Возвращение в Вальбону

В то майское утро Йозеф тренировался в своем кабинете. Как у всякого марафонца, у него были слабые руки, поэтому на стене возле шкафа он укрепил железный шест. Вместо бега он занялся боксом, будто подсознательно предчувствуя, что в будущем ему это пригодится. Дома он, вернувшись с работы, молотил по кожаному мешку до одури. Йозеф сбил себе суставы, однако мускулы на его руках, как у Рокки, так и не выросли. Но удары он не пропускал, и его преимуществом было то, что во время тренировок он мог выдерживать такое количество подходов, которое мало кому было по силам. Он хотел стать крепче, поэтому начал есть творог и бегать, но на короткие дистанции. Он делал все в полную силу – это было его преимуществом, но в то же время и ахиллесовой пятой. Он соревновался «до победного», что подчас не оправдывало себя. С того времени, когда он благодаря фонду прошел курс скалолазания, горы его околдовали. Он начал ездить на песчаники, сначала со своей девушкой Раданой, а позже с новой подругой Яной. Когда он залез на легендарную Кобылу у Пржиграз[22], тогда и почувствовал, что ему принадлежит мир. Опьяненный победой, он слегка подзабыл, что все время подъема его сверху страховал инструктор.

Неделей позже он уже поднимался на Баррандовскую скалу в Праге. У ее подножия время от времени проходил поезд. Он лез туда один по белому известняку без какой бы то ни было страховки, в то время как Яна стояла возле железнодорожной колеи и тайком потягивала коньяк из серебристой фляжки. Нога его соскользнула как раз в тот момент, когда в узкий скальный коридор въехал грузовой поезд. Яна сунула фляжку в нагрудный карман. Йозеф держался на пальцах, товарные вагоны на десятиметровой глубине лениво двигались. Известковый выступ времен девонского периода был скользким, заросшим зеленым мхом. Кожа на кончиках пальцев постепенно двигалась по камням и вдруг заскользила как по льду. Повинуясь инстинкту самосохранения, он успел оттолкнуться ногами, а потом камнем полетел вниз. Он упал не между вагонами, а прямо в один из них. Спина его заскользила по куче песка, и он увяз в нем по колено. Ему вдвойне повезло в тот день.

Йозеф висел на перекладине, когда Павел поднялся в его кабинет на двадцатом этаже по боковой лестнице, держа под мышкой какую-то папку. Он тихо открыл дверь; вместо шуршания бумаги и гудения компьютера из-за шкафа доносились вздохи. Павел, как дух, прокрался по ламинату. Йозеф висел на перекладине спиной к вошедшему и из последних сил пытался достать ее подбородком, колотясь при этом точно так же, как вчера на Баррандовской скале, пока его пальцы не соскользнули.

– Я катаюсь как сыр в масле тут у Павлика, – намекнул директор. – Повтори это за мной, Йозеф!

Марафонец на перекладине знал, кто с ним говорит, но продолжал потихоньку подтягиваться.

– Признайся, что если бы ты не смонтировал эту дурацкую палку, то тебя бы тут, в фонде, ничто не держало!

Йозеф уже почти достиг цели, ему оставались последние сантиметры.

– Ну давай, давай, – директор снова поддел его. – Пердни хорошенько, и ты там!

В этот момент Йозеф рухнул на пол и сел к стене.

– Тебя что, дома не учили стучать в дверь?

– Учили. – Павел подал ему руку. – Но мысль, что ты в моем присутствии одержишь победу, взяла верх.

– Еще раз меня так напугаешь – и последствия будут на твоей совести. – Йозеф пожал протянутую ладонь.

– Ну ты же знаешь, что у меня ее нет. – Павел улыбнулся и сильным рывком помог ему встать на ноги.

Друзья стояли посреди комнаты, где с полок на них смотрели запыленные папки со старыми проектами.

– Сядем? – директор показал на маленький журнальный столик в углу.

Йозеф кивнул, только сейчас заметив папки, которые шеф держал под мышкой. Он хорошо знал, что уж если тот забрался сюда наверх, то ради чего-то важного.

– Эти две школы мы должны построить в Эфиопии в течение осени! – Руководитель положил на стол небольшой проект и многозначительно постучал по нему пальцем. Йозеф, усевшийся напротив него, открыл твердую папку с буквами PIT.

– Легкие конструкции из картона, как это называли в Клондайке?

