Серая дева

Давай посмотрю.

Без предупреждения, быстрым точным движением, захватил её правую кисть выше запястья. Прикосновение обожгло. Не теплом – уверенностью. Лера взвыла внутри. Внешне – замерла. Паралич. Он, не отрывая взгляд от её лица уже мял её ладонь. Аккуратно тянет пальцы, прощупывает сухожилия – исследует механизм слома. Находит место. Основание безымянного пальца и мизинца. Палец нажимает, точечно, жестко.

– А-а-ай! – Лера рванула руку с безумной силой,отпрянула, прижала её к груди, вскочила на ноги.

Откуда эта боль? Будто сапог все еще давит. Чей же? Слезы – предательские, навернулись на глаза. Она хотела сказать что-то, но слова застряли в сухом горле. Алина выскочила из под соседнего навеса, замерла.

Лицо мужчины изменилось. Маска наблюдателя на мгновение треснула. Зрачки расширились. Губы произнесли: «Десять… одиннадцать лет…», – он смотрел на свою руку, что только что держала руку Леры, потом на её лицо. Взгляд тяжелый.

– Прости. Не хотел … боли. Дай … другую, – протянул руку снова, но теперь не хватал. Ждал. Его взгляд уже не сканирует, просит.

Лера бросила взгляд на Алину, что стояла под навесом. Она смотрела на мужчину,лицо бледное, строгое, костяшки на сжатых пальцах побелели.

– Нет, – выдохнула Лера и бросилась бежать.

Ноги несли ее дальше, в глубину, в черноту пещеры, она прижимала пульсирующую руку. В нос ударил запах свежего хлеба. Дальше и дальше, во тьму.

Алина, видя напряжение Киана, сделала шаг ближе, вкрадчиво спросила:

– Что произошло? Киан? Ты видел? Это же она?

Киан медленно отвел взгляд от места, где только скрылась девушка с волчьей шкурой на плечах:

– Видел, Лина. Это эхо… очень старое, – он скользнул взглядом по толпе.

Глава 4. Отпечаток

«Мы начинаем жаждать того, что видим каждый день.»

Ганнибал Лектер, Молчание ягнят.

Воздух был густым прогоркло-влажным. Каждый вдох царапал горло, налипал комьями в легких. Шкура на плечах торчала пиками, собралась словно панцирь из льда, впилась в ключицы. Лера сжалась в клубок на полу, в углублении между несколькими сталагмитам, похожими на червей, тянущихся к потолку. Боль привела её сюда. В тоннеле она прикоснулась ноющей рукой к стене и камни взвыли, указав путь. Маленькая, темная, с единственном зевом-выходом, она утыкана червями-сталагмитами. Лера прижимала к груди, баюкала онемевшую руку. Казалось, её раздавило чем-то. В носу разбивался запах меди, лака и чего-то сладкого. Ароматный кошмар душил, налипал на язык, но она никак не могла вспомнить. Как этот человечишко, этот… мужчина… мог одним нажатием сломать ей кости в руке? Как они ее видят? Кожа горела ожогом, а внутри – вечная мерзлота.

Тишина в пещерке напряжена, ждёт. Камни притаились. Лера издает низкий, сдавленный вой, не в силах больше терпеть, боясь, что рука развалится и потянет за собой все тело. Кусочек за кусочком она будет лежать тут в темноте и гнить. Эта мысль была выше её сил и новый стон сорвался с губ. Камни ответили не сразу. Сначала единичные, кристально-чистые тревожные ноты. Вспышкой промелькнул свет. Затем – искаженное эхо, превращающееся в резонирующий в зубах гул. Стены отозвались утробной вибрацией, убаюкивающим гулом могильной земли.

Алина недовольно хлебала суп возле столика у прилавка и бурила взглядом Киана.

– Не смотри на меня так, – ответил он на безмолвный упрек. Голос ровный холодный, как отточенное лезвие, – это было необходимо.

