Записки карванщика. Том 2

В уголках глаз невольно выступили предательские слезинки. На моё счастье, вид безоблачного неба заслонила высокая тень охранника, находящегося на крыше телеги.

– Руки убери, – рявкнул он.

В эту же секунду по пальцам левой руки пришёлся резкий удар тяжёлым прикладом дробовика, и я, вскрикнув от боли, повалился на пол камеры.

– А, забыл предупредить, – хихикнул Касым. – Они там не любят, когда мы пальцы в решётку суём.

– Сука, – протянул я так, чтоб было непонятно, кому именно это адресовано.

Внезапно произошло то, о чём и говорил Садыков. Я ощутил острый позыв воспользоваться вонючим ведром в углу помещения.

– Сука, больно-то как… – промычал я, поспешно расстёгивая ширинку дрожащими разбитыми пальцами и откидывая с ведра фанеру.

Оказывается, до этого в передвижной камере пахло не так уж страшно. Стоило только струе ударить в наполовину заполненное ведро, как снизу тут же поднялась резкая вонь тухнущих на жаре продуктов жизнедеятельности.

– Постарайся побыстрее, – сказал Касым, наигранно зажимая нос.

– Стараюсь, – отозвался я, борясь с рвотным рефлексом.

Мысли решили сыграть со мной какую-ту злую и неуместную шутку. Перед внутренним взором абсолютно ни к месту предстал образ стройной Зары в красивом белом белье на смуглой коже. Я буквально чувствовал нежное прикосновение её губ к своим, и всё это теперь сопровождалось булькающими звуками мочи и отвратительной вонью нечистот.

«Неужели меня развели, как дурака последнего? – с горечью подумал я. – А как же крыша, небо, звёзды? Всё было так прекрасно! А на самом деле я просто одинокий пришлый дурачок, которого можно вот так просто сдать в какое-то рабство? А как же все эти слова: „ты добрый, Толик“? Видимо, поэтому тут и оказался, потому что добрый».

Я закончил своё дело и накрыл зловонное ведро фанеркой. Разум и чувства находились в полном смятении. Я остался без всего и даже не знал, где именно я нахожусь. Всё это походило на какой-то дурацкий сон или злую шутку. Но внешний вид моих товарищей по несчастью, расположившихся в этой камере, точно давал понять, что это не так.

– Ладно, разберёмся… – злобно протянул я, отходя к противоположной стене и застёгивая пуговицы ширинки.

В это время телега стала замедляться и остановилась. Через окно в крыше долетели приглушенные оклики людей и фырчанье мулов. Касым стал нетерпеливо растирать ладони, а Александр так и продолжил сидеть в углу. Рамазан открыл глаза и, бросив на меня быстрый взгляд, стал одеваться.

– Приехали, – протянул он. – Посмотрим, что теперь для нас уготовили.

Я хотел было спросить, а что было до этого и как вообще всё устроено, но тут за стенкой нашей камеры раздался характерный грохот массивной цепи, протаскиваемой через стальные петли, и в помещение ворвался яркий солнечный свет через открывшуюся наружу дверь. Спустя пару секунд послышался грубый оклик на казахском языке.

– Тут почти все по-нашему не понимают! – крикнул Касым. – По-русски говори!

– Выходите медленно и по одному! – раздалось с улицы.

Рамазан спокойно застегнул свои штаны и направился к открывшемуся проёму. Несмотря на свой возраст, у него была на удивление крепкая и широкая спина. Наверное, даже атлетично сложенный Столяров смог бы позавидовать таким пропорциям и рельефу мышц. При этом руки и ноги выглядели весьма обычно. Не такими тонкими, как у Саши, но и не так хорошо развитыми на фоне проработанной спины. Вообще, для своих пятидесяти лет Файзулин выглядел весьма крепким мужчиной. Единственное, что портило его весьма статную фигуру, так это лёгкая сутулость и небольшой шрам на левой лопатке, подозрительно похожий на след от удара ножом.

Постояв пару секунд на пороге и осмотрев вид за пределами камеры, он спрыгнул на землю. Следом нетерпеливо последовал Садыков. Я посмотрел на Александра. Тот с отсутствующим взглядом продолжал скрести стену.

– Эй! – послышалось с улицы. – Всем выходить, сказал!

