Щит белого рыцаря

Под ивой была тень, вода в канале мерно плескалась о каменные «берега», вокруг – ни машин, ни людей. И я, кажется, так настойчиво пыталась освободить разум от ненужного, что слегка придремала.

– Не спи, вороны поклюют, – произнёс кто-то над ухом.

Вроде бы негромко, но я подскочила, схватилась за ключ на груди, ословело огляделась и увидела того самого амбалистого пана. Избавиться от него не вышло ни в мыслях, ни наяву.

– Иди лесом, – нервно подгребая к себе сумку с продуктами, буркнула я.

– Да ты тут третий час сидишь, – хмыкнул он.

Кожанка, кстати, висела на локте, обнажив такие же мускулистые бицепсы, как у Радека.

– Мне теперь и посидеть нельзя? – огрызнулась я.

– Можно, только за тобой уж полчаса как во-он оттуда наблюдают, – процедил преследователь. – А мне тебя охранять велено. А как охранять, если полицейский хвост меня срисует?

– Охранять? – я чуть не онемела. – Даты сам за мной с утра таскаешься!

– Амулета телепортации ещё не завёл, – с достоинством ответил незнакомец. – Короче, я тебя предупредил, понадобится помощь, зови. Рядом буду.

– Звать? Как? – голова всё ещё соображала с натугой.

– Янеком зови, – ухмыльнулся углом рта амбал, – а так просто кричи, если что.

И прошёл мимо, как будто просто тут гулял и заговорил со знакомой девушкой.

После короткого сна и нервной побудки я чувствовала себя не только не отдохнувшей, а наоборот, уставшей. Мышцы растеклись по лавке, как масло по сковородке. Голова начала болеть, но главное, конечно, продукты. Не испортились бы!

А время? Времени-то сколько? Обед наверняка прошёл, меня ждёт пан Зусь, а я тут к месту прикипела, никак не отлипну!

Кое-как заставив себя поразгибать руки-ноги, я почувствовала, что уже могу встать. В голове сразу выстроился чёткий маршрут до конторы пана Зуся. Разумеется, продукты придётся нести с собой, потому что и захоти я вернуться в отцовский дом, уже некогда.

Канал остался за спиной, я снова вышла на Князинку. Добрела до конторы пана Зуся, стараясь не оглядываться и не думать, что теперь за мной следит и полиция. Эта информация, хоть и с запозданием, но всё же проникла в слегка проветрившуюся голову.

Наверное, я всё же не до конца поверила Янеку в кожанке. Вдруг он просто хотел меня напугать? Но с больной головой разбираться в этом всём не получалось.

– Дануся, да на тебе лица нет, – пан Зусь встретил меня у входа. – Что случилось?

Контора располагалась в рабочем квартале, а рядом, только перейти через небольшой двор, находились и мастерские.

– Всего понемногу, – вздохнула я. – Не обращайте внимания, просто голова разболелась.

– А сумка-то какая тяжёлая, – отбирая у меня сумку, сказал учитель. – Уж сколько раз я тебе говорил – возьми дедову тележку, не носи всё на себе!

Попутно он сунул нос в сумку, перевёл взгляд на меня и поставил точный диагноз:

– Не обедала, к холодильнику не приближалась. Ну-ка, пошли в мастерскую.

Он запер дверь конторы и вывел меня через заднюю дверь, обитую старым деревом с фигурными шляпками гвоздиков. Мы миновали пустой дворик и вошли в широкие и высокие двери мастерской, всегда напоминавшей мне ангар какого-нибудь воздушного крейсера. Здесь было светло, просторно, а в воздухе витали лёгкие запахи озона и ароматических смол. Вдоль главного прохода стояли рабочие столы, за которыми обычно трудились помощники пана Зуся. Но сейчас здесь было неожиданно пусто, кое-где появился налёт пыли, а к привычным запахам добавился почему-то аромат старой бумаги.

Учитель выбрал стол с тиглем, смахнул с него пыль собственным рукавом и зажёг горелку. Из ящичков стола появились кастрюлька на длинной ручке, доска из уникальной морёной лиственницы, тарелка, нож и вилка. Воду он набрал из большой бутыли и спросил:

– Что у тебя там? Сосиски? Давай сюда, а то испортятся.

Я стряхнула оторопь и принялась хозяйничать. Тигль, на котором обычно плавили редкие металлы, мгновенно вскипятил воду, и по мастерской поплыл дивный аромат настоящих сосисок. Только сейчас я осознала, насколько голодна.

