Кошка в сапожках и Маркиз Людоед

– Голубую ленту? – встрепенулась я.

– В этих краях считается, что ведьмы любят яркие цвета, а голубой им противен, потому что это – цвет небес. Жители заказали местному ткачу самую длинную ленту, которую только можно было вообразить. Из голубых ниток, разумеется. Эту ленту проложили границей вокруг города, и мороз утих. В память об этом у нас до сих пор красят окна и двери голубой краской – чтобы прогнать злые чары.

– Не лучше ли красить в белый? – предположила я. – По идее, белый должен отпугивать ведьм лучше голубого.

– Но снег пока не отпугнул ни одну ведьму, – хитровато прищурился аптекарь. – Скорее всего, легенду о голубом цвете поддержал тот факт, что в наших местах очень много синильных цветов. Здесь повсюду растёт Ísatis tinctória – синиль, как называют её местные. У нас, вообще, много цветов. Увидите, как тут всё преобразится весной. Уверен, что нет места прекраснее, чем Шанталь-де-нэж во время цветения.

Я пропустила мимо ушей его слова, воспевающие этот город, и спросила:

– Но ведь это было двадцать лет назад? Всё это печально, но не пора бы уже позабыть ту давнюю трагедию?

– Забудешь тут, – пробурчал Планель, а Ферет посмотрел на меня насмешливо-грустно.

– Понимаю, почему вам это кажется далёкой далью, – сказал он. – Двадцать лет назад вас ещё и на свете не было, Кэт. А здесь память о том времени жива и будет жить очень долго. Каждый в городе двадцать лет назад потерял кого-то из родных или близких.

Слова насчет моего двадцатилетнего возраста я тоже пропустила мимо ушей, хотя господин Ферет безбожно мне польстил, и это было так же безбожно приятно.

– Мы не потеряли, – вставил господин Планель. – Нас было восемь парнишек, нас впустили в замок, и мы перезимовали все.

– Вам повезло, – ответил Ферет. – А вот у госпожи Броссар замёрзли мать и отчим – всего-то вышли, чтобы покормить и подоить коров. Она осталась одна, совсем молоденькая, с двумя младшими братьями и новорождённой сестрой на руках. Вы видели её, эту сестру – Надин Арно.

– Сестра мадам Броссар? – изумилась я. – Никогда бы не подумала…

– Согласен, – усмехнулся аптекарь. – У госпожи Броссар такой… м-м… суровый характер, что неудивительно, что жених от неё сбежал.

– Не говори, чего не знаешь, Феликс, – тут же вмешался господин Планель. – Она стала такой именно после того, как Гаспар сбежал. А до этого Жозефина была той ещё финтифлюшкой. Помню, она носила короткие полосатые юбки и утверждала, что так модно в столице – мол, сама королева такие носит, – он хохотнул, но потом помрачнел. – Да, и с Гаспаром неловко получилось. Не ожидал от него. Честно – не ожидал. А Жозефина, как видишь, любила его по-настоящему. Даже замуж не пошла, так и осталась одна.

– Мы все не ожидали, – заметил Ферет.

– Кто такой Гаспар? – уточнила я. – И почему вы говорите про мадам Броссар, что она не пошла замуж? Я думала, она – вдова? Она же – мадам?

– Поправочка, – аптекарь вскинул указательный палец, останавливая меня. – Это вы, барышня иностранка, называете её «мадам». А мы называем просто – госпожа Броссар. Это её девичья фамилия. А фамилия её отчима была Арно. Поэтому – Жозефина Броссар и её сестра Надин Арно.

– Как всё запутано, – приложила я руку к сердцу. – Но продолжайте. Гаспар сбежал, это больно ударило мадам… о, Боже… придётся теперь мне тоже называть её госпожа Броссар. Скорее всего, она приняла мои слова, как насмешку…

– Вот поэтому вам лучше знать, что происходит в этом городе, – утешил меня Ферет. – Не волнуйтесь, мы с дядюшкой Перси всё вам расскажем, и вы больше не попадёте впросак. Господин Гаспар был тут раньше аптекарем, а ещё тут был доктор Каннинг, и оба они исчезли, когда произошло несчастье с младшим братом милорда Огреста и его женой.

