Кто твой биас, нуна?

– Да он же совсем маленький! – я поворачиваюсь к Эль, вытаращив на нее глаза.

– Ничего подобного, – бурчит та, насупившись. – Всего-то на пять лет младше нас с тобой.

– Всего-то?! – у меня вырывается нервный смешок. – Робертс, ему восемнадцать!

– И по нашим меркам он уже совершеннолетний, – поджимает губы Эль. – Не вижу проблемы.

– По нашим меркам?

– Ну… – Робертс запинается и почесывает висок. – Вообще, официально, в Корее совершеннолетие наступает в двадцать… Но возраст согласия у них тринадцать лет! – торопливо добавляет она, заметив, как мы с Нэнси выразительно переглядываемся.

Вот уж действительно, тихие воды имеют глубокое течение[4].

– Ага, – заторможено кивает Клэренс. – То есть в спальне он уже взрослый, а в баре – ещё ребенок… Представляешь, что будет, если он решит заказать коктейль? – она толкает меня локтем и понижает голос до делового тона: – «Извините, сэр, я не могу продать Вам “Секс на пляже”, могу только предложить в нем поучаствовать».

Меня разражает приступом хохота. Я прикрываю рот ладонью и заливаюсь громким смехом. Впрочем, не я одна: Хоуп, молча наблюдавшая все это время за нашей беседой, присоединяется к веселью. И даже сама Робертс прыскает в кулак.

– Да уж, – отсмеявшись, качаю головой. – Театр абсурда: алкоголь пить нельзя, зато все остальные взрослые удовольствия – это пожалуйста.

– Ну, такие законы, – пожимает плечами Эль. – У них там вообще… Много странных правил. Например, декольте считается вульгарным, зато мини-юбка совершенно в порядке вещей.

– Просто похвастаться нечем! – гордо выпрямляет спину Клэренс, выпячивая грудь вперед, и мы снова дружно смеемся.

Нас прерывает звонок моего мобильного. Я достаю сотовый из кармана и смотрю на имя абонента… Хорошее настроение вмиг испаряется.

«Лекс Торнтон».

Черт.

А ведь день обещал быть неплохим.

*********

[1] Маннес-колледж/Новая школа музыки (англ. Mannes College the New School for Music) – консерватория, расположенная в Нью-Йорке.

[2] Отсылки к песням: Post Malone – «Rockstar», Ariana Grande – «7 Rings» и Billie Eilish – «you should see me in a crown»

[3] Джульярдская школа (англ. Juilliard School) – одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки.

[4] Тихие воды имеют глубокое течение (англ. Still water runs deep) – английский аналог русского «в тихом омуте черти водятся».

Глава 2. Ты со всем справишься, родная.

Дом Нэнси пахнет кофе и ореховым печеньем. Аромат такой яркий, что чувствуется сразу, стоит лишь зайти внутрь. Этот приятный, чуть сладковатый запах будто бы обволакивает лёгкие и согревает изнутри.

Откуда-то из глубины гостиной доносятся приглушенные голоса. Из-за работающего телевизора их почти не слышно.

– Я дома! – громко кричит Клэренс, пройдя чуть дальше от входа. Она прицельно бросает ключи в декоративную чашу на небольшом столике в прихожей, но лязг от их падения тонет в оглушительном радостном восклике.

– Мама-а-а!

В тот же миг раздается торопливый топот, и из комнаты выбегает маленькая девочка. Ее волосы убраны в два небольших хвостика, смешно дергающихся при каждом шаге. Малышка со всех ног летит к Нэнси и едва не впечатывается с разбега в ее колени.

– Мама-мама, сматли, какой лисунок я налисовала! – тараторит девчушка и протягивает зажатую в руке бумагу.

– Ого-о, что там у тебя? – тянет Клэренс с воодушевлением и забирает у нее листок. – Очень красиво! Ты молодец! – хвалит она, разглядывая детский шедевр, и ласково гладит дочь по волосам.

