Щит белого рыцаря

– Пан Ружичка, это следователь Новак, – вежливо обратился он к пожилому мужчине, выслушал ответные приветствия и спросил: – а подскажите, пани Даниэла дома не появлялась?

Пан Ружичка разговаривал экспрессивно и любил витиеватые выражения, но смысл до следователя донёс быстро: Даниэла Голуб приехала ранним утром.

– А вы говорите, – с торжеством заявил прокурор. – Рекомендую установить слежку за этой девицей. Мы не должны допустить кражи Белого щита.

***

Дом. Место, где я выросла, где теперь было пусто, повсюду лежал толстый слой пыли, а на подоконниках остались лишь следы от цветочных горшков. Видно, кто-то из соседей побеспокоился и забрал все комнатные растения, которыми так любил заниматься отец.

На комоде по-прежнему стояли знакомые безделушки: шкатулка с отделкой под восточный ларец, прозрачный шар из горного хрусталя на подставке, статуэтки слона, задравшего хобот, и девочки-балерины, изящно поправлявшей завязки пуантов. А ещё там лежал конверт – совершенно чистый, без всяких следов пыли.

«Дануся, если ты читаешь это письмо, значит, они тебя нашли. Это страшные люди, дочка, каждый день угрожают, что если ты не выполнишь их требования, меня убьют».

Первым желанием было скомкать лист серой бумаги и выбросить в окно. Мне эти люди не только угрожали, даже похитили, только пожаловаться было некому.

После ужина в доме Паука состоялся ещё один разговор с его хозяином, который ясно дал понять: откосить не получится.

– Не думай, что сможешь меня обмануть, – сказал пан Вит. – Я вижу, какие мысли крутятся в твоей голове. Мол, наобещаю с три короба, а сама усвищу куда подальше, только меня и видели. Что, скажешь, нет?

– Не скажу, – я отвела взгляд и наткнулась на сочувствующую физиономию пани Магды.

Что она там добавляет в свою стряпню, что язык болтает сам по себе?

– Ну вот, – удовлетворённо сложил руки на груди пан Вит. – А потому помни, девочка, и ты, и твой отец живы только до тех пор, пока я этого хочу. Понятно?

– Понятно, – кивнула я, – что ж непонятного?

– А чтоб у тебя не осталось никаких лазеек, мы заключим магический договор, – продолжил Паук. – Пани Магда, у вас всё готово?

– Будто сами не знаете, пан Вит, – вздохнула пожилая женщина, зажигая на его столе толстую, уже подоплывшую свечу.

Передо мной оказалась бумага с текстом, а в руке пани Магды моток красных ниток, от которых она отрезала ножницами недлинный кусок и вставила в иглу с золотым кончиком.

Ведьма! Как я сразу не догадалась?

– Читай, – приказал пан Вит.

– Я, Даниэла Голуб, обязуюсь передать Витольду Полянскому, – голос задрожал, но отступать было некуда, – лично или через доверенных лиц артефакт, известный как Белый Щит.

– Я, Витольд Полянский, обязуюсь принять у Даниэлы Голуб лично или через доверенных лиц артефакт, известный как Белый Щит, и полностью оплатить её работу, – неожиданно для меня произнёс пан Вит.

Полноценный магический контракт, который должен скрепить артефакт или маг, такого я не ожидала. Пани Магда ловко ухватила меня за руку, кольнула иглой палец и поймала яркую каплю крови. Она тут же впиталась в нить, свет задрожал, вокруг заметались тени, и мне показалось, что игла с вдетой в неё ниткой – это вовсе не игла, а змея, высунувшая свой длинный раздвоенный язык. Молниеносным броском она метнулась вдоль пальца и всей ладони, чтобы обвить запястье и… исчезнуть.

Такие ритуалы в универе не изучали!

Пока я приходила в себя, ведьма затянула узелок на своей нитке, которая вместе с золочёной иголкой вновь появилась в её руках, как будто ничего и не произошло, а змея мне померещилась. Но ведь… не померещилась.

– Ваша очередь, – обратилась она к пану Виту, и тот протянул ей ладонь.

Только вместо того, чтобы кусать за палец, золотисто-красная змея удобно устроилась на его руке, закусив пастью хвост – узелок, завязанный только что ведьмой.

Да что творится-то, а?

– Да будет так, – торжественно объявила пани Магда. – Контракт заключён.

Она опалила края бумаги, по которой я читала текст договора, дунула на свечу, и… всё исчезло.

