихи после первого вопроса: не ты ли моя суженая? – на атомы разнесут подарок неба. И в сельской местности сладко не будет, парни конкурентов-претендентов из соседних деревень с кольями гоняют и знать не желают о всяких предначертаниях. Расчертят без лекала и линейки. Сама деревенская.
– Зря Вы так, в Вас врач пересиливает женщину. Понимаю, велик соблазн заиметь нестандартный случай в картотеке, забитой описаниями видений прозаической белой горячки. Трудно устоять, только сомнительно, чтобы красивая и умная женщина не почувствовала сердцем божий промысел.
Лесть, в нашем случае озвученная правда, сработала. Порозовев, смущённо поправляя причёску, с укоризной в голосе Надюша проворковала:
– Трудно не согласиться с приятными доводами, но ты, пройдоха, подпортишь материал для статьи. Ситуация как на субботнике: некрасивые идут домой, красивые метут площадь.
– Эх, для науки в виде вашего обворожительного образа ничего не жалко. Хотите, напишу: моим выкрикам в бессознательном состоянии объяснения дать не могу.
– Вдруг с материка с молодой женой прилетишь, с половинкой. Не совестно будет перед самим собой, что глас провидения на лесть красивой врачихе променял?
– Совестно? Случится такое, грешок мой обратится в забавную историю. – Он пристально посмотрел на Надежду, – Ваши глаза выдают Вас: Вы верите мне, что в тамбуре голос был. Обещаю, я приведу её к Вам и скажу: «Наша с тобой Надежда Фёдоровна, она помогла нам, не посчитав бредом откровение небес». Кстати, результат общения с умной женщиной налицо, мне надо немедленно лететь на материк, лёжа на койке, я не могу надеяться на успешные поиски. Теория, мой друг, суха, а древо жизни зеленеет. Поверим теорию практикой. Отдадимся воле провидения. Что за день недели? когда самолёт? – лечу немедленно!
– Красота – страшная сила! Раневская, несомненно, имела в виду тебя. Своей помороженной физиономией ты и слепых распугаешь. Представить не могу, до чего надо в одиночестве озвереть, чтобы на подобную яичницу клюнуть. Ренегатством попахивает, только без народного средства не выкрутимся. Ради твоей суженой предам классическую медицину – буду лечить гусиным жиром. Одно волнует: не напрасный ли труд? вдруг оригинал пострашнее окажется?
– Я не Ален Делон, не жгучий брюнет с голубыми глазами, но девочек не пугаю, глаза они от меня не отводят. И ещё, у нас же откровенный, доверительный разговор? у мужчины красота второстепенная вещь, главное мужские качества, душа и, скажем, краеугольный камень мужского предназначения – половая функция.
– Ой, уморил! Представляю картину: найдёшь свою суженую, скажешь: «Я твой, а ты моя по воле небес, вместе по жизни пойдём! Страшноват? Привыкнешь, зато у меня выдающаяся, без гиперболы, функция». Повезёт, если она на филфаке учится или математичка, шанс зацепиться есть, пока сообразит, что термины родной науки лишь метафора. У тебя будет два варианта: сразу получить по морде или успеть покорить её внутренним миром. Надёжнее провернуть церемонию знакомства и покорение в сумерках, подальше от фонарей. – Надежда грустно вздохнула, – Увы, от красоты толку мало, много нас красивых да счастливых? И вас жизнь особо не жалует, пока молодые – бабоходы, пройдут годочки – лысина, алименты и укоры третей по счёту жены. Ладно, выздоравливай, у тебя будет по-другому, трудно будет, но по-другому. Сердцем чую.
В конторе горячка отчётов закончилась. Пятёрку на защите материалов никто не получил, да такое и невозможно. Попробуйте работать строго по инструкции – и вы завалите любое дело. Особо принципиальные оппоненты, нежелающие принимать реальное положение вещей, с примесью давних обид и ссор на профессиональной почве, выискивали пункты, подпункты, в конечном счёте, не влияющие на качество работ. Субъективная подрывная деятельность могла вылиться в оценку работ на три балла. Плакала бы тогда премия. Все знали друг друга, как облупленных, причины придирок были известны, но нервотрепка повторялась на каждой защите полевых материалов. Отстояв не просто качественный результат, но упорство еле сгибающихся от холода пальцев, зарисовывающих обнажение, держащих лоток, отмывая шлих в ледяной воде ручья; сырые палатки-маршрутки с коптящим примусом вместо печки; карпение над картами; ноги, стынущие в болотных сапогах, а короче: честно отработанный полевой сезон, отряды накрывали столы, заслуженно расслаблялись. Самое интересное, кроме коллег из других отрядов, заглядывали на огонёк и зловредные оппоненты. Почему? А потому, что когда-то их тоже ели поедом комары на марях, они пробирались через скалистые перевалы с навьюченными лошадями, знавали холод и затяжные дожди, стояли перед комиссией и сражались с оппонентами. Ещё, возможно, их принципиальность покусывала совесть или искренне хотелось доказать коллегам, что они ошиблись в проведении границ какой-нибудь геологической свиты. Одним словом, тянуло оппонентов к родным душам, невзирая на неминуемые разборки. На следующий день в конторе появлялись люди в… нет, не в «чёрном», в чёрных очках. Странно, особенно когда полярная ночь не за горами. После защиты наступал тягучий камеральный период, а случалось, и вынужденного безделья. Такова специфика работ, поэтому руководство не побуждало, но приветствовала: уход в плановый отпуск; в счёт очередного; за свой счёт. Люди нужны были летом. Поэтому наш искатель быстро оформил бумаги, получил деньги и через день уже летел прямым рейсом Посёлок – Москва на ИЛ-18, заполненным на треть. Не сезон. Вот весной начнётся кутерьма, севера от Мурманска до Уэлена двинутся на юга. Программа нашего героя не поражала оригинальностью: родители, друзья, поручения, заказы и чутко прислушиваться к внутреннему голосу.
