Дышать малиной. Дар

Он прервался на громкое шипение, которое издала Матильда. Она вытянула хвост трубой, опустилась на лапах, выгнула спину, выпустила когти и, не переставая шипеть, начала перемещаться от кресла в сторону дивана.

– Вот! То, о чем я говорил, – Стародубов поставил чашку на разнос, – шипит и смотрит в угол.

– Может быть, ей этот идол чем-то не угодил? – предположила Метелкина.

– Идол? Какой идол? – Петр Михайлович застыл, разглядывая угол гостиной.

– Я не разбираюсь, но вот этот, – она указала рукой в сторону кружки с молоком на полу и поняла, что на нее устремлены вопросительные взгляды мужчин. – Деревянный! Маленький страшный мужичок с бородой.

– Петр Михайлович, не думал, что сегодня у меня будут еще пациенты и боюсь, что не мой профиль.

– Константин Викторович, – старик, сменивший гостеприимный тон на строгий встал с дивана и крепко обхватил свою трость, – думаю, что Вам стоит подождать нас у меня в кабинете.

– Извините, но…

– У меня в кабинете, – перебил его Стародубов и, подождав, когда доктор выйдет, закрыл за ним дверь.

– Юлия Сергеевна, я догадывался, что не просто так Родин уделяет Вам большое внимание, но до этого момента не понимал Вашей роли. Вы ведьма?

– Ну хоть не девка, – чуть слышно пробормотала Метелкина. – Сегодня, говорят, стала. Пока еще не поняла.

– Невероятно, – на лице старика застыла улыбка.

Матильда вновь громко зашипела и, вскочив на диван, встала перед Родиным, закрывая его голову. У Юлии Сергеевны перехватило дыхание от понимания что резные зрачки идола повернулись и, немного шевелясь, осматривали ее с ног до головы.

– Что-то происходит? – на вопрос Стародубова рыжая не ответила.

Тонкая щепка отвалилась от головы идола и с еле различимым треском начала раскалываться на части и, распрямляясь от края, длинной неуклюжей цепью добралась до кружки с молоком. Еще один резкий щелчок, и завитая будто стружка часть этой сухой лозы погрузилась в молоко. Идол накренился в бок, качнулся и раскрыл все свои трещины. Из небольшого бородатого мужичка со скрежетом и звуком трения собралась человекоподобная конструкция с угловатыми коленями и ребрами, просветами в руках и выступающими вперед острыми клиньями волосами.

– Домовой? – предположил старик.

– Нет, – колкий потрескивающий и пронизывающий своей грубостью голос прозвучал откуда-то из конструкции.

Юлия Сергеевна бросилась к дивану и начала, что есть силы, хлестать Родина по щекам.

– Вставай, давай уже, хорош отдыхать! – кричала она, боковым зрением замечая, что деревяное создание продолжает ломать себя на щепки и становится все больше и больше.

Гулкий звук ветра пронесся из угла. Конструкция раздвинула ребра и будто втянула в себя воздух.

– Вставай! – Юлия Сергеевна, поняла, что забитые черным глазные яблоки Миши уже открыты, но все равно отвесила ему пощечину. – Ты не предупреждал о таком.

– Что? – через силу выдавил из себя Родин и попытался опереться на локоть, чтобы встать.

Метелкина подняла его за плечо и, уставившись на расползающиеся по стенам щепки, заорала, выставив перед собой руку:

– Это!

– Я не вижу, – с трудом проговорил Миша.

– Деревянная херобора! Растет в углу, трещит вся! Может ее поджечь? – договорив, Юлия Сергеевна поняла, что существо остановилось. – Петр Михайлович, несите спички!

– Нет, – Родин тяжело вздохнул и повернув голову к Стародубову сказал: – Молоко неси и хлеб.

– Сахар, – колющие хриплые звуки резали слух Метелкиной.

– И сахар, пожалуйста, – произнесла она и села на диван рядом с Мишей, не сводя глаз с вздымающихся деревянных ребер существа перед собой.

– Что за крики, Петр Михайлович? – донесся голос доктора из прихожей, когда старик прошел на кухню.

– Не сейчас, Костя, не сейчас.

