Пробуждение последнего Стража. 1 часть. Сила рода

Ангелина Коншина

Пробуждение последнего Стража. 1 часть. Сила рода

Посвящение: «Эта книга посвящается: Моему роду, моим предкам – Поповым и Коншиным, основавшим село Копылово, Нюксенского района, Вологодской области. Их сила, мудрость и дух живут в этой истории. Их голоса звучат в ветре, их тени хранят родную землю, их сила живёт в моих словах…»

Дисклеймер: «Все персонажи и события этого фентази являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми, живыми или умершими, случайны.»

Пролог “Тёмные знамения Сухонского”

В тихом поселке Сухонский, примостившемся неподалеку от села Полдарса, что в Великоустюжском районе Вологодской области, жил мужик Ефим – пастух, словно сросшийся с лесом. С детства он пас скот на самой его кромке, знал каждую корягу, каждую приметную березу. Но в последнее время лес стал чужим, недружелюбным. Затихли певчие птахи, казалось их кто-то спугнул разом, звери шарахались от малейшего шороха, а по ночам из глубины чащобы доносился тоскливый вой, от которого даже у бывалого Ефима волосы вставали дыбом. И еще кое-что тревожило старика – в темных лесных прогалинах стали появляться блуждающие огоньки, холодные и зловещие, как глаза мертвецов.

Однажды, когда багровое солнце уже клонилось к закату, окрашивая верхушки елей кровью, Ефим погнал своё стадо домой. Но одна из коров, старая Буренка, вдруг заупрямилась, не желая идти дальше. Ефим крикнул на нее, но Буренка лишь задрожала всем телом и отступила в лес, глядя на пастуха безумным, полным ужаса взглядом. Она будто чувствовала то, чего он не видел. Ефим выругался сквозь зубы и полез за ней в чащу, продираясь сквозь цепкий подлесок.

В лесу стояла звенящая, давящая тишина. Слышно было лишь потрескивание сухих веток под ногами, да глухой стук собственного сердца. Воздух стал густым и влажным, пропитанным гнилью и страхом. И тут он заметил, как между стволами корявых сосен замелькали неясные огоньки, как испорченные светлячки, мерцающие тускло и неровно. Они то вспыхивали ярче, то затухали почти до полного исчезновения, создавая жуткое, нереальное зрелище. Ефим ускорил шаг, надеясь поскорее вывести Буренку из этого проклятого места, но та, словно зачарованная, стояла неподвижно, уставившись вглубь чащи мутными глазами. Впереди, за сплетением колючих кустов, он увидел просвет на небольшую поляну, окутанную клочьями седого тумана. Мерцание огоньков здесь становилось отчетливее, они зловеще озаряли призрачную дымку. Именно там, на краю поляны, стояла Буренка, не двигаясь и глядя в самую глубь леса, туда, где даже в полдень царила вечная тьма. Ефим подошел ближе, и его сердце оборвалось от ужаса – вся поляна была вытоптана, трава примята, а земля обуглена черным пламенем. Он заметил, что мерцающие огоньки, теперь их было не меньше дюжины, приблизились к поляне, кружа над самой землей, как будто их что–то манило и влекло к этому месту.

И тогда из тумана возникла фигура. Огромная, непропорциональная, человекоподобная, но совершенно искаженная, словно кошмар, принявший форму. Она была покрыта слизью и тиной, точно только что вынырнула из трясины. На месте глаз зияли пустые, бездонные глазницы, а из скрю

ченных, неестественно длинных рук капала чёрная, маслянистая жижа, пахнущая гнилью и смертью. Мерцающие огни, теперь уже почти слившиеся в один пульсирующий, зловещий шар, плясали вокруг нее, создавая жуткий, неземной ореол. Ефим почувствовал, как от фигу

ры исходит леденящий душу холод, проникающий сквозь старую куртку прямо в кости, сковывая волю. Он вспомнил жуткие истории стариков, шепотом передаваемые из уст в уста у жарко натопленной печи – истории о Топтунах, древних духах леса, приносящих болезни и смерть. Они редко показываются людям, но, если уж покажется – добра не жди.

