Дело Уоллеса

"Опишите голос звонившего. Возраст? Тембр? Акцент?"Битти нахмурился, напряженно вспоминая.

"Мужской. Не молодой, но и не старый… Взрослый. Голос… ровный. Немного глуховатый? Или связь плохая была. Акцента… не помню. Обычный, без особенностей."

"Что он сказал точно? Дословно, насколько возможно."Битти закрыл глаза.

"Сказал: 'Это шахматный клуб?' Я ответил: 'Да'. Он: 'Я хочу оставить сообщение для мистера Уоллеса'. Я: 'Слушаю'. И он: 'Скажите ему: завтра вечером в семь тридцать. Куальтро. Он поймет'. Вот так."

"Он представился? Сказал 'Р. М. Куальтро' или просто 'Куальтро'?"

"Нет, инспектор. Никакого 'Р. М.' Только 'Куальтро'. Как я и сказал."

"Упомянул место? 'Восток', например?"

"Нет. Только 'завтра вечером в семь тридцать. Куальтро'. Все."

"Вы что-то спросили у него? Как он отреагировал?"

"Да! Я спросил: 'Кто передает? Как ему представиться?'" – Битти сделал паузу, воспроизводя момент. – "А он… ничего не ответил. Просто положил трубку. Щелк – и тишина. Будто спешил."

"Заметили фоновые шумы? Уличный гул? Голоса? Может, звук трамвая или паба?"Битти напряг слух в памяти, затем покачал головой.

"Ничего, инспектор. Тишина. Как будто звонил из глухого места. Или будки."

"Кому вы сразу передали сообщение?"

"Мистеру Маккалли. Он сидел рядом с телефонным столиком. Я сказал: 'Джон, передай Биллу: звонок насчет Куальтро завтра в семь тридцать'. Маккалли подошел к Уоллесу и передал."

"Вы видели или слышали реакцию Уоллеса?"

"Уоллес сидел за доской с Эвансом. Он поднял голову, когда Маккалли подошел. Что-то сказал в ответ… типа 'Спасибо' или 'Хорошо'. Вид у него был… обычный. Немного удивленный, может. Не более того."

Следующим вызвали Джона Маккалли. Его показания о сути звонка совпали с Битти, но детали реакции Уоллеса добавили нюанс:

"Я подошел, прервал ход, – пояснил Маккалли. – Сказал: 'Билл, тебе сообщение. Завтра вечером, семь тридцать, Куальтро'. Он посмотрел на меня, брови поднял: 'Куальтро? Странно… Не знаю я такого. Ладно, спасибо, Джон'. И сразу вернулся к партии. Никакой паники, никакого особого интереса."

Третьим был мистер Кершоу, секретарь. Он подтвердил список присутствовавших и добавил:

"Звонок прозвенел резко. Я поднял голову, видел, как Битти снимает трубку. Разговор был коротким. Битти выглядел… обычным. Ничего примечательного." На вопрос о фоновых шумах Кершоу лишь пожал плечами: "Из кабинета не слышно."

Допросы других членов клуба (Эванса, Хьюма) добавили мало нового. Лишь один упомянул:

"Мне показалось, Уоллес после сообщения задумался… Но он всегда задумчивый за игрой."

Когда последний свидетель вышел, Голдман оттолкнулся от стеллажа.

"Ни черта нового! Тот же туман. 'Глуховатый голос'. 'Щелк трубки'. 'Уоллес удивился'. И ни одной зацепки, откуда звонок!"Мэсси медленно закрыл блокнот. Его палец лег на имя в списке свидетелей.

"Одно ясно. Звонивший знал две вещи наверняка: что Уоллес будет в клубе в тот вечер… и что сообщение ему передадут. Значит, он знал распорядок и привычки клуба. Значит, он… не чужой." Его взгляд встретился с взглядом Голдмана. – "Круг сужается. К 'своим'."

Голдман хмыкнул, но в его глазах мелькнуло понимание. Туман оставался, но его границы стали четче. Звонивший был где-то рядом. Возможно, очень близко. И следствие теперь знало, где искать.

Холодный дождь безжалостно бил в окна кафе «Коттл», где инспектор Мэсси продолжал допрос. В воздухе витал запах влажной шерсти и старых шахматных досок, создавая атмосферу таинственности и напряжения. Мэсси, с блокнотом в руках, переключил фокус, открыв чистую страницу. Его взгляд был сосредоточен и серьёзен.