– Руки обработай, – напомнил пан Зусь.

Руки под струёй стерилизатора обычно обрабатывали перед особо тонкими операциями – вплавлением в артефакты магической нити или гравировки рунических символов. Что, теперь его используют вместо рукомойника?

– Что случилось с мастерской? – прямо спросила я.

– Поешь сначала, – хмыкнул учитель. – А то ключ и так почти из тебя всю силу вытянул.

Сосиски были невероятно, нечеловечески вкусными. К ним пришлась впору и булка с тмином, и пупырчатый огурец. Но про ключ я услышала.

– Повторите, пан Зусь.

Так когда-то я просила объяснений у учителя, если чего-то не понимала.

– Я думал, ты знаешь, – удивился он. – Это же артефакт пана Филиппа, его и захочешь не узнать – не выйдет. Разве дед не говорил тебе, что подзарядка идёт от владельца?

Пан Зусь был другом и многолетним компаньоном моего дедушки, так что не верить ему я не могла.

– Дед говорил, что там заряда на одно желание, – покачала я головой.

– Дай-ка мне тоже сосиску, уж больно духовитые попались, – вздохнул пан Зусь, нагибаясь за второй тарелкой и вилкой. – И сама налегай, налегай. Старые артефакты, да ещё такой мощи, много сил забирают. Ты как его на шею повесила, так он в фоновом режиме и заработал.

– А разве так бывает?

Артефакты обычно заряжались магией либо при помощи специальных генераторов, что поглощали энергию из природных магических источников, либо настоящими магами. Я магом точно не была, в универе много раз проходила тесты, надеясь на хоть крошечную частичку дара, но нет.

– Ещё как бывает, – прокряхтел учитель, нагибаясь за водой, – о всех свойствах артефактов старых мастеров до сих пор никто не знает.

Ну и дела. А я-то удивлялась, как мне сегодня повезло с пани Грач и запасником. Да и от Ярослава удалось легко отделаться. Даже Янек оказался нормальным (ну, вроде бы).

– Побоялась оставить ключ без присмотра, – повинилась я. – Придумаю, где его спрятать – сразу сниму.

– Главное, по Новацкой с ним не ходи, – предупредил пан Зусь. – Полно там… понаехавших. Наши-то если и узнают, ничего не скажут, а вот те… – он сделал паузу, показавшуюся слишком длинной.

А длинные паузы обычно бывают перед плохими новостями. «Даниэла, вы только не переживайте, но… мы не возьмём вас на работу», «Даниэла, в общем… я повышаю твою арендную плату», «Дануся, эээ… твой дедушка… Мы не смогли ничего сделать».

– Что случилось, пан Зусь? – прервала я наступившую тишину.

Он дожевал последнюю сосиску и обвёл рукой пустой ангар:

– Конкуренты из столицы случились. Всех моих мастеров к себе переманили, цены на зарядку артефактов снизили до смешного, ко мне теперь и не ходит никто.

– Зачем это им? – чуть не поперхнулась я.

– Хотят, чтобы я контору продал. Остальные-то уже сдались: и пан Верещак, и пан Коваль, а я вот ещё держусь. Спасибо, что музей меня нанимает для экспертиз. У тех-то с Новацкой только деньги, а у меня пока ещё и имя.

Неожиданно. Пан Зусь, один из последних представителей старой школы, о ком почтительно говорил даже декан Плежек, оказался не у дел, а контора почти на грани разорения? Просто потому, что кому-то из столичных захотелось прибрать к рукам все артефакторские мастерские в Загобжанске?

– Так вот о чём я хотел с тобой поговорить, – быстро перешёл к делу пан Зусь. – Я, конечно, понимаю, что у тебя наверняка есть предложения о работе от столичных артефакторов. И понимаю, что мне с ними не тягаться, но…

– Нет, – перебила я его.

– Нет? – заметно расстроился учитель.

– Нет, пан Зусь, – заторопилась объясниться я. – У меня нет никаких предложений о работе, наоборот, мне везде отказали.

– Как так? – удивился он. – Ко мне ведь ещё год назад обращался пан Коструб, и я дал тебе наилучшие рекомендации.

– Он был готов принять меня, но… кое-что изменилось, – с трудом выдавила я. – Никто не хочет иметь дела с родственницей заключённого.

Пан Зусь хлопнул себя по лбу.