– Лучше бы ты не болтал, Феликс, – не слишком уверенно сказал господин Планель. – Тем более в этой болтовне – ни слова правды.

– Рано или поздно барышня Ботэ услышит об этом, – возразил аптекарь. – Лучше пусть узнает сейчас

– Милорд – святой человек, – упрямо повторил Планель.

– Ой, да продолжайте уже! – взмолилась я. – При чём тут смерть родителей Марлен и «святой» месье Ноэль?

– Феликс… – покачал головой Планель, но потом замолчал.

– Видите ли, – аптекарь задумчиво потёр переносицу, – многие в этом городе убеждены, что милорд Огрест имеет прямое отношение к смерти лорда Шарля, леди Юджени, а так же к исчезновению доктора Каннинга и господина Гаспара. Собственно, поэтому его и называют за глаза милым прозвищем лорд Огр. Людоед.

– Какие интересности вы мне рассказываете, – сказала я. – А чем эти слухи подкреплены? Месье Планель сказал, лорд и леди утонули в озере.

– Так сказал милорд Огрест, и я ему верю, – Планель воинственно вскинул голову. – Каннинг давно хотел уехать к морю, это мы все знали, а Гаспар, похоже, сбежал вместе с передвижным театром. В то лето они как раз у нас представляли.

– Сбежал накануне свадьбы? – невинно поинтересовался Ферет.

– Мало ли что могло произойти, – не сдавался Планель. – Выпил лишнего, увлёкся, а потом было стыдно показаться на глаза Жозефине. Тогда на представлении Гаспар очень восхищался одной актрисочкой – она играла Коломбину. Они даже поссорились с Жозефиной из-за этого. Чего не бывает – ударило в голову, и пошё-ёл!

– Может и так, – согласился аптекарь. – Никто не знает, что тогда произошло. Только одно известно – через несколько дней после рождения барышни Марлен лорд Шарль и леди Юджени погибли, доктор Каннинг и аптекарь Гаспар Монтеро исчезли, а милорд Огрест рассчитал всех слуг в замке, и все они – смею заметить – тут же уехали из Шанталь-де-нэж.

– Потому что все были – приезжие, – сказал Планель. – Зачем им здесь оставаться? А Гаспар удрал с комедиантами. Они уехали ночью, это подозрительно.

– А ещё в ту ночь уехали обозы с дровами на продажу, – подкинул «полешков» Ферет. – В этих обозах можно было парочку медведей вывезти, и никто бы не заметил.

– Ты на что намекаешь? – ощетинился Планель.

– В самом деле, – поддержала я его, – на что вы намекаете, месье?

– Ни на что, – заверил нас Ферет. – Просто рассказываю, чему сам был свидетелем. Не забывайте, всё это происходило при мне, дядюшка Перси. И исчезновение мастера Гаспара было для меня настоящим ударом. А когда я понял, что пропал и доктор – сам подумывал исчезнуть. Ведь мне только-только присвоили третью степень, я ещё и фармакологом не работал, был помощником на подхвате, а с тех пор пришлось отдуваться за двоих. И у большинства горожан своя версия, почему так неожиданно погибли молодые лорд и леди, и почему исчезли два городских медика, которые засвидетельствовали их смерть.

– Нагло врут, – отрезал господин Планель.

– Возможно, – согласился аптекарь. – Но многие убеждены, что это милорд Огрест убил своего младшего брата и невестку, а потом избавился от докторов, которые могли бы подтвердить убийство.

– Врунам, которые пустили этот слух, языки надо повырывать! – вскипел Планель, как кофе.

