Трофей

– Если бы ты был уверен, то не молчал бы и секунды. Но если вы и дальше будете друг на друга так смотреть, – Дени указывает горлышком бутылки на жену брата. – то крепость твоего «Не опущусь до такого» растворится между её ног.

Я зыркнул на Дени.

– О, прости. Не там? В её глазах?

Его глаза фальшивят состраданием, пока я для него чешу средним пальцем свой подбородок.

– Не люблю рыженьких, но… – Взгляд Дени заискрился, когда он смотрит в сторону «голодной» дамы.

– У неё есть парень. – Прерываю Дени.

– Разве это помеха? – Смотрю остро на него.

– Спокойно грозовая тучка. Не втягивай меня в свою историю.

– Ты же не любишь устрицы. – Перемещает направление разговора Кай.

– Деликатесы тоже ведь нужно пробовать?

– Тогда поспеши. Ливи сказала, её бойфренд скоро будет. – Немного грубо говорю я другу, надеясь, что девушка окажется просто любознательной, а не похотливой.

Встав со стула, Дени отсалютовал нам невидимой шляпой.

***

Кай кивнул в сторону гаража, откуда вышел Дени, а чуть позже дама с бусами наспех поправляя свой наряд и причёску, словно ей ровняли живую изгородь вдоль участка, и ей это очень понравилось. Крикнув Дени, чтобы захватил ещё пиво. Друг пошёл в дом.

Кай глянул на часы, как и я.

– Как я и говорил.

Отдаю ему выигрыш со словами:

– Устрицы пришлись по вкусу.

Всё щемящее душу веселье улетело, словно к нам подлетел чёртов дементор в лице моего брата. Сев напротив меня, принялся интенсивно молчать. Рубашка на его груди расстёгнута. Кто-то не церемонился с пуговицами, несколько где-то потерялись. Спешно подошедший Дени, предпринял попытку разрядить обстановку в привычной ему манере:

– Парни, только без драки, на мне красивые джинсы.

Но в ситуации с братом это не сработало, он закинул ноги на стол, укрытый белоснежной скатертью, украшенная по краю разноцветным кружевом. Сегодняшний день решил проверить, на сколько меня хватит.

– Не веди себя как свинья. – Говорю брату, придерживая скатерть, со своей стороны и скидываю его грязные кроссовки со стола.

Кретин запятнал белоснежную ткань, но ему не впервой что-то пачкать. Ребята немного напряглись, когда тот придвинулся телом ко мне, пытается сфокусировать свой взгляд на мне, издавая при этом громкое сопение своим кривым носом. С наслаждением скалюсь этому звуку, закуривая новую сигарету. Ожидая, когда же это дерьмо рванёт. Спутанной дикцией Уолт произносит:

– Думаешь, я не вижу.

– Удивляюсь, что ты вообще видишь, после выпитого. – Знаю, что провоцирую, но не могу отказать себе в этом удовольствии.

– То, что было между вами, не даёт тебе права лезть к ней.

– Она была моей девушкой, когда ты засунул свой член в наши отношения, помнишь?

– Ты до сих пор не веришь, что она выбрала меня.

Я выпустил несколько колец поверх его головы, возвращая солнечные очки себе на переносицу, делая вид, что меня раздражает только солнце.

– Тебе пришлось на ней жениться, чтобы мамаша Кларк не потеряла должность в департаменте, а тебе не оторвали голову за то, что профессор университета трахнул свою студентку. Это не выбор, дебил, а принуждение. – Почти выплёвывая последнюю фразу ему в лицо.

– Я тебя сделал. – Не знал, что это соревнование по метанию ножей в спину. 

– Счастливчик. – Отрываю плечи от спинки стула, щёлкая пальцами перед его носом. – Выиграл приз. Девчонку, для которой норма трахаться с двумя братьями по очереди.