Заречный быстро поднялся и проскользнул мимо меня. Он действительно был очень худым. Пока он сидел, обняв колени, это не так сильно бросалось в глаза, но сейчас стало хорошо заметно. Сутулые плечи, на которых, подобно спинке стула, висела замызганная рубашка с засаленным воротником, были безвольно опущены вниз. Тонкие, словно спички, руки и ноги казались буквально вставленными в тело, как в игрушечную заготовку.

Я невольно помотал головой, подумав, что если и планировать какие-то действия, то на этого паренька явно рассчитывать не придётся, в отличие от жилистого Касыма и подозрительно спокойного Рамазана. Александр быстро выпрыгнул из камеры, и я последовал за ним.

Перед нами раскинулся пологий берег какой-то практически пересохшей речушки, больше напоминающей грязный ручей. Мы прибыли сюда небольшой колонной, состоящей из двух тюремных телег и обычной транспортной повозки, чем-то напоминающей ту, что была у Жангира. Сейчас из них под прицелом стволов дробовиков и автоматов выводили незнакомых мне людей. Они тоже были босыми и лишёнными какой-либо одежды, кроме штанов.

Вооружённые охранники выглядели весьма обыденно, какими я и привык их видеть. Лёгкие брюки светлых цветов или армейские штаны. Рубашки, футболки. У кого-то на голове национальная тюбетейка, у кого-то панама с небольшими полями. Ножи, пистолеты, перекинутые патронташи или подсумок для магазинов и фляжки с водой. Если бы не абсурдность происходящего, то они ни чем не отличались от моих коллег по ремеслу. И мне вообще казалось, что стоит приглядеться повнимательней, и я узнаю кого-нибудь из каравана купца Уджаева.

Горячий воздух заполнился лаем нескольких больших лохматых шестилапых псов. Двое из них рвались с поводков стоящих на удалении охранников, а ещё один вторил своим собратьям, будучи привязанным к вбитому в землю лому рядом с бытовками.

Сердце бешено колотилось. Меня терзало мерзкое ощущение своей беспомощности. В голове никак не укладывалось то, что какой-то гад посмел что-то сделать со мной помимо моей воли. Опоить чёртовым кактусом и увезти в неизвестном направлении. И самое главное, что всё это было не без помощи близкой мне девушки…

«Предательство это называется, – мелькнула мысль в воспалённом мозгу. – Самое настоящее предательство. И ради чего? Зачем? И сколько таких приезжих дурачков уже было облапошено Зарой? И что, каждый её перед этим чпокал?»

От этих мыслей стало ещё хуже, и я начал быстро крутить головой в поисках хоть чего-нибудь, что могло помочь выкрутиться из этой дурацкой ситуации.

Никаких намёков на дорогу или прокатанный путь здесь не было. Но примятая серебристая полынь и бурые колючки говорили о том, что телеги ходили здесь достаточно часто. Пологий глинистый берег, тянувшийся десяток метров до поблёскивающей на солнце воды, был покрыт множеством следов босых ног. Рядом было брошено несколько досок, образующих некое подобие мостков и направляющихся под небольшой самодельный навес из тонких жердей и растянутого тента.

Всё это очень походило на ту же контракцию, под которой ещё вчера группа очистки отскребала вытаскиваемые из вагонов полки. Судя по большому количеству чёрной сажи, осевшей вокруг навеса, здесь занимались тем же самым.

Вдалеке, сквозь марево горячего воздуха виднелись тёмные очертания небольшого города. Неподалёку от ручья стояла пара старых бытовок дорожных рабочих, вокруг которых был обустроен небольшой лагерь. Между ними находился огороженный загон для мулов с навесом от солнца и половиной разрезанной железной бочки, служащей поилкой. С другой стороны примостилось несколько старых, выгоревших на солнце палаток, вокруг которых лежали рюкзаки и обрывки кошмы. Костровище, разбросанные мелкие предметы, небольшая поленница – всё это говорило о том, что люди здесь находятся уже давно. Неподалёку виднелась небольшая куча разрытой земли, рядом с которой валялась куча мелкого мусора. Скорее всего, это была яма для отходов и нечистот. Воздух заполнился резкими криками вооружённых людей, подгоняющих других бедолаг. Называть их рабами у меня язык не поворачивался. Это дурацкое слово никак не хотело уживаться с моим сознанием.

– Давай быстрей, шевелись, – услышал я всё тот же голос, который выгонял нас из камеры, и получил неприятный тычок стволом дробовика в спину.