– Но все мы понимаем, откуда пошли эти слухи, – мягко заметил Ферет.

Вместо того чтобы броситься на защиту «святого» милорда Огреста, Планель замолчал и понурился.

– А откуда пошли слухи? – спросила я, чувствуя, что голова идёт кругом от дел, которые творились в тихом и хорошеньком городе Шанталь-де-нэж.

– Всё дело в том, что леди Юджени была невестой милорда Ноэля, – объяснил аптекарь. – Они были обручены, свадьбу должны были сыграть под Новый год, осень милорд провёл в столице – заключал новые контракты и закупал подарки к свадьбе, а когда вернулся – обнаружил, что его невеста уже тайком обвенчалась с лордом Шарлем.

– Да вы что… – потрясённо произнесла я, внимательно наблюдая за господином Планелем, но тот и не думал возражать – сидел, понурившись. – Какие страсти у вас тут разыгрываются, хотя с виду всё так спокойно. И как милорд Ноэль отнёсся к этой новости?

– Он был не в восторге, – дипломатично ответил Ферет.

– Да ладно! – прорезался голос у господина Планеля. – Милорд сильно злился, примерно, час. А потом простил их. Если бы он хотел их прибить, то прибил бы сразу. Зачем было ждать год?

– Милорд вернулся в конце ноября, – продолжал аптекарь. – О венчании ему стало известно не сразу. Леди Юджени и лорд Шарль поначалу скрывали – не знаю уж, на что рассчитывали. Может, хотели сбежать. Может, надеялись, что милорд Ноэль сам расторгнет помолвку по тем или иным причинам. Но в декабре, перед самой свадьбой всё открылось. А в августе следующего года леди Юджени родила прелестную девочку, и всем, кто знал Огрестов, было видно, что малышка очень похожа на лорда Ноэля и совсем не похожа на беднягу Шарля. А то, что милорд безгранично любит Марлен – это ни для кого не секрет.

– Она – его единственная племянница, – буркнул Планель. – Как ему её не любить?

– Это само собой, – кивнул Ферет. – Но ходят слухи, что Марлен – совсем не племянница, а дочь милорда Огреста. И несчастье с леди Юджени и лордом Шарлем случилось именно после рождения Марлен. Вот вам и ответ, почему надо было ждать год.

– Да быть такого не может, – шумно вздохнул господин Планель. – Милорд до свадьбы никогда бы к леди Юджени не прикоснулся.

– Мы и подумать не могли, что лорд Шарль тайком обойдёт старшего брата, – заметил аптекарь, а потом обратился ко мне: – Вы не осуждаете меня, Кэт? Что я затронул такую щекотливую тему? Не следовало юной и неискушенной девушке знать об этом, но я сделал это из лучших побуждений. Милорду Огресту не слишком приятны воспоминания о тех временах. Я не раз видел, как он приходил в ярость, когда кто-то отмечал слишком большое сходство его и Марлен. Мне не хотелось, чтобы вы испытали эту ярость на себе.

– Нет, не осуждаю, – сказала я медленно, обдумывая всё то, что только что услышала. – Я даже благодарна вам, месье. Когда приезжаешь в новый город, лучше сразу узнать – кто есть кто. Так меньше наделаешь ошибок, за которые потом придётся расплачиваться.

– Спасибо, – искренне поблагодарил меня Ферет. – Я рад, что вы всё поняли правильно. Если хотите, я расскажу вам обо всех жителях города.

– Когда будет свободная минутка, обязательно к вам наведаюсь, – заверила я его с улыбкой. – Есть ещё что-то про Огрестов?

Аптекарь пожал плечами:

– Вроде, больше ничего. Но вот упаси вас небеса напомнить Лиленбруку про его внуков…

– А что с ними? – удивилась я.

– В первый месяц работы я посмел сказать старику Сальватору, что видел его внуков – на загляденье крепкие и здоровые мальчишки, – сообщил Ферет, как огромную тайну, – и четверть часа выслушивал ругательства и проклятья, а также заверения в том, что нет у него никаких внуков.

