Щит белого рыцаря

Аглая Баюн

Щит белого рыцаря

Глава 1

Дверь отворилась бесшумно, и я скользнула внутрь тише тени. Но от внимания квартирной хозяйки это не спасло.

– Даниэла, ты будешь платить за новый месяц или съезжаешь? – раздался громкий возглас с общей кухни. – У меня не забалуешь, первого числа выставлю и тебя, и вещи.

– Конечно буду, пани Медведь, – пискнула я, торопливо вскрывая тайник в стене, хранивший мою последнюю надежду. – Получу аванс и сразу отдам за два месяца.

– Аванс? – пани Медведь возникла на пороге, не постучавшись. – Да ты сначала на работу устройся. Опять собеседование провалила?

– Со мной свяжутся, как только примут решение, – независимо пожала я плечами, прикрывая спиной следы беспорядка, – начальник приболел, а без него такие дела не делаются.

– Смотри, Даниэла, я тебя предупредила, – к счастью, пани Медведь не стала долго разбираться, развернулась и ушла на кухню.

– Вот увидите, всё будет хорошо, – оптимистично заверила её я, сунув артефакт в сумку.

Вылетая из квартиры, думала, что это мой единственный шанс на пусть и не светлое, так хоть на какое-никакое будущее. Без работы вчерашней выпускнице факультета артефакторики придётся вернуться в родной Загобжанск, чего не хотелось до искусанных губ и сжатых кулаков. Не хотелось по той же причине, по какой мне отказывали во всех приличных и даже не очень местах: «У вас прекрасные характеристики и диплом, пани Голуб. Но ваш отец сидит в тюрьме, и мы не можем себе позволить так рисковать репутацией».

Сбегая по длинной серой лестнице, я видела перед собой вытянувшееся лицо пана Коструба, контора которого ещё на четвёртом курсе заключила со мной предварительный контракт. Меня ждали там с распростёртыми объятиями, только не дождались. Новость о том, что я в родстве с осуждённым, охладила желание работодателя видеть меня на службе.

В глухом дворе-колодце среди серых каменных стен потемнело, как перед дождём: ветер в вышине гнал сизые хищные тучи. Они заполонили всё небо. Я передёрнула плечами в лёгком летнем пиджачке. Погода в Тертомыстье всегда радовала непредвиденностями, поэтому за пять лет учёбы прочно укоренилась привычка всегда класть в сумку зонт.

С утра ярко светило солнце, внушая оптимизм, и я понадеялась на хороший исход собеседования, потому что в последней по счёту артефакторской конторе работал пан Коржичек – хороший знакомый Ленки, моей единственной подружки. Но не помогло даже знакомство.

– Ничего не могу сделать, милая пани, – развёл руками он, – плохие вести разносятся скоро. Пан начальник уже распорядился не брать вас на работу. Но, – он понизил голос и сделал драматичную паузу, – я могу посоветовать вам обратиться к зеркальщику Васичкову. Слышал, будто он отправил на пенсию своего старого помощника, так что вдруг вам повезёт?

Зеркала. Разве это работа для артефактора? Но упустить последний шанс – значит, вернуться в Загобжанск. А как там смотреть в глаза знакомым, которые тоже наверняка осуждают пана Голуба, который – вот ужас! – оказался вором?

В переулке по старым камням мостовой уже постукивали первые капли дождя. Я остановилась, чтобы достать зонт, и торопливо побежала к трамвайной остановке. Дорога к конторе зеркальщика была неблизкой, с тремя пересадками, но, может быть, за это время и дождь закончится.

Когда рядом раздался визг шин, я даже не повернула голову. Лихачей в столице много. Но вдруг водитель обратился ко мне по имени:

– Пани Голуб? Пожалуйте в экипаж.

– Я не вызывала такси, – отказалась я, бросив короткий взгляд на жёлтую машину с шашечками.

– Точно она? – спросил водитель кого-то внутри.

– Она-она, – задняя дверь открылась, а я почему-то занервничала и выставила зонт, как щит.

– Данка, – амбал, который вышел на тротуар, схватил меня за руку, – ты что, не помнишь меня?

– Нет, – я попыталась вырваться, но он держал крепко, – разве мы знакомы?

В следующий миг я ощутила лёгкий укол в плечо и… наступила тьма.

