Ариадна из чугуна и стали

– Не от меня вовсе, а от машиниста. Да и он тоже человек несвободный. Едем лишь туда, куда проложены рельсы. Иллюзия свободы выбора.

Элли удивленно посмотрела на клиента. Кажется, ей удалось его немного растормошить.

– Не думаете ли вы, что хоть маршрут до конечной точки и определен заранее, все же от каждого человека зависит то, каким образом мы его пройдем?

Эдвард вдруг едко улыбнулся, обнажив остренькие зубы.

– Вы подняли интересный вопрос. Да, кто-то сутки на деревянной лавке мерзнет, ожидая условного сигнала… А иные счастливчики в вагоне первого класса с бокалом вина прохлаждаются. Действительно, все по-разному. Но зависит ли это от нас?

– Расскажите, были ли у вас с кем-то конфликты? – решила сменить тему Элли.

Эдвард сжался, побледнев. Черепашья голова еще больше ушла в плечи.

– Я стараюсь не конфликтовать с людьми… Ввиду того что… Мой отец против этого…

– А какие у вас отношения с отцом?

– О-он… Заботится обо мне. Оберегает.

– Оберегает от чего?

– Боится, что я… Увлекусь кем-нибудь… Кем-нибудь недостойным. Он испытывает грусть из-за этого.

– Вы слушаетесь своего отца?

– Д-да. То есть. Не всегда. В противном случае я бы никогда не пошел с ней на… романтическую встречу.

Элли ласково улыбнулась.

– Расскажите о своей девушке.

– У нее имеется много преимуществ… И такие красивые голубые глаза…

Последнюю фразу Эдвард произнес с каким-то странным фанатичным выражением лица, а Элли про себя поежилась, ибо вспомнила несчастную Мэрридит.

– С кем вы общаетесь, Эдвард?

– У меня крайне мало друзей, ввиду того, что я не люблю долго разговаривать с людьми. Утомительно. Вот только в парке иногда с кем-нибудь пересекаюсь… Это не всегда приятные встречи. Неделю назад произошла одна…

– Не хотите поговорить об этом?

– О-он очень скверный человек.

– Кто?

– Жан. Он из вашего вагона, кажется. Мы долго общались с ним в парке.

– А о чем вы с ним…

– Мне не хочется распространяться на эту тему.

Эдвард окончательно замкнулся в себе и на все последующие вопросы отвечал чисто механически, иногда невпопад. Элли так и не смогла добиться от него большего. А в конце он строго посмотрел на нее и крайне высокопарно отметил:

– Надеюсь, предоставленные мной сведения никак не…

– Разумеется, я все сохраню в тайне.

Когда сеанс закончился и последний клиент покинул ее купе, Элли вновь устало посмотрела на бумаги. В тусклом свете керосинового фонаря проблемы клиентов выглядели страшнее, чем они были на самом деле. Чернильные буквы вдруг словно задрожали, сорвались с листа и колючими спицами впились в лицо; вязкий страх наполнил все ее существо. Именно в этот момент Элли пронзило острое осознание того, что она должна непременно выяснить, кто был убийцей. Она сама не понимала, почему это так важно. Словно временно уснувшая память побуждала ее провести собственное расследование. Но зачем ей сдался несчастный картограф? Да, история жуткая, да еще и с этими выколотыми глазами, здесь не поспоришь. Но какое отношение убийство имеет к ней самой? А еще Элли стало грустно от мысли, что Жан обманул ее. Значит, он ходил в парковый вагон и отнюдь не только затем, чтобы сорвать там цветы. Более того – они с Эдвардом знакомы! И оба находятся в числе подозреваемых. Что же значит вся эта загадочная история?

И Элли наметила для себя две важных задачи.

Она выяснит все про Мэрридит. А еще узнает, почему Жан солгал ей.

Глава 7, Коллектор пароперегревателя

19

Элли впервые посетила вагон-ресторан. Впрочем, «впервые» – не совсем точное слово. Скорее всего, она здесь уже была (причем не раз, иначе где она питалась?), но память вероломно подтерла воспоминания. Перед ужином она долго думала над своим внешним видом. Действительно, весьма небезынтересный вопрос: одеться нарядно или сделать свой выбор в пользу чего-то неброского? Вагонная мышь или звезда поезда?