– Как загадочно, – заметила я, надевая перчатки.

– Лиленбрук поссорился со своей дочерью, – объяснил Ферет, – когда она вопреки его воле вышла за нашего учителя из церковной школы. Старик так и не признал этого брака, не разговаривает с дочерью и видеть не хочет внуков…

– Спасибо, что предупредили, – сказала я, поднимаясь с круглой табуреточки, на которой до этого сидела, – теперь я точно не повторю ваших ошибок. Но нам пора, месье Ферет. Мы ведь взялись привезти капли для Марлен, а вместо этого наслаждались вашим прекрасным кофе и не менее прекрасным рассказом. Теперь поторопимся, месье Планель, – обратилась я к конюху.

– Поторопимся, – уныло отозвался он, вставая и надевая шапку.

– Заглядывайте, Кэт! – сказал на прощанье аптекарь. – Я точно не упрекну вас за красные сапоги!

Я помахала ему рукой, села в сани, сначала смахнув нападавший снег с сиденья, и перестала улыбаться только когда лошади бодро побежали по улице, подгоняемые хлыстом и свистом господина Планеля.

– Что-то мы и правда там подзадержались, – сказал он, оглядываясь на меня через плечо. – А вам Ферет понравился, как я посмотрю.

– Очень милый молодой человек, – ответила я.

Но про себя подумала: «Не слишком-то он мне и понравился, дядюшка Перси. Если быть честной – совсем не понравился».

Глава 5. Завоевать принцессу

Когда мы вернулись в замок Огрестов, в коридоре первого этажа нас уже дожидалась госпожа Броссар. Она находилась в крайне недобром расположении духа и мерила шагами ширину лестницы, прохаживаясь туда-сюда у её основания.

– Почему так долго? – встретила госпожа Броссар нас упрёками. – Где вы были?

– В аптеке, – кротко ответила я, передавая ей капли. – Забрали мятные леденцы для Лоис. Пришлось немного подождать, но месье Ферет сказал, что ничего страшного.

– Ничего страшного, – проворчала госпожа Броссар. – Для него, может, и ничего страшного.

– Отдам леденцы, – так же кротко сказала я и пошла в кухню.

Лоис колдовала у плиты, и находилась в ещё более ужасном расположении духа, чем госпожа Броссар.

– Омлет ей не понравился, – тут же выложила мне кухарка. – А какао только попробовала – и сразу скривилась. А какао, между прочим, я варю отличный!

– Даже не сомневаюсь, – поддакнула я, положив на стол пакетик с леденцами. – Мне кажется, госпожа Броссар слишком строга.

– При чём тут госпожа Броссар? – Лоис рывком переставила кастрюлю с плиты на металлическую подставку, и обернулась ко мне, вытирая руки передником. – Барышне Марлен отказалась есть. Если милорд узнает, он мне точно голову оторвёт…

– Но это же не ваша вина, – попыталась я её утешить, слегка смущенная, что вроде как подумала о госпоже Броссар незаслуженно плохо.

– Вряд ли он оторвёт голову барышне Марлен, – вздохнула Лоис. – Вы принесли мне леденцы? Очень мило. Благодарю.

– Пойду, сниму пальто, – сказала я и сбежала, оставив Лоис наедине с её переживаниями.

То что Марлен – чрезвычайно избалованная девица, это понятно. И уж, наверняка, закормленная всякими вкусными блюдами и сладостями. Хорошо бы накормить её чем-то очень вкусным, чтобы удовлетворить её запросы, и в то же время лечебно-питательными, чтобы осталась довольна госпожа Броссар. И чтобы Лоис обрела душевное спокойствие.

Зайдя в свою комнату, я снова обнаружила, что возле камина лежат новые поленья, что зола вычищена, и кресало и кремень лежат рядом с новой свечой. Лоис – настоящее золото, судя по всему. Работала и за кухарку, и за горничную. Оставалось надеяться, что маркиз Людоед платил ей достойное жалованье.