Уже через минуту Стародубов запер за собой дверь и стоял перед ней, не понимая дальнейших действий, с бутылкой молока, хлебом и шоколадкой в руках.

– Корми, – шепнул Родин Метелкиной.

Она забрала продукты у старика и, медленно перемещаясь в сторону острых щепок, добралась до пустой кружки. Наливать молоко трясущейся от страха рукой ей еще не доводилось, как и не доводилось ставить краюху хлеба на пол и тем более вздрагивать от каждого хруста фольги, когда разворачиваешь плитку шоколада.

Уложив все у ног существа она медленно пятилась к дивану, не переставая смотреть, как щепки тянутся и обволакивают все продукты. Когда она села рядом с Родиным, молоко в кружке уже закончилось, и среди просветов в деревянном каркасе существа с шелестящими звуками начали появляться новые слои. Оно словно наращивало мышцы из коры, листьев и мха, обретая все более могущественный и устрашающий вид.

– Позеленел? – спросил Миша.

– Да, наверное, – не в силах оторваться от быстро обновляемого вида, проговорила Юлия Сергеевна.

– Разговор есть?

– Зачем? – гулко с треском и с ощущением шелеста листьев отозвалось существо.

– Что говорит, – уточнил у рыжей Миша?

– А ты не слышишь? – она встретила отталкивающий чернотой капилляров взгляд, в котором читалось ожидание. – Говорит, зачем.

– Простите, это все-таки домовой? – спросил Петр Михайлович.

Услышав жутковатое схожее с завыванием ветра среди макушек деревьев хохотание, Метелкина отрицательно покачала головой.

– Лес Честной, – обратился в сторону угла Миша, – в темнице не засиделся?

– Молчит, прокомментировала Юлия.

– Один вопрос и ты на воле! Договор? – Родин говорил, закрывая глаза от усталости.

– Договор, – повторила за существом Рыжая.

– Кто-то в этом доме звал меня?

– Смеется, наверное, – молодая ведьма вслушивалась в свистящие постукивающие звуки и пыталась ничего не пропустить. – Нет, и пришел не за тобой!

– Но бывал?

– Один вопрос, говорит, – Метелкина, ожидающе посмотрела на Мишу.

Он закрыл глаза, свесил голову на бок и скатился по ее плечу на мягкие подушки дивана напоследок еле слышно проговорив:

– Окно.

– Окно? Что Окно? Родин, мать твою, какое окно?

– Я думаю, что он имеет ввиду орнаменты, которые нанесены на оконные рамы, – Стародубов прошел к ближайшей и сдвинул шторы. – Думаю, Вам стоит взглянуть?

Юлия подскочила к старику и пробежалась взглядом по выцарапанному орнаменту.

– Ничего не пони…, – начала говорить она, как вдруг незнакомые ей знаки, черточки и переходы между ними перестали быть просто узором. Все они выстроились в четкую понятную ей картину, схожую с формулой по физике или теоремой из школьной программы.

– Что-то понимаете? – уточнил Петр Михайлович.

– Тюрьма, – спокойно проговорила Рыжая и округлив глаза перешла на повышенный тон: – Мать твою, извините, вырвалось.

Она обернулась в сторону уже нависающего над Родиным существа и, выдохнув, сказала:

– Как договаривались: Один вопрос и на волю?

Существо отодвинуло от лица Миши острые края щепок и застыло неподвижно с шелестом гоняя воздух внутри своего каркаса.

– Значит, как договаривались! – Юлия Сергеевна повернула ручку и, открыв окно настежь, принялась вытирать лишние знаки на раме.

Ногти обламывались и крошились, местами начала сочиться кровь, но она продолжала, пока последний казавшийся ей лишним знак не превратился в подобие перевернутой семерки, и все это время витающая в мыслях формула не испарилась.

Дышащая конструкция сделала несколько длинных рывков по комнате, сопровождавшихся множественными тресками и нагнетающими ужас царапающими звуками, и ринулась в окно, стуча по раме своими множественными торчащими в стороны кудрями и ветками.

На долю секунды Метелкиной показалось, что перед самым выходом существо остановило на ней свой деревянный неживой взгляд и, может быть, даже отвесило короткий кивок, но она закрыла окно и задернула штору, после чего опустилась на пол и обняла себя за колени, стараясь укротить дрожь во всем теле.

