Солдатский крест

– Что ж сорокапятки молчат? Им самое время сейчас ударить! – заворчал возле снайпера командир роты. – Корма и борта техники открыты. Все как на ладони. Только стреляй.

Едва он это произнес, как будто бы услышав его упреки в свой адрес, взвод противотанковых пушек, расположившийся слева от пехоты в трехстах метрах, куда проследовал некоторое время назад политработник, огрызнулся огненным залпом. Один из снарядов угодил точно в корму одного из бронетранспортеров, отчего задняя бронированная дверь его распахнулась и повисла на единственной уцелевшей петле. Прилетевший спустя секунды после нового пушечного залпа снаряд обездвижил стальную машину, разделавшись с ее ходовой частью прямым попаданием в одну из гусеничных лент. Третий снаряд со снопом разлетевшихся в стороны искр снес с крыши пулеметную установку. Поняв, что по корпусу их бронетранспортера пристрелялись артиллеристы и ведут по нему прицельный огонь, совершив уже несколько попаданий, немецкие солдаты начали в спешке покидать ее, стремясь спастись бегством. За их уничтожение принялись расчеты станковых пулеметов, расположившиеся рядом с позициями сорокапяток, очередной меткий выстрел которых добил вражескую технику. От нее повалил ввысь густой черный дым.

Еще несколько прицельно попавших снарядов разделались с одним из танков, пытавшимся отстреливаться в сторону позиций танкистов Красной армии в лесу слева от шоссе. Загоревшийся бронетранспортер сначала закрыл собой обзор Валентину. Но тому все же удалось разглядеть в оптический прицел винтовки результат работы артиллеристов окопавшегося недалеко от него орудийного взвода под командованием молодого лейтенанта. Немецкий танк получил несколько попаданий бронебойными снарядами, загорелся вместе с экипажем. Объятая пламенем бронированная машина дополнила общую картину результативного боя, ведомого из засады артиллеристами и танкистами. Участок шоссе и часть поля сбоку от него заполнились безмолвно стоящими на месте и чадящими боевыми бронированными машинами врага. Пылал у леса разбитый попаданием в него снаряда трактор-тягач. Лежала перевернутая взрывом пушка. На прибитой к земле сентябрьскими дождями, а потом скованной ночным морозом траве лежали десятки мертвых и умирающих от ран немецких танкистов и пехотинцев. Гремели разрывы уничтоженных огнем боекомплектов. Где-то все еще стреляли очередями пулеметы. Все слилось в единый шум и треск, единожды прерванный сильным взрывом от детонации снарядов в замкнутом пространстве танка.

– Как же они досюда дошли, если мы их так бьем! – с удивлением в голосе протянул тот самый солдат, который первым отреагировал на появление противника на шоссе.

– Разговорчики! – перебил парня командир роты, оторвавшись от наблюдения за полем боя.

– Сейчас сюда пойдут! – прервал его внезапно вернувшийся с позиций артиллеристов политработник. – Вот увидите, товарищ старший лейтенант. Так просто они не отступят. В обход попрут, через поле перед нами. Так что – к бою!

– Вас понял, товарищ старший политрук! – поднялся с его появлением ротный.

– Вон из той просеки вынырнут, вдоль леска за полем построятся, дойдут до нас и ударят по сорокапяткам. Земля сейчас на пашне твердая, морозом за ночь хорошо скованная. Их техника вполне ее пройдет и не увязнет, – приподнял перед собой бинокль политработник и добавил: – Готовьте гранаты, товарищ старший лейтенант. Не исключено, что и нам танки придется уничтожать.

– Уже приготовили. Каждому бойцу по две штуки выдано, – отрапортовал командир роты и скрылся где-то за деревьями, на ходу отдавая приказания и распоряжения своим солдатам.

– Вот так, Валентин, – негромко произнес политработник, с отцовской добротой в голосе обращаясь к молодому солдату. – Сейчас и тебе поучаствовать придется. Так что дыши ровнее, лови момент между ударами сердца и плавно нажимай на спуск. Твоя задача выбивать в первую очередь офицеров, пулеметчиков, связистов, корректировщиков огня и водителей техники.

– Понятно, – тихо ответил солдат, испытывая немалое волнение из-за предстоящего боя.