Ефим замер, парализованный животным ужасом, не в силах ни закричать, ни пошевелиться. Фигура, казалось, не замечала его, но при этом он чувствовал на себе пристальный, немигающий взгляд, проникающий прямо в душу, высасывающий саму жизнь. Буренка, всё еще неподвижная, как под гипнозом, вдруг издала жалобный, надрывный стон, полный предсмертной тоски, и рухнула на землю, дергаясь в мучительных конвульсиях. Затем ее тело обмякло, и она затихла навеки. Мерцающие огни внезапно погасли, оставив после себя лишь слабый запах серы.

Пастух, не помня себя от ужаса, побежал прочь, проклиная этот лес, проклиная этот день. Не разбирая дороги, спотыкаясь о коварные корни деревьев, царапая лицо и руки о колючий кустарник. Он бежал до тех пор, пока не добрался до своей избы в Сухонском.

Оказавшись до дома, Ефим не мог вымолвить ни слова, только показывал дрожащими руками в сторону леса и бормотал что-то невнятное о “Топтунах” и “огнях”, его трясло, словно в лихорадке, и даже после того, как он немного пришел в себя, в его глазах навсегда поселился мертвый ужас. Он не мог забыть того, что видел в лесу, и больше никогда не ступал даже на его край. Он уверял всех, что этот лес больше не принадлежит живым, что оттуда теперь веет только смертью и могильным холодом. Вскоре, Ефим заболел странной, неведомой хворью. Он бредил ночами, бормоча о мертвой Буренке, о черных следах на земле и о блуждающих огоньках, которые окружали мерзкую фигуру, призывая Топтунов. Через неделю он умер, так и не оправившись от потрясения. Перед смертью он будто увидел их в окне, блуждающие огни, и прохрипел “Заберите меня к себе…”

Глава 1 “Столичная хандра”

1

Андрей, высокий парень тридцати лет, замер на набережной Москвы–реки, словно тень, отделившаяся от вечернего города, только что закончился его рабочий день. Русые волосы, будто тронутые ветром, лежали в легком беспорядке над открытым взглядом, голубых глаз. Четко очерченные скулы и волевой подбородок, пробивающиеся сквозь легкую щетину, говорили о его уверенном характере, но в полных губах читалась доброта. Он был одет просто и стильно, в серую футболку, небрежно расстегнутую клетчатую рубашку и кожаную куртку цвета темной охры. На шее, как некий талисман, висел круглый медальон, похожий старинное золото, на тонком черном кожаном шнурке. Линии на нем, образовывали сложный орнамент, внутри которого можно было различить очертания древних рун.

Вокруг сновали люди, кто–то неспешно прогуливался, кто–то спешил по своим делам, как это обычно бывает в столице. Монотонность будней давала о себе знать, но уверенный внешний вид, и спокойная сила были его привычной маской. За ней скрывалась душевная усталость и тревога. Он предпочитал не показывать свою уязвимость окружающим, чтобы сохранить образ сильного человека, несмотря на лёгкую депрессию, которую он в последнее время всё чаще ощущал. Он трудился в Министерстве природных ресурсов и экологии Российской Федерации, в департаменте анализа и реагирования на загадочные природные явления, чья деятельность была связана с чрезвычайными ситуациями, имеющими отношение к природным аномалиям, загадочным катастрофам и явлениям, требующим незамедлительного реагирования.

На собеседовании при устройстве на работу его будущий начальник, Бережиславский Борис Святославович, долго смотрел на него, прежде чем спросить: “Вы верите в сверхъестественное?” Андрей ответил, что не отрицает возможность существования необъяснимых фактов, но считает, что всё в конечном итоге можно объяснить с научной точки зрения. На что Бережиславский резюмировал: “Не готов… Предлагаю вам работу в корректировке отчетов с «научной точки зрения»”. Так он получил работу специалиста отдела аналитики и сводной отчетности.

В отделе кипела жизнь оперативной группы, словно отважной команды охотников за необычным. Они выезжали по первому сигналу, исследуя поступившие заявления о самых странных происшествиях. Порой им приходилось сталкиваться с загадками, от которых мурашки бежали по коже, – как, например, отчёт о необъяснимых низкочастотных звуках, доносящихся из подвала многоэтажного дома, которые не вписывались ни в одну из известных акустических моделей. А случались и забавные казусы, словно комичные сценки из комедии абсурда – вроде отчета о “шутниках”, чьи “сверхъестественные” световые и звуковые эффекты в окнах оказались банальным следствием ночного ремонта электропроводки.

