Хранители Севера

«Что-то не так.»

Пальцы сами собой легли на резную рукоять кинжала, висевшего у бедра. Холодная кость гладкого дерева и шершавая насечка на металле успокаивали. В этот самый миг в дверь прозвучал резкий, настойчивый стук. Один удар, второй. Она рванула дверь на себя, так и не отпуская рукоять кинжала, и взглянула прямо в суровое, обветренное лицо незнакомого мужчины в алом плаще. Тот, не ожидая такого стремительного появления, на мгновение замер, но тут же, с вымуштрованной вежливостью, чуть склонился в коротком поклоне:

– Простите, если потревожил вас, принцесса. По приказу командира, выезжаем в Белград через час. Будьте готовы.

Мелисса, не сводя с него холодного взгляда, лишь хмуро кивнула, сжимая пальцы на дверном косяке:

Рыцарь поклонился ещё раз, уже чуть ниже, и растворился в клубящемся хаосе коридора, где уже слышались торопливые шаги, звяканье доспехов и приглушенные команды. Резко захлопнув за собой дверь, она вышла в коридор. Сделала всего пару шагов, как мимо неё с шумом пронёсся запыхавшийся юноша-оруженосец, волоча за спиной тяжёлую кожаную сумку. Грубая лямка глубоко впилась в его худое плечо, лицо было раскрасневшимся от натуги, а дыхание сбивалось на бегу. Мелисса молча отступила в сторону, покачав головой. И не стучась, повернула дверную ручку и распахнула дубовую дверь в комнату подруги.

Воздух в комнате был густым и спёртым, пах мятой, дымом от потухшей свечи и сладковатым, тревожным запахом крови. Бернар сидел на краю грубой деревянной кровати. Его ловкие пальцы, обычно такие уверенные в держании меча, теперь с нежностью касались раны на виске Талли. Он наносил тонкий слой мази, и та блестела на её бледной коже, словно влажное серебро, отбрасывая блики от тусклого света из окна. На столике рядом стоял маленький медный таз с водой, где плавали розовые разводы и одинокий, окровавленный клочок ткани. Дверь скрипнула, впуская узкую полосу света из коридора, и в комнату вошла Мелисса, бесшумно прикрыв её за собой.

– Все в порядке?

Талли медленно повернула к ней голову, и на её лице дрогнула слабая, старательная улыбка.

– Подумаешь, пара царапин.

– Я зашил. Всё заживёт. – без тени шутки или улыбки отозвался Бернар. Он оторвал взгляд от своей работы и вытер пальцы о серую, грубую полоску ткани, полностью игнорируя показное веселье подруги. Его глаза были серьезны.

– Вы слышали? – Мелисса скрестила руки на груди, чувствуя холод деревянного косяка под плечом, на которое оперлась. – Выезжаем через час.

Юноша резко, почти с раздражением, швырнул остатки бинтов в свою потертую кожаную сумку.

– Не слабо их напугало это нападение.

– Что?! – Талли рывком попыталась приподняться на локтях, но лицо её тут же исказилось от боли, и она с театральным, но вполне искренним стоном рухнула обратно на жесткие подушки, беспомощно раскинув руки. – Нет, только не это… Я просто хотела выспаться. Хоть немного, на настоящей кровати… – простонала она, закрыв глаза ладонью, и в её голосе прозвучала настоящая, детская усталость.

– А я рад, – сказал Бернар, мрачно глядя на неё сверху. Его широкая фигура заслонила скудный свет от окна, и тень легла на её лицо, скрыв его выражение. – Чем быстрее доберёмся до дворца, тем быстрее вернёмся обратно.

Мелисса молча кивнула соглашаясь, но бросив взгляд на подругу, она заметила мимолетную, но отчетливую тень разочарования в её глазах – ту, что та даже не пыталась спрятать за маской усталости.

ДВОР

Ровно через час, с первыми робкими лучами солнца, которые только-только начали золотить самые высокие крыши и верхушки деревьев, отряд был готов к отправке. Воздух был холодным и колким, пар от дыхания людей и лошадей клубился белым туманом. Брайан отдавал последние, отрывистые приказы, его голос был глух и лишён всяких эмоций.

Мелисса подошла к своему вороному коню. Она положила ладонь на его горячую, бархатистую холку, почувствовав под кожей напряжение готовых к движению мышц. Ей пальцы сами собой, по привычке, проверили каждую пряжку, каждый ремень уздечки и подпруги – всё должно было сидеть идеально, надёжно. Впереди был долгий путь, и любая оплошность, даже самая мелкая, могла обернуться гибелью. Она опустила стремена на палец ниже обычного – на случай, если придётся резко спрыгивать.