А змея осталась на запястье, я чувствовала её шевеление у себя под кожей, и радости это не прибавляло. О таком варианте магического контракта в универе не рассказывали. Возможно потому, что ведьм почти не осталось, и на их ритуалы все махнули рукой?

Пан Вит напомнил, что на подготовку даёт мне два дня, а к исходу третьего ждёт от меня Загобжанскую реликвию.

– Нет, – резко ответила я, – днём вынести хоть что-нибудь из Башни невозможно.

– Тогда у тебя остаётся на подготовку один день, – пожал плечами пан Вит. – К полуночи третьего дня мне нужен Белый Щит.

– А что будет, если я без подготовки попадусь со щитом охране? – злость на обстоятельства придала сил, и голос стал громче и уверенней. – Пусть я сдохну, но и вы не получите того, что хотите.

– Да ты страх потеряла, – нахмурился Паук, – может, убить тебя сразу?

– Пан Вит, – вмешалась ведьма, – контракт уже заключён.

– Эта женщина вьёт из меня верёвки, – пожаловался в пространство Паук.

Я сжала кулаки до побелевших костяшек, но отступать не собиралась. Может, это последние дни моей жизни, да я за каждый час торговаться буду! Но пан Вит неожиданно согласился на мои условия. Видимо, пани Магда действительно имела на него какое-то особенное влияние. Мне выдали аванс за работу, вернули сумку (а главное, артефакт!), обещали приглядеть в Загобжанске и распрощались.

Потом была ночная дорога в автомобиле с незнакомым водителем, который за всю поездку не сказал и пары фраз. Я долго не могла успокоиться, но потом всё равно заснула, а когда проснулась, уже рассвело, а машина остановилась возле моего подъезда.

У отцовского подъезда, потому что… считать этот дом своим я отказалась несколько лет назад. Но пан Ружичка, сосед с первого этажа, у которого все всегда оставляли ключи и называли ответственным по подъезду, ничуть не удивился, когда я в несусветную рань позвонила в его дверь.

Отец не выносил сора из избы, так что соседи думали, будто я просто уехала учиться в столицу.

– Ох, беда-то какая, пан Антон в тюрьме, – вздыхал аккуратный пухлощёкий старичок, – хорошо хоть квартиру не отобрали, а то ж могли бы, ох, могли… Ты что же, Дануся, насовсем к нам вернулась или на время? Если насовсем, так надо цветы ваши на место возвернуть, а если…

– На время, пан Ружичка, – перебила я нескончаемый словесный поток – сосед всегда любил поговорить, но с возрастом это, похоже, усилилось, – кое-какие дела появились…

– И отца навестить, – перебил он меня, – ты скажи, как соберёшься, я ему от себя тоже кой-чего передам, а то ж скучает наш пан Антон, с кем ему там общаться?

Я решила, что удивляться тут нечему, да и чего взять с пожилого человека? Наверное, он по-стариковки снисходительно отнёсся к аресту пана Голуба, вот и хочет по старой дружбе отправить ему передачку. Разубеждать не стала, взяла ключ под бесконечный поток слов, и побежала наверх, на четвёртый этаж в квартиру номер тринадцать.

Я вынырнула из воспоминаний и посмотрела на лист серой бумаги, который всё ещё держала в руке. Читать не хотелось, хотелось выяснить, откуда письмо появилось в запертой квартире? Надо спросить у пана Ружички, не он ли поддерживает переписку с заключённым Голубом? С другой стороны, старик бы наверняка предупредил, что на комоде ждёт послание от отца. Просто не удержался бы поговорить ещё и на эту тему.

Я сделала ещё несколько шагов вдоль стены с книжными полками, провела пальцем по книжным корешкам и старому дереву, оставляя на пыльной поверхности толстый след. Придётся тут убраться, иначе задохнусь.

«Будь осторожна, Дануся, чаще оглядывайся по сторонам, и вспомни всё то, чему я тебя учил. Прости, что тебе пришлось столкнуться с такими ужасами. Это всё из-за меня, из-за моей ошибки, и я очень, очень сожалею обо всём».

В груди заныло. Ужасной ошибкой было всё моё детство, когда он действительно учил меня воровать. Я же не понимала, что игрушки, которые мы мастерили вместе, были ничем иным, как макетами охранных артефактов, или зданий, или даже Башни со всеми её сокровищами, на которых он размечал ловушки и способы их обойти.