– Я сама лисовала! – та довольно вздергивает нос и выпрямляет спину. – Мне дазе папа не памагал!

– Здорово! У тебя отлично получилось! – кивает Нэнс и возвращает творение дочке.

Я ловлю себя на мысли, что не могу перестать улыбаться, наблюдая эту картину. Происходящее навевает воспоминания о далеком беззаботном детстве. Когда казалось, что яркого, красивого рисунка достаточно, чтобы мама тобой гордилась… Жаль, что во взрослой жизни всё куда сложнее.

– Тётя Дядя! – замечает меня младшая Клэренс. – Сматли, какой у меня класивый лисунок!

Она подбегает ко мне и вручает произведение своего карандашного искусства. На бумаге изображен большой светло-желтый дом с оранжевой крышей, несколько ярко-зеленых деревьев и три человечка. В них легко угадываются члены семьи: человечек с длинными темными волосами – Нэнси, вытянутая фигура с короткой стрижкой – глава семейства, Итан, а маленькая девочка с бантиками – малышка Валери. Я опускаюсь на корточки и указываю на маленький серый кружок с ушками и хвостом:

– Вэл, а это кто?

– Ето нас катёнок! Ево завут Том!

– Валери Клэренс, я же сказала, никаких котов! – хмурится Нэнс.

– Ну ма-а-ма-а! – плаксиво тянет та и топает ножками. – Давай ку-у-у-пи-и-им!

Старшая Клэренс отрезает строгое “нет”, и Вэл поворачивается ко мне:

– Тетя Дя-я-дя-я, – хнычет она и тычет пальчиком в бумагу. – Катё-о-но-ок!

– Прости, милая, я не могу тебе его купить, – вздыхаю я, качая головой. – Но знаешь, что? – понижаю голос до заговорщицкого тона.

– Фто? – Валери шмыгает носом.

Я протягиваю ей рисунок и игриво подмигиваю:

– Попробуй попросить у папы.

Маленькое личико тут же озаряется радостью и воодушевлением. Младшая Клэренс хватает листок и, тараторя “папа-папа-папа”, уносится обратно вглубь дома.

Губы невольно растягиваются в улыбке. Я поднимаюсь на ноги и перевожу взгляд на Нэнси:

– Она у тебя прелестная.

– Угу, прелестная вымогательница, – смеется подруга. – Прости, она все еще не может перестать называть тебя дядей.

– Не страшно, – мотаю головой. – Звучит даже мило.

Это прозвище Вэл дала мне при первой встрече, когда Нэнси однажды привела ее с собой на работу. Так уж вышло, что малышку не с кем было оставить. Тот день у меня выдался непростым. Я обнаружила ошибку в договоре на аренду съемочного оборудования и в срочном порядке пыталась уладить возникшую проблему, пытаясь дозвониться до поставщика.

– Мама-а, сматли, ета тетя плямо как дядя, католава мы видели в ликламе, – тихо пролепетал детский голос и хихикнул: – Тетя Дядя!

После бесконечных длинных гудков, раздающихся в телефонной трубке, этот звук был неожиданным. Я растерянно моргнула и перевела непонимающий взгляд в сторону его источника. Им оказалась маленькая девочка, навскидку ей было около трех лет. Она удивленно хлопала глазами и дергала Клэренс за руку. Понять, кто эта девчушка, было нетрудно.

– И тебе здравствуй, Валери, – приветливо улыбнулась тогда я. – А что за дядя?

– Из новой рекламы Голдмэн Сакс Гроуп[5], – пояснила вместо дочки старшая Клэренс. – Там мужик разговаривает по телефону и что-то печатает в ноутбуке. Весь из себя пафосный, успешный и деловой.

– Ну, как говорится, устами младенца, да?

– Ага, – весело кивнула подруга. – Только бороду не отращивай. Тебе не пойдет.

Так и повелось. Каждый раз, когда мы пересекаемся с Вэл, она зовет меня этим прозвищем.