Я сняла пальто, шапочку, размотала тонкую козью шаль, которую носила вместо шарфа, переобулась в домашние туфли, и только тогда заметила, что Лоис снова заглядывала в кулинарную книгу, оставленную мне папой. На этот раз она оставила её раскрытой на странице с Императорской кашей. Прежде, чем закрыть книгу, я невольно пробежалась взглядом по строкам:

«Возьмите полгорсти лимонных и апельсиновых цукатов, горсть самого сладкого изюма без косточек, две горсти греческих орехов, ошпарьте кипятком и прокалите до сухости на чугунной сковороде. Потом возьмите самые лучшие, самые жирные сливки, налейте их на три пальца в чугунок, который используется только лишь для молока, поставьте в печь и ждите, когда сливки оттопятся, и на поверхности появится толстая плёнка. Немедленно снимайте её плоской широкой ложкой и перекладывайте на фарфоровое блюдо, дожидаясь появления следующей плёнки. Складывайте их друг на друга, стараясь не порвать…».

– Императорская каша, – задумчиво произнесла я, закрыв книгу и погладив переплёт. – А почему бы и нет, в самом деле?

Императорская каша отличается изысканным вкусом, она легка для желудка и приятна для души, и в то же время – необычайно питательна. К тому же, если она нравится особам королевской крови, то точно должна понравиться маленькой принцессе, которая отказалась есть омлет.

– Идём в кухню, – скомандовала я сама себе, сунула кулинарную книгу под мышку, и решительно вышла из комнаты.

Спустившись на первый этаж, я успела заметить, как мелькнул за входной дверью плащ господина маркиза – он только что вышел из дома. Не удержавшись, я подошла к окну, затянутому морозным узором снизу до верха, протопила пальцем «глазок» и посмотрела вслед милорду Огресту. В этот раз он шёл, не оглядываясь. Он ступал по утоптанному снегу твёрдо, не боясь поскользнуться, и я подумала – а правда ли, что невеста изменила лорду Огру с его братом? Если брат был улыбчивым, весёлым, и не стал ждать до свадьбы с поцелуями – то почему бы и нет? Какой девушке захочется получить в мужья не мужчину, а снеговика? А если слухи не врут, и Марлен – действительно, не племянница, а дочь? В этом случае, молчание отца тоже можно понять – или объявить Марлен незаконнорожденной, рождённой в грехе, или оставить ей доброе имя. Тогда – двойная трагедия, что дочь не любит своего отца.

Как же всё запутано в этом семействе…

Я отошла от окна и задумчиво перелистала книгу.

В любом случае, мне не должно быть дела до семейных тайн Огрестов. Для меня Марлен – маленькая девочка, которой нужна моя помощь, и от которой зависит моё собственное благополучие. Поэтому надо постараться завоевать принцессу. Превратиться на время в сказочного рыцаря, который победит ужасного дракона, и разрушит злые чары.

Эта мысль мне очень понравилась, и я, ворвавшись в кухню, тут же изложила Лоис свой план.

– Императорская каша? – заинтересовалась она. – Почему бы и нет, барышня? Но её же готовить, наверное, сложно, как торт? И где мы возьмём рецепт?

– Не так уж и сложно, – сказала я, деловито похлопав по переплёту книги. – А рецепт у нас есть. Вы ведь уже смотрели его.

– Я? – испуганно переспросила Лоис. – Что вы, барышня, откуда мне знать королевские блюда? Я умею готовить профитроли, шоколадный торт, могу сделать безе – меня повариха госпожи Миттеран научила, но императорскую кашу…

– Разве вы не смотрели мою книгу? – удивилась я.