– Антона ж посадили, вот я старый пень! Сразу не сообразил, что это тебе нужна поддержка. Прости, Дануся, а я тут в несчастного Януша играю, ой-ой-ой… Ты потому и приехала, что работы не нашла?

– Не совсем, – промямлила я, – но и поэтому тоже. Зато могу вам помочь в вашем деле.

Под разговор мы прикончили сосиски, да и огурцы заодно, а на сладкое у пана Зуся нашлись вкусные печеньки, и, пока заваривались сушёные яблочные дольки, он объяснил, чего хочет.

– Если наделать копий с тех рабочих артефактов, которые пылятся в запасниках Башни, можно здорово насолить столичным с Новацкой. Пусть к ним ходят чинить да заряжать бытовушку, а мы с тобой сможем продавать свои копии, идентичные музейным экспонатам. Коллекционеры хвостом выстроятся!

– Да и не только они, – улыбнулась я, оценивая перспективу,

– много состоятельных людей захотят иметь артефакты с историей, подлинники которых выставлены в самой Башне.

И тут в голове что-то щёлкнуло. Вот она, та самая полезная мысль, что я никак не могла ухватить!

Если я сделаю копию Белого Щита и подсуну её пану Виту, то и красть ничего не придётся! Но змея на запястье в тот же миг больно сжала руку. Верно, контракт заключён магически, да и ведьма, какой бы хорошей не казалась, обязательно распознает подделку. Да и времени у меня всего – ничего, а ещё ведь и материалы потребуются: лунное серебро, белый камень огромного размера, и… Нет, об этом лучше сразу забыть.

– Верно, – говорил в это время пан Зусь, – у меня же и камни припасены, и лунного серебра вдосталь, и генераторы магии полны-полнёхоньки, эх, Дануся, да мы ж с тобой всех удивим!

Он подскочил и потащил меня за собой на склад. Полки на самом деле ломились: каких только камней – и обработанных, и необработанных – тут ни было. И кальцитовые, баритовые, кварцевые и даже аметистовые друзы, и гладкие голяши полевого шпата, и небрежно рассыпанные горошины огранённых гранатов и… В общем, душе артефактора было где развернуться.

Наша работа состоит по большей части из оценки минералов: подойдёт ли, выдержит ли, сможет ли стать вместилищем полезной магии? Ну а остальное – это не работа, а чистое творчество: соединить носитель со стабилизатором (до сих пор люди не придумали ничего лучше лунного серебра, вот только металла становится всё меньше, выработки иссякают, добыча падает), а потом вплести нить рабочего заклинания, и тут уж как повезёт. Результат гарантировать не может ни один, даже самый опытный артефактор.

Другое дело – копии. Тут не нужно ломать себе голову, какой взять камень: всё уже придумали до тебя. Главное – воспроизвести всё в точности, тогда магия ляжет на новый носитель без единой шероховатости, а заклинание обеспечит стабильную работу артефакта.

В дальнем углу возле стены мерцали собственным светом тонкие листы лунного серебра, и, глядя на магический металл, что-то во мне поверило: всё получится.

– Пан Зусь, давайте попробуем. У меня есть ещё два дня.

– Что значит – два дня? – возмутился учитель. – У нас впереди многое множество дней! Мы с тобой…

Но я пока так далеко вперёд не заглядывала.

Глава 6

День пана Романа был суетливым и долгим, наполненным отчётами и нервотрёпкой, устроенной родным начальством под давлением прокуратуры. Не понравилось пану прокурору, что старший следователь Новак без особого энтузиазма отнёсся к слежке за Даниэлой Голуб.

Нет, пан Роман не хотел насолить прокурорским и спустить всё на тормозах. Но откуда у пана Полторака появились сведения о дочке вора Голуба? Раскрывать свои источники тот не захотел, а раз так – то и у пана Романа есть основания сомневаться.

А все почему? А все потому, что Даниэле нет никакого смысла становиться на отцовский путь, после того как сделала всё для того, чтоб не быть воровкой. Нет, в жизни всякое бывает, видывать приходилось и не такое, но почему-то в девчонку пан Роман верил.

Да и результаты слежки подтверждали, что Даниэла и близко не подходила к Башне. Тут как ни крути, для вора первое дело – осмотреться. Без подготовки ни один порядочный шнифер на дело не пойдёт. У пани же Голуб маршрут был стандартным: дом, контора пана Зуся и снова дом. По дороге – продуктовые лавки. И всё.