А игра в «Что у меня в кармане»? Тренировались в ней каждый день, и отец хвалил мои ловкие пальцы, незаметно извлекавшие из его карманов то конфеты, то мелкую монету, то какой-нибудь маленький артефакт.

От негодования меня передёрнуло, захотелось выбежать наружу и не возвращаться больше никогда. Была бы я умней, остановилась бы в какой-никакой гостиничке, но студенческая привычка считать каждый грош сыграла злую шутку. Пятиста крон было жаль, к тому же я уже знала, как с ними поступить. Взяла себя в руки и двинулась в отцовский кабинет, где раньше стоял телефон. Даже мысли не возникло, что его могли отключить за неуплату, зато радости, что не отключили, было море.

Знакомый номер по межгороду соединялся долго, на линии были помехи, шипенье и едва слышное недовольное покашливание связных духов, которым не нравилось ожидание. Они любили слушать людские разговоры, а не длинные гудки – это я, как артефактор, знала точно. Но наконец в трубке раздалось сонное «Алло».

– Ленка! – обрадовалась я. – Ленка, слушай, мне пришлось на время уехать, а деньги за квартиру пани Медведь…

– Отдать не пришлось, – подхватила подруга, – Данка, я займу тебе, но сначала скажи, что с собеседованием?

Я вкратце рассказала, что.

– Вот же ж, – посочувствовала Ленка. – Ну и как, пойдёшь к зеркальщику?

– Наверное, – эти проблемы со вчерашнего дня потускнели, как старое серебро, но я всё ещё цеплялась за свою прежнюю нормальную жизнь. – Я переведу тебе деньги, а ты занеси их пани Медведь, а то первого числа она выставит мои вещи на улицу.

– Данка, ты правда что ль уехала? – до сонной Ленки наконец-то дошло, что я звоню не просто так. – В Загобжанск?

– Ага, – нарочито бодро ответила я, – у меня тут срочный заказ подвернулся, уже и аванс заплатили, так что жди перевод. После обеда деньги должны уже прийти, я отправлю срочным.

– Ладно, – ворчливо отозвалась подруга, – а про заказ рассказать не хочешь?

Врать не хотелось, а не врать было нельзя.

– Ленка, потом, тут работы непочатый край, – увильнула я. – Всё, надо бежать на почту, а то не успею за три дня управиться.

– Беги уж, так и быть. Номер свой продиктуй, чтоб не переживалось, – сладко зевнула она, – завтра тебе позвоню.

Я, чуть запнувшись, выдала ей старый отцовский номер и попрощалась.

Бежать на почту было ещё рано, отделение открывалось только через час. Но мне всё равно нужно было чем-то завтракать, так что я схватила сумку и… остановилась. Носить с собой дедушкин артефакт было опасно, оставлять его в квартире, где неизвестно как появляются послания из тюрьмы, – ещё опаснее.

Решение пришло мгновенно. Может, оно и не было лучшим, но в тот момент ничего другого я бы всё равно не придумала. На шее висел кожаный шнурок с простой серебряной подвеской. Я сняла его с шеи, развязала узелок, подвесила старинный ключ и снова завязала. Пусть артефакт будет на виду, тогда никто не подумает, насколько это ценная вещь.

Глава 3

Летнее утро пахло свежестью и прохладой, солнце воевало с белыми разномастными облаками, а стая воробьёв устроила разборки на старом вязе у подъезда. Но мне было не до них. Я постаралась стать как можно незаметней, накинув на голову капюшон лёгкой куртки, и свернула из нашего проулка на Князинку, что вела напрямую в Старый Град. После введения статуса туристической зоны он стал у нас главным рабочим местом: загобжанцы массово перешли в сферу обслуживания и торговли, потому что предприятия, вредившие экологии, были закрыты, а после просто исчезли с карты города.

Теперь в Старом Граде сосредоточились лотки и лавочки с сувенирами, экскурсионные бюро, музеи и музейчики, кондитерские, булочные и множество кафе, а люди, которые там работали, по утрам шли из Заградья по Князинке чуть ли не сплошным потоком, в котором было легко затеряться.

Конечно, в Старом Граде мне делать нечего: цены в тамошних уютных и атмосферных кафе были рассчитаны только на туристов. Но пройти несколько перекрёстков по Князинке хотя бы до Столбового канала казалось лучшим выбором. Если память не подводит, то за мостом есть сосисочная с адекватными ценниками. Надеюсь, за то время, что я тут не появлялась, ничего не изменилось, и позавтракать можно не больше, чем за пять крон.