– Еще чаю? – предложил, наблюдавший за ней Стародубов.

– Не откажусь, – ответила рыжая, посматривая в сторону Родина, который спал и даже не заметил, что Матильда расположилась у него в ногах.

– Вы расскажете мне, как он выглядит?

– Кто?

– Лес Частной, – старик улыбнулся, наливая чай в чашку, – или, как говорят в народе, Леший.

– Обязательно, но после чая я поеду спать. Ваш доктор поставит Мишу на ноги?

– Как минимум попробует.

Глава 6 Мало спалось…

– Только молчи, пожалуйста, – Юлия Сергеевна перетряхнула содержимое сумки и, достав ключи с длинными поблескивающими брелоками, резко отперла дверь и, громко выдохнув, преступила порог своей квартиры.

Алексей прошел за ней и остановился в небольшом коридоре, разглядывая невысокую обувницу со вставленными в нее массивными кроссовками большого размера. Метелкина скинула обувь и, перевесив куртку через руку, медленно пошла в сторону кухни. Дорогу ей преградил выскочивший из комнаты высокий парень с кусками лейкопластыря на лице.

– Ты охерела? Слышь, нельзя было на звонок ответить? А это что за хмырь? – Вадим беглым взглядом окинул мужчину у входа и, раздув ноздри, сорвался на Юлию Сергеевну. – Тебя че на пиджаки потянуло? Нового хахаля себе завела, побогаче, да? Во ты шмара!

– Юль, – максимально спокойно, но громко произнес водитель, – не могу понять, куда делись мои тапочки. Убрала?

– Кончились, – Метелкина сделала шаг в сторону от Вадима и, повернувшись к входной двери, спросила: – Леш, чай будешь?

– Да, конечно. А это чудо долго будет здесь стоять?

– Да, кстати. Долго будешь здесь стоять? – спросила она у раскрасневшегося от злобы и пренебрежительного отношения Вадима. – Пяти минут хватит?

– Кеды не забудь, – тихо шепнул Леша, подхватывая Метелкину за локоть и уводя за собой на кухню, где скинул пиджак на спинку стула и, сев спиной ко входу, начал рассматривать за окном колыхавшиеся на ветру листья деревьев.

– Тебе с ромашкой? – уточнила Юлия.

– Да, как обычно. Можно чабреца добавить. Чет устал я. Куда завтра поедем?

Теперь уже бывший ухажер Метелкиной послушал их размеренный разговор, пнул дверь ногой, размашистыми движениями достал из шкафов и бросил в центр комнаты все свои вещи, порылся в тумбочке и, найдя свою большую спортивную сумку, утрамбовал все в нее. Выходя из квартиры, он остановился и бросил в открытую со стороны подъезда дверь:

– Ты мне за полмесяца аренды должна!

– Переведу! Дверь закрой! – прокричала в ответ рыжая, щелкнула пальцами, принялась рассматривать отдавшие резкой болью обломанные ногти, но резко вжала голову в плечи и сморщила нос от громкого хлопка, подошла к уже закипающему чайнику. – Про тапки – сильно! Спасибо! Но я же просила молчать.

– Да, как-то к слову пришлось.

– А ты везунчик! Представляешь, если бы я у него жила? Тут с тапками бы не прокатило. И ромашки у меня в доме отродясь не водилось.

Она разлила кипяток по чашкам и несколько раз подряд зевнула:

– Извини, я прилягу. Тяжелая ночь. Хотя у тебя тоже. Чай вот, выбирай какой захочешь, -Юлия Сергеевна поставила на стол подарочный набор чайных пакетиков. – Допьешь – дверь захлопни, ладно?

Добравшись до дивана в комнате, Метелкина неуклюже плюхнулась на него, не снимая платья, и, поправив подушку, закрыла глаза. Томное ощущение свободы и легкости прокатилось по всему туловищу, когда она подняла и выпрямила уставшие за последние сутки, почти полностью проведенные в обуви, ноги. Тонкий стон сорвался с ее губ, уголки рта на доли секунды растянулись в довольной улыбке.