Отец парня когда-то давно участвовал в Русско-японской войне. Был простым солдатом в пехоте. Его ранили. Долго лечился, но смог почти полностью восстановить утраченное в боях здоровье и вернулся к своему обычному крестьянскому образу жизни в родной деревне. Завел семью, хозяйство, родил и воспитал детей. Мать Валентина стала его второй супругой после смерти первой. Она приняла двоих пасынков и падчерицу как своих собственных детей.

Отец почти никогда не говорил о своем участии в войне. И старался вообще, как казалось со стороны, не вспоминать о ней. Если когда и говорил, то больше на бытовые темы. Мог поведать о пережитых тягостях на маршах и переходах, когда, будучи солдатом, мог преодолеть за день не один десяток верст. И это при почти полном отсутствии нормальных дорог, да еще когда многое из своего скарба нес на себе.

А вот про бои с японцами да стычки с ними он ни разу не упоминал. И на все вопросы сына о них старался сразу уйти от навязываемого разговора, ловко менял тему беседы, отвлекал парня и занимал его внимание чем-нибудь другим. На этом основании Валентин имел представление о военных конфликтах лишь из скупых рассказов тех своих земляков и дальних родственников, кто прошел еще Первую мировую, Гражданскую да еще Советско-финскую войны. Кое-что давали для общего понимания просмотренные ни по одному разу популярные в народе кинокартины, привозимые в сельский клуб кинопередвижками. Но увиденное сейчас молодым солдатом в оптический прицел винтовки сравнить нельзя было абсолютно ни с чем. А потому у него внутри все сжималось от невиданного ранее волнения только от того чувства, что уже очень скоро ему самому предстоит стать участником всего того, что сейчас творилось всего в нескольких сотнях метров впереди.

– Цель я тебе укажу, – добавил к сказанному ранее политработник. – Твоя задача определить дистанцию, внести поправку в прицел, навести, выстрелить и тем самым уничтожить врага.

Солдат промолчал в ответ. Он посмотрел на своего собеседника и снова вспомнил умершего отца. «Вот бы бороду сейчас ему седую и пышную. Точно на батю моего был бы похож! Только глаза совсем не такие. Но взгляд тоже очень добрый», – подумал он.

– Товарищ старший политрук, смотрите вперед! Там такое! – прервал мысли парня голос одного из солдат.

Политработник направил бинокль вперед, туда, куда указывал рукой обратившийся к нему боец.

– Вот же так! А ведь прав я был. Где думал, там они и появились, – сосредоточил он взгляд на противоположной части впередилежащего поля, в той его окраине, где оно заканчивалось оврагом, на противоположной стороне которого виднелся редкий лес.

Валентин направил туда прицел своей винтовки и увидел скопление техники противника, преодолевавшей пологую часть оврага и взбиравшуюся на ту его сторону, где простилалось огромное вспаханное поле. Испуская густой дым от выхлопных газов, танки, тягачи и бронетранспортеры ползли вперед, потом сдавали влево и разворачивались, образуя единую линию построения.

– Не пройдут они там, товарищ старший политрук, – промолвил Валентин, не отрываясь от прицела. – Мороз всего ночь простоял. Корка ледяная на земле лишь поверху пошла, на два-три пальца в глубину все промерзло. А дальше влага, потому как дожди шли. А тут еще и пашня. У нее только комья, что помельче, от холодов прихватило. Гусеницы танков размолотят их и вязнуть начнут.

– Соображаешь, Валентин, молодец! – похвалил парня политработник и постучал ребром сжатой в кулак ладони по земле перед собой, комментируя свои ощущения: – Точно, как камень только сверху. Сразу видно, что ты сын трудового крестьянского народа. Городской человек и не понял бы, что к чему, а ты во как выдал. Не зря свою жизнь до призыва в деревне провел. С пользой для дела!

Молодой солдат никак не отреагировал на слова старшего по званию, решил, что тот сильно переигрывает с похвалой в его адрес.

Тем временем со стороны шоссе прогремел еще один сильный взрыв, а небо над ним украсили яркое пламя огненной вспышки и клубы едкого черного дыма.

– Боекомплект взорвался! – прокомментировал политработник, на несколько секунд переведя оптику своего бинокля в сторону скопления поверженной и пылающей гитлеровской техники. – Не меньше восьми-девяти единиц танкисты с артиллеристами намолотили с утра. Шоссе блокировали. Теперь его только после обеда немцы смогут освободить от своего хлама. Да и то если еще не получат по зубам.