– Может зайдешь ненадолго? – спрашивает Клэренс, кивая в сторону комнаты. – Пропустим по бокальчику красного, поболтаем немного…

– Нэнс, ты же знаешь, я бы с радостью, – вздыхаю я. – Но завтра совещание, а у меня с алкоголем, мягко говоря, плохие отношения. Еще и чертов Торнтон все спутал…

– Ой, точно, – спохватывается подруга. – Сейчас, подожди.

Она исчезает из виду в глубине дома и оставляет меня в прихожей одну. Я оглядываюсь по сторонам и замираю в ожидании, будто приклеенная к месту. Мне отчего-то не хватает духу пройти дальше. Словно у меня нет на это права. Будто бы мне… нельзя здесь быть. Странное чувство моей неуместности в этом доме давит на плечи, и я веду ими, пытаясь сбросить неприятное ощущение. Но ничего не выходит. Мне все равно кажется, что во всем этом гармоничном уюте… я лишняя. Как шоколадный торт, который кто-то по непонятной причине оставил на полке для диабетиков.

– Вот, – Нэнси возвращается и вырывает меня из потока не особо радужных мыслей. Она протягивает мне стопку документов, отчет по которым так неожиданно потребовался Лексу.

– Угу, – я коротко киваю, поджимая губы, и забираю бумаги у нее из рук. – Спасибо.

Что-то в моем голосе заставляет Клэренс нахмуриться.

– Так, – она упирает руки в бока. – Меня не было максимум пять минут. За это время что, успели прилететь инопланетяне?

– Чего? – непонимающе хлопаю глазами.

– Кто-то похитил твое милое лицо, на тебе его нет. Что случилось?

Голос Нэнси серьезный, а взгляд цепкий. Она скрещивает руки на груди, терпеливо ожидая моего ответа. Я смотрю на подругу и размышляю, что сказать. Прикинуться, будто просто устала из-за работы? Или может, вообще ничего не говорить и соврать, что все в порядке?

– И даже не вздумай сказать, что ничего, – будто прочитав мои мысли, бросает Клэренс. Она не сводит с меня глаз, внимательно разглядывая. Невольно кажется, будто Нэнси действительно сейчас копается в моей голове.

Желание врать отчего-то внезапно исчезает, но заставлять волноваться подругу мне тоже не хочется. Все-таки у нее куча своих забот.

– Не обращай внимания, – приподнимаю уголки губ. – Просто стало интересно что нужно сделать, чтобы дом был таким же уютным, как твой. Вот и задумалась.

Клэренс неожиданно фыркает и смеется.

– Сказать? – она кидает ироничный взгляд исподлобья и, увидев мой короткий кивок, кладет руки мне на плечи. – Поселить в нем любовь.

– Да блин! – кривлюсь я. – А без нее никак нельзя?

– Абсолютно, – мотает головой Нэнси. – Дом – это не стены. Дом – это люди, которые в нем живут и которые наполняют его своими эмоциями и переживаниями. Уют не исходит от дизайнерских вещей или интерьера, он идет вот отсюда, – она кладет ладонь на солнечное сплетение. – И, если вот тут… – Клэренс убирает руку со своей груди и тычет пальцем в мою. – Ничего нет, то и уюту взяться неоткуда.

– Да все там есть, – бурчу, упираясь взглядом куда-то в сторону. – Просто работы много. Вон, еще отчет для Лекса нужно сделать…

– Послала бы ты Торнтона к черту, – заявляет Клэренс. – Вы и так вечно с ним как кошка с собакой цапаетесь, так что не думаю, что он заметит парочку лишних проклятий в свою сторону.

– Я ему уже сегодня сказала несколько ласковых, когда он звонил.

– И правильно сделала, – кивает Нэнси.

– Ладно… Пойду, пожалуй. Не буду мешать создавать уют.

– Ерунды не неси, – строго смотрит на меня Клэренс. – Звони, если нужно поговорить, а лучше – приезжай. Бокальчик красного не обещаю, но горячий чай у меня всегда найдется.