– Как ты мог, – шипение Алины было едким, как дым. Она проскребла ложкой по дну деревянной миски, собирая кусочки разваренного картофеля, – Она же, – девушка оглянулась и еще тише добавила, – святая.

Киан мотнул головой, будто отгоняя назойливую муху и помешал ложкой бульон:

– Она не святая.

– Ты же видел, – Алина собрала ложкой остатки супа и отправила в рот, – ты же сам все видел, – она ткнула ложкой в воздух, мутная капля супа сорвалась и плюхнулась на грубую ткань платья, – Шкура. Её одежда. Все как в житии, – она нервно поправила рукав платья, – Конечно, она немного… не такая. Запущенная. И эти шрамы, – Арина потерла запястье, – так странно. Но… ты заметил какая она красивая?

– Нам нужно её найти, – Киан отодвинул тарелку с резким скрежетом по столу и вытер губы, –  Никому. Ни слова о том, что видела. Пока я не пойму…как вытащить эту занозу. Даже Марку, – он поймал её взгляд, видя как губы складывались в обиженный бантик, – Пока что. Молчи. Я рад, что ты доверилась мне. Но в пещере еще есть тени, которые нам нужно разглядеть.

Из глубины, поднимаясь по деревянным ножкам стола, гул вполз им под кожу. Не звук – тяжелая, живая вибрация, сотрясающая кости изнутри. Воздух задребезжал и разродился протяжным, долгим воем. Люди пригнулись к земле. Кто-то прижал руки к ушам, согнулся пополам, кого-то вырвало, кто-то начал кричать. Запах рвоты толкался с запахом супа, хлеба, огурцов, человеческого пота, сухоцветов и сухой пыли. Тарелки поползли по столу.

Алина присела, держась руками за дребезжащий столик, глаза – блюдца устремлены на Киана. Тот, придерживая одной рукой рукоятку стального стилета, присел, прикоснулся другой к отполированному сотнями паломников полу пещеры. Гул уходил, как волна отлива.

Тишина, накрывшая зал, была хуже. Она висела рваной тканью, прошитой всхлипами, стонами, хлопаньем рвоты, шипением горящего масла. Воздух оставался густым из-за смрада и страха. По полу расплывались жирные лужи супа, картофельной похлебки, вязкой каши, перемешанные с желчью. Опрокинутые деревянные миски и ложки катились под ноги. Глиняные кружки лежали в осколках, как разбитые черепушки.

– Пошли, – бросил Киан Алине.

Та поднялась, цепляясь за край столика. Лицо мертвенно-бледное, в глазах мерцают искорки паники. Она зажмурилась на секунду, втягивая вонючий воздух, собираясь. Люди вокруг вставали, шевелились, стонали и пробирались к выходу. Киан поспешил за ними, Алине пришлось поторопиться, чтобы не потерять его из вида.

Главный зал выл. Подставки с приношениями перевернуты, лепешки, яблоки, груши втаптывали в грязь. Лампада у ног старухи-паломницы разбилась, растекшись черным блестящим пятном по камню и уже поджигала клочок сухих благовоний и травы. Запах гари впивался в горло.

Главный жрец в длинном изумрудном одеянии и оранжевом наголовнике взгромоздился на опрокинутый жертвенный алтарь. Лицо его, обычно масляно-спокойное, худое, острое, подергивалось, как сводящая мысшца. Но голос, когда он заговорил, рванул сквозь хаос, натренированный, металлический от натуги:

– Спокойствие, дети мои! – он взметнул руки, цепочки на запястьях звякнули, ловя последние отголоски гула, – Вы узрели чудо! Вы слышали рокот из самой утробы богини! Это – знамение! Знамение её приближающегося пробуждения! нам нечего бояться! Она говорит с нами громом, ибо мы глухи к её шепоту. Её боль – наш крест! Её гнев, наша слава! Наша дева здесь! Она близко! Внемлите её зову! Она требует жертвы! – последние слова сорвались в шепот, шипящий, как змея по раскаленному пеплу.