– Приготовиться к бою! Подготовить гранаты, ввернуть запалы! Огонь вести прицельно, бить наверняка, подпускать противника как можно ближе! – кричал на бегу командир роты и следовал вдоль солдатских позиций.

– Ничего, ребятки, ничего! – вторил ему политработник, подбадривая бойцов. – За нами несколько танков стоят. Слева пушечная батарея. Она железо на себя возьмет, а на нас пехота останется. Целься лучше, и все будет хорошо. Разобьем врага, не пустим его к Москве!

Лежащие на земле солдаты замялись.

– Эх, на денек бы пораньше. Мы бы хоть окопаться успели, – тихо посетовал он и посмотрел на Валентина.

Тот не отрывался от прицела и наблюдал, как вражеская бронированная техника, испуская дым, быстро двигаясь, образует строй из почти десятка машин на краю дальнего оврага.

– Кажется, идут на нас! – срывающимся голосом произнес молодой боец.

– Спокойно, спокойно, Валентин. Дыши ровнее, наводи лучше, на спуск жми плавно. У тебя все получится. Настреляешь сегодня немцев полную кучу. Замучаются хоронить, – медленно проговорил политработник, не отрывая глаз от бинокля.

Растянув строй на пару сотен метров, немецкие танки и бронетранспортеры поползли вперед прямо по вспаханному полю.

– А ты прав, парень! – едва не воскликнул старший по званию. – Ледяную корку сверху они перемалывают, а дальше почти вязнут. Вон, от гусениц комья летят во все стороны. Верный знак, что застревать скоро начнут. Главное их сейчас закрутить. А потом можно бить, как стоящих на месте. Куда они денутся?!

В это время два идущих ближе к шоссе танка отделились от общего строя и направились в сторону взвода противотанковых пушек. Еще через полминуты они почти синхронно выстрелили из пушек. Следом ударили пулеметы. Начал бить стрелок с одного из крайних бронетранспортеров. Огонь велся по обнаруженным ранее позициям артиллеристов.

– Значит, нас пока они не заметили, – произнес политработник и добавил: – А вот лейтенанту сейчас туго придется.

– Пока не придется, – перебил его внезапно появившийся командир роты. – Взвод сорокапяток успел уйти на запасные рубежи. Одно орудие немного ближе сейчас к нам, всего в двухстах метрах. А второе в лесок откатили. Так что все верно лейтенант делает, по науке…

Его слова были прерваны новым залпом немецких танковых пушек и последующим треском защищенных броней пулеметов.

– Только бы нервы у него сейчас не сдали, – прохрипел ротный.

Из-за двух идущих прямо на позиции артиллеристов вражеских танков вынырнул третий, скорость которого была несколько выше остальных. На ходу он выстрелил из пушки и добавил несколько пулеметных очередей.

– Грамотно, – проворчал политработник, – научились воевать. Хорошо задумано. С обходом, с отвлечением, с ускорением, с охватом. – Он наклонился к молодому солдату: – Сейчас и мы начнем. А ну-ка, Валентин, возьми на прицел стрелка на броневике. Только пускай поближе подъедут. И без моего ведома не стреляй.

Боец молча начал ловить в оптический прицел пулеметчика, чьи возвышающиеся над верхним лобовым стальным листом бронетранспортера плечи и голову он уже мог довольно четко рассмотреть.

Тем временем все три атакующих танка, построившись в одну линию, шли вперед, прямо на предполагаемые позиции артиллеристов. Те молчали, никак не обозначая свое присутствие.

– Молодец лейтенант, выжидает, – проворчал командир роты.

– Валентин, – не отвечая на хвалебные слова старшего лейтенанта, подал голос политработник, обращаясь к молодому солдату, – товсь!

Боец уже поймал в прицел вражеского пулеметчика и приготовился к выстрелу, к выполнению команды старшего по званию.

– Только не спеши. Нажимай плавно – и огонь! – торопливо добавил тот.

В считаные мгновения волнение пропало. Молодой солдат застыл в полной боевой готовности. Уловил темп ударов собственного сердца и сопоставил его с давлением подушечкой указательного пальца на спусковой крючок снайперской винтовки. Громко и хлестко ударил выстрел. Отдача приклада в ответ резко надавила на плечо. Прицел подпрыгнул перед глазом, теряя предварительную наводку и цель перед собой.