В отряде чувствовалась разительная перемена. Те самые мужчины, что ещё вчера громко хохотали за кружками крепкого эля, сейчас хранили гнетущее, мрачное молчание. На их лицах читалась усталость, но куда больше напряжение и настороженность. Некоторые украдкой поглядывали на немногочисленных асуров в их отряде, и те самые страшные сказки про «северных демонов» внезапно перестали казаться такими уж нелепыми.

Девушка подняла голову. Небо над ними было без единой тучи, но почему-то казалось, что над самым затылком по-прежнему нависает что-то тёмное, опасное. Рядом Талли, пересилив боль и усталость, ловко и легко вскочила в седло своего жеребца. Один короткий, упругий толчок, и она уже сидела идеально прямо, поводья лежали в её уверенных руках. Бернар, не переставая хмуриться, с силой дернул за крепление её дорожной сумки, проверяя надежность узла. Девушка, как ни странно, даже не попыталась поддеть капитана ни одной своей колкой фразой. Его сжатые челюсти, напряжённые плечи говорили сами за себя – сейчас было не до игр и не до шуток.

«Ничего, – мелькнуло у неё в голове, и уголок губ дрогнул в подобии улыбки. – Придумаю что-нибудь веселое и язвительное, когда мы доберёмся до дворца», – подумала она, украдкой бросая на него быстрый взгляд.

Когда все приготовления были завершены, во дворе постоялого двора воцарилась гулкая тишина. Все замерли в ожидании, взгляды устремились к Адриану. Ждать пришлось недолго.

– Вперёд! – его голос решительно разрезал утреннюю морозную тишину.

Отряд рванул с места. Десяток всадников помчались вперёд, поднимая вихри из снежной крупы и мёрзлой земли. Копыта забили по утрамбованной дороге глухим, яростным барабанным боем. Они неслись вперёд, навстречу белоснежным стенам Белграда, которые виднелись на горизонте далекой и пока ещё недостижимой точкой.

Глава 9

Яркое, беспощадное солнце висело в зените, словно раскалённый щит. Оно заливало всё вокруг золотистым светом. Его лучи пробивались сквозь листву платанов, отбрасывая на дорогу замысловатые тени, будто рассыпанные по земле узоры старинного кружева. Воздух дрожал над дорогой, как над кузнечной наковальней. Высоко над городом медленно плыли белые облака.

Гул копыт становился громче. Он вплетался в шум Белграда – грохот колёс, звон телег, визг мальчишек, крики торговцев с рыночной площади. Взмыленные лошади с раздувшимися ноздрями несли всадников по улицам, обдавая прохожих вихрем пыли и пара. Сначала мимо проносились скромные дома – побелённые, с выцветшими крышами и аккуратными палисадниками, где в глиняных горшках алели цветы. Чем ближе к центру, тем внушительнее становились фасады: высокие особняки знати с колоннами, как резьба из слоновой кости, витражи, в которых играло солнце, рассыпая на мостовую синие, багряные, золотистые блики. Впереди уже вырисовывались золочёные шпили дворца.

Проезжая через торговый квартал, отряд погрузился в гул. Воздух дрожал от голосов – продавцы перекрикивали друг друга, будто боролись за каждую секунду внимания. Они размахивали товарами, выставляли под солнце блестящие ткани, разрезали фрукты на сочные дольки, демонстрировали амулеты, ещё тёплые лепёшки с корочкой, пышущей жаром.

–Сладкие персики! Мягкие, как губы красавицы! – выкрикивал румяный торговец, щедро поливая фрукты водой из медного ковша.

– Шёлк, что тоньше паутины! Расцветки, как закаты над Изумрудным заливом! – нараспев звала стройная девушка, разворачивая рулоны ярких тканей с изяществом танцовщицы.

– Обереги от дурного глаза! Освящённые в храме! – гремел старик, потрясая связкой амулетов, блестящих клыков и кусочков бирюзы на кожаных шнурах.

У старинного фонтана, перед зданием городской стражи, стоял бродячий актёр. Его плащ был поношен, локти протёрты, но глаза горели. Он с жаром разыгрывал сцену из «Саги о героях Королевства», выкрикивая реплики так, будто сам был на поле битвы. Толпа, сгрудившись полукругом, с любопытством следила за каждым движением. Кто-то бросил монету, и она со звоном покатилась по мостовой, прямо под копыта жеребца Талли. Лошадь резко взвилась на дыбы, захрапела. Девушка едва удержалась в седле, крепче сжав поводья. Отряд резко сбавил ход, но уже через секунду восстановил строй.