Его глаза, горящие фанатичным восторгом, шарили по толпе, ища не веры – слепого повиновения. Толпа замерла, переваривая яд его слов. Потом зашевелилась, загудела. Страх начал плавится в истерию. Кто-то завыл, подхватив призыв. Подросток-послушник, еще бледный от приступа рвоты, сорвался с места, опрокидывая подставку с тлеющими благовониями. Серый дымок пополз к потолку, смешиваясь с чадом горелой травы.

Киан дернулся, будто сбрасывая оцепенение. Его взгляд, холодный и острый, скользнул по Жрецу, по мечущейся толпе и впился в Алину.

– Пошли, – его голос был тише гула, но перерезал шум как нож, – они сейчас полезут во все щели. Как тараканы. Ты чувствуешь её? Где она, Лина? – он не спрашивал, он требовал.

Его пальцы снова сжимали рукоять стилета – не от страха, от нетерпения.

Алина скованно кивнула. Холод пульсировал, как заноза в виске, прокладывая тонкую дорожку.

– Туда, – она вяло подняла руку, указывая на один из тоннелей, выходящих из Главного Зала.

Киан кивнул, уже разворачиваясь, пряча от толпы лицо. Он не пошел – рванул в указанном направлении, обходя капащащуюся толпу и минуя грязные лужи. Алина, спотыкаясь о разбитую посуду, чуть не наступив в масляную лужу, побежала следом. Её дыхание свистело, сбивалось, но она не отставала. Тоннель сужался, стена сжимались, поглощая шум толпы из главного зала.

Тишина здесь была другой – напряженной, пульсирующей. Воздух пах сыростью, грибами и слабым отголоском меди. Алина дрогнула, ощущая металл в воздухе. Холод расползался по открытым участкам тела. Она старалась смотреть вперед, во все глаза, не выпуская из виду ускользающую в темноте крепкую фигуру Киана. В таком тоннеле она еще не бывала. Стены, покрытые влажной слизью, казалось дышали за нее, воздух стоял влажный, тяжелый.

Лера лежала на боку, чувствуя как плечи сами собой вздрагивают. Перед ней, в мутной лужице воды, что-то мертвенно поблескивало. Она не мигая смотрела на этот безжизненный блеск. Гул ушел, высасывая последние силы, вместо него внутри черепа остался надсадный звук, похожий на скрип петель. И шаги. Где-то позади нее, прерывистые, но неотвратимые. Шли, чтобы добить её.

Они вышли в маленький зал, утыканный зубами сталагмитами. Киан замер на входе, Алина налетела на него, едва удержав равновесие.

– Ты видел такое…– прошептала она, рассматривая слабый вибрирующий бледно-зеленый свет, исходящий от нескольких грибниц.

– Видел, – тихо ответил Киан, – грибы-призраки. Если их срезать, свет постепенно угаснет.

Алина шумно вздохнула, пальцы впились в собственные предплечья, заметив какое-то животное, в углу. Паника ударила в виски, сердце забарабанило и тут – озарение. Это накидка Девы. Она вцепилась в эту догадку, как в обрывок каната над пропастью, проглотила комок в горле. Пальцы сами сложились в знакомый жест на груди, губы беззвучно зашевелились, отчеканивая заученные с детства слова. Молилась про себя, яростно, отчаянно, боясь потревожить тишину зала.

Киан отошел, медленно приближаясь к девушке на полу. Дыхание Алины перехватило, в голове вспыхнул образ опускающегося на волчью шкуру стилета:

– Не делай этого! – слезно выдавила она.

Киан замер, обернулся, с недоумением глядя на Алину, рука все еще сжимала рукоять. Ноги сами понесли Алину вперед. Она обогнала его, упала на колени рядом с Лерой и начала причитать:

– Прости нас, Святая, пожалуйста, прости! Мы…

– Уходите, – глухо ответила Лера.

Камни слабо затрещали, повторяя вибрацию слова. Алина бегло шептала:

– Мы все исправим… мы, – она вопросительно поглядела на приблизившегося Киана, – мы уберем боль.