– Есть! – едва не крикнул политработник.

– Молодец! Снял пулеметчика! – похвалил меткий выстрел старший лейтенант.

Валентин прильнул к оптике, пытаясь сразу же увидеть результат своей дебютной боевой работы.

– Заряжай! – одернул его пожилой политрук.

В ответ боец спешно передернул затвор, выбросил пахнущую сгоревшим порохом гильзу и дослал в патронник новый патрон.

– По водителю? В смотровую щель? – громко, распаляясь в боевом угаре, спросил он.

– Нет! Не попадешь! Цель сложная. Бери второго пулеметчика! – прикрикнул на него политработник, продолжая наблюдать в бинокль за полем боя.

Валентин навел прицел на то место, где только что метким выстрелом уничтожил гитлеровца. Точно в соответствии с ожиданием опытного военного – старшего политрука – на его месте появился новый стрелок, вставший на место выбывшего. Цель четко была видна в оптическом прицеле. Сердце парня на мгновение замерло, дыхание остановилось, он нажал на спусковой крючок. Снова хлестко ударил выстрел.

– Снял! – прокомментировал его работу политработник. – Заряжай!

Едва Валентин схватился за рукоятку затвора, как откуда-то справа что-то громко заурчало, барабаня по воздуху ревущим нарастающим звуком и лязгом грохочущего железа. Он, пожилой политрук, ротный командир и находившиеся рядом солдаты разом обернулись в сторону, откуда послышался грохот и рев. В сотне метров справа от них, ломая тонкие стволы молодых деревьев, ветки, кустарник и подминая под себя невысокую растительность, прокладывала перед собой дорогу стальная боевая машина – танк. Вскоре он полностью показался из лесных зарослей и, немного довернув в сторону, с ревом пополз в направлении пахотного поля, где в это время брызгали огнем из пушек и пулеметов немецкие танки и бронетранспортеры. Направление их удара было уже определено. Целью являлась пара противотанковых пушек взвода артиллеристов. А потому они никак не ожидали внезапно появившегося из леса русского танка.

– Тридцатьчетверка, новая! – прокомментировал увиденное политработник, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как быстро двигалась бронированная машина по краю поля и внезапно остановилась.

Танк замер на месте, продолжая тарахтеть дизельным мотором. Башня его начала вращаться влево, наводя ствол пушки в направлении вражеской боевой техники. Его появление уже было замечено гитлеровцами, но в ответ они пока еще ничего не успевали сделать. Внезапность играла на руку смелым и отчаянным танкистам. Еще мгновение – и громыхнуло орудие, выстрел которого заставил встрепенуться всех, кто находился в паре сотен метров вокруг него. Бронебойная болванка вспорола метким попаданием корму одного из немецких танков, сразу остановив его. Вражеская машина дернулась и замерла на месте. Два танка, параллельно идущих с ним на позиции артиллеристов, начали набирать ход, стараясь быстро увеличить дистанцию и уйти с линии вероятного огня по ним. Башни на них начали поворачиваться в сторону внезапно возникшей опасности. Через пару секунд тридцатьчетверка снова ударила из своего орудия по врагу и метким попаданием в борт приговорила еще одного стального вражеского монстра к смерти. Не успевший скрыться немецкий танк моментально изрыгнул сноп искр в месте входа снаряда в броню, и на его корме вспыхнуло яркое пламя. Люки в его корпусе и башне начали распахиваться, и из них стали выскакивать члены экипажа.

Едва произведя выстрел из пушки по второму по счету танку, тридцатьчетверка, развернувшись, скрылась за деревьями так же внезапно, как и появилась.

– Вот это работа! Так бить немца можно! – закричал оглушенный звуками танкового боя политработник, тут же добавив, обращаясь к молодому солдату: – Давай, Валентин, по экипажам теперь бей! Работенка для тебя нашлась!

Боец спешно навел прицел винтовки на горящий вражеский танк, поймал в него одного из танкистов в черной форме и, затаив дыхание, плавно надавил на спусковой крючок.

– Твой! Молодец! – похвалил его разгоряченный идущим сражением политработник. – Давай следующего, только не торопись.