Первыми вернулись звуки и лёгкая вибрация: меня куда-то везли, спина ощущала тёплую поверхность сиденья, а справа кто-то бесцеремонно толкался и пыхтел:

– Да разве ж она воровка? В сумке только мелочь, да и вид малахольный. Вот, помню, мутил я с Каськой, Вонзиковой дочкой. У ней всего было полно – и деньжат, и пожрать, и выпить, – а уж нервы – что твои канаты. Вообще ни о чём не парилась.

Внутри заворочалась тошнота, руки онемели, пошевелить ногами не вышло. Да и тьма не отступала. Что происходит? Что со мной?!

– Отвечаю, ловчее неё во всём Загобжанске не было, – ответил смутно знакомый голос. – А уж батька Данкин пан Голуб – тот и вовсе фартовый.

– А что ж тогда этот фартовый на нарах делает? – раздался третий голос откуда-то спереди.

Смысл пока ещё доходил смутно, зато по телу пробежал озноб, да такой, что меня встряхнуло. Накатила крупная дрожь, и это заметили.

– Данка, не боись, – раздалось справа, – щас приедем, и оклемаешься.

Сердце билось где-то в горле, во рту пересохло, слова подбирались с трудом.

– Почему я ничего не вижу? – сипло спросила я.

– Ну… мешок на голове, – слегка смущённо ответил тот же голос, – это мера предосторожности.

Мешок. Единый, счастье-то какое, всего лишь мешок на голове!

– А это что? – вполголоса произнёс тот, что слева всё время пихался локтем.

Я снова окаменела. Единственная ценная вещь в моей сумке – это…

– Ключ какой-то… Старый больно, аж позеленел. На кой воровке такой ключ? Понимаю, если бы отмычки, а тут…

– Слушай, Вран, чего прицепился? – возмутился третий.

Водитель. Способность соображать возвращалась медленно, паника душила, но, кажется, я начала различать своих похитителей.

– Куда вы меня везёте?

Других возможностей отвлечь бандитов от ключа у меня не было, руки-ноги по-прежнему не слушались, а мешок не пропускал никакой свет.

– Скоро сама всё узнаешь, – буркнул Вран. – Что за ключ у тебя в сумке, девка? Не лень тяжесть такую таскать?

– Это образец, – от ужаса, что мой единственный шанс сейчас отберут, голос стал высоким и тонким, – клиент попросил сделать ему артефакт в виде старинного ключа.

– Артефакт? Ты что, артефактор? Говорю же ж, не воровка она!

– Уймись, Вран, – веско посоветовал водитель, – шефу лучше знать.

– Но я действительно артефактор, – продолжила я чуть уверенней.

– Данка, помолчи, а? – предложил бандит справа. – И ты заткнись, шефу точно лучше знать, – это было уже, кажется, Врану.

– Какому шефу? – если говорить, начинает казаться, что всё не так и страшно.

– Будешь много знать, не успеешь состариться, – в один голос выдали все трое.

– Слушайте, ну скажите хоть что-нибудь, – меня было не остановить, вместе со словами из тела выходила дрожь, – зачем я вашему шефу?

– Для дела, само собой, – буркнул водитель, – успокойся, убивать тебя сейчас никто не собирается.

Милота какая, сейчас никто, а потом?

– Ты же ценный специалист, – объяснил (или ему так показалось) парень со смутно знакомым голосом. – Может, контракт предложат. Ты же ищешь работу?

Ответить на этот бред я не успела: машина с визгом затормозила, меня бросило вперёд, лоб встретился с чем-то твёрдым, и я снова отключилась.

Второй раз сознание вернулось вместе со всеми ощущениями разом, но я постаралась себя не выдать.

– …ну правда, шеф, я не виноват, что лось дорогу перебегал, пришлось тормозить, а девчонка лбом о перегородку треснулась, – бубнил водитель.

Кажется, я лежала на диване или другой какой-то мягкой мебели.

– Сдохнет – тебя вместо неё отправлю, – от нового голоса мороз продрал по коже.

Он был и хриплый, и низкий, но главное – совершенно спокойный. Говоривший был уверен, что его распоряжения будут выполнены во что бы то ни стало.

– Да что вы такое мелете, пан Вит, – вмешалась какая-то женщина, – вон она уже и очнулась, реснички зашевелились. Выпей, милая, – в губы ткнулась холодная кромка посуды, – сейчас полегчает.

Я приоткрыла глаза и сделала глоток, потому что пить хотелось смертельно. Вкус у пойла был отвратительный, горький до невозможности, желудок тут же взбунтовался, но сразу успокоился. Рядом ворковала немолодая пани, уверявшая, что «ещё глоточек, и всё будет хорошо». Я действительно лежала на широком диване в богато обставленной комнате.