Ступать босыми ногами по жёсткой полыни и колючкам было очень больно. Я невольно замедлял шаг, пытаясь ставить ногу как можно осторожней, чем явно вызывал недовольство охранника с ружьём за своей спиной.

– Быстрей, я сказал, – и он стал настойчиво давить стволом оружия мне спину, отчего я вынужден был начать быстрее перебирать ногами.

Я ничего не понимал. Мысли и чувства путались, воспринимая всё это как дурацкий сон. Боль от уколов колючками пробирала от ступней до самых мозгов. Я боролся с желанием развернуться и со всей силы заехать охраннику по лицу, но понимание того, что его палец на спусковом крючке всё равно окажется быстрее, останавливали меня от этого.

Из соседней телеги показалась здоровая фигура Столярова. Двое охранников, держась на удалении в несколько метров, на всякий случай направили в него стволы своих автоматов.

– Илюха! – вырвалось у меня, и я, повинуясь привычке, вытянул вверх руку.

– Ах ты! – только и услышал я за спиной, и в эту же секунду мне в лопатку пришёлся сильный удар прикладом дробовика.

Тупая боль пробрала только пришедшее в себя тело, и я невольно повалился на землю. Со всех сторон послышались крики вооружённых людей на казахском языке. Шестилапые псы стали рваться ещё сильнее. Их злобный лай перерос в хриплое пыхтение, передавленное ошейниками.

– Нельзя говорить! Руки при себе держи! – кричал ударивший меня охранник.

– Пошёл к чёрту! – крикнул я и.

Похоже, этот удар прикладом окончательно выключил какой-то протрудившийся механизм, отвечающий за попытку всё осмыслить и расставить по своим местам. А самое главное, отключил он и страх за собственную жизнь и здоровье. Ощущение горечи и тяжелой обиды усилилось стократно, и мне внезапно стало всё равно, что будет в следующую секунду.

В ушах раскатистым эхом отозвались звенящие звуки того выстрела из дробовика, отражающиеся от белёсых стен глиняного карьера. Я подумал, что убивать мне уже довелось. Хоть это и было сделано не по собственной воле, а под гнётом обстоятельств. Так неужели после всего этого какой-то неизвестный хмырь с дробовиком сможет мне хоть как-то навредить?

Преданное и растерзанное Зарой сердце внезапно перестало что-либо чувствовать, и я бросился на обидчика с желанием дёрнуть его за ноги и повалить на землю.

Противник разразился сухой бранью и встретил мой импульсивный выпад резким ударом ногой в лицо. Весь видимый мир в сотую долю секунды заслонила приближающаяся пыльная подошва его обуви, и в голове тут же раздался звук лопнувшего воздушного шарика. Кажется, я даже увидел маленькие жёлтые искорки.

Я упал на колючую траву. Но сдаваться было нельзя. Я попытался как можно быстрее встать и вцепиться в охранника, но краем глаза увидел двух подбегающих ему на помощь товарищей. Обрушившийся на меня град ударов ногами мгновенно отрезвил сознание, которое наконец-то, похоже, приняло тот факт, что всё происходящее действительно реально, а не является сном или розыгрышем. И что помимо сильнейшей раны, нанесённой моей душе и нежным чувствам к Заре, надо озаботиться куда более реальной угрозой собственному здоровью.

– Эй, хватит! – оборвал серию ударов знакомый голос. – Сломаете ему что-нибудь! Плохо работать будет же!

Я поднял глаза и увидел того самого помощника логиста. Больше всего меня почему-то поразили не собственные болевые ощущения от полученных ударов, а то, с какой надменной вальяжностью он подходил ко мне. Словно весь окружающий мир лежал у него в кармане, а он был его единственным полноправным владельцем. А я оказался всего лишь каким-то маленьким жуком или степным кузнечиком, посмевшим стрекотать на пути этого хозяина жизни. Где-то я уже слышал о подобном типе людей… А ведь ещё вчера утром мы ехали в одной повозке на разбор того самого поезда. И тогда он выглядел простым работягой, как и все остальные люди.

«Люди, – горько подумал я. – Получается, что вся бригада на разборе поезда была в курсе, чем это всё для нас со Столяровым кончится. Все знали и тихо молчали. Это сколько же людей работает на Азамата Бикашева? Ведь некоторые из них – наши же караванщики. Ерунда какая-то».