От ее слов гнетущее ощущение, давившее камнем на плечи, вдруг исчезает. Вместо него где-то глубоко внутри загорается маленький яркий огонек. Тепло от него расходится по всему телу до самых кончиков пальцев.

Приятное чувство. Я невольно улыбаюсь.

– О! Гляди-ка, лицо вернулось! – театрально округляет глаза Нэнси и драматично понижает голос. – Признавайся, это все-таки были инопланетяне?

С губ срывается короткий смешок от ее тона. На душе становится легко.

– Постарайся всё-таки отвлечься от работы, – вздыхает подруга. – Хотя бы попробуй.

– Ладно-ладно, уговорила.

Мы обнимаемся на прощание, и я выдвигаюсь в сторону станции метро. Отойдя на несколько ярдов[6], оборачиваюсь и кидаю взгляд на дом четы Клэренс: светло-бежевый, с терракотовой черепичной крышей и небольшой лужайкой рядом с ним… Сейчас на земле кое-где еще лежат остатки снега, но летом она станет ярко-зеленой, с ровно подстриженным газоном.

Уютно.

Даже снаружи.

Может, Нэнси действительно права? Уют идет изнутри?

Интересная всё-таки мысль.

Путь до станции Форест-Хиллс не занимает больше десяти минут. Поезд тоже долго ждать не приходится. Он подходит к платформе, и я сажусь на свободное место. Впереди длинная дорога домой: с пересадками путь займет около часа. Может быть, если бы Клэренс жила чуть ближе к Манхэттену, я бы действительно заглядывала бы к ней в гости…

Я прикрываю глаза и позволяю своим мыслям свободно течь по сознанию.

Завтра совещание, сделать отчёт, нужно отвлечься, Торнтон придурок… Я не замечаю, как снова начинаю думать о доме Нэнси. Теплый, уютный, шумный… Смогла бы я жить в таком? Мне определенно не нравится шум. Я его не люблю. Но отчего-то наполненность звуками совершенно не портит впечатление о жилище Клэренс. Даже наоборот, придает ему какую-то… очаровательность. Возвращаться домой, зная, что тебя там ждут… Наверное, это приятно? Или утомительно? Каково это? Я пытаюсь представить себя на месте Нэнси, но получается, откровенно говоря, плохо.

С губ срывается вздох. Я легко трясу головой, выбрасывая из нее мысли о подобном. Незачем об этом думать. Сначала – работа, потом все остальное…

Моя квартира находится в нескольких минутах ходьбы от станции Кэнал Стрит. Небольшая пешая прогулка, и вот я уже перед входной дверью. Ключи привычной прохладой ложатся в ладонь. Два оборота замка по часовой, и дверь бесшумно открывается. Я захлопываю ее за собой и приваливаюсь спиной к деревянному полотну, прикрывая глаза. Делаю глубокий вдох… и почти ничего не чувствую. В воздухе витают едва различимые нотки диффузора с запахом морского бриза. Отчего-то сейчас этот аромат кажется не свежим, а скорее… холодным. И искусственным.

Я поднимаю веки и скольжу взглядом по знакомой обстановке: на стене слева висит высокое зеркало, под ним небольшая подвесная тумба, на полу рядом пуф в виде куба, а справа – реечные дверцы шкафа… Минималистично и строго. В прихожей царит полумрак. Я подхожу к зеркалу и аккуратно кладу ключи на деревянную столешницу. В оглушительном беззвучии дребезг металла неприятно режет слух.

– Я дома, – непонятно зачем произношу вслух. Мой голос звучит тихо. Он отражается от стен и возвращается обратно.

Мне никто не отвечает. Даже мое собственное отражение никак не реагирует.

Я отворачиваюсь от зеркала и иду в спальню, стягивая на ходу пальто. Быстро переодеваюсь в домашний трикотажный костюм. Мягкая ткань тут же приятно льнет к телу. Остальные вещи убираю в шкаф. Вся одежда в нем аккуратно развешена, у каждой есть свое место. Мне нравится думать, что порядок в доме помогает сохранять порядок в мыслях.