Рефлекс Уолтера сработал раньше, чем его профессорские мозги. Он подскочил с места, хватая рядом с собой свободный стул за спинку, и метнул его в меня. Я успел отскочить в сторону. Осёл. Промазал почти на пять футов. Он бросается на меня, но живой барьер из Кайла, Дени, не дали ему дотянуться до цели.

Остаток гостей прикован к родственным отношениям. Отец с Тиной бросились к своему любимцу, оттаскивая его от меня. Уолт продолжает крушить по пути в дом садовую мебель, выкрикивая что-то невнятное, но точно адресованное мне. Мама перед присутствующими тараторит, отвлекая от пьяного профессора. Внимательный взгляд зелёных глаз собирает со мной остатки, двух разломанных стульев, и стола.

***

Сбился со счёта, партиям мяса, как и счёту новым бутылкам пива в моей руке. Остаток гостей провожают мама и Анна. Ливи с Тимом и Молли тоже собираются уезжать, хотя ещё нет и восьми вечера.

– Ты мне должен ресторан. – Говорит сестра, целуя меня в щёку. Разворачивается к Дени с Каем.

– Гоните должок, парни. – Лив открывает свои ладошки перед друзьями, а те разочарованно протягивают Ливи по двадцатке.

– Хоть какой-то прок от братьев, желающих прикончить друг друга

Сворачивая купюру, суёт в тесный карман штанов, ловит мой вопросительный взгляд на себе. Пожимает плечами и без тени стыда, произносит:

– Да брось. Иначе и быть не могло. – Споры на двадцатку вышли в массы. Теперь понятно, кто ещё участвует в споре на мою гордость. Хочу спросить у сестры, на что поставила она, но возникшая рядом Молли спрашивает меня:

– Мы в бар. Ты с нами?

– Нет. С меня на сегодня хватит выпивки.

Мимо нас проходит Тин с одной из подруг.

– Не поверишь, но там есть не только алкоголь, но и кофе. – Ямочки становятся глубже и снова что-то щекочут внутри меня.

– Не сегодня. Спасибо.

Она заминает один уголок.

– Тогда доброй ночи.

Киваю в ответ, провожаю взглядом тёмные локоны, через мгновение на смену им ко мне шагает Тин. Нервно улыбается перед тем, как неудачно начать со мной разговор:

– Ливи сказала, что ты живёшь в квартире… – Разворачиваюсь в обратную сторону от неё, иду выпить с мамой и Анной кофе.

***

– Уолтер и твой отец уезжают в понедельник. Приезжай завтра утром, испеку твои любимые вафли. – Говорит мама, подкупая мягкостью лица. Смотрю на крёстную и замечаю схожесть в её и глазах Молли. Взгляд бегает вокруг меня, но находит нужную для себя информацию.

– Лучше, когда они уедут. – Отпиваю горький и кофе из кружки, когда полотенце с плеча мамы с хлопком приземляется на столешницу в нескольких сантиметрах от меня.

– Надоело видеть, как два моих сына ненавидят друг друга. – Устало говорит мама, закалывая длинные волосы зажимом, открывая круглое лицо с беспокойством на нём.

– Не я это начал. – Она меланхолично посмотрела на меня, протянув через стол ко мне свою руку.

– Он твой брат.

– Он потерял этот статус. – Говорю маме, думая о том, чтобы поскорее выпить невкусный кофе и уехать.

– Может, пора бы уже смириться.

Смириться. Прошло достаточно времени, чтобы оправиться, но прошедших два года больше напоминают жалкие попытки выйти из комы. Зарисовки прошлого не заставили себя ждать, и кислота во рту напомнила свой вкус. Из всех людей в городе она выбрала Уолтера – моего брата! Теперь я должен всех простить. Да, к чёрту их!

– Тебе больно. Понимаю.

Она не понимает, и не хочу, чтобы кто-то понимал. Я лишь хочу, чтобы два человека чувствовали то же самое, и моя бочка с гудроном, в которой я увяз, перекочевала к ним.