Валентин поймал в прицел очередного покинувшего горящую машину танкиста. Прицелился, замер, затаил дыхание, выстрелил. Результата он снова не увидел. Но по новому хвалебному выкрику старшего по званию понял, что снова успешно поразил цель.

Тем временем уцелевший немецкий танк изменил направление движения и начал разворачиваться, чтобы, по всей видимости, пойти по следу скрывшейся в лесу тридцатьчетверки и наказать ее за меткие выстрелы. Но, как и было предсказано несколько минут назад молодым солдатом, танк не справился с подмерзшей лишь сверху землей на пашне и начал вязнуть в черноземе, впустую вращая гусеницами, брызгая грязью во все стороны. Этим воспользовались выжидавшие свое артиллеристы. Взвод сорокапяток ожил, ударив залпом по вражеской технике. За первым хлопком выстрелов его пушек последовал второй, потом третий, четвертый. Бронебойные и осколочные снаряды посыпались на гитлеровские боевые машины. Получил свое и вспыхнул ярким огнем застрявший в земле танк. Схлопотал несколько звонких и брызгающих искрами попаданий в борт бронетранспортер, который загорелся. Участок пахотного поля под ярко палящим октябрьским солнцем жарко залил свет пылающих стальных машин.

– Валентин, по танкистам! – крикнул политработник молодому солдату.

Уже через пару секунд тот отреагировал на его призыв метким выстрелом. Завозившийся в люке механик-водитель танка не успел покинуть объятую пламенем машину и остался на ее броне, раскинув в стороны руки.

– Офицер у броневика! – разгоряченно, а оттого громко, заглушая шум боя, закричал пожилой политработник.

– Огонь по пехоте! – заорал, отдавая приказ своим бойцам, командир стрелковой роты.

Ручные пулеметы и винтовки солдат ожили почти разом, выкашивая все живое, что виднелось на поле перед ними. Валентин выстрелил на секунду раньше. Покинувший борт бронетранспортера немецкий офицер едва смог подняться в полный рост и что-то сказать одному из своих подчиненных, как был сражен метким выстрелом и рухнул на землю. Следом начало прибивать к земле остальных гитлеровцев, уничтожаемых пулеметчиками и пехотинцами. Гвоздили бронебойными снарядами по уезжающей на исходную позицию полугусеничной бронемашине артиллеристы, пока та не остановилась и не загорелась, облизываемая языками яркого пламени. Досталось и второй, но она успела скрыться в густом дыму, умело спрятавшись за ним от обзора наводчиков орудий противотанкового взвода.

Открытый участок поля перед ротой пехотинцев заволокло густой черной копотью. Противоположный лесной массив, что начинался за оврагом, недавно преодоленным вражеской бронетехникой, почти исчез из вида за непроглядным дымом. Шоссе и пространство по правой стороне возле него было занято пылающими машинами.

– Хорошо поработали, – резюмировал пожилой политработник, обводя взглядом устеленную поверженными немецкими боевыми машинами и телами гитлеровцев местность.

Едва он это произнес, как вдали, где-то впереди, прогремели раскаты артиллерийских залпов. Через десяток секунд все повторилось снова.

– По нам в ответ начали работать! – обернулся он в сторону находившегося поблизости старшего лейтенанта. – Не иначе как уже успели развернуть свои пушки.

– Значит, сейчас батарею сорокапяток первым делом накроют, – ответил ему, нахмурившись, ротный.

Едва он произнес эти слова, как первые выпущенные гитлеровцами снаряды упали на землю возле позиций взвода противотанковых пушек. Воздух содрогнулся от разрывов. Ввысь взметнулись куски подмерзшего сверху грунта. В стороны полетели оторванные ветви деревьев. Отовсюду посыпались еще не опавшие листья. Послышались громкие матерные крики пехотинцев, находившихся близко к местам падения снарядов.

– Уводи людей в лес! – закричал ротному пожилой политработник. – Накроют немцы сорокапятки и по нам ударят. Как пить – ударят. А мы окопаться не успели.

Старший лейтенант что-то произнес в ответ, рывком поднялся и бросился бежать вдоль залегшей на краю леса солдатской цепи, отдавая команды своим подчиненным на быстрый отход.