В архивах отдела хранились целые тома таких историй: Свидетельства о “летающих тарелках”, что парили над городом, описания их странных форм и загадочного свечения, после анализа превращались в сухие факты о метеоритах и спутниках, запечатлённых на профессиональных снимках ночного неба. Отчёты о “призраках”, что бродили по коридорам домов, их “призрачные” фигуры, пойманные на фотоснимках, в итоге оказывались лишь игрой света и тени на старых обоях, разоблачённой анализом условий наблюдения и свидетельских показаний.

И все эти истории, пропущенные сквозь призму строгой научной методологии, показывали одно: то, что казалось непознанным и загадочным, при внимательном рассмотрении обретало вполне земное и логичное объяснение.

Но специалисту отдела аналитики и сводной отчетности, во всем этом буйстве необъяснимого, досталась роль скорее летописца, чем исследователя. Его работа не имела ничего общего с миром аномалий, а больше походила на рутинную работу бухгалтера в мире фантастики. Он занимался тем, что превращал хаос необъяснимого в стройные ряды таблиц и графиков, приводя в порядок формальную сторону отчетов, отсекая всю их загадочную суть. Он был архитектором системы, тем, кто раскладывал “необъяснимое” по полочкам, а не тем, кто пытался проникнуть в его тайну.

2

Андрей стоял на набережной, глядя в весенние мутные воды реки, и размышлял о своей жизни. Он родился и вырос в Сыктывкаре. Отец был пожарным и погиб при тушении пожара, когда Андрею было всего семь лет. Обрывки воспоминаний – тёплые руки, весёлые рассказы, аромат мандаринов на Новый год – всё, что осталось от отца. Но отцовскую любовь он запомнил именно такой, теплой и надёжной. Его смерть перевернула жизнь Андрея. После смерти отца, мама была в глубокой депрессии, она замкнулась в себе и бабушка по отцовской линии, Татьяна Алексеевна, жившая в Великом Устюге, чтобы дать маме прийти в себя, забрала его к себе.

Они часто ездили в родную деревню бабушки – Копылово, к её сестре, Александре Алексеевне. Он помнил всех соседей на улице Ключевской. Эта улица называлась так не случайно. Не потому, что имела отношение к замкам или ключам, и не потому что там, где–то бил из–под земли родник. А потому, что все соседи когда–то жили на хуторе “Ключи” неподалеку, но, когда туда так и не провели электричество, людям ничего не оставалось, как переехать оттуда. Они не просто бросили свои жилища, а разобрали их и перевезли в Копылово, заново отстроив свои дома на этой самой улице. Поэтому эту улицу и называли Ключевская.

Андрей до сих пор помнил запах хвои и нагретой солнцем древесины, знойные летние дни, наполненные жужжанием пчел и ароматом полевых цветов. И вечера, когда спадала жара, и бабушка, усадив его на крыльце, рассказывала местные легенды о разных мифических существах, обитающих в этих лесах.

В Великом Устюге он окончил начальную школу, впитал размеренный, неторопливый ритм жизни этого маленького, но красивого города.

Но устюжская жизнь Андрея продлилась недолго. Мама, оправившись от горя, снова вышла замуж и перевезла его обратно в Сыктывкар. Город, совсем не похожий на уютный и тихий Великий Устюг, встретил его своей суровой реальностью.

После школы, не желая задерживаться в унылом Сыктывкаре, Андрей сразу пошел в армию. Благодаря хорошей физической подготовке и отличным результатам на медкомиссии, его определили в морскую пехоту. Служба в морском десанте закалила характер Андрея, привила ему дисциплину и ответственность, научила выносливости и умению быстро принимать решения в экстремальных ситуациях.

Вернувшись из армии, возмужавший и уверенный в себе, он вместе со своим сослуживцем и другом, Николаем, решил не возвращаться в родной Сыктывкар. Они оба подали документы в один из московских ВУЗов.