Вечерняя рутина не занимает много времени. Перекусив остатками вчерашнего салата, решаю последовать совету Нэнси и немного отвлечься перед тем, как сесть за работу.

Я опускаюсь на диван в гостиной, включаю телевизор и принимаюсь перелистывать каналы, в поисках чего-то “отвлекающего”. Кнопка на пульте нажимается раз, второй, третий, но меня ничего не цепляет. Мне совершенно неинтересно происходящее на экране. Так проходит несколько минут, и в голове уже возникает мысль бросить эту безнадежную затею… Как вдруг, после очередного щелчка кнопки, на экране появляются красивые желто-оранжевые панорамы Центрального парка. Посередине кадра возникает лаконичная надпись: «Осень в Нью-Йорке»[7]. Она плавно исчезает, сменяясь именами актеров. Играет мелодичная джазовая песня, а на заднем фоне слышно щебетание птиц. Через экран чувствуется приятная атмосфера теплого сентябрьского дня.

Последний шанс.

Я аккуратно кладу пульт рядом с собой и сосредотачиваюсь на фильме.

Статный мужчина прогуливается по оживленной аллее парка. Его волосы полностью седые, но, несмотря на это, он выглядит весьма привлекательно. К нему подходит симпатичная девушка, и герой мило ее приветствует. Они идут, обнявшись, по мостику над озером.

– Прокатимся на лодке? Это будет забавно! – предлагает героиня своему спутнику.

– Нет, я не могу, – отказывается тот и резко останавливается, разрывая объятия. Девушка проходит на несколько шагов вперед. – Потому что я с тобой расстаюсь, – говорит мужчина ей вслед.

Челюсти невольно сжимаются. Я смотрю на экран и вижу знакомый отстраненный взгляд куда-то сторону. Лицо героя не выражает эмоций. Я слышу очередные нелепые оправдания в мужском голосе и непонимание и обиду – в женском.

Девушка, всхлипывая, быстрым шагом уходит с мостика, и в тот же момент пульт оказывается у меня в руке. Я вскакиваю на ноги и резко жму на красную кнопку, выключая телевизор. Пальцы впиваются в черный пластик так сильно, что он тихо поскрипывает. Тело бьет мелкой дрожью. В голове мелькают картинки из давнишнего прошлого, а внутри все кипит. Я медленно опускаю веки и неторопливо втягиваю воздух, успокаивая дыхание.

«Так что прости, детка, дальше нам не по пути».

Да чтоб тебя!

Где там документы Торнтона?!

Я распахиваю глаза и с размаха швыряю пульт на диван, срываясь с места.

Из сумки достается все, что нужно: стопка бумаг Лекса, ноутбук, ежедневник с пометками и записями… Все вещи быстро оказываются на столе. Я ухожу в работу с головой, всячески стараясь выкинуть из нее мысли о прошлом.

Важно лишь настоящее.

Именно от него зависит будущее.

Весь оставшийся вечер проходит в слайдах презентаций, колонках цифр и строчках договоров. В какой-то момент буквы начинают расплываться перед глазами. Я замечаю, что в очередной раз сделала опечатку в тексте, и опускаю веки, устало потирая переносицу. Плечи и шея затекли от неудобной статичной позы и теперь противно ноют. Я откидываюсь на спинку стула и надавливаю пальцами на одеревеневшие мышцы. Расслабление от массажа расходится по телу горячей волной удовольствия. По коже пробегают мурашки. Ощущение столь приятное, что мне хочется понежиться в нем подольше. Возвращаться к работе нет никакого желания. Совершенно.

Я открываю глаза и вглядываюсь в недоделанный файл отчета. Может действительно послать Торнтона к черту? Захлопнуть сейчас ноутбук, набрать горячую ванну, полную ароматной пены, и позволить себе забыть обо всем… Заманчивая перспектива.