В мыслях рисовались вырванные вспышками стробоскопа из темноты лица знаменитостей с их звериными зрачками, Родин с его прозрачной кожей и пульсирующими черными сосудами и леший, обретающий страшную дышащую форму. Отчетливо, будто на стоп-кадре, перед Юлией Сергеевной застыла картинка, где это создание тянулось к лицу Миши своими острыми щепками. То, что всего пару часов назад ее напугало, сейчас представилось немного иначе. Безусловно иглы и острые рваные края дерева тянулись когтями уродливых сучковатых рук к лицу Родина, но общий наклон конструкции скорее походил на попытку обнять его или даже погладить. Леший скорее всматривался в лицо. Ах, если бы видеть его глаза, если, конечно, криво сросшиеся переплетенные ветки с грубыми подвижными наростами коры и клоками мха можно назвать глазами. Только сейчас Юлия поняла, как крепко обнимала ее Дашка, сколько страха, боли, неуверенности и усталости скрывалось в ее открытом светлом взгляде, и сколько неразрешимых сложностей таилось за ее улыбкой. И причиной всему Дарина. Крохотная, уязвимая и затасканная по больницам и докторам Дарина. Сейчас ее образ всплыл в памяти больше походившим не на ребенка, это скорее фарфоровая беленая кукла с множественными глубокими трещинами, дырами с зазубренными краями, внутри которых непроглядная в своей плотности мгла.

Метелкина резко раскрыла глаза и, встряхнув головой, быстро прошла на кухню, где она обнаружила Алексея, который стоял около плиты в наброшенном поверх сорочки фартуке и переворачивал яичницу на сковородке.

– Не поняла, – удивленно разглядывая мужчину на своей кухне недовольно проронила Юлия Сергеевна.

– Я тут немного похозяйничал, – с легким румянцем на щеке прокомментировал Леша. – Личинку в замке поменял, коробку из машины принес – в коридоре оставил.

– Ты когда успел? – спросила рыжая и бросила взгляд в темноту за окном.

– Ну так, вечер уже, я думал…

– Спасибо, вижу, – она перебила водителя и села за стол.

Отражении в окне ее чем-то смутило. Юлия Сергеевна наклонила голову и поправила волосы, приподняла подбородок, приложив руку к груди, осмотрела зону декольте и отодвинулась на стуле назад, взглянув в свое лицо. Она медленно поднялась и, не сводя глаз с окна, попятилась в коридор, где распахнула дверь в ванную и, включив свет, нырнула к зеркалу. Темно рыжие от рождения волосы отдавали насыщенным металлическим блеском, зеленые роговицы, казалось, приобрели глубину, раздражавшие ее всю жизнь неуклюже рассыпанные повсюду широкие веснушки сейчас будто находились на своих местах и выгодно подчеркивали подтянутую кожу, которая будто дышала здоровьем. Метелкиной впервые нравилось все, что она видела в зеркале. Отступив на шаг назад, она приподняла грудь и тут же опустила руки на талию. Повернувшись боком, она окинула взором свой подчеркиваемый облегающим платьем изгиб позвоночника. Сейчас ей нравилось все и особенно этот еле уловимый источаемый по контуру свет, который она впервые увидела этой ночью на Веждиной.

– Я тебе нравлюсь? – спросила влетевшая обратно в кухню ведьма у неторопливо раскладывающего яичницу по тарелкам Алексея, но увидев резко вспыхнувший румянец на его щеках поправилась: – Я тебе давно нравлюсь?

– Как увидел, – он опустил взгляд в свою тарелку.

– Понятно, – она села за стол и, схватив вилку, быстро закинула в рот кусок поджаренного желтка. – Ох, ммм. Да ты – Бог: такой вкусной яичницы ни разу в жизни не ела!

– Я даже соль не нашел, – удивленно прокомментировал юноша.

– Да? А зачем соль? И без нее – восхитительно! – рыжая быстро и почти не жуя закинула в себя оставшееся на тарелке и проговорила: – Поехали!

– Куда?

– С Родиным поговорить надо, – она накинула куртку на плечи и направилась к выходу.

– Мне выходной вообще-то дали.