Напротив в кресле устроился вальяжный незнакомец с усами и густыми бакенбардами, возле него топтался водитель, облегчённо переводивший дыхание при виде очухавшейся меня, а где-то вдалеке, возле двери переминались с ноги на ногу ещё двое бандитов. Видимо те, что доставили меня сюда.

– Ну вот, деточка, тебе уже лучше.

Я поняла, что действительно лучше, и села, придерживая одной рукой голову: казалось, что в ней поселился Злобный Сверлильщик и сейчас бурит проход наружу. Однако в целом состояние показалось неплохим. А главное, исчез удушающий, дикий страх.

– Вам лучше, Даниэла? – спросил хозяин этого места.

Кажется, я даже начала привыкать к его голосу.

– Благодарю, – вежливо ответила я.

– И будет совсем хорошо, когда девочка поужинает, пан Вит, – вставила свои пять грошей немолодая пани.

Она казалась доброжелательной, почти милой, но милые пани не отираются рядом с бандитами и уж тем более не называют их по имени.

– Я не голодна, – торопливо возразила я, – меня же привезли сюда обсудить какое-то дело?

– Вот молодца, – нарочито обрадовался хозяин, – сразу быка за рога. Пани Магда, накрывайте на стол, а мы пока побеседуем.

Я сложила руки на коленях, изображая готовность слушать – больше ведь ничего не оставалось, – а все остальные, повинуясь небрежному жесту шефа, отправились вслед за пани Магдой.

– Знаешь, зачем ты здесь?

Я покачала головой.

– Моего братишку сунули в каталажку, – скорбно объявил он. – Ты должна мне помочь вытащить его.

– Я? – от удивления глаза чуть не полезли на лоб.

– Увы, но твой папаша сидит там же, – развёл руками шеф. – Думаешь, мне самому хочется иметь дело с начинающей?

– Вы с кем-то меня путаете, – уверенно возразила я, подобравшись. – Вам нужен юрист, а не артефактор.

– Мне нужен вор, – отрезал хозяин, – и все говорят, что ты лучшая после своего отца.

– Нет, – после горького зелья я не очень следила за языком, – вас обманули. Я артефактор, хотите, диплом покажу?

– Девочка, ты, кажется, плохо понимаешь, куда попала. Знаешь, кто я такой? – рыкнул пан Вит.

– Понятия не имею, – отмахнулась я с отчаянной храбростью. – Отпустите меня, пока я действительно не узнала чего-нибудь нехорошего.

– Люблю дерзких, – неожиданно смягчился хозяин бакенбард. – Короче, крадёшь главную реликвию Загобжанска, я меняю её на свободу моего кузена, и расходимся миром.

– Но… – открыла я было рот, но шефу явно надоели споры.

– А откажешься – живой отсюда не выйдешь, – перебил меня он. – Да и папаше твоему недолго останется. Наложит на себя руки прямо в камере, узнавши про нелепую смерть дочурки.

– Могу подумать? – цепляясь за крепко вбитый в универе постулат о выходе, который есть всегда, пролепетала я.

– Да что тут думать? – удивился шеф. – Жить хочешь?

А кто не хочет? Даже без работы, даже в Загобжанске всё равно лучше, чем в пруду с камнем на шее. Я кивнула.

– Так соглашайся, – пожал плечами он.

– Дайте мне хотя бы час, – паника снова сдавила горло.

– Не наглей, – хмыкнул пан Вит, – пятнадцать минут.

Он величественно встал и двинулся к выходу, а я осталась. В голове крутилась одна единственная мысль – это конец. Я не воровка. И не хочу ею становиться! И ведь казалось, что сделала для этого всё: порвала с отцом, уехала в столицу, выучилась на артефактора… Но и тут меня догнало и накрыло папашиной славой.

Что делать-то теперь, а? Что делать? Если откажусь, меня убьют, если соглашусь – скорее всего, тоже, но потом. Потом? Надо хотя бы потянуть время, согласиться для виду и вернуть свой артефакт, который так неудачно оказался сегодня в сумке. Артефакт Абсолютной Удачи подарил мне в детстве дедушка, благодаря которому я и пошла в артефакторику. Жаль только, что заряда в старинном ключе осталось на одну попытку. Так сложно было держаться всё это время и не потратить его зря. Сегодня я сорвалась, окончательно разуверившись в собственных силах, и вот результат – артефакт отобрали вместе с сумкой.