– Вашу книгу?! – тут кухарка перепугалась по-настоящему. – Небеса святые! Да я никогда бы не осмелилась прикоснуться к вашим вещам, а…

– Спокойно, – прервала я её, открывая книгу на нужной странице, – произошла ошибка. Не волнуйтесь, я ни в чём вас не обвиняю, просто сболтнула глупость. Итак, для императорской каши нам нужны сливки, молоко, манная крупа… – я зачитала весь рецепт и вопросительно посмотрела на Лоис. – У нас всё есть? Или надо попросить месье маркиза что-то прикупить?

– Есть всё, – она слушала внимательно, морща лоб. – Можно я потом запишу этот рецепт? Я собираю такие рецепты. В наших краях, знаете ли, мало кто умеет готовить блюда королевской кухни.

– Перепишете хоть все, – щедро разрешила я. – А теперь давайте начнём готовить. У меня дикое желание угостить Марлен этой вкуснотой. Уверена, что лишь попробовав эту прелесть, эту амброзию, наша капризулька сменит гнев на милость и перестанет считать меня ведьмой.

– Как вы смешно говорите! – Лоис хихикнула, но сразу приняла серьезный вид и кивнула. – Я приготовлю продукты, барышня.

– И фартук, пожалуйста, – скомандовала я, положив книгу на стол и начиная закатывать рукава. – Я не догадалась привезти с собой фартук.

– Сейчас я вам всё принесу, – с готовностью ответила кухарка. – Императорская каша! Госпожа Миттеран лопнет от зависти, когда узнает!

Я не была знакома с госпожой Миттеран, но судя по рассказам Лоис, эта дама отличалась любовью к изысканным кушаньям. Что ж, императорская каша пришлась бы ей очень по вкусу.

Мы сварили манную крупу по всем правилам – засыпали тонкой струйкой через сито в молоко, вскипяченное с мёдом, и доводили до ума помешивая, чтобы каша получилась густой, но не слипшейся в комочки. Чтобы каждая крупиночка отделялась от крупиночки, и чтобы не изменился цвет – будто в кастрюлю положили несколько горстей рассыпчатого лёгкого снега.

Но сварить правильную кашу – это только полдела.

Поставив её в тёплое место, чтобы она тихонько отдыхала и осознавала саму себя, мы с Лоис занялись начинкой и пенками.

О, эти пенки! Помучиться с ними пришлось, но мучения того стоили! Шесть драгоценных блинчиков из топлёных сливок были торжественно положены стопкой на фарфоровое блюдо – такие же белоснежные, как каша, с чуть заметным кремовым оттенком, ничуть не похожие на пенки, которые образуются на поверхности кипяченого молока, и которые так недолюбливают капризные детишки.

К этому времени я закончила рубить цукаты, орехи и изюм, и мы с почтительностью истинных придворных начали укладывать Её Величество Кашу в глиняный горшочек, перемежая пенками, фруктовым джемом, посыпая орехами и изюмом, добавляя лимонные и апельсиновые цукаты, а трон… то есть печь уже ждала, чтобы принять в свои пылкие объятия венценосную особу.

Я засекла ровно двадцать минут, и после этого горшочек был с не меньшими почестями извлечён и водружен на стол, а затем я с огромной осторожностью выложила кашу на самую красивую десертную тарелку, стараясь не потревожить слои, и первая порция была торжественно предложена на пробу госпоже Броссар. Я решила не действовать за спиной доброй нянюшки, чтобы не возникло недопониманий и обид.

Когда госпожа Броссар подносила ложку ко рту, я внимательно следила за дамой. Она попробовала совсем немного, тщательно прожевала, сохраняя абсолютную невозмутимость, а потом медленно, словно нехотя, кивнула:

– Да, это подойдёт. Благодарю, барышня Ботэ. Я отнесу Марлен кашу.

– Разрешите мне это сделать, – попросила я. – По-моему, это – замечательный способ наладить отношения между ученицей и учительницей.

– Мне кажется, это неразумно, – холодно ответила госпожа Броссар. – Все мы помним, чем закончилась ваша встреча в последний раз.