Павел начал шутить:

– А-а-а, я помню, boom constructions. Быстро построишь и оставляешь на произвол судьбы.

Йозеф листал отдельные чертежи, просматривал планы, обозначенные в чертежах.

– Это ты называешь «проект»? – Он покачал головой. – Ведь это лачуги, как из соломы нарезанные. – С брезгливым выражением лица он отодвинул от себя бумаги.

– Не дури, дружище. – Павел налил себе в стакан минералки. – Аборигены жили в соломенных лачугах и будут в них жить дальше!

Он жадно выпил воду и поднял полупустой стакан над головой.

– Речь идет прежде всего о воде! – проговорил он с пафосом. – Чтобы дети сотнями не умирали от жажды, частью проекта стали три артезианские скважины!

И он принялся рассматривать пузырящуюся воду на свету.

Йозеф снова взял папку.

– По этим чертежам нельзя строить. – Он легко ударил по ним ладонью. – Там с этим можно придумать все, что захочешь!

– Так и строй там спокойно то, что считаешь нужным! – Павел поставил стакан на стол. – Деревня Абала тебе уже знакома!

Йозеф снова захотел возразить, но директор его опередил:

– Послушай меня, друг! – Он приблизил к нему свое выразительное лицо. – Это отлично оплаченный проект. Если это не сделаем мы, за ним побегут другие пятьдесят заинтересованных!

Он постучал по столу указательным пальцем без последней фаланги, что было знаком максимальной настойчивости.

– Помнишь наш поход? – Йозеф вынул из папки карту геологического разреза.

Павел неохотно кивнул, наморщив лоб. Он не выносил, когда кто-то напоминал ему что-то неприятное, тем более собственное падение. Но только Йозефу это могло сойти с рук.

Да у него и в мыслях не было высмеять директора, он просто отметил, что в той области вода находится слишком глубоко. Павел понял, что он имел в виду, только когда Йозеф указал ему уровень подземных вод на профиле горных пород.

– Оплатим хотя бы эти самые глубокие скважины, а в остальном сделаем так, чтобы до конца года показать два готовых строения.

Йозеф недоверчиво покачал головой и решительно закрыл тонкую папку.

– Ты должен с этим справиться до конца года. – Павел ковал железо, пока оно было горячо, потом поднял указательный палец без последней фаланги. – Иначе у нас будут финансовые проблемы!

Только теперь Йозеф понял, что насчет этой поездки в Эфиопию речь шла совершенно серьезно.

– Если я правильно понимаю, – почесал он голову, – это займет добрых два месяца!

– На догадки ты мастак, но лучше закладывай три!

– Я мог бы поехать самое большее на месяц, у меня с Яной проблема. – Йозеф, сидя в кресле, подпер подбородок. – Она пьет горькую, так что ее выгнали с работы.

Он коротко объяснил семейные отношения своей девушки, а также то, что у нее несколько лет назад в Албании пропала сестра.

Павел молча смотрел на него, а когда Йозеф закончил говорить, вдруг встал.

– Может быть, пауза вам пойдет только на пользу.

Его равнодушный голос не оставил Йозефу ни капли сомнения в том, что шеф будет настаивать на своем.

– Ты должен бы знать, что после каждого взлета в жизни происходит падение. – Директор взял со стола папку. – С женщинами или без них!

– Да подожди ты. – Миролюбивый тон Йозефа заставил его остановиться. – А что, если вместо меня поедет кто-то другой?

Павел на минуту задумался, а потом спросил:

– Ты знаешь руководительницу General Insurance, как там ее зовут?

– Ты Радану имеешь в виду?

Директор кивнул.

В этот момент встал и Йозеф:

– Если ты не заметил, я с ней уже некоторое время не встречаюсь!

– Ну да, да, я знаю. – Директор по-приятельски положил ему руку на плечо. – Мне нужна от нее кое-какая информация. – Он на некоторое время замялся, прежде чем продолжил фразу: – Если ты мне поможешь, я найду тебе замену в Африку!

– Ну, я этому не особо радуюсь, – нерешительно произнес Йозеф, все еще не понимая, к чему клонит Павел, – но в любом случае это лучше, чем Эфиопия.

– Я бы так и сказал. – Улыбка осветила лицо шефа. – Но радость выбрось из головы, это все только иллюзия!

– Ты что, стал философом? – Эти слова Йозеф не смог пропустить мимо ушей.