В толпе легко затеряться? Как бы не так. Почему-то я чувствовала себя как манекен на витрине модного магазина. Всё время казалось, что кто-то смотрит – кто просто исподтишка, кто осуждающе. Может, никому и не было до меня дела, но я стала нервничать и оглядываться.

Взгляд в спину не померещился. След в след за мной топал здоровый мужик в чёрной кожанке с непроницаемой рожей в тёмных очках. Я попыталась убедить себя, что всё в порядке. Никто же не обещал, что в Загобжанске меня оставят в покое. Наоборот, Паук сказал прямо, что будет приглядывать.

Но почему-то успокоиться не вышло. Я чуть не вприпрыжку, расталкивая людей, ринулась к Столбовому каналу, мост через который уже замаячил впереди. Потом, конечно, вспомнилось, что бегать нельзя: если бежишь, значит, жертва, которая будит охотничий инстинкт преследователей.

Но было поздно. Когда я быстрым шагом входила на мост, пан в чёрной кожанке был уже в трёх шагах. Сердце колотилось в горле, кованый ажурный парапет уже не казался преградой перед маслянисто поблескивающей водой канала, дыхание перехватило, а голова закружилась.

– Стой, – рявкнул кто-то над ухом, – топиться, что ль, вздумала?

Ещё чего. Я резко развернулась и рявкнула в ответ:

– Чего надо?!

Оказалось, что в полушаге от меня стоял вовсе не амбал в кожанке, а высокий молодой мужчина – загорелый, темноглазый, в белой майке с пятнами пота и тёмными волосами, убранными под спортивную повязку. Бегун. В столице такие встречались часто, но вот чтобы в Загобжанске? Наверное, турист.

Пан в очках и кожаной куртке аккуратно обогнул нас сбоку и двинулся дальше по своим делам.

– Не, – сам себе сказал бегун, – такие не топятся.

– Простите, – пролепетала я, растерявшись под его взглядом, – вы действительно подумали, что я хочу прыгнуть с моста?

– У вас был очень целеустремлённый вид, – хмыкнул он.

С ног до головы затопило смущением.

– Я просто очень голодная, – призналась я неожиданно для себя самой. – На той стороне сосисочная, вот я и…

– Сосисочная пана Глебуша? – неожиданно улыбнулся бегун. – Хорошее место, одобряю.

– Когда приезжаю в Загобжанск, всегда там завтракаю, – почти не соврала я.

– Так вы туристка? – продолжил он, начиная бег на месте.

– Нет, я здешняя, но сейчас живу в столице, – я тоже сделала шаг по мосту.

– Да мы с тобой прям как зайцы-близнецы, – бегун вдруг перешёл на ты и протянул мне ладонь, – Ярослав, будем знакомы.

– Даниэла, – я пожала руку, невольно попадая в такт его размеренных движений. – Мне приятно, что ты побеспокоился о незнакомой девушке…

– Теперь – о знакомой, – перебил меня он.

– Но я действительно очень хочу есть, – продолжила я, чувствуя, как в животе происходят какие-то спазмы.

– Тогда до встречи, Даниэла, – улыбнулся он и припустил по мосту.

Я заторопилась в сосисочную, невольно глядя вслед удалявшейся на хорошей скорости мужской спине. Некогда мне отвлекаться на красавчиков, даже на таких спортивных, высоких и мускулистых. Может, и жить-то осталось полтора понедельника, но сейчас мне нужен обычный нормальный завтрак.

За мостом нужно было свернуть на Кленовую улицу и пройти пару домов, чтобы увидеть издалека подкову-вывеску «Сосисочная» с изображением тарелки аппетитных сосисок. Внутри на первый взгляд ничего не изменилось: те же большие деревянные столы, те же открытые витрины с лотками сосисок на любой вкус, тот же сводящий с ума аромат. Правда, вместо длинных скамеек у столов теперь стояли стулья, тоже основательные и деревянные.

Но заметила я это только потом, когда расплатилась, получила тарелку со своим завтраком и искала место, где приземлиться. На самом деле посетителей было не так много, но подсаживаться к кому-то не хотелось, хотелось за отдельный столик. И… я по-прежнему боялась попасться на глаза кому-то из знакомых.

Но стол нашёлся. Его только что освободили двое мужчин, и я с удовлетворением уселась на чистой стороне, не дожидаясь, пока кто-то из обслуги протрёт столешницу.