– Ты не сможешь убрать боль, – ответил ей Киан и заметил тусклый блеск в мутной лужице.

Он присел на корточки, всматриваясь в воду, перевел взгляд на Леру:

– Ты знаешь, что это?

Она оторвала немигающий взгляд от блестящей вещицы:

– Что-то знакомое. Но я не могу вспомнить.

– Пещера изменилась, – продолжил он, – не по твоей воле. Их вера, – он прислушался, – их страхи – они как река. Точат твой камень, – он резко вынул стилет, хищно блеснувший и сунул в лужу.

Лезвие ковырнуло что-то твердое, зацепилось за изогнутый металлический выступ. Он медленно, осторожно поднял стилет. С лезвия по ржавому панцирю предмета стекла струйка воды. Часть от цепочки тяжело повисла на конце лезвия, как толстая гусеница, издавая еле слышное, нездоровое дребезжание. Киан осторожно взял её пальцами, на ладони растеклись темные пятна, под коркой блеснуло серебро. Лера медленно села, протянула здоровую ладонь . Подушечки пальцев два раза стукнули по ладони. Киан вспомнил это жест. Дети, что не умею говорить, но настойчиво требуют, чтобы взрослый дал им то, что держит в руках. Он вздрогнул едва заметно, ощущая как холод пробрался по позвоночнику к макушке.

– Эта вещь, – начал он, снова потер между пальцами, ощущая как хрупкая корка хлопьями остается на руке.

Вверх по пальцам, ладони, предплечью пробралось тепло, будто цепочка наполняла его ощущением … собственной важности. Он посмотрел на Алину, укол презрения к ней кольнул под ребра, когда взгляд остановится на озадаченном, готовом разродиться потоком слез, лице. Перевел взгляд на Леру. Она все еще сидела, настойчиво протянув руку и с таким выражением лица… с таким раздражающим взглядом. Киан сжал цепочку в ладони и сделал два шага к ней. Вытянул, держа только двумя пальцами как дохлого червяка обрывок от цепочки, перед её лицом. Глаза её округлились в них появилось… узнавание и это вызвало в его душе ликование. Она узнала. Узнала его. Киан замер осознавая. То, что было внутри цепочки, ликовало. Он хотел отдернуть руку, убрать от нее этот металл, но Лера уже протянула руку и схватила его.

Как только её пальцы сомкнулись на холодном металле цепочки и прикоснулись к его ладони, мир вспыхнул, он – рухнул. Не звук. Не свет. Удар. Височные кости сжали, воздух высосало из легких, пол пещеры ушел из-под ног. Сквозь веки Киан видел, что стало светлее, к затхлому запаху пещерной сырости примешались запах кислого вина, дыма, пыли и сладкой лаванды. Чувство удовлетворения накрывало волной. Откуда-то издалека до него долетел глухой звон и тут же все заволокло красной пеленой. Он открыл глаза. Девочка лет восьми, с темными волосами, в темно-синем халате с вышивкой и огромными длинными рукавами. На полу белые тонкие осколки, один еще крутится возле его ноги, обутой в странный высокий черный сапог. Его, нет – не его рука сжала наконечник трости, ощущая приятную тяжесть цепочки, накинутой на руку. Она здесь, на своем законном месте. Киан услышал низкое:

– Собирай, – и почувствовал раздражение.

Не свое, оно будто поднималось по левой руке, проникая в мышцы и кости. Киан осторожно потянул этой рукой и ощутил живую тяжесть на другом конце. Лера тоже здесь.