Не о том думаю, не о том… Как же мне извернуться, чтобы бандиты отстали? Договориться, что принесу всё, что захотят, а потом сбежать? И прятаться всю жизнь, потому что пан Вит производил впечатление человека, никому не прощающего обманутых надежд. Да и требование его странное – украсть главную реликвию Загобжанска, чтобы обменять на свободу брата, – говорило о его особых отношениях с законом.

Кто он? Почему считает, что может безнаказанно похищать людей с улицы и артефакты из самого охраняемого места паломничества туристов, искусствоведов и историков?

– Данка, – я чуть не подпрыгнула, вырванная из своих невесёлых мыслей полузнакомым голосом.

Рядом оптимистично сопел один из похитителей:

– Ты ж не в обиде, что мы тебя немножко того?

Мои пятнадцать минут ещё не прошли, но я вместо того, чтобы возмутиться (ещё бы, это «немножко» – похищение, неизвестная отрава, заставившая отключиться, а потом и голове досталось!) спросила:

– Ты кто такой?

– Я Радек, – ответил он так, будто это всё должно мне объяснить.

– Откуда ты меня знаешь?

– Данка, ты что, правда не помнишь? Ну, Радек Иданов, мы в одном доме жили, только я младше тебя на два года.

Радек Иданов? В голове мелькнуло смутное воспоминание о вертлявом тощем мальчишке, который…

– Радек? Ты совсем на него не похож, – удивилась я, глядя на широченные плечи, перевитые мускулами руки и фигуру борца.

– Ну так время прошло, – пожал он этими самыми плечами, – ты тоже уже не та девчонка с косичками.

– Уехал в столицу за лучшей жизнью? – уточнила я, неожиданно успокаиваясь.

– Так в Загобжанске теперь туристическая зона, все предприятия закрыли, мол, экология страдает. А что простым людям работы не стало, кому интересно?

– И ты теперь девушек на улице воруешь? – как бы глупо не звучало, но такой вариант карьеры некоторым парням казался вполне подходящим.

– Ну… это не каждый день, – смутился Радек, – знаешь, как сложно было в личную охрану пана Вита пробиться?

– Вот-вот, – подхватила я, – расскажи про пана Вита. Кто он и как ты к нему попал?

– Сложилось так. Я-то с самых низов начинал,– простодушно ответил Радек. – А когда понял, что не хочу жизнь прозябать, кореш предложил на Паука работать.

Тут мне снова поплохело. Даже в своей студенческой (как оказалось, вполне беззаботной) жизни про Паука слышать доводилось. Его боялись все: полицейские вылавливали мелкие банды и преступников-одиночек, а не людей Паука. Журналисты писали разоблачительные статьи, но вскоре давали опровержения. Государственные прокуроры, сменяя один другого, обещали, что уж в этот-то раз Паук не уйдёт от наказания, но всё оставалось по-прежнему. Говорили, что он постепенно подминал под себя весь теневой бизнес столицы, его призрак витал над каждой нераскрытой кражей артефактов, а нам, студентам, декан Плежек заявил, что если однажды узнает о контактах любого из нас с людьми Паука, волчий билет обеспечит навсегда, потому что настоящий артефактор должен иметь безупречную репутацию.

– Теневой бизнес – это прибыльно, – сказал он тогда, – но недолго. Оглянуться не успеете, как окажетесь в тюрьме.

– Ты не думай, – по-своему понял моё молчание Радек, – пан Вит своих не обижает. И деньжат тебе за работу отсыплет, и поможет, если что нужно.

Вот за что мне это всё, а?

– Зачем ты сказал пану Виту, что я воровка?

– Я просто подтвердил, – развёл он руками.

Кажется, я застонала в голос.

– Ну а что, до сих пор помню, как ты в шестом классе на спор вытащила из кармана директора школы его любимый будильник, – возмутился Радек.

Вот теперь я точно застонала, вцепившись руками в волосы. Из песни слова не выкинешь, но ведь прошло столько лет! Я теперешняя и та двенадцатилетняя дурёха, которой всё казалось игрушками, совершенно разные люди!

– Ну что, наговорились? Пора ужинать, – в дверном проёме показалась пани Магда.

– Мне нужно дать ответ пану Виту, – отказалась я.

Аппетита не было и в помине, да и есть в доме Паука казалось чем-то крайне неправильным.