Тем временем улицы столицы продолжали жить своей безмятежной жизнью. Люди едва ли замечали вооружённый отряд, проносящийся мимо. Дамы в воздушных платьях пастельных тонов неспешно гуляли по улицам, изящно покачивая кружевными зонтиками. Их лёгкий, звонкий смех напоминал хрустальные колокольчики. Юбки едва касались пыльной мостовой, оставляя после себя тонкий, почти неуловимый след дорогих духов – жасмин, ваниль и чуть-чуть лимона.

– Вы слышали, маркиза де Ламбер вчера появилась на балу в том самом ожерелье. – прошептала одна из них, изящно прикрывая губы веером.

– Говорят, это подарок от самого герцога, – тут же подхватила её подруга, бросая многозначительный взгляд. Глаза её блестели, будто она только что поделилась самой сочной сплетней сезона.

– Ой… – женщина ахнула и застыла, едва не столкнувшись с посыльным.

В тот же миг, едва не задев её локтем, мимо пронёсся мальчишка, ловкий, как уличный кот. За ним следом мелькнул второй, чуть моложе, с корзиной, доверху набитой сверкающими рулонами шёлка. Ткань развевалась за его спиной, как праздничный флаг, переливаясь пурпуром и золотом. Они мчались, петляя между прохожими, будто играли с самим городом в живую чехарду. Один с лёгкостью перепрыгнул через лужу, другой – юркнул под рукой торговца, не уронив ни дюйма товара. Но самый ловкий из них: рыжий, веснушчатый, с царапиной на носу, в пылу бега едва не налетел на важного господина в чёрном камзоле. Тот, грузный и надутый, как индюк на празднике урожая, уже собирался вспыхнуть праведным гневом: трость в руке задрожала, губы вытянулись в осуждающее «Ах!», но мальчишка опередил его. Он отпрыгнул в сторону, ловко перекатился, и, уже ускользая в толпу, крикнул через плечо:

– Виноват, ваша милость! Дела не ждут!

И исчез, оставив господина стоять с открытым ртом и пунцовыми щеками.

Сквозь эту ярмарочную круговерть спокойно и размеренно двигались лошади. Мощные, тренированные, с тугой кожей, под которой перекатывались мускулы, они несли своих всадников сквозь шум и людские взгляды, будто не замечая ни толпы, ни криков, ни разговоров.

– Кто это?.. – прошептала одна из дам, резко захлопнув веер. Её глаза, блестящие от любопытства, следили за фигурой в капюшоне.

– Королевские гонцы, может быть, – предположил её спутник, прищурившись от солнца, что отражалось от позолоченных шпилей и ослепляло всё вокруг. Он приподнялся на цыпочки, пытаясь разглядеть лица всадников. Но капюшоны скрывали их намеренно, тени от них ложились на лица, словно вуаль.

– Или… рыцари принца? – выдохнул кто-то из толпы, и в его голосе звучало не просто удивление – благоговейный страх. Глаза его не отрывались от боевых коней, чьи шаги отдавались глухим эхом по вымощенной камнем улице.

Талли украдкой скосила взгляд в сторону. Возле лавки, у которой выстраивалась очередь, в воздухе витал тёплый аромат сдобы и пряной корицы. Девушка невольно прикусила губу, представив, как свежая булочка тает во рту, оставляя сладкий след и каплю пряного масла на пальцах.

«Точно загляну сюда позже»

На её лице мелькнула мечтательная улыбка. Она перевела взгляд вперёд, и не смогла сдержаться, её рот приоткрылся от удивления. Перед ними, за последним поворотом, распахнулся вид на сердце столицы— величественный, сияющий, словно выточенный из света, замок.

Голос Адриана прорезал воздух:

– Вперёд!

В тот же миг лошади рванулись вперёд, выбивая из мостовой искры и пыль. Подковы грохотали, отряд понёсся к воротам. Стражники у входа, заметив принца, замешкались, переглянулись и тут же закричали:

– Открывать! Немедленно!