– Барб, отстань от него. – Благодарно смотрю на крёстную. Мама нехотя соглашается с подругой предлагая:

– Ливи съехала, а нам будет скучновато, так что приезжай, хорошо?

Маме и её подруге не бывает скучно, от этого жест выглядит как помощь нуждающимся.

– Я приеду. Забрать свои вещи, с чердака.

Встал, прощаясь с мамой и крёстной, перед тем как уйти она просит оставить свет только над выступающей частью крыльца и гаражом у подъездной дорожки.

***

Вышел на крыльцо, ожидая такси. Сырой воздух оседает в лёгких холодным слоем. Погасив свет, опёрся плечом об одну из колонн на верхней ступеньке крыльца. Удивительно, но про боль я забыл хотя бы на вечер, но сейчас она резко напомнила: надолго она не уходит. Подкурил сигарету, врываюсь струйкой дыма из темноты в тусклый луч света.

Тин машет вслед уезжающему такси. Видимо, Уолт в отключке. Развернулась, покрепче запахивая лёгкое пальто, под которым была уже домашняя одежда. Видимо, Уолт заставил её пожить под присмотром мамы, на период его командировки с отцом. Может, Дени всё-таки ошибается, и я тоже. Похоже, ей теперь руководит не мать, а муж. Ливи не вдавалась в подробности, но Джулия Кларк, хорошо постаралась очистить имидж мужа своей дочери и поднять уровень благосостояния молодой семьи. Скрипя, допускаю, что у Уолта- отличника, жить получается лучше, чем у меня.

Заметила обозначающий меня в темноте сигаретный уголёк. Свет с крыши мягко обволакивает её, рассыпаясь по её волосам и плечам. Застыв на нижней ступеньке, она наугад смотрит в темноту, но точно попадает в мои глаза. Ожидая, что тишина может мне надоесть. Улыбается, по-доброму произносит:

– Всегда бесила твоя молчаливость. Но оказалось, это очаровательная черта мужчин Уилсонов.

Спускаюсь, чтобы она увидела моё лицо, брезгливо рассматриваю её, зная, что это точно сработает:

– Тебе виднее. Ты спала с двумя из них.

Она яростно смотрит, но удивительно, что ничего не отвечает. Обходит меня, громко топая к входу в дом метеором, я немного оборачиваюсь на то, как она раскачивает свой зад привычной походкой, с гордо поднятой головой. Хоть что-то осталось каким было когда-то. Но перед тем, как открыть дверь, она шагает обратно. Довольно улыбаюсь, когда выдыхаю последнюю затяжку. Всё-таки я ещё знаю эту девушку. С нехваткой терпения в отношении меня, она толкает меня в разболевшееся плечо.

– То, что произошло, между нами, не только моя вина, но и твоя тоже! Это ты бросил меня здесь!

Не я один слушаю заезженную пластинку. До сих пор ищу оправдание её поступку, но, как и вопрос о несправедливой судьбе её брата, всё это остаётся без ответа. Спускаюсь с крыльца, надеясь закончить разговор своим уходом.

– Я думала, что смерть Льюиса, хотя бы немного сдвинет тебя.  – Возвращаюсь к ней, тыча пальцем в её лоб.

– Не со мной, Тин. Со мной у тебя нет права использовать его как предлог, чтобы начать оправдывать себя. – Она отбивается от моего пальца, сильно хлопая меня по плечу.

– Когда захочу, тогда и буду говорить о нём. – Тычет пальцем в меня, и её голос начинает дрожать. – Я потеряла брата, а ты друга, которого игнорировал. – Она ещё несколько раз хлопает меня по плечу. – Ты игнорировал его.

Всхлип.

– Он хотел помириться с тобой. – Ещё хлопок в грудь. Всхлип – Ты должен был… – плач поглощает слова, и она толкает меня от себя.

Тяжесть общего прошлого давит на легкие, кажется, они сейчас треснут. Ком в горле прочно цепляется в горле. Кому, как не ей знать, из-за кого прервалась наша дружба, и кем был её брат для меня. Она отходит от меня ещё дальше, скрываясь в темноте, вытирая слёзы.