К вечеру второго дня даже следаки, приставленные к Даниэле, стали возмущаться – мол, на что время тратим, пан старший следователь? А что сказать? Сказать-то и нечего. Только на пана прокурора ссылаться. Мол, все мы люди подневольные.

Тем больше было у пана Романа радости, когда вечером в его кабинет заглянул сын.

– Пан старший следователь, не притомились в кабинете? Или работы непочатый край?

– У нас всегда непочатый край, – проворчал по привычке пан Роман. – А что, у вас есть предложения, пан адвокат? Ярослав напомнил, что время нужно уделять не только работе. Есть ещё еда и сон (как минимум). Старший следователь спорить не стал: и дурню ясно, что одной работой сыт не будешь, а вкалывать можно лишь до тех пор, пока силы не закончатся.

– Поехали, отвезу тебя домой да накормлю по-человечески, – предложил Ярослав.

Давно наступил вечер, срочных дел пока не было, подчинённые большей частью уже разошлись, и пан Роман принял предложение сына.

По дороге они почти не разговаривали. Ярек вёл свою новую «Хойду» плавно, а пан Роман тишком оглядывал внутренности дорогой машины (даже у пана прокурора нет такой) и снова гордился сыном.

Зато когда Ярослав красиво подрулил к подъезду старого дома на Волобейской, высадил отца и вынул из багажника пакет с логотипом самого дорогого ресторана Загобжанска – "Красного глухаря", пан Роман слегка насторожился. Обычно сын привозил еду попроще.

– Что-то празднуешь? – по дороге на свой третий этаж уточнил старший следователь. – Или хочешь получить информацию по новому делу через взятку должностному лицу?

– А что, прокатило бы? – засмеялся Ярек.

Оба прекрасно понимали, что находятся по разную сторону законодательного барьера: отец сажает преступников, а сын делает всё, чтобы их защитить. И информация, случайно полученная одним от другого, представляет огромную ценность и столь же огромный соблазн. Поэтому шутить шутили, но и к адвокатской тайне, и к тайне следствия относились всерьёз.

В полупустой квартире пана Романа (после развода с матерью Ярослава некому было обустроить уют) Ярек быстро стряхнул мусор с кухонного стола и выложил на тарелки деликатесы: салаты, благоухающее мясо и рулет.

Рот пана Романа наполнился слюной, но это не помешало повторить свой вопрос.

– По какому случаю такое роскошество?

– Хочу поговорить о деле Голуба, – прямо ответил сын.

Пан Роман отвёл взгляд. Пока что дело Голуба было единственным, которое Ярослав проиграл. С одной стороны, сыну он сочувствовал. С другой – наверняка рвал бы на себе волосы, оправдай суд пана Антона.

– Против него были неопровержимые улики, – по возможности мягко напомнил пан Роман. – И ты сам знаешь, что иногда дело не в адвокате.

– Я всё пытаюсь понять, что произошло тогда в суде, – упрямо покрутил головой Ярослав. – Скажи, откуда взялись те неопровержимые улики, которые мне даже не дали возможности изучить. Ведь мы оба знаем, что пан Антон не оставляет следов.

С этим пан Роман спорить не стал. Голуб был не только удачлив. Он был дотошен во всём, что касалось следов на месте преступления. Досужие языки болтали, будто вор всегда носил на дело набор тряпок и моющих средств, убирая за собой лучше иной домохозяйки.

Но в тот раз полиции подфартило. Кражу расписанной рунами вазы с более чем трёхсотлетней историей из конторы на Новацкой случайно записал артефакт, брошенный на подоконнике дома напротив семилетним мальцом. Так же случайно дедушка мальчика оказался соседом Антона Голуба и признал его на записи, хоть та была не слишком качественной, после чего зять соседа и отец мальца отнёс её в полицию. Было это как раз во время суда, потому что ребёнок, разумеется, забыл про артефакт и показал его деду спустя чуть не полгода после кражи.

Запись срочно изучили эксперты и отправили в суд, потому что время поджимало, а адвокат пана Голуба и без того почти склонил судью на сторону своего подзащитного. В результате пан прокурор встал на дыбы и предъявил улику прямо на очередном судебном заседании безо всякой подготовки. Она и определила дальнейший ход событий. Пан Антон от неожиданности указал на тайник, в котором и нашли краденую вазу, а суд признал его виновным.

– Не ожидал я, что он настолько растеряется, – закончил рассказ пан Роман.