Скрип железных петель пронёсся эхом. Гигантские створки с гулом разошлись в стороны, пропуская отряд внутрь. Мелисса непроизвольно задержала дыхание, её глаза широко раскрылись. Белоснежные, гладкие стены дворца вздымались к небу. Башни венчали купола из стекла и тончайшего металла, они ловили солнечные лучи и рассыпали их в сотни брызг по крышам и шпилям. По галереям с резными перилами уже толпились придворные: дамы в шелках, перешёптывались за веерами; советники в бархатных камзолах бросали быстрые, цепкие взгляды вниз. Над всем этим великолепием, трепеща на ветру, развевались алые знамёна с золотым львом, его оскал казался таким живым, что девушке на мгновение почудилось, будто зверь вот-вот сорвется с полотна. Она подняла голову, и в небе, на фоне ослепительного света, пролетела белая птица. Её крылья мерцали, как чистое серебро. Губы тронула едва заметная, хитрая улыбка.

Она спрыгнула с коня – легко, как будто всю дорогу только и мечтала об этом моменте. Слуга тут же оказался рядом, принял поводья. Рядом остановилась Талли. Её светло-голубые глаза были прикованы к дворцу.

– Как же красиво… – прошептала она, не в силах скрыть своего восхищения. – Это даже не сравнится с тем, что я себе представляла.

Талли запрокинула лицо к небу, позволяя лучам солнца согреть её кожу. Она прикрыла глаза, и под тонкими веками заплясали золотые искры. В этом простом движении была такая чистая, безудержная радость, будто она впитывала сам свет, а не просто грелась под ним.

Брайан стоял чуть поодаль, наблюдая за ней. Вспомнив холодный приказ принца, его губы невольно сжались в тонкую, жёсткую ниточку. Она стояла посреди сияющего внутреннего двора, этого вычурного великолепия из белого камня и позолоты, и казалась здесь абсолютно чужой. И в то же время – она идеально сюда подходила, как самый живой и драгоценный камень в этой бездушной оправе. Её лицо светилось изнутри искренним, детским восторгом, будто она впервые видела не просто дворец, а самое настоящее чудо. Он перевел тяжелый взгляд на фасад. Да, дворец был роскошным. Высоким, ослепительно белым, отполированным до зеркального блеска, но он не чувствовал в этих стенах ничего, кроме холодного расчета и показного величия. Только камень, только металл, только желание подавить и ослепить.

«Дворец как дворец, или у них в Атрее всё иначе?»

Он снова взглянул на неё, и в груди, привыкшей к тяжести доспехов и грузу ответственности, что-то неожиданно и слабо дрогнуло. То самое напряжение, что копилось в нём с самого выезда, с того момента, как прозвучал роковой приказ, вдруг отступило, растаяло под теплом её беззащитной улыбки. Он сам не заметил, как суровые складки вокруг его рта разгладились, а уголки губ сами собой дрогнули, почти позволяя родиться редкой, непривычной улыбке. В ней не было ни игры, ни притворства, ни придворной лести – давно он не видел таких юных леди.

Она вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Её сердце сделало в груди непроизвольный, тревожный толчок. Открыла глаза и сразу же встретилась с ним взглядом. Брайан смотрел прямо на неё не скрываясь, не отводя глаз. Его глубокие зелёные глаза, смотрели на неё с таким непривычным выражением, что у неё внутри все перевернулось и дыхание застряло в горле. В лучах солнца они казались ещё ярче, ещё ближе, и в них читалось что-то настолько открытое и личное, что стало почти неловко. А ямочки, проступившие на его щеках, придавали обычно суровому лицу неожиданную мягкость, почти мальчишескую озорность, будто он был готов в следующую секунду рассмеяться или выкинуть какую-нибудь шалость. По её щекам разлился горячий, предательский румянец. Она резко, почти дернув головой, отвела взгляд в сторону и сделала вид, что поглощена оживлённым, но совершенно неразборчивым разговором Мелиссы с принцем, стараясь поймать хоть одно знакомое слово, лишь бы не встречаться с этими пронзительными зелеными глазами.

– Мы бы хотели немного отдохнуть, прежде чем начать обсуждение, – голос Мелиссы прозвучал приглушённо.

Путешествие выдалось не просто долгим – оно было изматывающим. Бесконечные мили пыльных, раскалённых дорог, под безжалостным палящим солнцем, которое выжигало все мысли, оставляя лишь одно желание – добраться. Ночь, проведенная без сна, лишь усугубила общую усталость. Сейчас, стоя в этом сияющем, но чужом дворце, меньше всего на свете ей хотелось вести тонкие и важные переговоры, особенно под пристальными, оценивающими взглядами незнакомых придворных.