С губ срывается протяжный вздох.

Нельзя поддаваться сиюминутным соблазнам.

– Давай, осталось совсем чуть-чуть… – уговариваю себя. – Ты со всем справишься, родная. Нужно немного потерпеть.

Я собираю оставшиеся силы и снова утыкаюсь в экран, принимаясь механически стучать пальцами по клавиатуре.

У меня получается доделать отчет уже затемно. Я сохраняю файл и закрываю крышку ноутбука, неожиданно обнаруживая, что сижу почти в кромешной тьме. Мрак разгоняют лишь ночные огни города, свет от которых льется в комнату через большие, высокие окна. Я встаю с места и, потягиваясь, подхожу к ним. За стеклом, где-то внизу, бьется сердце города, который никогда не спит[8].

Нью-Йорк живет круглосуточно, не останавливаясь ни на минуту. Улицы освещаются лампочками фонарей, вывески закусочных завлекающе горят ярким неоном, а на станциях метро раздается перестук поездов. Город бурлит гомоном переговаривающихся приглушенных голосов, стучит по блюдцам чашками с горячим кофе и скрежещет по тарелкам режущими стейк ножами. Я вглядываюсь в проезжающие мимо автомобили, идущих куда-то прохожих… Нью-Йорк кипит жизнью.

Вот кудрявая блондинка торопливо переходит дорогу. Ее локоны упруго подскакивают с каждым шагом. В воображении сразу возникает ритмичный цокот каблуков. Интересно, куда она так спешит? Может она так же, как и я, заработалась допоздна и сейчас возвращается домой? А может у нее было свидание, и теперь ей не терпится позвонить подруге и рассказать, как все прошло? Было ли оно удачным… или же кавалер ее разочаровал? Мне представляется, как незнакомка хлопает длинными ресницами и надувает губы: «Нет, Бри, ты можешь себе представить?!» – жалуется она капризным тоном. – «Этот самовлюбленный индюк весь вечер болтал о себе без умолку! Я даже слова вставить не могла!». Бри, конечно же, безоговорочно ее поддерживает и одаряет несостоявшегося ухажера парочкой уничижительных ругательств: «Мэл, дорогая, забудь ты про этого придурка! Он просто непроходимый тупица, раз ничего не понял!».

Я невольно фыркаю от возникшей в сознании картины. Переживать из-за неудавшегося свидания… Да вот еще!

Блондинка проходит чуть дальше вдоль дома и исчезает из моего поля зрения. Я легко трясу головой, избавляясь от видения перед глазами, и отворачиваюсь от окна.

Где там моя горячая ванна?

У меня уходит где-то пятнадцать минут, чтобы набрать нужный объем воды. На ее поверхности возвышается пышная шапка пены. Пузырьки тихо шуршат от прикосновения и разносят по комнате дурманящий цветочный аромат. Сладкий, но не приторный. Я медленно погружаю в ванну сначала одну ногу, затем вторую… А затем плавно опускаюсь в воду целиком, по шею. По телу в тот же миг разносится приятное тепло. Оно разливается от кончиков пальцев до самой макушки. Я делаю глубокий вдох… и с шумным выдохом позволяю себе, наконец, расслабиться. Тяжелый груз сегодняшнего дня спадает с плеч и растворяется в дымке благоухающего пара. Прикрываю глаза и фокусируюсь на чудесном ощущении. Где-то там, за окном, на бешеной скорости несется жизнь, но это меня сейчас не волнует… В мыслях царит покой и ясность.

Черт возьми, как же хорошо.

Я не замечаю сколько проходит времени, прежде чем меня начинает клонить в сон, а вода успевает остыть. Аккуратно поднимаюсь на ноги, быстро смываю с себя остатки пены под душем и выбираюсь из ванны. Тело ощущается размякшим и вялым, в нем чувствуется разнеженная леность. Я провожу по запотевшему зеркалу ладонью. Отражение искажено разводами, собирающимися в маленькие капли воды. Под глазами виднеются синяки, не скрытые сейчас консилером.