Единый, как же изумительно пахли сосиски! Вкус тоже был тот самый, из детства, даже гарнир из зелёного горошка и брусочков жареной картошки… На какое-то время я даже забыла, из-за чего вернулась в Загобжанск.

Потом вспомнила, и аппетит сразу пропал. Я стала думать о Белом Щите и контракте. Мысли были невесёлые, и змея на запястье сразу дала о себе знать. Завозилась, чуть ли не зашипела – я представила это так ясно, будто действительно могла её слышать: «Жить хочешшшшь?»

Настроение закономерно упало, хотя куда ещё-то? Но сосиски я доела, за них ведь заплачены целых пять крон, а вчерашняя студентка не могла себе позволить разбрасываться едой и деньгами.

Следующим пунктом была почта. Сначала я по старой памяти решила вернуться – почтовое отделение было почти напротив отцовского дома. Но дурные мысли надо выгуливать, так что я решила пойти кружным путём и отправить деньги Ленке с Главпочтамта. Он располагался на Ратушной площади, неподалёку от главного входа в Старый Град. Сосисочная осталась позади, а я двинулась по Кленовой в нужную сторону.

Людей на улице заметно поубавилось: туристы ещё досыпали в своих гостиницах, а загобжанцы уже начали трудовой день. Исключение составляли только молодые мамочки с детьми и колясками. И тут мне не повезло.

– Данка! Ты когда приехала? Ой, у нас столько новостей, столько новостей!

– Катержина? – я не сразу признала в расплывшейся женщине в неопрятном платье бывшую одноклассницу.

Одной рукой она держала ручку розовощёкой малышки лет трёх с большим бантом на светлой кудрявой макушке, а другой катила коляску, где надрывался в крике младенец.

– Тихо, тихо, Павличек, – Катержина потрясла коляску, пытаясь успокоить ребёнка.

Правда, он на увещевания не повёлся и запищал с новой силой.

– Сколько ему? – спросила я, заглядывая внутрь.

– Три месяца, – гордо сообщила Каська. – Ну а Петру ты помнишь, да, Петра?

– Поздравляю, – выдала я единственное, что пришло в голову, – Томаш рад наследнику?

То странное чувство, когда снова кажется, что одноклассники успешнее и даже в жизни устроены лучше тебя. Хотя… им-то никто не закрывал путь в профессию воротами тюрьмы.

– Ещё бы он был не рад, – фыркнула Катержина. – Работает на трёх работах, лишь бы дома не появляться.

– Морожено, – заныла девочка, – мамуся обещала моро-ожено.

– Если будешь хорошо себя вести, – отмахнулась от неё «мамуся». – Так вот, Данка, у нас столько новостей: у Зайонца родилась двойня, Михасик развёлся с Илонкой, а Виолетта, наоборот, сошлась с Казимиром, представляешь?

Каська с детства отличалась способностью трещать, не переставая, на ей одной интересные темы. И хорошо, а то бы ведь сейчас припомнила, что мой отец…

– А твоего отца посадили, – продолжила без перехода она, – такая несправедливость, мы всем классом хотели жаловаться, только дядька Стефан отказался с жалобой помочь. Вредный он, сам же помощь от пана Антона принимал, а бумагу подписывать не стал.

– Какую помощь? – тупо переспросила я, потому что дядькой Стефаном все ученики (и бывшие ученики) называли директора нашей школы пана Стрешнева.

– Ой, ну ты будто не знаешь, что твой отец школе деньгами помогал, – отмахнулась от меня Каська. – Он и нам с Томашем на рождение Петры коляску подарил – да вот же она, теперь и Павличеку пригодилась.

– Про Томаша расскажешь? – спросила я, чтобы хоть как-то переключить Катержину с неприятной темы.

Если папаша и меценатствовал, то всё равно делал это на краденные деньги. Других у него не водилось.

– Ой, да что про него говорить, – Катержина снова затрясла коляску, – приходит каждый вечер в таком виде, словно его кто-то пожевал и выплюнул. Можно подумать, сантехники сильно утруждаются на работе.

– Ну хоть трезвый? – уточнила я с надеждой.

– Да кто же ему денег на выпивку-то даст? – возмутилась счастливая супруга. – Он у меня вот где, – она сжала кулак.

Я невольно посочувствовала Томашу – он хоть и был вечным двоечником, но всё же зла ему никто не желал.