– Это было недоразумение, – я улыбнулась как можно дружелюбнее. – И тем более важно поскорее его развеять. К тому же, – заметила я как бы ненароком, – месье маркиз разрешил…

– Милорд Огрест разрешил?

Вот тут-то маска невозмутимости дала трещину!

Госпожа Броссар так и впилась в меня взглядом, а я подтвердила, улыбаясь всё шире:

– Месье Огрест сказал, что предоставляет мне все полномочия, и я могу действовать на своё усмотрение.

– Может, вы неправильно его поняли? – уточнила она.

– Мне кажется, месье маркиз выражается достаточно чётко, а я неплохо слышу.

Это был хороший довод, и добрая нянюшка сдала позиции, но сдаваться полностью не собиралась.

– Я уточню у милорда, – сказала она сухо.

– Конечно, уточняйте сколько вам угодно, – разрешила я, взяла подготовленное Лоис блюдо, накрытое фарфоровой крышкой, чтобы не остыло, и отправилась к Марлен.

Поднявшись по лестнице, я не удержалась и посмотрела на госпожу Броссар, стоявшую на первом этаже. Она тоже смотрела на меня – задумчиво нахмурившись, а когда наши взгляды встретились, сделала вид, что занята смахиванием невидимых пылинок с перил.

Круто развернувшись на каблуках, она отправилась в кухню, громко позвав:

– Лоис! Приготовьте ветчину. Сегодня милорд будет поздно, он не хочет никого беспокоить, когда вернётся.

Я фыркнула и поспешила в детскую, где капризуля Марлен соблюдала постельный режим по рекомендации господина Ферета.

Наверное, надо было постучать, но я этого не сделала. Мне хотелось застать Марлен врасплох. Люди, застигнутые врасплох, открывают свою настоящую сущность. Кто знает, может, я увижу сейчас, как маленькая принцесса отрывает куколкам головы?

Держа поднос на левой ладони, правой рукой я осторожно толкнула дверь в детскую, и она открылась легко и без скрипа. Я заглянула в щёлочку и первое, что увидела – пустую кровать со смятой подушкой и отброшенным одеялом.

Так, принцесса нарушает указания врача и не желает лежать в постели…

Приоткрыв дверь пошире, я оглядела комнату.

Марлен стояла там же, где я увидела её утром – у стены. Прижалась к ней щекой и замерла, будто пытаясь что-то услышать. Хотела узнать – у себя я или нет?

Мне были видны круглая румяная щёчка, точёный профиль, белоснежный лоб под иссиня-чёрной прядью, и чёрные-чёрные пушистые ресницы – сейчас опущенные. Марлен стояла, закрыв глаза, и не заметила меня.

Я так же осторожно прикрыла дверь, и постучала.

Выждала несколько секунд и открыла её снова.

Марлен уже лежала в постели, как самая примерная девочка, и даже не повернула голову, чтобы посмотреть, кто зашёл в комнату. Делала вид, что спала, а ресницы дрожали, выдавая её с головой.

– Ещё раз здравствуй, Марлен, – произнесла я как можно ласковей. – Утром мы немного друг друга не поняли, я напугала тебя и сейчас пришла за это извиниться.

Мне было видно, как девочка сжала губы, но глаза не открыла. Она лежала на спине, сложив руки на груди, чёрные волосы струились по подушке мягкими волнами, и я вдруг поняла, кого мне напоминает эта маленькая капризная особа. Принцессу Белоснежку, которая спала в хрустальном гробу, ожидая своего принца.

– Принесла тебе кое-что очень вкусное, – продолжала я, поставив поднос на стол. – Госпожа Броссар попробовала и одобрила. Ты когда-нибудь ела Императорскую кашу? Это любимое лакомство нашего короля.

Ресницы «Белоснежки» опять задрожали, но она не пошевелилась – будто и правда спала.