– Я хотела извиниться. Но знаешь, Майки, пошёл ты.

Не только алкоголь открывает рот, но и раздражающая боль в верхней части моего тела, с которой вылетают мои слова:

– Скажи ты это перед тем, как раздвинуть ноги под моим братом за моей спиной, мы бы избежали всего, что сейчас происходит.

Моё такси подъехало, лишая нас шанса на продолжение этого разговора. И это к лучшему. Пустота, на которую я жаловался, начала быстро впускать в себя всё без разбора. Достаю четвертак из кармана, перекатывая по пальцам монетку, и не могу сконцентрироваться ни на чём. Суетливым мыслям уже знакомы страх, обида, злость, но это не они швыряются из стороны в сторону. Это сожаление, что наговорил обидных слов, когда должен был поддержать, утешить. В ней тоже бурлит злость, обида, скорбь. Желание ехать в обратную сторону пинается о нестерпимую тоску, соревнуясь, что сильнее. Дерьмо, лучше бы пустота продолжала пугать своей тишиной. Лёгкие снова дышат наполовину, а плечо горит огнём.

***

Час прогулки не принёс никаких облегчений. Я всё ещё намагничен и тянусь туда куда нельзя. Потираю свой затылок, пытаясь привести в относительное спокойствие шум в голове, от прошедшего дня. Отвлекаясь на мысли о подарке на день рождения Оливии. Поднимаюсь на седьмой этаж, где меня ждёт новый матрас и до сих пор несобранный каркас для него. Заслон безопасных мыслей рушится, возвращая мои мысли к голубым глазам и всему, что с ними связано. Трясу головой, изгоняя из себя прошлое, которое любит заявляться, без стука, как делает это Тин, стоя у дверей квартиры с ясно говорящим выражением лица «Я не договорила».

– Что ты здесь делаешь? – На выдохе произношу, но вижу её заплаканные глаза. Тороплю себя, роясь в кармане, но ключи играют в догонялки с моими пальцами.

– Смени тон, я не твоя подружка.

– Тогда я перефразирую вопрос. Какого хрена ты припёрлась?

– Я хотела тебе отдать это. – Она с силой пихает мне в грудь зелёную папку.

– Оставь себе или подстели под мужа.

Отдаю ей папку, даже не собираясь смотреть, что в ней. Долина торнадо покажется спокойнее того, что нас ждёт, если мы продолжим. Нащупав ключ в кармане, спешно открываю двери. Я захожу в квартиру, закрывая перед её носом дверь. Бросаю ключ на узкую тумбу, грузно выдыхая. Снимаю куртку, повесив на низкий крючок, через секунду Тина открывает замок и заходит внутрь. Видимо, Лив, не передала управляющему, чтобы он поменял личинку, поэтому мои брови почти у линии роста волос, и я таращусь на наглость в своей квартире. Указываю рукой на полку у двери требуя:

– Клади ключи, и проваливай.

Она хлопает меня по предплечью, начиная плевать словами или судя по тону ядом:

– Я не стану терпеть твоё скотское отношение к себе из-за того, что между нами произошло.

Это точно я хотел извиниться перед ней?

– Торопись к муженьку. – Включаю свет в пустой гостиной, объединённую со столовой. Синий цвет стен успокаивает, говорил дизайнер, которого нанимала Тин, когда мы начали обустраивать здесь всё. Синий цвет не успокаивает! Если среди них девушка, не вызывающая ничего общего со словом спокойствие.

Тин швырнула в меня мою куртку, папку и следом связку ключей. Подняв с пола одежду, встряхиваю хорошенько, скорее всего, то же самое хочу сделать с блондинкой, от которой когда-то у меня скручивало сердце и яйца, но я не бью женщин. Она резко придвигается ко мне:

– Как меня бесит твоя надменность.