Ребенок тем временем, путаясь в халате, что был ей не по размеру, собирала осколки, одной рукой аккуратно прижимая их к грудке. Она приблизилась, рука тянулась к замершей на полу округлости, напоминающей женскую грудь. Взгляд – не его, оценивающий, тяжелый – скользнул вниз. Мышцы напряглись, посылая импульс. Хруст. Не громкий, влажный. Как ломается сахарная палочка. И волна удовольствия, вялого, мерзкого – прокатилась по нервным путям, дойдя до его сознания. Осколки посыпались на пол. Он ждал новой волны, нагнанной ее криком, но… она молчала. Киан одновременно ощущал белый, режущий, кричащий шип, вогнанный в запястье, расползающийся огнем в шею, в мозг и разочарование, распадающееся внутри него, звон осколков разбивался на визг тысячи бритв, скребущих по стеклу. А она все еще молчала. Воздух густел как желе. Её глаза наполнились слезами, они болтались там, готовясь ручьями скатиться по щекам как только она моргнет, но девочка не моргала. Она смотрела в пустоту, сквозь него, будто его тут и не было. Смотрела над исполосованным царапинами набалдашником тростью, перстнями на его руке и тусклой, качающующейся как маятник, цепочкой.

Внутри этого чужого ада, сквозь слои эмоций, накрывавших его, Киан искал Леру на другом конце тяжести руки. Он не говорил ртом, тот осклабился в угасающей улыбке. Он потянулся существом, стараясь сквозь вихрь памяти и ужаса передать одну мысль:

– Я тебя вижу. Я тоже здесь.

Слова не звучали, это лишь всплеск эмоции. Глаза ребенка под тростью дернулись, зрачки метнулись, шаря в поисках чего-то. Она не поняла слов, но уловила этот импульс, чуждый мужчине с тростью. Моргнула и безмолвные слезы хлынули по щекам. Киан почувствовал, как его руку сжали сильнее, тяжесть навалилась на кисть. Огненная точка боли в руке стала якорем, точкой контакта.

Реальность пещеры пробилась обратно, как рваная рана. Женский крик разбил звон. Тело Леры согнулось, из горла вырвался затерявшийся вопль боли и ужаса, пальцы сорвались с руки Киана. Она продолжала отчаянно рыдать, свернувшись, уткнув лицо в ладони. Киан отшатнулся, воздух со свистом ворвался в легкие. Пещера качалась, стонала, вторя нисходящим рыданиям Леры и угасающим всхлипам Алины. Он поискал её глазами, стараясь уследить за скакавшими зелеными пятнами потускневщими грибницами. Та застыла, руки вплетены в волосы, рот открыт в крике, что вырвал их обоих из наваждения. Киан уперся рукой в холодный камень, липкие пятна ржавчины на другой руке жгли кожу. Гул уходил глубоко в тоннели и тишина наполнялась новыми голосами. Отчетливо лязгнуло металлом.

– Нужно уходить, – голос Киана был глухим, но дыхание почти выровнялось.

Он увидел на полу свой стилет, видимо, выпавший из руки, когда Лера прикоснулась к цепочке.

– Уходить? КУДА?! – голос Алины сорвался в визгливую ноту, – Посмотри, что ты сделал! Она… Боже, она умирает!

– Мы все умрем, если останемся здесь, – Киан резко, грубо бросил мертвую бесполезную цепочку в темноту и вытер правую руку о полы брюк.

Цепочка брякнула о камни. Онемение отступало, руки тряслись. Он наклонился, подобрал стилет, сунул в ножны. Свет, не яркий, размытый, желто-оранджевый, плящущий на влажных стенах дальнего поворота тоннеля, ведущего в пещеру камней.

– Шахин… – пробормотал Киан, – Давай, помоги мне, – он подошел к Лере, наклонился, положил руку ей на спину. Алина кивнула, подползла, шмыгая носом.

Лера вздрогнула всем телом. Рыдания прервались. Мелкая дложь, едва ошушаемая под толстой волчьей шкурой, усилилась, перешла в несколько глубоких, судорожных вздохов, она будто тонула, но, наконец вынырнула.

– Эй, эй… – запричитала Алина, не решаясь, как правильно обратиться к девушке, – Смотри на меня.

Лера убрала ладони, перевела взгляд. Черные, бездонные зрачки встретились с мокрым взглядом Алины. Никакого узнавания. Губы шевельнулись, но ни звука не вырвалось наружу.