– И меня не послушал, признался, – задумчиво заметил Ярослав. – И кто же из соседей опознал Голуба на записи?

– Пан Ружичка, – развёл руками пан Роман, памятуя о том, что именно этот бодрый словоохотливый дедуля был одним из главных свидетелей защиты.

Ярослав удивился.

– Ты шутишь, отец?

Пан Роман покачал головой, доедая последний кусок рулета.

– Да не переживай так, – вздохнул он, ощущая, как в животе возникает приятная тяжесть. – У всех бывают провалы. Ну проиграл ты это дело, так будет следующее, где выиграешь. К чему теперь прошлое ворошить.

– Понимаешь, отец, – медленно проговорил Ярослав, – я встретил дочь пана Голуба. Она артефактор и не может найти работу, потому что в родстве с осуждённым. Мало того, что я дело проиграл, так теперь из-за этого другие страдают. Потому и хочется разобраться.

– Хорошенькая? – хитро спросил пан Роман.

– Симпатичная, – признал Ярослав. – Мы с ней три часа по Башне гуляли, только она меня отшила, едва узнала, что я защищал её отца.

– По Башне? – насторожился пан Роман. – Когда?

– Позавчера, – ответил сын, не подозревая, что ставит жирный крест на надеждах старшего следователя Новака.

– Точно позавчера? Мы за ней приглядываем, парни говорят, что в Башню она не заходила.

– Точно, утром встретились, – подтвердил Ярослав, будучи мыслями явно не здесь. – А в чём дело? Зачем приглядываете? – наконец расслышав вопрос отца, спохватился он.

Пан Роман с минуту подумал, будет ли его ответ касаться тайны следствия, решил, что следствия ещё нет, а раз его нет, нет и тайны, и ответил.

– Да ладно, – произнёс Ярек с непередаваемым выражением. – Даже затрудняюсь с высказыванием относительно пана прокурора.

Пан Роман за целый день много раз мысленно высказывался относительно пана прокурора, но, вот ведь нюанс, тот, похоже, оказался прав. А жаль, ведь старший следователь Новак так верил в Даниэлу.

Глава 7

Следующие два дня слились для меня в бесконечный кошмар, который прерывался только работой в мастерской пана Зуся. Если бы я не возвращалась каждый день в отцовский дом, где преследовали голоса из прошлого, наверное, было бы проще. Но, к сожалению, ни в конторе, ни в мастерской нельзя оставаться на ночь: работали магогенераторы, которые были намного мощнее моего старинного ключа от удачи. Вытягивали силу из всего, до чего могли дотянуться, и ни один артефактор в здравом уме не заснул бы рядом.

Везде в квартире, на кухне, в моей бывшей комнате всё осталось прежним. Даже моя старая чашка стояла на том же месте. И от этого стало совсем тошно, потому что несколько лет я бежала быстро и ещё быстрей, чтобы никогда не вернуться. А в итоге снова оказалась здесь, где ничего, совершенно ничего не изменилось.

И я сама, выходит, совсем не изменилась, раз готовлюсь к ужасающей краже главной реликвии города. Я очень старалась не думать об этом, но получалось ровно наоборот. В голове метались сонмы мыслей о том, как пробраться в Башню. И все они не годились, потому что там меня знали.

Кепка и тёмные очки не спасут, в музее их придётся снять. Ну и что с того, что удалось выяснить, где сейчас хранится Щит? Как к нему попасть и не вызвать подозрений – вот главный вопрос, ответа на который не было.

Придётся рисковать, хотя я и так уже рисковала собственной жизнью. И жизнью отца.

«Риск – благородное дело, но только дурак рискует без подготовки».

В голове снова звучал его голос. А ведь я думала, что уже победила. Что больше никогда не буду вступать с ним в бесполезный разговор. Даже слушать не буду!

«Когда от исхода дела зависит твоя жизнь, нужно продумать всё до мелочей. Помнишь, мы делали макет Башни? Он до сих пор в твоей комнате».

Чуть не взвыв, я заставила себя отвлечься и поесть, потом отдраила ванну и вымылась сама. Ключ всё время держала рядом, а потом снова повесила на шею. Пусть лучше тянет силы, чем кто-нибудь ушлый из доставщиков тюремной корреспонденции подумает его присвоить.

Макет Башни ждал. Вместе с воспоминаниями о том, как отец показывал самые уязвимые места её защиты. Вход для сотрудников с устаревшими сигнальными артефактами и Лестница Добродетели, на которой можно было спрятаться и переждать, если знаешь истинное слово для первой ступени. Сейчас мне эти знания помочь не могли – Лестница была в невидимом режиме, а артефакты у входа для сотрудников уже заменили.