Тем временем снаряды продолжали сыпаться на головы не успевших вовремя свернуться и уйти бойцам батареи противотанковых пушек. Их разрывами перемалывалась земля и растительность в радиусе сотни метров вокруг. Комья земли и переломанные деревья падали на головы тех солдат, что оставались на месте, не имея возможности подняться, чтобы покинуть зону поражения.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Воздух наполнился мелкой оседающей густой пылью, едким дымом и запахом гари. Валентин почувствовал, как гудит у него в ушах, как тело сковано упавшими на него сверху грунтом, ветками и листвой. Еще через секунды он услышал слева от себя громкие крики и стоны раненых. Он поднял голову и увидел рядом пожилого политработника. Тот стряхивал с плеч и головы землю и всматривался в направлении размещения взвода артиллеристов.

– Я туда! Там явно сейчас помощь ребятам нужна, – произнес он, с трудом поднимаясь. – А ты уходи в лес за ротным и остальными.

Он бросил взгляд на молодого солдата. Потом отвернулся и продолжил пристально вглядываться в ту сторону, где только что рвались немецкие снаряды. Затем шагнул, шатаясь, в том направлении.

– Я с вами, товарищ старший политрук! – крикнул ему вслед Валентин.

Он решил не оставлять пожилого политработника одного, без своей помощи и поддержки. Решил пойти с ним. Принять участие в том бесспорно нужном деле, в котором будет сейчас участвовать этот человек, в последние дни ставший ему почти родным.

– В лес уходи, за ротным! – отмахнулся тот от парня. – Там сейчас для нас позиции готовятся, траншеи роют, противотанковые рвы. Здесь все равно не удержим рубеж. Место ровное, открытое, не подготовленное к обороне. Лес да канавы – все, что есть вокруг.

Едва он произнес последние слова, как вдали снова ударили раскаты артиллерийских залпов вражеских орудий.

– Уходи, Валентин! – крикнул он молодому солдату и побежал в направлении позиций, расстрелянных врагом сорокапяток.

Молодой солдат бросил взгляд на спину удаляющегося от него политработника. Ему не хотелось оставлять этого человека без помощи и поддержки. Но тот настойчиво учил его выполнять приказы старших по званию, соблюдать воинскую дисциплину. А потому сейчас у парня не оставалось ни капли сомнения в том, что слова этого человека не подлежат обсуждению. Если он так сказал, значит, оно так и нужно. Спорить и возражать никак нельзя.

Валентин повернулся в сторону леса и бегом направился в его глубину, стараясь нагнать тех, кто уже покинул оставленные позиции на краю пахотного поля и следовал за своим командиром. Через несколько секунд за своей спиной он услышал и почувствовал разрывы упавших гаубичных снарядов. Земля застонала от тяжелых ударов по ней, деревья в лесу задрожали от накатов взрывных волн и разлетающихся в стороны осколков.

Его мгновенно сбило с ног. На бегу он упал головой вперед, растянувшись на мерзлой и покрытой тонкой ледяной коркой траве. Волна взрывов прокатилась по лесу, осыпая всех, кто находился в нем, градом падающих веток, грунта, листвы и осколков. Земля дрожала, а воздух над ней проносился со скоростью ураганного ветра, ломая и круша все вокруг.

Валентин почувствовал, как его тело сдвинулось вперед на несколько сантиметров от взрывной волны, ударившей по ногам, по ступням, едва не сорвав с него амуницию и вещмешок, что был на спине. Подолы шинели задрало резким порывом, а сверху на него упала крупная и тяжелая ветка, сбитая с дерева. Следом за ее падением парня осыпало древесной корой, комьями мерзлой земли, листвой и травой. Ноздри начал драть противный запах отработавшего в большом количестве взрывчатого вещества. Уши на несколько секунд заложило, и он почти полностью перестал что-либо слышать.

Валентин приподнял голову, с испугом открыл глаза и бегло осмотрелся. Вокруг какое-то время ничего видно не было от взвеси осыпавшейся сверху пыли и мелкой, еще падающей листвы с деревьев. Через полминуты все это осело на земле. Разрывы снарядов прекратились. Слух начал постепенно возвращаться к нему. Первое, что попалось на глаза молодому солдату, были его товарищи, также лежавшие на земле, оттого что были сбиты с ног воздушной волной или заранее легли так, как этому учили в запасном полку. Бойцы вставали, осматривались вокруг, поднимали с земли оружие, ругались, громкими криками звали по именам товарищей, кого не могли быстро найти беглым взглядом рядом с собой.