– Я всего лишь прагматик. – Павел покачал головой и с хитрым видом дотронулся до кончика своего носа. – Для лучшего результата не забудь, что старая любовь не ржавеет!

– Ты скажешь мне наконец, о чем речь?

– Да все банально, мы сейчас с General Insurance Company не в самых дружеских отношениях…

– С General Insurance? – прервал его Йозеф. – Или ты чем-то разозлил Радану… пардон, госпожу руководительницу?

– Один – ноль в твою пользу. – Павел не дал выбить себя из колеи. – Ну, если ты хочешь знать, это временное нарушение!

Йозеф наклонился к нему:

– С Эфиопией – это ведь была шутка, так?

Руководитель фонда благосклонно улыбнулся ему и, не произнеся больше ни слова, повернулся и медленно пошел к дверям.

VI

Вальбона 666

Окна обшарпанной виллы на Ганспаулке были затянуты жалюзи, несмотря на то что солнце уже высоко поднялось в небе. Яна шла по темному коридору, держа в левой руке листовку с фотографией пропавшей сестры Ленки, словно щит. По дому, в котором была прожита вся ее жизнь, она плелась, словно привидение. Старые домашние запахи возвращали ей ощущение давней атмосферы, которую лучше всего символизировало слово «радость». Прежде залитые солнцем комнаты дома на одной из самых привлекательных улиц Праги после исчезновения сестры заволокла печаль. Мать первой начала опускать жалюзи на кухне, в которой проводила больше всего времени. Постепенно, когда в бурной череде событий терялись последние проблески надежды на то, что ее дочь объявится, она затемнила и другие окна. Отец, сосредоточенный на Ленке, сдался. Вилла постепенно начала превращаться в темный угрюмый склеп.

Тишину нарушало мягкое шлепанье шагов Яны. Остановившись у комнаты мамы, она заколебалась, потом положила ладонь на холодную латунную ручку. Дверь заскрипела, и ее согнутая фигура, как призрак, проникла в спальню. Она стояла в темноте у идеально застеленной постели. Только теперь она поняла, что даже не знает, почему они с Ленкой называли эту комнату маминой, ведь рядом с мамой спал и отец. Луч света осветил изголовье. Супружеская фотография давних влюбленных равнодушно взирала со стены. На ней было запечатлено что-то невероятно правдивое: оба глядели куда-то в безвозвратное, улыбаясь, наверное, потому, что не знали, какое будущее ждет их. Яна наклонилась, чтобы приблизиться к собственному прошлому. Она посмотрела на острое точеное лицо отца, его синие глаза – такие же, как у нее и у сестры Ленки, – сияли. Серые мамины глаза смотрели перед собой, и у Яны появилось чувство, что сейчас мама принадлежит только ей. Она встала на постель, легко дотронулась до рамки старой фотографии и услышала знакомые голоса. Из руки ее выскользнула листовка с надписью «Ищем своих детей». Закрыв глаза, она медленно дышала, ощущая все те запахи, которые напоминали ей о детстве. Каждой клеточкой своего тела впитывала она атмосферу некогда счастливой комнаты, перед глазами ее мелькали давно исчезнувшие образы. Почему они появлялись в ее голове, она не знала. Не знала потому, что человеческая судьба всегда была загадкой. Она постигла ее, и они вернулись.

– Мамочка… – прошептала она в тишине самое важное слово на свете.

Открыв глаза, она прижала одну ладонь к маминому праздничному платью, а другую – к отцовскому пиджаку. В темноте она услышала стук собственного сердца. В этот момент словно обновилась их связь. Яна перевела дыхание, стекло на старой фотографии холодило ее ладони. Именно оно напомнило ей о неизбежном равнодушии смерти.

Она стояла на постели, как на покачивающейся лодке, свесив вдоль тела руки. Мысли возникали, как потоки воды на палубе корабля среди разбушевавшегося моря. Она видела отца, его гордость за Ленку, когда та сообщила ему, что ее приняли на медицинский факультет в Мюнхене. Он смотрел на официальный документ, и глаза его светились так же, как на свадебной фотографии. Только мама беспокоилась, что Ленка будет слишком далеко от дома. И что от всего этого осталось? В голове ее крутились вопросы, ответы на которые она не знала. Она подняла с постели листовку с фотографиями студентов и спустилась на пол. Желтый свет в коридоре выхватывал из темноты островки ее пути, она безошибочно шла к Ленкиной комнате. Мама заперла ее на два оборота еще тогда, в сентябре, когда ее дочь не вернулась. Она говорила, что откроет комнату, как только дочка вернется, но до этого момента так и не дожила.