Адриан кивнул с пониманием, его взгляд на мгновение задержался на её осунувшемся лице, на тёмных тенях под глазами.

– Конечно, – его голос прозвучал хрипло. – Сегодня у вас будет время привести себя в порядок, отдохнуть, осмотреться. Все разговоры подождут до завтра.

Он сделал легкий, почти неуловимый жест рукой, и словно по волшебству, из-за тени массивных мраморных колонн бесшумно выплыла женщина. Она была воплощением сдержанности и собранности, лет сорока, с лицом, на котором ещё сохранились следы былой красоты, но теперь главным была строгая уверенность. На ней было идеально выглаженное платье простого серого цвета, без лишних украшений, лишь белый воротник, ослепительно белый на фоне ткани, и на нём – крошечный, но искусно выложенный золотой нитью герб королевского дома. При взгляде на неё глаза принца заметно потеплели.

– Позвольте представить вам Сьеру, нашу главную горничную, – произнес он, и в его голосе прозвучали почтительные нотки.

Женщина склонила голову в их сторону. В её спокойном, внимательном взгляде, скользнувшем по каждому из путников, угадывалась скрытая, живая заинтересованность и тонкая, почти профессиональная внимательность, будто она уже сейчас составляла в уме список необходимых дел.

– Если у вас появятся какие-либо вопросы или потребности, пожалуйста, без колебаний обращайтесь непосредственно к ней, – продолжил он. – Она позаботится о том, чтобы ваш отдых был максимально комфортным.

Сьера сдержанно, едва заметно улыбнулась уголками губ, и, сделав плавный, но уверенный приглашающий жест изящной рукой, развернулась и направилась к огромным резным воротам, ведущим вглубь дворца.

– Прошу, следуйте за мной.

Девушки переступили массивный порог, и дворец встретил их не просто светом, а настоящим потопом сияния. Солнечные лучи, густые и почти осязаемые, лились сквозь высокие арочные окна и огромные стеклянные купола, рассыпаясь тысячами молочно-золотых бликов по отполированному до зеркального блеска мрамору пола. Казалось, он был покрыт не холодным камнем, а тончайшим слоем искрящегося инея, который никогда не растает. Повсюду – в кадках из темного дерева, в подвесных корзинах, оплетая колонны и оконные арки – вились живые, сочные лозы, усыпанные мелкими белыми цветами. Здесь, в самом сердце вечнозеленого королевства, не знали лютых морозов. Даже в самые холодные месяцы земля здесь дышала теплом, никогда не укрываясь снежным саваном. Воздух был теплым, чуть влажным, и пах он пьянящей смесью ночного жасмина, свежего цитруса и сладковатого аромата прелых листьев – запахом вечной, не знающей увядания жизни. Камень стен под пальцами был прохладным, но не леденящим, лишь приятно холодил кожу, нагретую снаружи. Девушки шли медленно, едва сдерживая восхищенные вздохи. Их глаза, широко раскрытые, скользили по расписным потолкам, где в облаках парили прекрасные богини, по стенам, украшенным фресками с батальными сценами, по причудливым световым пятнам, танцующим на полу. Каждый шаг глубже в эту сияющую галерею казался шагом в другой, волшебный мир, столь далекий от их привычной реальности.

А вот Бернар, замыкавший их небольшую группу, смотрел на всё это великолепие совершенно иначе. Его прищуренный, привыкший к суровой действительности взгляд скользил по хрустальным люстрам с сотнями подвесок, по массивным золотым карнизам, по витражам в окнах, где цветное стекло играло всеми цветами радуги. Но видел он не красоту и не блеск, а лишь их немыслимую, ошеломляющую цену. Каждая крошечная мозаичная плитка под ногами означала для него недели, а то и месяцы чьего-то каторжного, слепящего глаза труда. Каждая изысканная гравировка на дверной ручке – чьи-то сломанные, изуродованные инструментами пальцы и испорченное зрение. Каждый искусно выточенный лепесток в каменном орнаменте – чей-то скудный паек, чей-то недоеденный ужин.

«Сколько бы буханок хлеба, сколько бы тёплых плащей для голодных и замерзших можно было бы купить всего лишь за один этот позолоченный потолок?» – пронеслось у него в голове. И от этой горестной, ядовитой мысли во рту появился отчетливый металлический привкус гнева и бессилия.