Элли остановилась на длинном платье цвета пудры, расшитом бисером и стеклярусом20. На тонких руках – лайковые перчатки, крупные взбитые локоны кокетливо выбиваются из-под шляпки. Немного персиковых румян на щеки и губы. Все-таки не вагонная мышь. Однако с обувью произошла некая странность, даже дикость, на которую Элли не успела обратить внимание ранее. Дело в том, что все это время она ходила в высоких сапогах на пуговицах, а в купе – в миловидных тапочках на каблуке с заячьими ушками. Однако не пойдет же она в них на светский ужин! Да и грубые походные сапоги тоже едва ли подойдут. Выяснилось, что при несметном количестве одежды, шляпок и перчаток, у Элли почему-то совершенно не имелось обуви. Она перерыла весь шкаф – ничего. Затем перешла к другим предполагаемым вместилищам всяких безделушек: выпотрошила дрессуар21, в котором оказалась посуда, перевернула сундуки, раскрыла ларцы – с таким же результатом. Единственное, что Элли удалось найти – меховую лодочку оливкового цвета с плоским каблуком. Но самое удивительное во всей этой истории заключалось в том, что туфелька была в единственном экземпляре! А где же вторая? Это на первый взгляд невинное открытие страшно обеспокоило Элли, чьи чувства и так обострились до крайности. Хотя, казалось бы, такая мелочь по сравнению с тем, что она потеряла память и едет в неизвестном направлении на поезде, где совершаются убийства и выкалывают глаза.

Элли принялась задумчиво вертеть в руках туфельку, пытаясь решить загадку, – взгляд неожиданно зацепился за нечто неприятное. Уродливые багровые пятна по бокам, уже засохшие, изрядно портили впечатление от нежно-оливкового цвета. Что такое? Краска или… Кровь? В ужасе откинула Элли предмет, столь ее напугавший. Ей почудилось, будто она держала в руках гадюку.

Кстати, а почему все-таки она потеряла память? Что с ней произошло? В своей голове Элли быстро прокрутила возможные причины амнезии: травма, алкоголизм, или… Что-то психологическое. А вдруг она как-то связана с убийством? Иначе почему в ее голове столь отчетливо мелькает это слово?

Странное ощущение зыбкости бытия поразило Элли до глубины души, окончательно вывело из равновесия. Сказать кому-то? Пожаловаться кондуктору или жандармам? Элли точно понимала одно: она должна непременно разобраться в том, что происходит.

Обескураженная неожиданным открытием, она поплелась в вагон-ресторан, где уже приятно играл патефон. Увиденное немного затмило волнение, ибо этот панорамный зал поистине поражал воображение, ослеплял, и не только своими размерами! Здесь горели мириады свечей, полы были устланы бордовыми войлочными коврами, в больших черных кадках стояли диковинные растения с огромными мясистыми лопухами-листьями, из-за которых осторожно выглядывали резные дубовые столы, привинченные к полу. Стулья представляли собой сундуки с высокими глухими спинками, украшенными лилиями. В многочисленных порталах сидели уродливые каменные гаргульи с открытыми пастями и подносами в лапах. Вместо еды на них лежали мраморные черепа. Сквозь кружевные стрельчатые потолки просвечивало лоскутно-серое небо, в простенках между колоннами торжественно красовались витражи, в которых отражались свечи. Чопорные официанты, выбритые до синевы, разносили гостям тарелки с пиццей, напоминавшей колеса. Вместо спиц повара красиво разложили руколу. Помимо этого, угощали осклизлыми устрицами и фуа-гра с джемом, а в самом темном закутке курили сигары и вели интимные беседы.

Элли замерла, смутилась, глаза не знали, на кого смотреть, между тем она отчетливо ощутила, как все взгляды присутствующих обратились на нее, намертво прилепились к коже и преследовали всюду, куда бы она ни направилась. Весьма неприятные, жирные, точно вискозин22. Элли растерянно обвела взором зал: хоть кого-то бы вспомнить… Но нет, высокомерные господа во фраках и дамы в бальных платьях не отзывались у нее в сердце. Впрочем, вот под раскидистой пальмой сидит в одиночестве Грейс и по-мужски дымит папиросой. Одета в стиле а-ля гарсон23, никакого корсета, пышных юбок. Строго и лаконично. Она с чрезвычайной серьезностью наставляла на все столики по очереди свой лорнет, ничуть не смущаясь столь откровенного созерцания.

Элли кивнула ей в знак приветствия.

– Выглядишь обворожительно, – с мазутной липкостью прошептали ей на ухо. Элли вздрогнула – позади нее стоял Жан. Что ж, та же фраза с успехом относилась и к нему самому, ибо красавец смотрелся превосходно – статный, пышущий здоровьем, с непоколебимой уверенностью в собственном очаровании. Элли почувствовала легкий укол досады: ведь он обманул ее! Но с какой целью?