В течение всех этих лет в комнату никто не входил, отец проходил мимо запертых дверей со слезами на глазах, порой сжимая кулаки. И Яне за все это время до сегодняшнего дня не приходило в голову открыть дверь. Она остановилась, вынула из кармана ржавый ключ, который мама много лет тому назад повесила на кухне на крючок. Замок заскрежетал, двери в комнату, что были чернее ночи, открылись. Только свет преодолевает тьму, но кто победит, никому знать не дано. Воздух внутри был теплее, чем в коридоре. Затхлость и запах старой бумаги навязчиво обступили Яну, застывшую в немом ужасе. Первый шаг она сделала как во сне, ее охватило предвкушение новых поисков, и она скрылась во тьме, оставив на всякий случай дверь открытой. Тяжело дыша, она поднимала ногами пыль на полу, которая клубами взлетала вверх. Глаза набухали, как перед грозой. Не хватало только яркого света молнии и грома. Она решительно продвинулась на два шага вперед. Если бы не ее твердая решимость узнать, почему Ленка не вернулась, она бы отсюда убежала, захлопнула бы за собой дверь раз и навсегда. Но что-то заставляло ее идти дальше, кодом доступа для ее продвижения были слова «обнаружить», «добиться», «разгадать старую загадку». В этот момент ей было неважно, чем она пожертвует и останется ли в живых. Как мало кто из молодых женщин, Яна осознавала, что и ей придется умереть – раньше или позже, – но в глубине души она была убеждена, что этот час еще спрятан под покровом далекого будущего.

Никто наперед не знает свою судьбу, поэтому так упоительно бывает делать шаг по непроторенному пути. Первый шаг был решающим и для Яны. Но в тот день она и не представляла, какие препятствия ей уготовила жизнь. Она держала судьбу в ладонях подобно тому, как когда-то ее отважная мать держала ее жизнь в самом ее начале. Если уж Яна за что-то бралась, то не смотрела ни налево, ни направо. Ей было все равно, уволит ли ее директор Циммерманн, осудят ли окружающие. Тем единственным, кому надлежало выстоять, была она сама.

Она повернула голову – на стене из тьмы выглянула фотография Ленки с Яном. С рюкзаками за спинами, они оба улыбались по дороге в неведомое. В комнате, казалось, все было по-старому. Она пошла прямо к столу с компьютером, где стоял отодвинутый стул, как будто Ленка отошла от стола только вчера. Ее внимание привлек свисавший с потолка индейский ловец снов. Она слегка тронула его рукой – пыль, осевшая на нитках, посыпалась вниз. Яна села, только сейчас заметив, что возле монитора лежит расческа для волос. Подняв ее, она пощупала твердые зубчики. К пальцам ее пристало несколько черных волос. Она держала их перед глазами, от ее дыхания они двигались туда-сюда – немые свидетели, потерявшие свою хозяйку. Возле лампы лежало несколько сложенных карт, она бегло взглянула на одну, другую. Третья была картой Албании. Она поспешно разложила ее перед собой, чтобы найти этот проклятый пограничный переход, как там он называется. Пол за ее спиной затрещал, но, может быть, это ей только показалось. Лампа на ее лбу, по закону подлости, погасла, наступила тьма. Она снова услышала этот треск досок. Яна затаила дыхание, мороз пробежал по ее коже, покрывшейся пупырышками. Пальцы лихорадочно пытались привести в действие лампочку, но та лишь помигала и погасла. Яна быстро встала, нечаянно задев ловец снов. Сердце ее бешено стучало…

В дверях кто-то стоял, лица видно не было. Темный силуэт слегка освещался слабым светом, что попадал в коридор из кухни. Она снова попробовала включить лампочку на лбу, но безрезультатно.

– Ты что тут дуришь?

Знакомый голос прервал тишину. В комнате зажегся свет. Йозеф у двери еще держал руку на выключателе. У Яны подкосились ноги.

– Ты не должна быть в школе?

Он сделал несколько шагов ей навстречу.

– Нет, – она энергично покрутила головой. – Ты же знаешь, что меня выгнали.