– Поехали! – негромкий щелчок пальцев вновь отозвался покалывающей болью в ногтях.

Метелкина несколько повозилась с новыми ключами и, заперев квартиру, потащила за собой Лешу, но на лестничном пролете им встретилась вечно ворчливая пожилая соседка сверху, которая остановилась и, приоткрыв рот, неожиданно мягко сказала:

– Юлька, ты что ли?

– Да, – рыжая ждала, когда освободятся ступеньки.

– Че это ты сегодня красивая такая?

– Все для Вас, теть Марусь.

– Для меня, ага… – привычно проворчала соседка и начала медленно шагать дальше, перехватываясь за железные перила и всматриваясь в лицо юноши, стоявшего за рыжей. – Для меня, хе. А этот твой длинный, все?

– Вы проходите, теть Марусь, проходите, – Юлия Сергеевна вновь почувствовала боль в пальцах.

– Ну, дай Бог, – отозвалась старушка и молча побрела дальше, уверенно перешагивая через ступеньки.

Не отпускавший весь день доктора, Стародубов нервно потирал рукоять трости и задумчиво поглядывал то в окно, то на бледное лицо продолжавшего спать Родина.

– Петр Михайлович, не хочу нагнетать, но медицина не творит чудес. Тем более, когда диагноз неточный и, как Вы говорите, пациент нестандартный. Я не хочу каркать, но прогноз неутешительный. Я бы все-таки госпитализировал. На поддержание поставили, кислорода ему явно не хватает, с такой прогрессией ему осталось не больше недели.

– Три дня, Костя. Три дня…

– С чего такой прогноз? – доктор устало развалился в кресле и щепетильно протирал платком стекла очков.

– Вы же помните его разговор с… родственником.

– Конечно, помню. Еще Вы обещали мне все рассказать.

– Дайте, пожалуйста, Ваши очки. И предупреждаю: информация, которой я с Вами поделюсь, мало совместима с Вашей профессией.

– Это я уже слышал, – ответил доктор и передал очки старику. – Не думаю, что что-то может изменить мои… Что выделаете?

Стародубов демонстративно уронили очки себе под ноги и медленно прижал их сверху основанием трости.

– Смотрите, Константин Викторович, просто смотрите.

Очки начали менять свой цвет. От точки соприкосновения с тростью медленно, будто покрываясь инеем, мутноватая роговая оправа начала золотиться и ярким желтоватым бликом отражать свет от люстры.

Петр Михайлович поднял их и не вставая протянул обратно доктору. Он несколько секунд ощупывал их руками и подставив под свет светильника, округлив глаза, всматривался в контурное напыление, появившееся на стеклянных линзах, и неброский белый орнамент схожий с лозой винограда, покрывший края душек.

– Холодные. Это золото? – неуверенно спросил Костя.

– Вы весьма проницательны. По пробе не сориентирую, зависит от предмета. У Вас, наверное, с палладием… или платиной.

– Вот почему Вы с этой тростью никогда не расстаетесь, – доктор надел очки и всмотрелся в лицо старика. – И не страшно с такой штукой ходить?

– Держите! -Петр Михайлович передал ему трость. – Видите ли, дело не в ней. И, если, честно даже не во мне, дело в Мише. И раз уж Вы так настойчивы в моих обещаниях, то дело в Велесе. И громогласный родственник – это Перун. Вы были готовы к такому?

Доктор молчал, поглаживая трость, приподнял брови и смотрел на с трудом дышащего пациента.

– Велес? – выдержав долгую паузу, уточнил он. Вы напомните, это бог чего?

– У наших предков он отвечал за многое, в том числе за богатство. Ну, наконец-то! – по стеклу пробежались отблески фар въезжающего за ворота автомобиля. – Вы готовы?

– К чему?

– К новой встрече с ведьмой?

– Шутите?

– Боюсь, мой друг, что нет. И я Вас предупреждал, – ироничная улыбка застыла на лице Стародубова.

– Добрый вечер, – начала говорить ворвавшаяся в гостиную Метелкина. – Он что еще спит?

– Да, – пояснил вставший с кресла Константин. – И боюсь, что в сознание самостоятельно уже не придет.