– Вот Стасик спился, – продолжила Каська, – но это уже давно. Ты лучше про себя расскажи. Жениха в столице нашла?

– Морожено, – снова заныла трёхлетняя Петра, – мамуся, морожено!

– У меня всё хорошо, – заверила я одноклассницу, благодарно улыбаясь Петре, – а вот твоя дочка не переживёт, если ты оставишь её без мороженого. Давай как-нибудь потом встретимся и поболтаем, ладно?

– Ладно, – легко согласилась Катержина. – И как к отцу на свиданку соберёшься, предупреди. Я ему фотографию Павличека обещала передать.

Я махнула рукой и торопливо обошла Каську, её дочь и коляску. Странно, зачем отцу фотография чужого младенца? Да и не собиралась я к нему, если честно.

Наверное, стоит потратить ещё несколько крон на тёмные очки и кепку с длинным козырьком, чтобы снова не вляпаться в старых знакомых. Я оглянулась: Каська кормила мороженым девочку, причём Петре доставалось не больше, а то и меньше половины. Остальное исчезало во рту самой Каськи. Видно, Томаш неплохо зарабатывает на трёх своих работах, я в последнее время мороженого себе позволить не могла.

К почте на Ратушной площади я шла медленно, пыталась разложить все мысли по полочкам, только ничего не получалось. Кто сказал Пауку, что я – лучшая после своего отца? Врагов у меня, кажется, нет, но кто-то всё же смог подставить. Да как! Магический контракт нарушить невозможно. Теперь я должна украсть Белый Щит. Легендарный артефакт, который находится в Башне, а её охрана – не только люди, хотя и их тоже нельзя списывать со счетов.

Башня – это центр Старого Града. С утра до вечера музейная часть открыта для посетителей, но Белый Щит хранится в отдельном, особо охраняемом помещении, а на всеобщее обозрение выставлена копия. Проникнуть в зал Тайных Слов, где когда-то заседал городской Совет, не так уж и сложно, сложнее пройти мимо Теневого Зеркала: его активируют перед закрытием музея, и если кто-нибудь рискнёт забраться внутрь, зеркало работает лучше любой системы защиты. Сигнал с изображением злоумышленника передаётся на пульт охраны, дублируется для полиции и городских властей, так что шансов у вора просто нет.

Но если каким-то чудом он минует Теневой артефакт, сам Щит нужно доставать из рук каменного изваяния его хозяина – рыцаря Деяна из Гжибицы. А тот, говорят, весьма неблагосклонно относится к чужим рукам, тянущимся к бесценному артефакту: из специальных пазов выскакивают остро отточенные лезвия, которые режут даже металл, не то что кожу и кости.

Но самым плохим в раскладе было то, что я, которая поклялась никогда больше не воровать, иду и обдумываю кражу. Это раздирало, просто корёжило изнутри, так что когда я упёрлась чуть ли не лбом в двери Главпочтамта, почувствовала явное облегчение. Хотя бы на несколько минут можно переключиться на какое-то нормальное действие: занять очередь к окошку с надписью «Почтовые переводы», поглазеть на каменных горгулий под высоким потолком, почитать объявление о начале подписки на местные и центральные издания. Жаль, что очередь совсем маленькая, а почтовая пани работала профессионально быстро. Я перевела деньги на Ленкин адрес, в последний момент решив оставить себе больше крон, чем собиралась, и бодро двинулась к выходу, у дверей почти столкнувшись с амбалистым паном в кожаной куртке, которого видела утром в толпе. Плохие предчувствия снова подняли голову, нервы разыгрались, но я не позволила себе быть слабой и, широко улыбнувшись, вышла на улицу.

И не успела пройти несколько метров, как заметила Ярослава. Правда, не сразу узнала: бегун сменил спортивную одежду на деловой костюм и светлую рубашку, волосы были аккуратно уложены, а в руках солидный кожаный портфель. Я бы, пожалуй, прошла мимо, сделав вид, что смотрю в другую сторону, но он окликнул:

– Даниэла!

И тон был при этом такой радостный, что другая бы на моём месте сразу растаяла. Другая, нормальная девушка, не дочь вора, которой нужно за три дня умыкнуть из Башни бесценный артефакт, чтобы сохранить жизнь себе и отцу.

– Неожиданно встретить тебя тут, – Ярослав как-то легко присоединился, пошёл рядом.

– А уж мне-то как неожиданно, – вздохнула я.