Талли же не могла оторвать восторженного взгляда от бесконечного коридора. Каждый новый поворот открывал перед ней что-то неожиданное и прекрасное: резные двери из темного дуба, на которых изящные нимфы, будто вырезанные из живого дерева, замерли в вечном танце; глубокие ниши в стенах, где в высоких алебастровых вазах стояли невиданные прежде цветы невероятных расцветок и форм. Она то и дело замедляла шаг, позволяя кончикам пальцев легонько, почти с благоговением, коснуться прохладной, искусной лепнины на стенах.

«Как здесь можно остаться равнодушной?»– подумала она, и в этот самый миг мимо неё, едва не задев плечом, стремительно пробежала юная служанка с огромной охапкой белоснежных лилий. От цветов шел такой резкий, пьяняще-сладкий аромат, что девушка не удержалась и вдохнула его полной грудью, чувствуя, как голова слегка кружится от этого благоухания.

Дворец жил своей собственной, кипучей жизнью – насыщенной, многоголосой, гудящей, как гигантский улей. Вот горничная, прижав к груди огромный ворох белья, от которого пахнет свежестью и солнцем, торопливо неслась по коридору, но, завидев медленно идущих гостей, растерялась, споткнулась о собственные ноги, и из её рук выскользнула одна из простыней. Она медленно, почти грациозно, опустилась на отполированный пол, легким облаком распластавшись на мраморе. Чуть поодаль поварёнок, с перекошенным от усилия лицом тащил тяжёлый деревянный поднос, доверху наполненный спелыми, ярко-красными гранатами. Увидев чужеземцев, он замер на месте. Его глаза округлились от изумления, рот приоткрылся. Один из круглых фруктов, поддавшись инерции, покатился по подносу, сорвался за край, за ним другой, и вскоре мраморная плитка у его ног наполнилась тихим, сухим шуршанием катящихся во все стороны алых шаров. Даже старый, видавший виды камердинер в безупречном черном сюртуке, застыл на полпути к почтительному поклону, будто его кто-то заморозил. Его глаза расширились, а холеная рука в белой перчатке сама собой, по старой привычке, легла на грудь.

– Это же они… – прозвучал чей-то сдавленный, полный благоговейного ужаса шёпот за спиной у Талли.

Асуры.

Те самые, о подвигах и ярости которых слагали баллады и страшные сказки. Те, чьи имена шептали поздно вечером у костров, оглядываясь через плечо.

В этот момент из-за угла, неся тяжёлое ведро с холодной, плескавшейся водой, выскочила ещё одна служанка, совсем юная. Она едва успела повернуть и буквально наткнулась на процессию. Девушка побледнела моментально, до синевы вокруг губ, словно перед ней предстали не люди, а самые настоящие живые призраки. Руки её задрожали, мускулы ослабли, и ведро с оглушительным, нелепо громким грохотом опрокинулось на бок. Вода с шумом хлынула на пол, растекаясь широкой, блестящей лужей, в которой на мгновение отразились их перекошенные, дрожащие силуэты. Служанка отскочила назад, сжавшись в комок, всячески стараясь стать меньше, и замерла в ожидании неминуемого крика, брани, может быть, даже удара. Её бледные губы беззвучно дрожали. Она бросила умоляющий, испуганный взгляд на старшую горничную Сьеру. Но та даже бровью не повела, не повысила голоса, лишь смерила виновницу холодным, уничтожающим, полным молчаливого осуждения взглядом, который был страшнее любого крика.В коридоре повисла гробовая, неловкая тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды, растекающейся по полу. Мелисса, шедшая немного впереди, обернулась на этот грохот. Её усталые глаза встретились с широко раскрытыми глазами Талли. И вдруг она негромко, сдавленно хмыкнула, а затем тихо рассмеялась, прикрывая рот ладонью.

– Что? – Талли с искренним удивлением приподняла бровь, глядя на неё. – Что вообще в этой ситуации может быть такого смешного?

– Просто… Вспомнила, как мы когда-то в дороге шутили, будто наша странная компания – это одна большая, шумная и вечно голодная семья. Ну знаешь, со своими дурацкими традициями и общим несчастьем, а теперь взгляни на них, – она чуть заметным движением подбородка указала на замерших слуг. – Выглядит так, будто вся наша «семейка» явилась с незваными визитом.

Талли фыркнула, скептически закатив глаза к расписному потолку:

– И ты думаешь, им подойдет такое милое объяснение про «семью»? Да они смотрят на нас, как на ожившие легенды или мифических чудовищ. Неужели эти люди до сих пор верят в те детские сказки?