"Мистер Кершоу, где висел график дежурств Уоллеса? Кто имел к нему доступ?" – спросил Мэсси, обращаясь к секретарю клуба.

Кершоу нервно перебирал костяшки пешки, избегая взгляда инспектора. Его голос дрожал, когда он ответил:

"В коридоре, на доске объявлений. Но… он был написан условными знаками. «W.W.» вместо полного имени. Посторонний бы не понял."

Мэсси кивнул, делая заметку в блокноте. "Джон Маккалли, как часто Уоллес пропускал дежурства?"

Маккалли мрачно потёр потёртую шляпу и ответил: "Уильям? Да он часы сверял! Каждый второй понедельник – как часы. Лишь в январе пропустил из-за гриппа. Кто был в курсе? Да все завсегдатаи!"

Мэсси повернулся к Эвансу, партнёру Уоллеса по последней партии. "С кем Уоллес делился личным? Жаловался ли на долги?"

Эванс, с трудом сдерживая эмоции, пробормотал: "Он… сдержанный был. Но в декабре упомянул, что клиенты задерживают платежи. Сказал: 'Чувствую себя нищим'. С Пэрри они чаще шептались."

"Были стычки? Недовольные клиенты?" – настаивал Мэсси.

Битти, принимавший роковой звонок, заёрзал на стуле: "Ричард Пэрри… Он месяц назад кричал на Уоллеса. Уильям отказался дать ему кредит для взноса. Ричард тогда хлопнул дверью…"

"Обсуждали ли в клубе, что Уоллесы в долгах?" – спросил Мэсси, глядя на присутствующих.

Молчание затянулось. Наконец, Маккалли выдохнул: "После его болезни слышал, как он просил отсрочку у председателя. Говорил: 'Джулия боится, что банк отнимет дом'."

Мэсси перевёл взгляд на список присутствующих 19 января: Пэрри, Эванс, Маккалли, Битти, Кершоу. "Итак: Пэрри, Эванс, Маккалли, Битти, Кершоу. Кто из вас точно знал, что Уоллес будет здесь в этот понедельник?" – спросил он, глядя на каждого по очереди.

Кершоу поднял глаза: "Пэрри заходил днём. Спросил: 'Уилл сегодня будет?' Я кивнул…"

Эванс внезапно вскочил, опрокидывая стул: "Так это Ричард?! Да он вон как на Уилла злился!"

Мэсси холодно остановил его: "Сядьте. Мистер Пэрри уже ждёт в коридоре."

Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появился Ричард Пэрри – молодой, с дорогим, но мокрым от дождя пальто. Его пальцы сжимали портфель. "Вы меня звали, инспектор?" – его голос был слишком спокоен.

Мэсси заметил, как Маккалли и Битти переглянулись. В их глазах мелькнула тень вины или страха.

«Звонивший знал график. Значит, он здесь… Или его сообщник», – подумал Мэсси, глядя на Пэрри. Круг сузился до шести имён. Но яд подозрений уже отравил клуб изнутри.

Кабинет секретаря клуба «Ливерпульский Капитан» был похож на парилку. Воздух здесь был спёртый, тяжёлый, пропитанный запахом пота, страха и чего-то ещё, чему не находилось названия. Мэсси, сидя за столом, записывал показания Эванса, но не мог отделаться от ощущения, что стены начали шептать. За дверью, в главном зале, царила гробовая тишина. Её нарушал лишь нервный стук шахматных фигур по деревянной доске.

Эванс, обычно словоохотливый и живой, теперь теребил мятую салфетку, будто она была его единственным спасением. Его голос звучал тихо, почти шепотом:

«Голос звонившего? Обычный, инспектор. Ничего особенного…»

Мэсси поднял голову, его взгляд был пронзительным и требовательным.

«Время точно помните?» – переспросил он, не сводя глаз с Эванса.

Тот потупился, его лицо покрылось легкой испариной.

«Без десяти семь… Или без пятнадцати? Чёрт, память подводит…»

В этот момент в кабинет вошёл мистер Хьюм. Его лицо было напряжённым, а руки дрожали, когда он протягивал их за стаканом воды.