Только в жизни обычно оригинальность и не нужна. Можно пойти за хлебом и огрести приключений больше, чем все дети капитана Гранта. Тем более то, что предрекал голос, было не поиском друзей в «Одноклассниках».
Глава вторая
Прилетев во Внуково, он позвонил родителям, и первый пункт списка отпал. Сегодня вечером они уезжали в санаторий, а далее по родственникам со всеми остановками.
А как он хотел? – родным писать надо чаще, звонить.
С друзьями повезло, были дома. Определив с ними стыковочные дни, отправился в Москву по адресам с посылками и письмами. Не откровение: подобное святое дело сопряжено с большими нервными и застольными нагрузками. Можно за пару дней обежать, объехать многих и в самом конце благородной мисси угодить в такое беспощадное радушие и хлебосольство, что казалось: ты Фока из басни «Демьянова уха». Сия чаша его миновала. Были чай, кофе, дотошные расспросы: как там доченька? как там сыночек? внуки? Грешок поболтать с хорошим человеком у него имелся, и данный пункт программы прошёл приятственно во всех отношениях. Переночевав у последних родственников северян из списка, ещё раз созвонился с армейским другом и выехал к нему пригородной электричкой.
С волнующим чувством он ступил на перрон. Пассажиры, точно муравьи, знающие свои дорожки и цели, быстро растеклись от вагонов, у которых он остался один. Друг встречать не пришёл. Прождав час в условленном месте, позвонил, трубка добросовестно передавала сигнал вызова, но ему не отвечали. Выход напрашивался один: погулять по улицам невольным туристом, периодически названивая до отхода последней электрички.
Любой провинциальный город в те годы и летом не соперничал развлечениями с Диснейлендом, а уж осенью и зимой подавно. Добросовестно выхаживая время сквозь падающий пушистый снег, он услышал знакомые ритмы «БОНИ М», те самые, когда пластался у общаги. Звуки неслись из здания напротив. Появилась естественная мысль: не плохо бы провести оставшиеся два часа в тепле, с танцующими девчатами, а последний звонок сделать с вокзала. Решено. В небольшой сумке были гостинцы, как и положено, если вы отправляетесь в гости, но истинное имя им было – дефициты: индийский чай со слоном и растворимый кофе, о существовании которого многие граждане страны и не подозревали. Любая вахтёрша не только бы пропустила, но и донесла бы на руках, куда вам надо, при виде того, что было доступно лишь блатным. Не тем блатным с косой чёлкой на глазах, золотой фиксой во рту и финкой за голенищем сапога, а тем, кто имел доступ к распределителям, подсобкам магазинов, торговым базам, имели знакомство, власть в особом мире под названием Советская торговля. Заинтересовавшиеся найдут ответы в повести «Змеелов» или одноимённом фильме. К нашему парню это не имело отношения, заполярье снабжалось на уровне Москвы.
Забыл пояснить. На танцы, устраиваемые в школах, институтах, ПТУ и так далее, чужаков пускали неохотно. Само мероприятие являлось пыткой и головной болью для преподавателей. Расстояние между партнёрами в медленных танцах год от года катастрофически стремилось к нулю, причём сильно сжатому, а быстрые танцы воплощали откровенное падение нравов и походили на ритуальные пляски людоедов. Ко всему, парни, разгорячённые афродизиаками (бутылка за 1р.47коп.), частенько бились за прекрасных дам и по поводу: рожа мне твоя не понравилась! А ещё, по укромным местам, ужас какой! за всеми не уследишь, целовались влюблённые парочки и не очень. Как там, у Овсиенко: «Может я смелая очень, что разрешила себя поцеловать?». Бедные наши учителя, воспитанные на вальсе и фокстроте, сколько же вы натерпелись, низкий вам поклон. Смирившись с рамками поведения и желаний, соответствующих возрасту, я не пробираюсь по водосточным трубам на танцы в школах и мне интересно: сохранилась ли уступка феминисткам белый танец? – когда приглашают дамы. В руках умненькой девочки он серьёзное оружие. Можно достаточно больно настучать по самолюбию парня, отомстить подруге, подать сигнал и надежду на романтические отношения. Надо признаться, случалось и девчата из-за парней бились, но значительно свирепее и беспощаднее (свойственная женщинам от природы моногамия жалости к сопернице не имеет изначально). Не пользоваться мне инетом, если вру, доподлинно известно, да что известно, лично знал, одна дивчина ходила на танцы с солдатским ремнём. Знаете, какая у него бляха? Ну, она этим ремнём и орудовала, если конкурентка пыталась позаимствовать её дружка на танец. За любовь надо бороться, особенно, если мужиков на всех катастрофически не хватает.