– А, пропавшая фляжка, – надменно засмеялся он, остановившись рядом и снимая с пояса ту самую пресловутую ёмкость, из-за которой всё и началось. – Ты же воды тогда хотел? Вот, попей.

Под одобрительный смех только что избивавших меня охранников, на голову полилась тоненькая струйка тёплой воды. Я убрал руки от лица, которое закрывал всё это время, и посмотрел на своих сокамерников. Оказывается, ещё несколько подбежавших охранников давно уложили их носом землю. Насколько я мог судить, соотношение рабов и надзирателей было явно не в нашу пользу.

«Придётся как следует пораскинуть мозгами, – абсолютно спокойно заключил внутренний голос, словно наблюдавший за всем происходящим со стороны. – Эх, Толя, можно подумать, они у тебя есть, мозги эти. Будь у тебя в голове хоть немного трезвого мышления, не валялся бы ты сейчас на траве. Впрочем, не смогли тогда мутные тебя убить гранатой, не смогли прошить автоматной очередью, не сможет и этот хмырь ничего сделать. Я так думаю».

Я растёр стекающую воду по лицу и приподнялся на колени, встретившись взглядом с Касымом.

– Ты дурак, что ли? – тихо прошептал он.

– Поступок отчаянный, но абсолютно бессмысленный, – заключил Рамазан.

– Так, хорошо, поднимайте его! – скомандовал помощник логиста, перестав поливать меня водой.

В меня тут же вцепились крепкие руки охранников и рывком поставили на ноги. Я поморщился от болевых ощущения в рёбрах, по которым пришлось несколько увесистых ударов. Хотя надо было признать, что били действительно не со всей силы. Похоже, и правда берегли «рабочую силу».

Я бросил короткий взгляд в сторону Ильи. Его вместе с рабами из другой телеги уже отвели на значительное удаление от нас. Шестилапый пёс продолжал неистово лаять, пытаясь вырваться из рук своего хозяина с очевидным желанием разорвать кого-нибудь на куски.

«Да, так просто сбежать не получится,» – заключил я.

Мы находились на абсолютно открытом пространстве, которое прекрасно просматривалось во все стороны не то что на сотни метров, а на несколько километров. Спрятаться было абсолютно негде. Даже русло грязного ручья не имело резких обрывов, за которыми можно было бы укрыться. Никаких складок местности или хотя бы одиноких деревьев, или редких кустов. Только бескрайняя степь, единственными возвышающимися предметами на поверхности которой были телеги, дорожные бытовки и растянутый у ручья тент.

На крыше нашей тюремной повозки, укрывшись в тени самодельного навеса, сидел тот самый охранник, что разбил мне пальцы прикладом. Рядом с бытовками на земле находилось ещё несколько человек, не сводящих с нас ленивого взора. Скорее всего, это были охранники, смена которых ещё не началась.

Меня невольно поражала вся простота происходящего. Если не брать во внимание странный вид глухих деревянных будок тюремных телег, то вполне можно было подумать, что это обычная стоянка небольшого местного каравана. Вот только неистовый лай псов и количество вооружённых людей не вписывались в картину мирной остановки.

– Давайте я быстро объясню суть дела, – продолжил помощник логиста, который, очевидно, был здесь за главного. – Поднимите пока остальных. Вы теперь собственность Азамата Бикашева. Будете делать всё, что он скажет. Не будет проблем с вами, не будет проблем и у вас.

Из здания бытовок вышло несколько человек, гремя цепями. Мы все посмотрели в их сторону. К нам несли самые настоящие кандалы, скреплённые толстой цепью, на которую обычно сажали особо крупных и злобных шестилапых псов.

– Ваша задача работать. Наша задача не дать вам умереть. Сейчас из города придёт гружёная повозка. Вы, – Бикашевский прихвостень обвёл всех нас в воздухе рукой, – будете вот под этим навесом очищать от сажи всё, что вам принесут.

– А остальные? – спросил Касым.

– Остальным работу найду, не переживай, – хмыкнул он. – Там на песке много ракушек валяется, можете ими пользоваться. Пока всё не очистите, еды и питья не получите. Чистить надо аккуратно. Сильно не царапать. Полоскать в воде, вон её сколько тут бежит. Но пить её не советую. Лекаря тут нет. Это понятно?

Никто не отвечал.

– Понятно, я говорю? – злобно переспросил помощник логиста.

– Понятно, – ответил за всех Рамазан.