– Вот после ужина и ответишь, – не приняла возражений женщина, – ночь на дворе, а про еду никто и не думает. Себя не жалко, стряпуху пожалей.

Никто не заставит меня поверить, что в доме бандитского главаря всё происходит так же, как в домах нормальных обывателей: хозяйка готовит завтраки, обеды и ужины, а вечером все собираются вместе и обсуждают прошедший день. Моё детство прошло рядом с профессиональным вором, и я тогда думала, что у нас тоже всё как у людей. Просто не задавалась вопросами, ведь отец – твой самый близкий, ближе некуда…

– Да ладно, Данка, пошли, – Радек легко подтолкнул меня в спину, – пани Магда, как вас не жалеть и не любить-то? Вы ж у нас лучше мамки!

Пани Магда отвесила ему подзатыльник, и оба рассмеялись. В столовую шли под их обсуждение сегодняшнего меню минут десять, и всё это время я соображала, как поступить. Местные виды оптимизма не внушали: Паук жил не иначе как во дворце, потому что коридоры были просторными, окна – от пола до потолка, отделка стен и потолка отличалась помпезностью с лепниной и позолотой, а шторы казались бархатными.

Сама столовая поражала длинным столом с белоснежной скатертью до полу, мягким светом огромной люстры и дорогой посудой – настоящий лазурецкий фарфор, не иначе. Пан Вит разливал по бокалам вино, напротив него удобно устроился незнакомый мужчина с бледным худым лицом и залысинами, которого мне никто не представил, а дальше как короли восседали водитель и Вран. Меня пани Магда усадила рядом с хозяином, а Радек притулился с краю.

– Ну что, Даниэла, обдумала? – первым делом спросил Паук.

– Пан Вит, дайте ей покушать, – вмешалась пани Магда.

– Обдумала, – опуская ладони на колени, чтобы не тряслись, ответила я, – за работу хочу две тысячи плюс задаток в пятьсот крон и две недели на подготовку. И сумку мою верните.

– Сумасшедшая, – в сторону выдохнул Вран.

– Два дня, – отрезал Паук. – Матеуш, выдай ей денег и отправь в Загобжанск. Мне нужен Белый щит, понятно?

И это я тут сумасшедшая?!

Незнакомец с залысинами без слов поднялся из-за стола. Я, кое-как уняв дрожь в коленях, встала следом.

– После ужина, – объявила вдруг пани Магда таким тоном, что возразить никто не посмел.

– Ладно, после ужина, – ворчливо отозвался пан Вит, – и найдите ей сумку.

Глава 2

ГЛАВА 2

– Пан Новак! – в кабинет осторожно заглянула секретарь пани Эдита. – Пан прокурор хочет знать, отчего вы не отвечаете?

Старший следователь криминальной полиции Роман Новак недовольно посмотрел на разрывавшийся от звона телефон и взял трубку. Сейчас опять начнётся: когда опера сдадут отчёты, почему следователи не прошли инструктаж по хранению табельного оружия и зачем вообще пана Новака оставили замещать начальника криминальной полиции, который всегда вовремя отвечал на все прокурорские звонки.

– Новак, слушаю, – сказал он в трубку и приготовился к глухой обороне.

Но прокурор пан Полторак был не настроен воевать.

– Пан Новак, есть дело, которое хотелось бы с вами обсудить. Зайдите ко мне, пообедаем вместе.

Пан Роман проглотил удивление и в обеденное время явился в центральную прокуратуру Загобжанска, что располагалась на Галечной улице – почти рядом с мостом Вздохов.

Прокурор встретил приветливо, а от одного вида накрытого в его кабинете стола у пана Романа появилось неприятное сосущее чувство под ложечкой. Обычно о голоде старший следователь вспоминал поздно вечером, приходя в пустую холостяцкую квартиру, ну да не об этом сейчас.

– Располагайтесь, пан Роман, – радушно махнул рукой пан Полторак, – сначала обед, разговор потом.

– Да времени в обрез, пан прокурор, – вздохнул старший следователь. – Что случилось?

– Пока ничего, – с аппетитом поглощая гороховый суп с копчёными свиными рёбрышками, ответил тот. – Для того я вас и позвал: предупредить.

Пан Роман тоже отдал должное густому вареву с дивным ароматом копчёностей, но ждать, пока прокурор сам всё расскажет, не стал.

– Опасаетесь побега Петра Полянского?