Так ничего и не придумав, я заснула на пыльном диване и видела мутно-серые кошмары. Последний показался более живым и ярким, потому что был не кошмаром. Воспоминанием.

Дед сильно сдал за последний год, всё чаще я навещала его в больнице и ужасно переживала, что он уйдёт от меня на ту сторону. Навсегда.

– Эх, Дануся, люди не могут жить вечно, даже с часозвоном Либушка, – вздыхал дед в ответ на мои наивные попытки уговорить его выздороветь.

– Что за часозвон? Расскажи, – потребовала я, сглатывая слёзы.

Дедушка был не просто артефактором, он собирал истории обо всех утраченных или сломанных артефактах, и слушать его было безумно интересно. А ещё это отвлекало нас обоих от невесёлых мыслей.

Часозвон Либушка был творением часовщика со Стародворской улицы, который продлевал владельцу жизнь, правда, отнимая при этом память. Несмотря на это, старый Либушек умер в возрасте девяноста лет, когда окончательно утратив память, по ошибке продал артефакт вместо обычных часов. За последовавшие за этим полтора века, часозвон множество раз менял владельцев, пока не попал к коллекционеру Каспару Золтану.

– Это который живёт в вилле «Клёны»? – сразу же уточнила я, а в голове стал зреть план.

– А ты откуда знаешь?

Я почему-то понимала, что дедушке не стоит рассказывать, как мы с отцом регулярно гуляем рядом с новыми богатыми виллами в районе Старой Кривицы. Гуляем не просто так, конечно. Присматриваемся.

– Моя подружка живёт в Старокривицком переулке, – отозвалась я без заминки, – была у неё в гостях на той неделе. Ты лучше расскажи, как выглядит этот часозвон.

Часозвон оказался похожим на старинные карманные часы размером с грецкий орех, на корпусе которого были выгравированы контуры звёзд и планет, что были видны на небе в ночь, когда Либушек закончил трудиться над артефактом.

– Да ну, когда бы он успел всё сделать, да ещё и звёзды выгравировать? – возмутилась я.

– А у него был гравировальный артефакт «Семь игл», – лукаво усмехнулся дедушка, – жаль, что технология его изготовления давно утрачена – он работал с ускорением в четырнадцать раз.

– Ух ты, вот бы мне такой!

В редкие свободные часы я забегала к дедову приятелю пану Зусю, о котором я тогда знала только, что он взялся заниматься со мной артефакторикой ради старого друга.

– Попроси пана Зуся, чтобы он показал тебе новые гравировальные иглы, – обрадовался дед и продолжил про часозвон Либушка: – А внутрь корпуса часовщик вставил циферблат из нейбизингера. Уже знаешь, что это за сплав?

– Лунное серебро и метеоритное железо, – широко улыбнулась я, – имеет голубоватый отлив и повышенную устойчивость к истиранию.

– Молодец, садись, пять, – дед был доволен. – На циферблате вместо цифр Либушек использовал астрологические символы, где солнце значит час, а луна – двенадцать.

– Зачем? Не люблю такие сложности, – фыркнула я. – Всё должно быть понятно.

– Думаешь, кто-то запутается? – удивился дед. – Нет, ты бы разобралась, я уверен. А стрелки часовщик сделал из чернёной кости, куда наверняка и вплёл тайное заклинание.

– Здорово, – обрадовалась я, – можно ведь отдать часозвон хорошему магу, чтобы сделал такое же.

Дед попытался объяснить, почему это невозможно, а я сделала вид, что слушаю. А на самом деле раздумывала, самой влезть к коллекционеру Золтану, или всё же обговорить детали с отцом.

Подружка в Строкривицком переулке действительно имелась. Родители разбогатели внезапно, внезапно же переехали из нашего квартала и перевели дочь в престижную гимназию, но все друзья остались в нашей старой школе. И мы частенько навещали Галку в её новом доме, который стоял как раз напротив виллы «Клёны».

Если засесть с биноклем на чердаке, можно рассмотреть всё, что происходит внутри дома коллекционера. Но важно не привлекать внимание родителей, да и самой Галки, потому с изучением обстановки виллы пришлось быть осторожной. Осторожность обошлась в несколько долгих недель, когда деду постепенно становилось всё хуже.