– А что ты тут делаешь? – Он слегка кивнул в сторону раскрытой карты.

Они неподвижно стояли друг напротив друга.

– Я хотела бы разобраться, что случилось с Ленкой. Мне пришел ее паспорт.

– Паспорт, говоришь? – Его голос доносился словно с другой планеты. – От тебя разит как из бочки.

У Яны блеснули глаза, но она не дала сбить себя с толку.

– Я могу взять свои вещи? – продолжил Йозеф, возможно, немного безжалостно, но он был уже по горло сыт ее пьяными эскападами.

– Моя комната на втором этаже справа. – Она протянула руку к отрытым дверям, слегка качнувшись. – Иди возьми все, что тебе нужно!

После этих слов она отвернулась к столу.

На мгновение показалось, что именно здесь и закончится их общий путь. Он медлил, вспоминая при этом о походах, в которых они были вместе, и о том, как Яна испуганно бежала по железнодорожной колее, когда он упал в вагон с песком. Ее равнодушие удивило его – наверное, поэтому он остановился в дверях. Она сидела, повернувшись к нему спиной, и смотрела на карту, думая о сестре и о том, чем же она заплатила за то, что не вернулась. А тут еще и Йозеф, но ладно, пусть он уходит. Кто-то бы ругался, кто-то горевал бы, но она твердо решила: она отправится в эту проклятую Албанию, хоть бы и одна. И пока не разберется, что произошло с Ленкой, домой не вернется.

Йозеф смотрел на нее, будто чего-то ожидая. Его удивило отсутствие ее интереса. К тому же он подумал, что с этим своим переездом, может, слегка и преувеличил. Сколько народу бухает у них в фонде? «Да все, включая Павла», – ответил он сам себе. Тогда почему это так важно ему именно в отношении этой рыжей девушки? Наверное, потому, что она нужна ему.

– В том письме был паспорт моей сестры Ленки! – Она почувствовала, что он на нее смотрит. – Мне прислали его из Лондона.

– Какое письмо? – Он немедленно воспользовался возможностью продолжить разговор.

– Ты что, не слушаешь меня? – Яна повернулась к нему от стола с картой.

– А что – я должен? – попробовал он выяснить отношения напоследок.

Яна встала, вынула из нагрудного кармана паспорт:

– Вот что было в том письме.

Ни о чем больше не спрашивая, он взял в руки маленькую зеленую книжечку и стал ее листать. Он остановился на третьей страничке, как она и предполагала. Яна подняла голову, чтобы он лучше ее видел.

– Никогда не обращал внимания, насколько вы похожи. – Он смотрел то на нее, то на портрет Ленки в паспорте. – Все, кроме этих рыжих волос!

Потом он стал сосредоточенно переворачивать страницы, разглядывая печати пограничных переходов.

– Кто тебе это послал?

Он поднял на нее глаза, но она только пожала плечами. Открыв страничку с печатью «Вальбона 666», он остановился. На расплывшейся эмблеме ясно вырисовывались очертания какого-то строения.

– Такой пограничный переход я не знаю!

Он хотел включить компьютер, но она удержала его руку:

– Нельзя – мама бы не разрешила!

– Твоей маме уже все равно. – Он нажал на кнопку, Яна закрыла лицо ладонями. – Прости! – Он неловко уселся на стуле.

На мониторе постепенно стали проступать давно не использовавшиеся иконки.

– Тебе не за что просить прощения. – Она погладила его по волосам. – Тогда в тот поход должна была поехать и я!

Йозеф удивленно посмотрел на нее.

– Да, это так, но у меня была школьная вечеринка как раз в день отъезда. – Она тихо вздохнула. – Это спасло мне…

В приливе чувств она хотела произнести слово «жизнь», но не закончила фразу.

– Ваши бы в твои пятнадцать отпустили тебя в Албанию? – не удержался он от вопроса.

– Сестра сказала родителям, что мы поедем в Румынию, на Фэгэраш[23], чтобы они не волновались, и парни дома сказали то же самое!

– Знали, наверное, что поездка в албанские горы родителям не особо понравится.

Яна неохотно подтвердила, и он повернулся к монитору. Направив мышкой стрелку на иконку Google Earth, он нажал на кнопку. На экране монитора, как по команде, появились волны.

– Ну давай! – Он хотел ударить по пластиковой крышке, но она поймала его худощавую руку.