«Да все знали, что Уоллес по понедельникам тут! Зачем уточнять?» – раздраженно бросил он, стараясь скрыть своё волнение.

Мэсси кивнул, не отрывая взгляда от записей. Он знал, что каждый из присутствующих здесь что-то скрывает. Каждый из них был частью этой истории, и каждый что-то знал. Но пока они не решались говорить.

В блокноте Мэсси множились противоречия. На исписанных страницах, словно в тревожном сне, вырисовывалась картина, от которой мороз пробегал по коже. Время шло, а вместе с ним и тени сомнений сгущались над каждым из подозреваемых.

Мэсси внимательно изучал свои записи, стараясь не упустить ни одной детали. Вот что у него получалось:

Битти, 18:50. Звонок. «Куальтро завтра, 19:30». Уоллес странно отреагировал.Маккалли, 18:45. Звонок. «Встреча в Куальтро». Уоллес не знает такого места.Эванс, 19:00. Звонок. «Передайте: Куальтро». Уоллес побледнел.

Мэсси заметил, что показания свидетелей расходятся. Он указал на это Эвансу, который сидел напротив него. Тот резко отодвинул стул, будто хотел сбежать.

«Вы же сидели рядом!» – Мэсси ткнул пальцем в расхождение.

«Может, показалось… Темно было!» – Эванс нервно заёрзал на стуле. – «Я ничего не помню.»

Мэсси продолжал листать блокнот. В его голове крутились мысли, словно шестерёнки старого механизма. Он чувствовал, что круг сужается, и каждый новый свидетель приближал его к разгадке.

Он выстроил список подозреваемых, отмечая их имена красным карандашом:

Ричард Пэрри. Ушёл до звонка, но заходил днём, чтобы уточнить график.Джон Маккалли. Передал сообщение и имел доступ к телефонной будке за углом.Уолтер Битти. Принял звонок и должен Уоллесу 5 фунтов.Томас Эванс. Последний играл с Уоллесом и, по слухам, ревновал его к успеху в турнире.

Каждый из них был подозрителен. Каждый мог оказаться тем самым человеком, который знал больше, чем говорил. Но кто из них был настоящим преступником?

Мэсси чувствовал, что разгадка где-то рядом. Он знал, что должен быть внимателен и не упустить ни одной детали. Он был готов идти до конца, чтобы раскрыть правду.

Напряжение в зале росло. Когда Мэсси вышел за Кершоу, все замолчали. Маккалли яростно чистил трубку ножом, не глядя на Пэрри. Битти прятал глаза за газетой, но лист дрожал, выдавая его волнение. Пэрри, скрестив руки на груди, стоял у окна, его плечи неестественно напряглись.

«Чего вы на Ричарда смотрите?» – вдруг рявкнул Эванс на Маккалли, его голос прозвучал резко, как удар хлыста.

Маккалли, не отрываясь от своего занятия, огрызнулся:

«А ты чего вспыхнул?»

«Может, ты звонил, Джон? Билл же тебе задолжал!» – Эванс повысил голос, его лицо покраснело от гнева.

Пэрри резко обернулся, его лицо было белым, как мел. Он смотрел на Эванса с нескрываемым раздражением, но в его глазах мелькнула не столько тревога, сколько ярость.

«Хватит! Инспектор, они с ума сошли!» – Пэрри повысил голос, его тон был почти истеричным.

Напряжение в комнате достигло пика. Все замерли, затаив дыхание, словно боясь пошевелиться. В воздухе витала густая смесь страха и напряжения, как густой туман, скрывающий истину. Мэсси стоял в центре этого хаоса, его глаза внимательно скользили по лицам присутствующих, словно пытаясь проникнуть в их мысли, уловить малейший намёк на правду. Он чувствовал, что разгадка где-то рядом, но она ускользала, как песок сквозь пальцы.

Эванс нервно разливал кофе, его руки дрожали, и тёмная жидкость медленно поползла к краю стола, образуя лужицу, которая начала растекаться к документам на столе. Кершоу бессмысленно перекладывал шахматные фигуры, его движения были хаотичными и бессмысленными. Чёрный король, наконец, не выдержав его неуклюжих рук, упал на пол с глухим стуком, заставив всех вздрогнуть. У Битти дёрнулся глаз – нервный тик, выдающий его внутреннее напряжение.