– Вот и хорошо. А вот этому, – он ткнул в меня пальцем, – сегодня пить и есть не давать вообще. Считай, что это предупреждение за то, что кинулся на моего человека. На первый раз прощаю. На второй раз собаку спущу, уяснил?

Я, продолжая смотреть на приближающихся людей с кандалами, молча кивнул.

– Вот и хорошо же, – хмыкнул прихвостень и обратился к подошедшим, – давайте быстро оформляйте их.

– А с теми что? – кивнул один из людей с кандалами в сторону группы, в которой оказался Столяров.

– А там поздоровее, их сейчас в город отправим, чтоб дальше собирали всё.

– Ноги на ширине плеч ставим и не дёргаемся, – распорядился другой и загремел цепями.

Это было унизительно. На щиколотки и запястья надели самые настоящие железные кандалы, до блеска затёртые предшественниками в тех местах, где скобы касались тела. Передвигаться в них можно было только маленькими шагами, а небольшого куска цепи между кистями хватало только для движения рук, необходимого для предстоящей работы. Впрочем, его также вполне могло хватить и для того, чтобы накинуть эту цепь на шею нерадивому охраннику и свернуть её к чертям собачьим.

Я не понимал, для чего и зачем это всё. Самым очевидный ответ, который приходил мне на ум, был в желании Азамата и всей его явно крупной шайки сэкономить монет. Но мне казалось это очень глупым. Конечно, у нас на Урале бывали случаи, когда один мог обмануть другого на пару-тройку монет. Недоплатив за работу, например. Но чтобы вот так… Это до сих пор не укладывалось в голове, которая продолжала гудеть после полученного пинка.

Я знал, что такое рабство. В школе нам немного рассказывали историю мира до Великой Катастрофы. Но мы не воспринимали это всё всерьёз. Так, просто какая-то страшилка из прошлого. Мне внезапно вспомнилось, что именно на этом уроке мне было намного интереснее мастерить кораблик из тетрадного листа и разрисовывать его карандашом, вместо того, чтобы слушать учителя. А зря. Возможно, я бы запомнил, для чего это всё было нужно и к чему вело. И что вообще могло ожидать раба в будущем.

Впрочем, я почему-то не сомневался, что призову Бикашева к ответу за всё происходящее. Причём самое очевидное, что приходило мне сейчас на ум, это просто сдать его Уджаеву. И пусть тот уже сам решает, насколько далеко зашёл сын его бывшего друга в своих непозволительных делах. А то, что это были именно дела Азамата, о которых караванщик явно ничего не знал, я тоже не сомневался.

– Как хоть вашего начальника зовут? – хмуро спросил я у мужчины, затягивающего кандалы на моих запястьях.

Вместо ответа он быстро шлёпнул меня ладонью по лицу. Я инстинктивно дёрнулся с желанием тут же отвесить ему сдачи, но стоящий рядом охранник быстро вскинул ствол своего ружья. Я кое-как заставил себя сдержаться от того, чтобы не начать реализовывать свой замысел по сворачиванию чьей-нибудь шеи прямо сейчас.

– Молчи, что ли, – ухмыльнулся тот. – Тебе с нами говорить нельзя, понял?

– Понял, – буркнул я и снова получил по щеке.

– Ничего ты не понял. Ещё раз спрошу, понял?

Я злобно запыхтел, но решил не отвечать и просто кивнул.

– Вот и хорошо, – ухмыльнулся мужчина, поднимая с земли разложенные цепи и направляясь в сторону группы Столярова.

– Ну всё, к реке идите! – сказал охранник и махнул стволом в сторону навеса у воды. – Дурить не вздумайте, мы за вами следим.

– Жолдубай его зовут, – тихо протянул Рамазан, когда мы загремели цепями по доскам, прокинутым через глинистый берег.

– Откуда знаешь? – тут же оживился Касым.

– А я его видел уже несколько раз. Тут не так много стоянок. И не так много людей за всем этим безобразием присматривает. А нас просто перевозят с места на место…

– Так сколько ты здесь? – спросил я у шагающего впереди меня Рамазана.

– Недостаточно, видимо, – задумчиво протянул он, осматриваясь по сторонам.

– В смысле?