Может сегодня все-таки получится без кошмаров?

Постель встречает меня холодом. Я забираюсь под одеяло и ежусь от резкого контраста. Подтягиваю колени к груди, пытаясь сохранить тепло. В сознании мелькает ехидная мысль: будь в кровати кто-то еще, она не была бы такой ледяной. Почему-то в голове эти слова звучат нравоучительным голосом Хоуп.

Сгинь.

Я морщусь и переворачиваюсь на другой бок, прижимая к животу подушку. Утыкаюсь в нее носом и глубоко вдыхаю запах кондиционера для белья.

И чего они все ко мне пристали? Не нужен мне никто.

Постель постепенно нагревается до комфортной температуры. Я закрываю глаза… и проваливаюсь в сон.

Я оказываюсь в длинном узком коридоре. Его ширина столь мала, что у меня не получится свободно развести руки в стороны. Пол устлан деревянными досками, а стены окрашены в мерзкий грязно-зеленый цвет. Краска давно рассохлась и покрылась трещинами, а местами даже отвалилась, из-за чего в покрытии зияют черные проплешины. Откуда-то я знаю, что их края острые и до крови царапают кожу при прикосновении.

Тут мало света. Надо мной висит одинокая лампочка. Она горит слабо, то и дело мерцая, будто вот-вот погаснет. Я осматриваюсь по сторонам и замечаю еще несколько таких же впереди и позади меня. Они развешены примерно через каждые три или четыре фута[9].

Я не понимаю, почему нахожусь в этом месте. Воздух ощущается затхлым. Быть здесь некомфортно. Внутренности сковывает, а к горлу подкатывает противное чувство тошноты. Кончики пальцев немеют. Черт возьми, где я?!

За спиной раздается странный шорох. Я резко оборачиваюсь, но не вижу ничего, что могло бы издавать такой звук. В коридоре нет ни единого дуновения, но внезапно лампочки начинают раскачиваться из стороны в сторону. Они пронзительно скрипят от каждого движения и с громким хлопком начинают гаснуть одна за одной. Темнота приближается. Внутри все леденеет. Паника затягивается на шее удавкой из колючей проволоки, и я срываюсь с места.

Легкие горят огнем, а горло саднит от сбитого дыхания. Мне кажется, что я бегу вечность, но коридор никак не заканчивается, будто в нем нет выхода. Сил с каждой минутой все меньше, меня вот-вот вывернет наизнанку. Я торможу, упираясь ладонями в колени, и стараюсь отдышаться. Грудная клетка ходит ходуном, будто меха для камина. Кидаю быстрый взгляд в сторону надвигающейся тьмы и сцепляю челюсти крепче. Руки до белых костяшек сжимаются в кулаки. Черта с два я сдамся! Не на ту напали!

Лихорадочно оглядываюсь по сторонам в поисках чего-то, чем можно защититься. В голову не приходит ничего лучше, чем попробовать оторвать от пола одну из досок. Тем более, что на вид закреплены они не особо прочно. Я принимаюсь остервенело бить ногой по краю доски, пытаясь приподнять ее противоположный конец, будто это перекладина на детских качелях. Ничего не выходит. Древесина оказывается трухлявой, и от мощных ударов подошвы попросту крошится и разлетается мелкими щепками.

Черт.

Черт, черт, черт!

Адреналин бурлит в крови, разгоняя пульс. Я мечусь взглядом вокруг… и внезапно замечаю дверь. Спасительный выход расположен буквально в паре-тройке ярдов от меня. Видимо я бежала так быстро, что пролетела мимо, даже не обратив на него внимания. Мрак по-прежнему идет в мою сторону. Я перевожу взгляд с двери на подступающее черное небытие, потом обратно… и кидаюсь тьме навстречу. Подбегаю к выходу и почти истерично дергаю за ручку.