Свет факелов стал ярче, яснее, все больше притупляя зеленоватый свет грибниц. Они освещали уже не дальний поворот, а вход в пещеру. Голоса – отчетливее. Тени скакали на стенах, огромные и уродливые.

– Вставай , – Киан не отрывал взгляда от входа, – Тянем ее! Во туда!

Он кивнул в дальний угол, в черноту, подхватил Леру подмышки и потянул вверх. Тело было безвольным, холодным. Киан почувствовал, как ледяное онемение в правой ладони запульсировало в такт ее дыханию. Алина стиснув зубы, поднырнула под левую руку Леры, последовала за Кианом.

– Ку…, – начала она, но нога провалилась в узкое горло камня.

Алина чертыхнулась, но тут же поняла, что за треск, напугавший ее до полусмерти, стоял в пещере. Будто лопались поленья под острием топора.

Втроем они вползли в щель. Киан втиснулся последним. Алина, задыхаясь, прижала Леру к себе в тесном пространстве, пытаясь зажать ей рот платком, когда та застонала, задрожали веки.

– Молчи, молчи, молчи…– шептала она, чувствуя, как ее собственное сердце колотится, готовое выпрыгнуть через глотку.

Свет факелов залил зал. Тени заплясали безумную пляску на стенах. Жрецы и несколько молодых фанатиков ввалились внутрь, остановились в растерянности.

– Здесь! Следы! – крикнул кто-то, ткнув пальцем в лужу, – Осквернители были здесь!

В тоннеле что-то громко треснуло, жрецы и фанатики в страхе присели.

– Они здесь! – раздалось эхом из тоннеля.

Мужчины в факелами переглянулись.

– Тут следы! – крикнул один из них.

– Туда! – крикнул кто-то, ближе к выходу из пещеры,  – Они пошли туда! Несите факелы! Они там! Там запах пороха!

– Отсюда только один выход, можно осмотреть ее позже, – сказал оди из мужчин.

Толпа, рыча, ринулась в указанном направлении, топот ног, звяканье амулетов, крики поглотил тоннель. Свет отступил, оставив зал в почти полной тьме, нарушаемой лишь слабым, больным свечением грибов-призраков.

В щели повисло тяжелое молчание. Алина разжала онемевшую руку на Лерином рте. Та не дышала. Секунду. Две. Потом судорожный,  свистящий вдох рванул ее грудь, за ним тихий стон. Она была жива. Но где-то очень далеко.

Киан выдохнул, опустив стилет. Спина ныла от напряжения. На ладони пять темных точек от ржавой цепочки пульсировали тупой, глухой болью, напоминая о весе трости, о хрусте кости.  Он посмотрел на Леру, сжатую в теснине, дрожащую, и на Алину, которая, всхлипывая, прижимала к себе эту сломанную, чужую, но вдруг страшно близкую девушку, шепча:

– Жива… ты жива… прости… прости…

Он не сказал "идем". Не сказал ничего. Им осталось только ждать, пока шаги не умолкнут вдали. Только чувствовать, как ржавчина въедается в кожу, а холод пещеры – в кости. И знать, что первый осколок вытащили. Но рана, оставленная им, кровоточила насквозь.

Глава 5. Озеро

«Охота за привидениями – это не просто хобби, это искусство! Главное- загнать фантом в угол и заставить его материализоваться для конструктивного диалога!» – Лосяш («Смешарики», серия «Привидения»)

Запах пришел первым. Не сырости или гари. Сладковато-терпкий, тление дорогих благовоний, смешанное с запахом раскаленной ржавчины. Он пробился в щель, навязчивый, чужой. Киан присел на корточки, потер глаза. Освящение. Жрецы не теряли времени. Они привязывали дух к пещере. Ощущение было физическим – легкая тошнота подкатил к горлу, в затылке заныла тупая боль. Рядом Лера зашевелилась, её дыхание стало поверхностным, участилось.

Размеренный хорал мужских голосов, доносился издалека, певучий, слаженный. Только он не приносил умиротворения. Он был … искажен. То слова обрывались, то эхо возвращалось с опозданием, накладывалось само на себя, вызывая какофонию. Алина все еще прижимала Леру к себе:

– Почему они поют… так, – она не смогла подобрать подходящее слово чтобы описать мурашки, от которых холодели руки.