– Ты, Толик, больше вот так не кидайся на них, – проигнорировал мой вопрос Файзулин. – Это смело было, конечно, но бесполезно. Сегодня ещё воды и еды не получишь, а её и так дают мало. Но не бойся, мы поделимся…

– Тууу! Не буду я с ним делиться, – тут же возмутился Касым. – А Сашка, если поделится, вообще с голоду помрёт тут же.

– Я поделюсь, – уточнил Рамазан. – А работать надо много. Прибереги силы, сейчас не время их тратить.

– Слышишь, Сашка, видел зато как он на того хмыря с ружьём кинулся? – хихикнул Садыков. – Ты бы, дрищ, так не смог. Ты только на девку так кинуться готов, наверное. А ты, Толик, дурачок немного, да?

– Видимо, да, – буркнул я, думая о своём.

Александр ничего не ответил. Кандалы выглядели особо массивными на его тонких руках и ногах. Я тем временем внимательно осмотрел свои оковы.

Похоже, их основной задачей, помимо ограничения подвижности, было оказание психологического воздействия. Затянуты они были на толстый болт с хитрой накидной гайкой, которая затягивалась большим шестигранником. Пытаться раскрутить такую конструкцию голыми руками было абсолютно бесполезно, но при наличии подходящего инструмента на это ушла бы пара минут. Вот только раздобыть этот самый инструмент не представлялось возможным.

Я внезапно понял, кого мне напоминала вся эта разительная перемена, произошедшая с Жолдубаем. Сейчас он один в один стал похож на барыгу Камиля из истории старика Коновальцева. Только разве что размахом деятельности не шёл с ним ни в какое сравнение. Всего лишь жалкий прихвостень, а не единоличный властитель прилегающих земель.

Впрочем, правильно говорил тот одинокий путник. Как это всё может принадлежать кому-то одному? Объясни окружающей степи, палящему солнцу, вот этой глине, траве или журчащей воде, что она кому-то принадлежит.

«А как человек может кому-то принадлежать против своей воли? – подумал я. – Раб – это же вещь, собственность. Так вроде к ним относились. И с какого перепугу это я стал собственностью Азамата? С чьей подачи? С подачи Зары, разумеется. Чёрт, а ведь я был уверен, что она теперь моя девушка. Моя не в том плане, что вещь какая-то, а что со мной будет. По взаимному согласию. Да, как оказывается, резко меняется смысл разных слов в зависимости от ситуации…»

Глава 4

День визитов

Прошла пара дней, истязающих душу и тело своим унылым однообразием. Спустя полчаса после рассвета дверь нашей передвижной камеры открывалась, и нас под прицелом ружей и автоматов отводили к речному навесу, где мы, как проклятые, скребли ракушками огромную гору железной посуды, которую на тачке подвозили другие рабы, вернувшиеся из городских руин.

Самое мерзкое в этом деле было то, что хоть руки и были заняты какой-то деятельностью, голова оказалась полностью свободной. Предоставленные сами себе мысли постоянно возвращались к Заре. Прошло не так много времени, чтобы всё просто забылось. Даже это непонятное положение раба не терзало мою душу так сильно, как мысленное представление того, как наглый Касым, обливаясь трудовым потом, неистово её чпокает. Я старался гнать этот образ от себя как можно дальше, но он настойчиво всплывал перед глазами каждый раз, когда Садыков говорил о чём-нибудь подобном или подкалывал Александра.

Иногда мне хотелось опробовать план со сворачиванием шеи именно на нём. И только осознание того, насколько глупы такие претензии, сдерживали мой порыв. А порыв был действительно глупым и неуместным. Это было сродни тому, если бы сейчас на меня кинулся какой-нибудь неизвестный парень за то, что я имел мимолётное приключение с малознакомой девицей на заставе. Которая при этом сама была весьма не против. Откуда мне знать в такой ситуации, что кто-то уже видит её свой будущей спутницей жизни?

Несмотря на разрывающие меня гнев и раздражение, к которым примешивалось постоянное чувство голода, я решил ничего не рассказывать остальным. Никого не касалось, как и зачем я здесь оказался. А вот мысли о загадочном мужике, что напал на нас в тот самый вечер перед ураганом, всё чаще посещали мою голову. Теперь что-то мне подсказывало, что неспроста ему нужна была именно девушка, а я просто спутал его планы. А мне ведь почти удалось забыть об этом за время путешествия с Фроловыми. Хорошо, что общее положение наших дел помогало удачно оправдывать своё подавленное состояние и не озвучивать всё то, что было сейчас на душе.