Хватаю её под локоть, чтобы выставить за дверь. Сверкнув взглядом по мне, она вырвалась, толкая меня в грудь. А вот и прежние Майкл и Тина. Сжав челюсти, глубоко вздохнул. Хватаю ещё раз, но бешеная кошка, укусила меня за держащую её руку. Шипя от боли, я прижал пальцы к себе. Вновь взяв её под руку, она дёргается, пока тащу её к открытому выходу.

– Отпусти меня! – Шипит она, продолжая лупить по разболевшемуся плечу, упираясь в пол ногами, когда я потянулся открыть дверь, одна её нога врезалась в дверное полотно. Дверь с грохотом закрылась и Тин упала. Тянусь поднять её с пола, но не успел перехватить её руку. Она влепила мне звонкую пощёчину. Достала!

Дёрнув к себе, сжимаю её челюсть рукой так же сильно, как и сам свою. Лица обдаёт жёстким прерывистым дыханием друг друга. В её глазах мелькает страх, когда моя злость, только наращивает силу снежной лавиной, угрожая перерасти в яростный плен.

– Что ты хочешь от меня?

– Отпусти меня.

– Чего. Ты. Хочешь? Хочешь, чтобы я сказал тебе, как счастлив за тебя и твой сраный брак? Или чтобы я мило беседовал о гибели Льюиса, с тобой?

– Мне больно.

– Зачем ты пришла?

Она перестала сопротивляться, голубые глаза пронзают сразу слишком многим: горечь, страх, отчаянье. Раньше подобные ссоры заканчивались на этом моменте, панически цепляясь друг за друга, будто миру конец и нет ничего важнее, кроме нас. Тин всхлипывает, закрывая глаза, прячась от меня. Я получил ответ на вопрос, мучивший меня с того дня.

– Держись от меня подальше. – Слегка тряхнув её лицо. – Ты поняла меня?

Выпустив её из своих рук, делаю пару шагов от неё, дав возможность уйти. Её слёзы катятся всё чаще, но она их быстро вытирает и вместо того, чтобы свалить, отталкивается от двери и идёт ко мне. Распахнувшийся кардиган показывает свободные полосатые штаны и топ на тонких лямках. Её новая грудь часто поднимается в тяжёлом дыхании. Говорит сквозь зубы, как и я мгновение назад:

– Я не позволю тебе вести себя как надменный психопат. – Резкий толчок в мою грудь, но я стою на месте, как и она.

– Ну же Майки, – Толчок, уводящий нас на шаг дальше от двери. – Скажи то, что меня ещё не ранило. – Сильный толчок. – Скажи, что я состою из предательства.  Что я подстилка твоего брата или для двоих сразу. – Выкидывает ладони вперёд, выбивая часть воздуха из моих лёгких, с вымученной улыбкой договаривая. – Ты не найдёшь оскорблений, которых я ещё не слышала.

Никогда её так не называл. Даже не разговаривал с ней после случившегося. Она разворачивается к выходу. Но чёрта с два! Грохот памяти о моей любви к ней молотом и наковальней чеканит фразу «Один поцелуй, всего лишь один поцелуй», как доказательство того, что мы не были обманом. Я догнал её у двери, развернув к себе, слился с приоткрытыми губами. Пустота в груди заполняется жжением, быстро распространяющимся по телу, заставляя топтать мою добродетель, и я отпускаю свои руки в путешествие по ней. Тин притянула к себе за ткань моей футболки, усиливая и без того жёсткий поцелуй. Всё это время я знал, что не смогу отказаться, если дойдёт до этого. Идиот! Зачем я поцеловал её?

С едва отличимым чувством боли от нежелания отрываться от неё, нежно обхватил ладонями лицо. Столкнув наши лбы лёгким прикосновением, закрываю глаза и вдыхаю её запах -мяты и цитруса. Память, словно сбежавший с палаты псих, побежала по коридорам памяти, открывая двери. Одну за одной. Выпуская то, что я так рьяно пытался забыть, оправдать и не верить.