– Они обновляют привязь, – ответил Киан, на ощупь поймал пальцами несколько мелких камешков и песок с пола, протер их в ладони, высыпал обратно, – напоминают духу, кому он принадлежит.Нужно выходить, пока они не закончили, – он встал,машинально отряхнул руку о брюки, – Давай попробуем поднять её на ноги.

Алина выпустила Леру из своих рук, Киан на ощупь подхватил её под одну руку, ощущая под ладонью грубую шерсть, она – под другую. Лера с усилием подняла голову, стараясь сфокусироваться в темноте расщелины.

– Я… сама, – вырвались слова из пересохших губ.

Она попыталась высвободиться, оттолкнуть людей, что прилипли к ней с двух сторон. Алина тут же выпустила её руку, Киан держал крепко. Леру пошатнуло, она навалилась на Киана.

– Позволь хотя бы отвести тебя до безопасного места, – Киан легонько подтолкнул девушку, чтобы она выровнялась.

Глаза её расширились, Лера всматривалась в его призрачное лицо, будто только увидела:

– Ты… ты был там! – она исследовала взглядом все, что могла выхватить из темноты, каждый мускул на его лице: – Как? Как ты… Как ты смог туда влезть? Я , – она перевела взгляд на руку, что еще пульсировала уползающей болью, – я … ведь…чувствовала…

– Нам нужно поторопиться, – Киан потянул Леру к проходу, – Я тебе расскажу. Для начала нам нужно тебя где-нибудь спрятать. Где жрецы нас не найдут.

– Можно пройти к Священному Озеру, – подала голос Алина, – Там сегодня нет приемов.

Лера снова попробовала высвободится из его объятий, на этот раз Киан мягко убрал руку, прежде убедившись, что она не упадёт.

Он вылез из расщелины первый, окинув взглядом зал со сталактитами. Несколько грибниц были сломаны, их запах смешивался с запахами жженых трав и горящей смолы. Вход в единственный тоннель чернел впереди. Он ринулся туда, зацепился ногой об острый обломок камня на полу. Темнота тоннеля рассеивалась тусклым отблеском света на дальнем повороте. Киан не обернулся, только сказал:

– Держитесь ближе к стенам.

С потолка что-то капало. Алина несколько раз вздрогнула, ощущая, как холодные, нет… ледяные капли падали на голову и тут же стекали вниз, исчезая. Лера, бесформенный силуэт из-за огромной шкуры, что наброшена на плечи, не прижималась к стене, просто шла за Кианом, как призрак. Алина снова ощутила холод, сдавливающий горло. Она и есть призрак. Отчаянное желание выйти из этой могильной тьмы и холода на свет подстегнуло её идти быстрее, к тусклому свечению на краю этого бесконечного тоннеля. Запахи гари, сырости, благовоний щипали глаза, заставляя щуриться. Она в сотый раз продавила пальцами бугорки на лбу, с усилием разглаживал кожу. В голове всплыла картина – она выйдет из пещеры морщинистой старухой, лицо истерзанное трещинами, как высохшая глина. Истерический смешок кольнул горло, превратился в хриплое хрюканье. Она стиснула губы, зажала ладонями себе рот, лишь бы Киан и Лера ничего не услышали.

– Лучше пройти здесь, – Лера остановилась, – если ты не хочешь встречаться с людьми, – и махнула рукой куда-то в неровную плоскость стены справа.

Алина замерла. Пальцы сами потянулись, прикоснулись к сырому камню стены, она тут же отдернула руку. Душа – жалкая, тоскливо выла, требуя двигаться дальше, идти к свету. В голове пронеслась мольба к Киану, чтобы он не услышал девушку, чтобы отказался, придумал другой план. Они могли бы оставить Леру тут и выйти к людям, потом вернуться, если необходимо. Она ведь показала Киану духа, как он и просил.