– Карта Албании у тебя перед носом!

Йозеф принялся исследовать албанско-черногорскую границу, особое внимание уделяя горам Проклетие.

– Хани и Хоти, – указал он на пограничный переход неподалеку от Скадарского озера. – Здесь, если судить по штампу в паспорте, они должны были перейти границу. Но Вальбона – что это за место?

Яна беспомощно стояла рядом с ним.

– А что, если это просто печать какого-то туристического ресторана?

– Не думаю. – Йозеф опять склонился над картой. – Тут пусто, туризм совсем не развит!

– А если это печать какого-то учреждения или организации? – принялась импровизировать Яна.

– Что это? – Указательный палец Йозефа остановился над очертаниями деревни Вальбона прямо посередине проклятых гор.

Они вместе уставились в одну точку.

– А что это за две точки над е[24]? – спросила она.

– Не знаю. – Он подпер лицо рукой. – Может быть, ошибка на печати или на карте?

VII

Следы исчезнувших

Группу пациентов психиатрической лечебницы сопровождала молодая женщина лет тридцати в белом халате. Мужчины, одетые в одинаковые сине-черные униформы, шагали за ней. Они шли по двое, некоторые пары держались за руки, как дети. Замыкали колонну двое совершенно взрослых пациентов, они визжали, и солнце над их головами палило, как будто все целиком принадлежало только этому ареалу, отрезанному от мира высокими стенами. Яна на пешеходной дорожке, замедлив шаг, направилась к корпусу номер 6 – именно там лежал ее отец. Один из питомцев постучал себе по лбу именно в тот момент, когда она переходила через дорогу. Он словно хотел ее спросить, что она делает тут, в дурдоме. У него был выразительный длинный подбородок. Он приветственно помахал ей, и она ответила ему тем же. «Как низко может пасть человек в этой жизни!» – размышляла она. Утром он пускается в путь, полный воодушевления, а когда приходит вечер, смотрит на мир сквозь решетку лечебницы.

Парень, желая обратить на себя еще больше внимания, отделился от группы и, уперев руки в бока, принялся кружиться на асфальте. Протянув руку, он звал Яну, чтобы она сплясала с ним чардаш. Медсестра в халате отвела его на место, пожимая плечами и взглядом прося прощения. Да только какие уж тут извинения, человек ведь не железный! Он и не способен все вынести, взять хоть эту жару или мороз. Здесь, на дорожке, ведущей к шестому корпусу, Яна снова осознала, что должна пройти свой извилистый путь, каким бы он ни был. Не надо считаться с потерями в жизни – пусть себе происходят. Она смотрела на танцора, удаляющегося от нее в сопровождении медсестры, и думала об отце. Еще несколько лет назад он был здоровым человеком, а сейчас умирает здесь, в лечебнице. И почему – этот вопрос постоянно звенел в ее ушах. Может быть, потому, что на ее семью все наплевали – все эти славные криминалисты, Интерпол и сраное государство. Президент дал обещание, и министр иностранных дел тоже. Сколько прошений о помощи посылал им отец? Вместо хотя бы одного реального действия они предпочитали только слова. Никто из этих трепачей и пальцем не пошевелил ради семей студентов. После пяти лет Ленкиного отсутствия к ним в дом на Ганспаулке заявился судебный исполнитель с претензией, что их дочь должна заплатить за медицинскую страховку ровно триста тысяч. Напрасно отец спорил с чиновником. Ему был назначен срок, в который он обязан заплатить или же признать дочь умершей. Он выбрал второе и через год сошел с ума. Вместо торжественной церемонии вручения диплома в Мюнхене он через шесть лет после исчезновения Ленки на машине скорой помощи отправился прямо в психушку. Дорога в лечебницу была единственной доступной ему.

Яна безучастно посмотрела на вывеску с надписью: «Психиатрическая лечебница длительного пребывания. Корпус № 6». Она вошла и уже без дальнейших размышлений поднялась на четвертый этаж. В последней палате на койке слева лежал ее отец. Сев на стул у его постели, она погладила его по голове. За последний год он поседел. Взгляд его был направлен в белый потолок, но на самом деле он смотрел намного дальше. Может быть, на горы, которые испокон веков называют проклятыми. Она взяла его руку в свою. Рука отца была холодной, словно его уже ничто не связывало с этим светом. В палате стояла тишина, лишь легкий сквозняк шевелил белые занавески.