Мэсси молча развернулся и вышел из комнаты, оставив за собой тишину, нарушаемую лишь шёпотом и приглушёнными голосами. За его спиной нарастал гул, как шторм, набирающий силу.

«Битти мог! Он всё время у телефона торчал,» – громко произнёс кто-то. – «Пэрри вон как сквозь землю провалился после того, как мы с ним поругались,» – добавил другой голос. – «Да заткнитесь вы все!» – внезапно взорвался третий, его крик эхом разнёсся по комнате, заставив всех замолчать.

Щелчок закрывшейся двери отрезал крики, оставив их позади. В тишине Мэсси вернулся в кабинет и, усевшись за стол, начал записывать свои мысли. Его рука уверенно выводила строки на бумаге:

«Круг подозреваемых: 4 человека. Мотивы: долги (Битти), зависть (Эванс), конфликт (Пэрри), возможность (Маккалли). Ложь и страх разрушают круг. Нужен рычаг давления».

Тень Честера за окном продолжала наблюдать за происходящим в комнате. Она видела, как клуб разрывает себя изнутри, как старые обиды и подозрения всплывают на поверхность, превращая их в монстров, пожирающих друг друга. И в этой борьбе за правду, в этом хаосе, тень знала: настоящая разгадка спрятана глубже, чем кто-либо может себе предст

Холодный коридор шахматного клуба «Ливерпульский Капитан» звенел тишиной после допросов. Мэсси прижал блокнот к груди, бормоча Голдману:

«Четверо ключевых: Пэрри, Маккалли, Битти, Эванс. Все знали график, все имели доступ…»

Голдман нервно теребя щетину, шипел:

«Пэрри врал про алиби, Эванс путался в показаниях…»

Тень перекрыла тусклый свет лампы. Джозеф Торнли стоял у поворота, его чемодан – чёрный прямоугольник в полумраке.

«Инспектор Мэсси, – голос скользнул по стенам, – надеюсь, коллеги моего зятя оказали помощь? Клуб ведь был… значимой частью его жизни».

Мэсси прикрыл блокнот ладонью:

«Процедура идёт своим чередом, мистер Торнли».

Джозеф шагнул ближе, бледное лицо наклонилось к полицейским:

«Странно, не правда ли? – шёпот звучал громче крика. – Звонивший знал точно, что Уильям будет здесь в этот вечер. Значит, он видел расписание? Или… был настолько близок, что знал его привычки?»

Его взгляд скользнул по закрытой двери зала, где сидели подозреваемые.

Голдман мрачно кивнул, не замечая, как рука Мэсси сжала блокнот.

«В таких закрытых кругах… – Джозеф поправил перчатку, – часто кипят страсти. Ревность. Долги. Месть за старые обиды. Не всегда безобидные, инспектор».

«Вы о чём-то конкретном?» – резко спросил Голдман. Его голос прозвучал так, словно он ожидал услышать что-то важное, но в то же время был готов к любому повороту.

Торнли сделал вид, что задумался. Его взгляд скользнул по комнате, словно ища что-то, что могло бы подтвердить его подозрения. «Кто-то выделялся сегодня? Слишком… нервный? Или, напротив, подозрительно спокойный?» – продолжил он, стараясь не выдать своих эмоций.

Цели Джозефа били точно. Он знал, что его вопросы могут вызвать тревогу, но именно это ему и было нужно. Круг "своих" – намёк на Пэрри и других, которые, как он знал, были близки к жертве, знал её привычки, – направлял подозрения внутрь клуба. Ключевая улика – акцент на "точно знал расписание" – подкреплял версию об инсайдере. Скрытые конфликты – фраза "страсти, месть за обиды" намекала на мотив, о котором Мэсси только что говорил с Голдманом. Разведка – вопрос о "нервных" был попыткой выведать, кто мог быть под прицелом.

Мэсси, услышав слова Торнли, напрягся. Его лицо оставалось холодным, но внутри он чувствовал, как его охватывает тревога. «Детали следствия не разглашаются», – ледяно отрезал он, отстраняясь. Его голос звучал так, будто он пытался защититься от чего-то, что он не мог понять.

Голдман же, напротив, бессознательно поддержал Торнли. «Да, круг своих! Пэрри уже врал про понедельник…» – сказал он, глядя на Мэсси с подозрением.