– Побега не опасаюсь, – отмахнулся пан Полторак, – однако есть подозрения, что Паук хочет вмешаться в дело своего братца.

– Каким же, осмелюсь спросить, образом? – удивился пан Роман.

Арест Петра Полянского проводили прокурорские, а следователи и оперативники криминальной полиции до сих пор лелеяли обиды. Ведь каждому хотелось громко рассказывать, как лично брал брата самого Паука. Нет, все понимали значение ареста. Через Петра можно было достать главу организованной преступной группировки, что опутала своей паутиной не только столицу, почти всю страну. Но зависть к прокурорским от этого не уменьшалась.

– Тюремные осведомители говорят, что Пётр ходит гоголем и обещает, что со дня на день его, де, выпустят. Якобы брат Витольд обещал не оставить его дело без вмешательства и уже спланировал акцию по освобождению.

– Неприятно, конечно, – отставляя опустевшую тарелку, сказал пан Роман, – но я-то тут при чём? Вам с тюремным начальством надо говорить, чтобы не допустили никаких акций. Это ж ни в какие ворота не лезет, совсем Паук обнаглел!

Паук наглел давно. Но до сих пор лично пану Роману сталкиваться ни с ним, ни с его людьми не приходилось. Загобжанск – это же вам не Тертомыстье, здесь после введения статуса туристической зоны стало спокойно, особенно после того, как все неблагонадёжные элементы укатили покорять столицу.

– Есть информация, – понизил голос пан Полторак, – что Паук хочет украсть главную реликвию нашего города, а после шантажировать городские власти. И если пан градоначальник решит, что Белый щит важнее какого-то там заключённого, я уже ничего не смогу сделать.

– Ну нет, – чуть ли не разулыбался пан Роман, – это невозможно.

– Вам ли говорить о невозможном, пан Новак, – покачал головой прокурор. – Хоть на сына своего поглядите. Кто бы мог подумать, такой толковый парень, а ушёл в адвокатуру.

Пан Роман вслух, конечно, осуждал решение Ярека, но втайне им гордился. Даже на том судебном заседании, где сын разделал показания отца под орех, даже когда Ярослав взялся защищать Антона Голуба – гордился. Но виду не подавал. Особенно при прокуроре, который едва смог закрыть дело удачливого вора артефактов.

– Понимаете, пан прокурор, даже если допустить, что Паук действительно осмелился поднять руку на символ нашего города, он не найдёт исполнителя. Не сам же полезет в Башню? – у пана Романа было чем крыть. – Единственный человек, которому это по плечу, сидит вместе с Петром Полянским.

– У Антона Голуба есть дочь, – с намёком напомнил прокурор.

– Даниэла, – кивнул пан Роман. – Но она давно уехала в столицу и учится на артефактора.

Про Данку Голуб пан Роман был наслышан. Ещё бы, с её отцом они регулярно пили кофе на Ольшанской набережной, ведь до последнего доказать вину пана Антона не удавалось, потому старший следователь предпочитал держаться как можно ближе, чтобы не упустить из виду. Заметить, если вор допустит хотя бы крошечную ошибку. Заметил. Взял с поличным.

– А мои источники утверждают, что пани Голуб не нашла работу по специальности и возвращается в родной город, чтобы продолжить отцовское дело.

– Не может быть, – отмахнулся пан Роман.

Чаще всего пан Антон жаловался ему на дочь, которая отказалась от своего воровского дара. Предала призвание, решила стать артефактором! Удачливого вора очень расстраивало, что Даниэла, обладавшая всеми необходимыми для семейного дела качествами, решительно прекратила всё общение с отцом.

Конечно, он говорил об этом не прямо, помнил всё же, с кем пьёт кофе, но пан Роман давно научился читать людей, как книги, хотя некоторые из них тянули лишь на дешёвые издания из газетной бумаги.

– Пан Новак, у меня создаётся впечатление, что вы саботируете, – серьёзно сказал прокурор. – Неужто до сих пор в обиде, что Петра Полянского взяли мои люди, а не криминальная полиция?

– Ну что вы, пан прокурор, – замахал руками пан Роман. – Просто я в Даниэле уверен. Хотите, сейчас позвоню в дом Голуба, узнаю, приехала ли его дочь?

– А хочу, – прокурор пододвинул к пану Роману свой новенький телефон с кнопками вместо привычного диска.

Старший следователь помнил номер пана Ружички, ответственного по подъезду, как почти все номера, так или иначе связанные с Антоном Голубом, наизусть.