Рыжая недовольно поджала губы и пробежалась взглядом по комнате.

– Ты же доктор? Подними!

– Я не волшебник. Любые попытки искусственно его поднять могут угрожать жизни.

– Понятно, клятва Гиппократа, все такое, – пробубнила Юлия Сергеевна и прошла в сторону дивана, где села возле Родина и взяла его покрытую черными венами руку.

Матильда, лежавшая у головы Миши, вытянулась на лапах и резко отпрыгнула в сторону кресла напротив, где начала тереться о потрепанную старомодную сумку.

– Что в сумке? – уточнила ведьма у присутствующих.

– Минимальный набор для работы, – пояснил Константин.

– Я посмотрю, – рыжая резво поднялась и расстегнула сумку, склонившись над открывшемся ей содержимым. Перебирая его взглядом, она не заметила, как рука потянулась внутрь и достала маленькую картонную упаковку без опознавательных знаков. – А это что?

– Это, – доктор замялся, – коктейль. Иногда бывают специфичные пациенты…

– Короче! – перебила его Метелкина.

– На крайний случай при передозе.

– Коли! – не задумываясь приказала она и с удивлением для себя обнаружила, что большой и средний пальцы свободной руки сомкнулись для щелчка.

– Здесь серьезная дозировка, сердце может не выдержать. На кону его жизнь, я не стану.

– На кону не только его жизнь. Давай я сама! – Метелкина встряхнула кистью и принялась рыться в сумке доктора в поиске шприца.

– Что вы делаете? – возмущенно проговорил Константин, но не получив обратной реакции, отодвинул ее в сторону и тяжело выдохнув сказал: – Хорошо.

Обработав спиртом предплечье, он наполнил шприц препаратом и быстро найдя вену, привычным движением ввел иглу. Через пару секунд Родин распахнул глаза и резко встал с дивана. Он громко втянул воздух, осмотрел находившихся рядом и перша горлом произнес:

– Воды.

– Потом попьешь, – рыжая встал перед ним и стараясь не отворачивать взгляд от пульсирующих черным вен и поблескивающих чем-то огненным глаз, начала говорить: – Дарина другая – во сне видела. Кукла фарфоровая, белая, со старыми трещинами и дырами в коже, а внутри пустота.

– Какая? – все еще устало проговорил Миша и опустился на диван.

– Пустота? – Юлия Сергеевна не могла подобрать слов и стала выпуливать первые приходившие на ум ассоциации. – Пустая. Черная. Рваная. Блин. Как ваза с дыркой.

– Горшок? – уточнил пациент и повалился на бок, закрывая глаза.

– Да, как горшок с дыркой.

– Доль… – чуть слышно и неразборчиво проговорил Родин. Его веки опустились, локоть съехал на край дивана, и распрямившаяся кисть повисла над полом.

– Дайте проверю, – доктор подорвался к пациенту и прощупав пульс на его шее, подытожил: – Еще жив, но больше экспериментировать не будем. Я настаиваю на госпитализации. Петр Михайлович?

Стародубов напряженно прижимал кулак левой руки к губам и смотрел, как Матильда терлась о свисающую руку Велеса.

– Давайте до утра, – предложил он.

– До утра может не дотянуть.

– И все-таки я верю в семь дней. Юлия Сергеевна, Вы поняли, что он сказал?

– Дол, доля, кажется.

– Мне тоже так показалось, что доля. Я думаю, он имел ввиду что-то другое.

– Он всегда имеет в виду что-то другое! – поддержала рыжая.

– Его можно понять: это мир поменялся, мы поменялись, но не он, – Стародубов пригладил свою седую бороду. – Если можно доверять сказаниям или мифам…

– Если этому можно доверять, – перебила его нервно шагающая из стороны в сторону по гостиной ведьма, указывая на Родина, – то и всему остальному можно.

– Думаю, Вы правы, – старик снисходительно улыбнулся. – Есть придание про Долю и Недолю и очень похожая история про рожаниц или суджениц, где как называли. Если коротко, то…

– Что делать? – вновь перебила его Юлия Сергеевна.

Петр Михайлович вскинул брови и развел руками:

– Нам нужен младенец!

Глава 7 Бывает добрая овца…

Ме