Учёба Андрея не особо увлекала, но, благодаря хорошим оценкам, он получал стипендию, которая позволяла ему оставаться в столице. Да и смысла возвращаться в Сыктывкар не было, отчима перевели по работе в Казань, и мама уехала с ним. Больше там у него никого не осталось. После окончания института, чтобы закрепиться в Москве, он согласился на работу в Министерстве, на ту самую должность…

Через год Андрей встретил Наташу. Их пять лет гражданского брака прошли спокойно, без бурных страстей и ярких эмоций. Было удобно, комфортно, предсказуемо… но не более. Андрей ценил в Наташе ее надежность, умение создавать уют, но ему все чаще казалось, что он проживает чужую жизнь, отказываясь от своих собственных желаний и стремлений. Когда Наташа объявила о свадьбе с Николаем, лучшим другом Андрея, и о их переезде в Краснодарский край к Черному морю, он не испытал ни ревности, ни обиды. Напротив, почувствовал облегчение. Николай был хорошим человеком, и Андрей честно признавал: глубоких чувств к Наташе у него никогда не было. Их отношения оказались тихой гаванью, вместо бушующего океана, о котором он когда–то мечтал. Теперь, оглядываясь назад, он понимал: эта тихая гавань была лишь временным пристанищем, а не настоящим домом. Он чувствовал, что тонет в бездне тоски и безнадёжности, потерял смысл существования. Словно горизонт затянули непроглядные тучи, и в этой серости и тишине не осталось места для мечты, для надежды, для чего–то, что могло бы вернуть его к жизни.

Но по ночам ему снились не просто сны – настоящие видения. Он сражался с чудовищами, разрушал тёмные башни, пронзал врагов мечом, словно излучающим чистую энергию. Образы русских былин, героическая ярость богатырей, их невероятная сила – всё это пронизывало его подсознание с такой силой, что казалось, будто он сам – участник этих древних сказаний. Андрей не понимал, откуда берутся эти образы, но они были слишком реальны, настойчивы, словно вирус, пробравшийся в самую глубь его души.

Утром, просыпаясь, он возвращался к серой реальности: бесконечные архивные дела, бесконечные отчёты. Но даже в этой обыденности тлела искра, неугасимый огонёк, напоминающий о странных ночных приключениях. Андрей чувствовал – ему нужен отдых, что–то большее, чем просто отпуск. Что–то… другое.

В Министерстве, конечно, помнили, что их департамент входит в перечень структур, взаимодействующих с МЧС. Поэтому раз в квартал всех сотрудников, от архивариусов до заместителей начальников, ждал день условной тревоги. Надеть противогаз за пятнадцать секунд, пробежать по лестнице с «пострадавшим» на плечах, правильно ответить на вопросы по алгоритмам поведения в зоне аномалии. Всё это Андрей знал почти наизусть.

Более того, по внутреннему распорядку каждый сотрудник обязан был не менее двух раз в неделю посещать спортзал – ведомственный или прикомандированный. Система фиксировала посещения, и отдел кадров не дремал. Андрей не отлынивал – наоборот, тренировки были для него почти отдыхом. Он легко выполнял нормативы, занимался на турниках, в зале и на беговой дорожке.

Особенно ему нравились занятия по прикладной рукопашной – то, что проводили раз в месяц с инструкторами, приглашёнными по линии ФСБ. Он с удовольствием вспоминал морпеховскую закалку: точный удар, уклон, контроль дыхания. Эти вещи не забывались. Он не был частью оперативной группы, но в коридорах на него и не смотрели как на «просто специалиста аналитика». Новички обычно принимали его за выездного оперативника, и он не спешил их разубеждать.

Где-то полгода назад, после перенесённого гриппа с осложнениями, у него стали появляться странные видения. Сначала редкие, почти незаметные, но со временем всё чаще, словно невидимая плёнка время от времени опускалась на его глаза, искажая привычную реальность. Он списывал это на усталость, долгое сидение за компьютером, но игнорировать становилось всё сложнее.

Видения приходили внезапно, чаще всего в периферийном зрении – стоило лишь слегка сместить взгляд или обратить внимание на что-то краем глаза, как мир на миг преображался. Вокруг людей вспыхивали странные свечения: у одних – мягкий, светло-золотистый туман, словно сотканный из солнечного света, обещавший защиту и покровительство; у других – тёмно-фиолетовые, почти чёрные всполохи, напоминающие бездну, готовую поглотить всё живое, будто сквозь них проглядывало что-то жуткое и чуждое.

«Пересидел за компьютером…» – бормотал он в такие моменты, потирая уставшие глаза и вспоминая бесконечные отчёты, которые приходилось архивировать.