Джозеф, заметив реакцию Мэсси, кивнул, но не стал настаивать. Он знал, что слова уже сделали своё дело. Медленно, почти незаметно, он двинулся к выходу, его силуэт растворился в дожде за дверью. Мэсси, оставшись один, разжал ладонь. На странице блокнота, где были записаны имена подозреваемых, оставался влажный отпечаток. Карандашная пометка напротив "Пэрри" расплылась, словно кровь, напоминая о том, что доверие может быть хрупким и легко разрушаемым.

Дверь шахматного клуба «Ливерпульский Капитан» захлопнулась за Мэсси с глухим стуком, отсекая нервный гул изнутри. Вечерний Ливерпуль встретил его колючим ветром и моросящим дождем. Он остановился на тротуаре, поправил воротник пальто, и невольно оглянулся.

«Он знает больше, чем говорит», – пробормотал Мэсси.

Голдман хмыкнул, уже листая показания:

«Зато помогает сузить круг. Иногда тени полезны…»

Мэсси не ответил. Он смотрел на расплывшееся имя Пэрри. "Чья тень полезней, инспектор? Наша… или его?"

Здание клуба возвышалось во тьме, несколько окон второго этажа ярко светились. Желтые прямоугольники вырезали в темноте островки жизни – жизни, перемалываемой подозрением. Из зала доносился приглушенный, но резкий возглас – чей-то голос сорвался на крик. Потом снова тихо.

«Звонивший знал график, – пронеслось в голове Мэсси, холодное и ясное. – Значит, он здесь. Среди них. Или знает того, кто здесь. Круг… сузился до этих стен.» Четыре имени: Пэрри, Маккалли, Битти, Эванс. Не чужие. Не случайные прохожие. Те, с кем Уоллес играл, разговаривал, возможно, доверял. Давление Джозефа Торнли, его ядовитые намеки на «близких» и «страсти», придавали этой мысли зловещий вес. Тревожность витала в воздухе, гуще ливерпульского тумана.

Он уже собрался уходить, как движение в одном из окон привлекло его внимание. Не в большом зале, а в окне кабинета секретаря – того самого, где только что шли допросы. Фигура. Высокая, прямая, в темном костюме, с белым пятном лица, обращенного к кому-то внутри. Профиль был резок и неумолим на фоне лампы.

Джозеф Торнли.

Мэсси замер. Дождь стекал за воротник, но он не чувствовал холода. «Что он делает здесь? Допросы закончены. Клуб закрыт для посторонних…»

Торнли что-то говорил. Его губы двигались в беззвучной речи. Он слегка наклонился вперед, жест его руки был сдержанным, но властным. Кто был его собеседником? Кершоу, секретарь? Битти, принявший звонок? Или… Пэрри? Фигура второго человека терялась в глубине комнаты, залитой светом, лишь смутный контур угадывался за спиной Джозефа.

«С какой целью? – мысль Мэсси билась, как птица о стекло. – Запугать? Предупредить? Выведать что-то, что мы упустили? Или… дать указания?» Тень «Человека из Честера», до этого лишь скользившая по периферии дела, теперь нависла прямо над шахматным клубом. Она проникла в самое логово, в комнату, где минуту назад полиция искала убийцу.

Джозеф закончил говорить. Он слегка кивнул своему невидимому собеседнику, повернулся и сделал шаг к окну. Его взгляд, казалось, скользнул по темноте улицы и на мгновение – чистая иллюзия или жуткая реальность? – встретился со взглядом Мэсси, стоящего в тени напротив. Ни тени смущения, ни удивления. Только та же ледяная непроницаемость. Затем он отошел вглубь комнаты, скрывшись из поля зрения.

Окно кабинета все еще светилось. Тень Честера осталась там, внутри. Она вплелась в паутину страха, лжи и подозрений, окутавшую клуб. Вопрос висел в сыром воздухе, тяжелее, чем когда-либо:

Что он там делает? И какую игру ведет теперь, когда круг подозреваемых сузился до его ладони?

Мэсси резко развернулся и зашагал прочь по мокрому тротуару. Спина его была прямой, но в кулаках, сжатых в карманах, чувствовалось напряжение. Клуб теперь принадлежал не только игрокам. Он принадлежал тени.