Шепчу ей:

– Ненавижу тебя. – Глажу большим пальцем кожу её губ, смотрю в бездонные глаза, безмолвно посылая сигналы S.O.S. Будь голосом разума, прошу, останови меня.

Из голубых глаз стекает слеза на мои пальцы.

– Прости меня. – Шепчет она мне, и я позволяю словам протянуть невидимую руку к сердцу и сжать его до болезненного хруста.

Она предала меня, и зная обо всём, не хочу её сейчас отпускать, как и она меня, но именно я торможу её пальцы на коже под футболкой, даю ей возможность передумать. В дюйме от её губ, тихо говорю:

– Уходи.

 Хотел ли я этого на самом деле?

Нет.

Это и есть сигнал остановиться?

Скорее всего.

Взгляд не отрывается от моего, пока пальцы Тин обнимают ключ, поворачивая его в дверном замке. Замыкающий звук толкает нас друг к другу и к тому, что было ближе. К кухонному столу и черте потери контроля. Тоска не прекращает царапать изнутри, ей мало поцелуев, она рвётся к своей хозяйке. Моя футболка пронеслась мимо моих глаз, когда посадил Тин на стол. Торопливо снимаю с неё одежду. Топ улетает, как и честность, наши штаны опускаются  вместе с принципами, а нижнее бельё падает к ногам. И вот я уже в ней настойчиво напоминаю, как отлично знаю её тело. Накопившаяся за прошедшие годы обида растворяется в страсти воскресающих воспоминаний.

 Она держится за мои плечи, как и я за кроху совести, что предупреждающе напоминает о потерях из-за неё. Голубые глаза, в которых я, когда-то самовольно топился, закрываются от удовольствия. Страстные губы Тин на моих, пылко расправляются с голосом совести. Тин крепче прижимает меня к себе своими мягкими, но жадными руками, превращая разрушения в нечто прекрасное, и вместе с этим, тянет моё сердце на дно.

– Майки. – Раздаётся её задыхающийся стон рядом с моим ухом.

Не хочу отвечать. Не хочу разрушить необходимое мне ощущение погони за недосягаемым совершенством девушки, которую я любил, которая любила меня. Всё, что нам остаётся, – отчаянно насладиться происходящим. Врываться в её рот поцелуем. Глубокими движениями в неё, освежить воспоминания того, как хорошо нам было вместе. Как точно я бы мог помнить, где касаться её тела, чтобы сводить сума всю жизнь. Если бы ты не предала меня…

 Проклятье! Почему мне так нравится это болезненное ощущение свободы от прошлого и настоящего?

Я поворачиваю Тин лицом к круглому столу, обхватив нежно её шею, прижимаю к себе. Руки ненасытно перемещаются по её телу, сжимают упругую грудь, опускаются между её ног. Утыкаюсь лицом в изгиб плеча и шеи, вдыхая цитрус с её взмокшей кожи. Я скучал по тебе. Едва не произнёс это вслух, но меня заткнул экран её телефона, высвечивая имя «Уолтер». Настойчивая вибрация двигает шесть букв по блестящей поверхности стола, но меня это не останавливает, как и её. Не глядя, она переворачивает экран вниз к тёмно-синей поверхности стола, куда послушно наклоняется сама, выставляя свои бёдра передо мной. Я стиснул челюсти, сжав её ягодицы в руках, разгоняясь до хлёстких звуков наших тел, чтобы её громкий стон, перекричал шумную вибрацию на столе и обжигающую мысль: «Она поступала со мной так же». Гордость рвёт себя на части. Это больно и отдаётся в каждом грубом толчке моего тела в Тин. Бесконтрольная страсть, что пылает, между нами, похожа на ласки адова пламени, поглощающее нас, без остатка.

 Я доволен? Определённо.

 Счастлив? Увы.

Счастье не может быть таким же грязным, как то, чем мы занимаемся.