– Сядем за столик? – предложил Жан все тем же мазутным тоном. Отличная идея, тем более что в его присутствии так легко подкашивались ноги. Они выбрали хрустальный столик с красиво свернутыми голубыми салфеточками. Весьма романтичное место, у самых витражей, чтобы рассматривать из окон проносившийся пейзаж. Кажется, Грейс с удивлением проводила их взглядом, – интересно почему? Вальяжно-повелительным жестом Жан подозвал официанта: тот не замедлил появиться – робкий, подобострастно согнувшийся, как ручка от гудка.

– Что очаровательные господа желают в качестве аперитива?

– Розовое шампанское, – лениво отозвался Жан, даже не подумав спросить у своей спутницы, чего она хочет.

– А из еды…

– Удиви нас.

Официант послушно кивнул и упорхнул исполнять задание. Элли смущенно взглянула на самоуверенного кавалера.

– Может, стоило выбрать самим?

– Поверь, он смекалистый малый и не прогадает.

Жан властно накрыл ее ладонь своей – и столько было в этом простом жесте двусмысленности, что Элли невольно отдернула руку.

Рыжие брови удивленно поползли наверх.

– Я немного устала после диагностики.

– Понимаю… Переслушать весь поезд – нелегкая это затея. Но сейчас тебе надо расслабиться, дорогая.

– Жан, а ты знаешь… Эдварда Финча?

– Кого-кого?

Элли повторила.

– Он из первого класса?

– Нет, из третьего.

– Тогда как же я могу его знать? Мы редко пересекаемся с пассажирами из других вагонов. Только во время диагностики…

Элли нахмурила брови: уклончивый ответ Жана явно нельзя было посчитать удовлетворительным.

– А он тебя знает, – с легким напором заявила Элли. – Сказал, вы встречались в парковом вагоне.

Жан пожал плечами, его веселое лицо посерьезнело.

– Он вполне мог и перепутать… Чего про меня только не болтают.

– Например?

Красивые губы дернулись – усмешка Жана отдавала горечью.

– Говорят, что я соблазнил всех невинных дев в этом поезде.

– В это я прекрасно могу поверить, – улыбнулась Элли, внимательно глядя на мужчину перед собой. Резкий абрис его лица загадочно выглядывал из свечного полумрака, глаза по-орлиному блестели и отдавали айсбергом. Таким людям обычно повинуются безоговорочно, особенно женщины. Кто же ты, друг или враг? Жан словно услышал ее мысли.

– Обрати внимание, как на меня смотрят люди. Что у них отражается в глазах при взгляде на меня. Мешки с рельсодорами? Власть. Только это они способны понять, и все из-за отца… А сам отец… Видит во мне лишь никчемный мешок с нечистотами.

Элли вдруг стало неловко, ибо они коснулись интимных тем, но при этом она ощутила необходимость утешить Жана.

– Разве важно, что в тебе видят другие? Их хрусталики замутнены шаблонами, собственными взглядами, пожеланиями, самомнением, гордостью. А вот что в себе видишь ты сам?

Жан восхищенно присвистнул.

– Обожаю умных крошек! – воскликнул он, хищно ощерившись в своей фирменной улыбке. – А что ты, Элли? Расскажи о себе? Почему твой отец не поехал с тобой?

Элли почувствовала, как щеки ее краснеют. Опасная тема, провокационная, она ведь ничего не помнит!

– Мой отец… – начала мямлить она, не представляя, как выкрутиться.

От полного краха ее спасло неожиданное появление в ресторане новых посетителей. Когда они вошли, вокруг поднялся назойливый шепоток, точно с поверхности деревянных столов к потолку взвились тысячи жужжащих ос. За все время, что Элли находилась здесь, еще ничье появление не привлекало к себе столько внимания, взглядов и перешептываний. Впрочем, новые посетители действительно отличались от общей массы, ибо были облачены в униформу, а не в праздничные костюмы. Один постарше, с заметными проплешинами на голове, шел с каким-то едва уловимым напряжением, точно каждый шаг давался ему с трудом. На рукавах и на воротнике у него красовались серебряные галуны24. Другой – молодой, шагал легко и небрежно: казалось, ему глубоко плевать на всеобщее оживление. Однако, когда взгляд его живых черных глаз случайно упал в сторону Элли, то брови его насмешливо изогнулись в радиальные кривые. Еще один знакомый. Кей. Наверное, со своим отцом.

Не обращая ни на кого внимания, они спокойно устроились недалеко от них. Элли перевела взгляд на спутника: лицо того исказилось практически всепоглощающей ненавистью. Затем Жан совершил удивительно непредсказуемый поступок: резко поднялся с места и качающейся походкой направился в сторону вновь прибывших. Элли ощутила, как к горлу подступает волнение. Разговоры смолкли, жующие пассажиры с живым интересом уставились на мужчин, ибо почувствовали, что их ждет забавное представление.