– Надо двигаться домой, – подумал Андрей и направился к ближайшей станции метро. «Домой» – пронеслось в голове, но тут же кольнуло осознание: что это слово значит для него? Съемная однокомнатная квартира на окраине Москвы, которую даже домом назвать стыдно, – скорее место для сна, временное пристанище. Там его никто не ждал. Даже кошку или собаку он не заводил, понимая, что его практически не бывает дома, да и привязанности к чему-либо в этой жизни он тоже старался избегать. Когда-то у него была машина, но московские пробки быстро отучили от этого удовольствия. После нескольких часов, проведенных в заторе, он понял, что на метро добираться до работы быстрее и дешевле. Машину продал, не жалея ни секунды, и с тех пор спускался в подземку с чувством освобождения.

3

Выйдя из метро, по уже знакомой дороге, он вдруг почувствовал вибрацию телефона в заднем кармане брюк. – Забыл включить звук, – промелькнуло в голове. Ведь на работе он всегда ставил на «беззвучный» режим. На экране высветилась надпись «Бабушка». От мысли, что последние три года он не был у неё, хотя она настойчиво просила его приехать, у него защемило сердце. Нужно было бы найти веское оправдание, что в ближайшее время он не сможет приехать. Ведь в то, что у него завал с отчётами, она больше не поверит. Мысль о том, что в августе у него отпуск, смягчила это чувство, но лишь немного. Больше всего ему было стыдно за то, что полгода назад он не смог приехать на похороны бабы Шуры. Внезапный и очень страшный грипп, перешедший в пневмонию, задержал его в Москве. Казалось, какие-то силы не пускали его, словно не хотели, чтобы он вернулся в родные места.

Он нажал на кнопку и, сразу же, не дождавшись ответа, бодро сказал: “Привет, бабуль! Как жизнь молодая?” На что в ответ повисла напряжённая тишина, и незнакомый голос произнёс: “Это не бабушка, а её соседка, тётя Лена.”

“А где бабушка?” – не понимая, что происходит, задал глупый вопрос Андрей.

Снова повисла странная пауза, и только через несколько секунд прозвучал ответ: “Нет больше бабы Тани…” – и уже со слезами в голосе, тётя Лена произнесла: “Умерла сегодня… Врачи сказали, что сердце…” и рыдания заполнили трубку.

Около минуты нужно было Андрею, чтобы осознать, что произошло. Наконец, он смог выдавить из себя: “Тётя Лена, я… не понимаю… я же в понедельник с ней разговаривал… она не жаловалась… как это случилось? Когда? Что произошло? Когда… когда похороны?” – Голос его дрожал.

В трубке послышался всхлип тёти Лены, и она ответила: “Понимаешь, Андрюша, она как–то резко… Вроде бы и ничего, а потом как–то сразу… Скорая приехала, но уже ничего нельзя было сделать…”

Сквозь всхлипывания соседка ответила: “В понедельник похороны, 11 мая. Вроде как всё уже организовали… Андрей, ты хоть приедешь? Она так тебя ждала… В церкви отпевание будет,” – ответила тётя Лена, с трудом сдерживая рыдания.

“Я… я приеду, тётя Лена, обязательно приеду. Как можно быстрее, постараюсь успеть к похоронам,” – срывающимся голосом произнёс Андрей, пытаясь сдержать подступающие слезы. Земля словно ушла из–под ног. Наконец, собравшись с силами, он сдавленным голосом произнёс:–Я буду, – вымолвил Андрей, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. –Я приеду как можно быстрее, чтобы успеть попрощаться.

Оглядевшись по сторонам, он ватными ногами дошёл до ближайшей скамейки и опустился на неё. Мысли роились в голове, сталкиваясь друг с другом, словно осколки разбитого зеркала. От отчаянной надежды, что всё это какой-то жестокий розыгрыш, до невыносимого чувства утраты, которое медленно, но верно заполняло каждую клеточку его тела. Её больше нет? Бабушки, которая всегда ждала его, которая любила его таким, какой он есть, больше нет. И эта мысль обжигала болью. «Я так и не приехал к ней, а ведь она так просила об этом…» – эта фраза терзала его, как раскалённое клеймо. Теперь он уже никогда не сможет увидеть её улыбку, услышать её добрый голос, почувствовать её тёплые объятия. Горечь сожаления заполнила его душу, смешиваясь с липким чувством вины. Он пропустил все их последние встречи, отмахиваясь от её просьб, прячась за своей загруженной работой и бессмысленными отчётами.

Когда мысли его пришли в какой–то подобие порядка, первое, что он осознал, – нужно сообщить на работу, отпроситься и подумать, как быстрее добраться до Великого Устюга. Он набрал номер своего начальника, Бориса Святославовича, которому сообщил о случившемся и сказал, что ему срочно нужно ехать. Борис Святославович, конечно же, отпустил его, но с условием, что, делая свои личные дела, Андрей попутно решит ещё одно дело министерства в этом регионе. На это он дал ему командировку и все полномочия.

4

На следующее утро, Андрей пришёл в министерство за инструкцией к командировке, его встретил Бережиславский и проводил в свой кабинет. Высокий, крепкий мужчина с пронзительным взглядом, выглядел так же внушительно, как и прежде. Но на этот раз внимание Андрея приковало кольцо на его пальце. Гравировка древних рун, сплетающихся в подобие ветвей, словно живых, пробудила в его памяти болезненный укол. Эти руны показались ему до боли знакомыми, похожими на те, что были на медальоне, который когда–то бабушка передала маме, когда та забирала Андрея в Сыктывкар, со словами: «Пусть его бережет”, и много лет он висел над его кроватью. А когда он пошел в армию, мама и бабушки Таня и Шура, приехав на присягу, с волнением и гордостью надели этот медальон ему на шею. С тех пор он его не снимал, чувствуя в нём связь с родными. Эта деталь вызвала новую волну горечи потери, как будто кто-то всколыхнул свежую рану.

Борис Святославович, казалось, не замечая замешательства Андрея, продолжал говорить. Его глаза, с едва заметными зелеными искрами, смотрели прямо в душу собеседника, словно читали его мысли. Говорил он всегда спокойно и уверенно, с таинственной сдержанностью, внушавшей уважение и создававшей впечатление, что знает гораздо больше, чем говорит.

– Андрей, – начал он, – понимаю твоё состояние. Но раз уж ты едешь в ту сторону, проверь одно дело. В последнее время, в наш департамент, от местных жителей и егерей поступают сообщения о странном поведении животных, необычных звуках в лесу и даже о светящихся объектах в ночное время. Официальные отчёты это отрицают, но кто знает, что там на самом деле. Поезжай, пообщайся с местными, проверь всё сам, да и про экологию заодно не забудь. Это в рамках твоей компетенции. Поездка за счёт министерства, вот тебе командировочное удостоверение и все необходимые документы. Поторопись, и постарайся успеть на похороны.

Андрей направился в авиакассу, купить билет из Москвы в Великий Устюг, но, билетов на сегодняшний день не было, и ему пришлось довольствоваться билетом на завтра, 9 мая, субботу.

В аэропорт Домодедово он прибыл с запасом времени за два часа до вылета. Заскочил в кафе, утоляя голод перекусом, и лишь тогда осознал, что с вчерашнего обеда ничего не ел. Ожидая начала регистрации, стоя у стойки, он вдруг ощутил на себе взгляд. Резко обернувшись, он почувствовал, как по телу пробегает дрожь. На плече странного человека, точно сросшаяся с ним, сидела огромная птица. Тёмно-фиолетовая, почти чёрная, она была похожа на сгусток зловещего тумана, вырвавшийся из ночной бездны, её перья казались сотканными из мрака, а глаза горели неестественным огнем. Впервые за все эти дни, когда видения стали настойчивее, этот туман обрёл такую пугающую чёткость, будто бы его материализовали из самого кошмара. Птица исчезла так же внезапно, как и появилась, растворившись в воздухе, подобно миражу, оставив Андрея в оцепенении– Ваш паспорт и билет, пожалуйста, – слова регистратора, вернули Андрея в реальность. – Да, конечно, вот, – сказал Андрей, протягивая документы девушки за стойкой.

По прилёту в Великий Устюг, когда Андрей, словно сомнамбула, шёл к стоянке такси, в толпе незнакомых лиц он едва не столкнулся с пожилой женщиной. Её фигуру окутывал странный, тёмно-сиреневый капюшон, или платок прячущий её лицо от любопытных глаз, а на шее, извиваясь и поблескивая в тусклом свете аэропорта, скользила светло-золотистая змея, чьи чешуйки казались отлитыми из расплавленного солнца. И тут, сквозь пелену тревоги и страха, в глубине его сознания отчётливо прозвучал шёпот, точно змеиное шипение: «Защитник явился». Он не понимал, что происходит, почему эти образы так настойчиво вторгаются в его жизнь. Может, он сходит с ума? Может, это переутомление? Он сжал виски, пытаясь унять хаос в мыслях.