– Рад, что застал вас сегодня за ужином, господа машинисты! – с преувеличенной галантностью воскликнул Жан. Его зычный раскатистый голос непривычно громко прозвучал в зале с хорошей акустикой. Элли видела, что лицо Кея сильно напряглось и даже чуть побледнело, черты сделались резче и острее, темные глаза лихорадочно заблестели. Они с отцом были похожи, как две капли машинного масла, впрочем, последний выглядел куда более спокойным.

– Добрый вечер, – хладнокровно отвечал отец, не теряя самообладания. Жан издевательски улыбнулся: начав с театральным добродушием, он закончил презрительной гримасой и громко выпалил им в лицо:

– Я рад, потому как уже давно хотел кое-что сказать! Ваш сын – насильник! И вчера во время стоянки поезда Кей напал на мою спутницу. Я немедленно призываю вас к ответу!

Как только он произнес эти оскорбительные слова, все общество всколыхнулось, оживилось, заголосило – их причитания эхом тонули в сводах потолка, сливаясь с дребезжанием высоких стекол.

– Позовите кондуктора! – испуганно вскрикнул кто-то.

Кей поднял голову и мрачно воззрился на обвинителя – Элли видела, что тот едва сдерживается, чтобы не вскочить со своего места. Отец, вероятно, тоже почувствовал это, ибо судорожно вцепился ему в руку, придерживая от поспешных действий.

– Нет-нет! Произошла ошибка! – возмущено воскликнула Элли. Жан перевел взгляд на подругу, лицо его выглядело озадаченным.

– Какая же ошибка, когда я сам все видел. Разве ты не звала на помощь?

– Я…– замялась Элли, в голову, как назло, ничего не приходило. Ах, какая же глупая получилась ситуация, в самом деле! – Я… Это была такая… игра. Психологическая. Я сама попросила Кея поучаствовать. Прости, Жан, что не рассказала тебе заранее, – промямлив все это, Элли обвела несчастным взором вагон. Теперь на нее не просто смотрели, ее буквально пожирали глазами, оторвавшись от своих тарелок и недоеденных устриц. Ей удалось удивить решительно всех, в том числе и самого Жана. Ошарашенный, он какое-то время стоял, руки вдоль туловища, и глуповато трясся в такт движениям поезда.

– Это правда? – пробормотал он уже не с таким уверенным апломбом, как прежде.

Кей через силу кивнул: лицо его сейчас по цвету не отличалось от белоснежной скатерти на столе.

– В таком случае я приношу свои извинения. Жаль, конечно, что я стал невольным участником какой-то сомнительной игры, – не скрывая досады, буркнул Жан, продолжая стоять напротив и таращиться на них.

– Мы принимаем ваши извинения, – прохладно отозвался отец.

Жан разочарованно плюхнулся на свой деревянный стул: только сейчас Элли поняла, что его красивое лицо напоминает морду хищника. Тот же волчий оскал, то же стремление убивать, пусть не физически, но морально уж точно. Ей стало не по себе.

– Что это за глупая выходка? – неожиданно резким тоном поинтересовалась Элли. – Разве я просила вступаться? Да еще и публично!

Жан пожал плечами и вдруг по-ребячески улыбнулся.

– Прости. Хотел наказать мерзавца.

– Ты… Не ладишь с ним, да? – осторожно поинтересовалась Элли.

– Д-да. Ты права.

– Почему?

Жан помолчал, глядя себе под ноги. Затем нехотя буркнул:

– Нравилась мне одна девчонка… Смекалистая, вроде тебя. А потом я застал ее в… грязных объятиях машиниста. Как тебе такое, Элли?

– Звучит паршиво.

– На деле еще хуже, поверь. Если бы он не был сурьином25, я бы давно от него избавился. Ссадил бы с поезда. Вместе с папашей. Тем более что… Кей точно на тебя не нападал?

Элли покачала головой, припоминая все обстоятельства. Вот она подходит к столь манящей каверне, ее пронзает всепоглощающее желание узнать, что там… А потом ее грубо хватают за руку и толкают… Куда, зачем?

– Точно. Ничего не было.

– Просто в последнее время мне начинает казаться, что это именно Кей ее… убил.

Элли почувствовала, как по пояснице побежал холодок.

– К-кого? – сиплым голосом пробормотала она, хотя уже наверняка знала ответ.

– Мэрридит.

Глава 8, Будка машиниста

26

Завершение этого безумного ужина прошло как в пару: Элли очнулась от тяжелых мыслей, лишь когда чопорные официанты принялись разносить воздушные кусочки тыквенного пирога с бархатистой коричной посыпкой. Она по-прежнему плохо понимала, что происходит. Настоящее казалось ей предательски мутным, равно как и прошлое. Элли с тоской в сердце предчувствовала страшную беду, что вот-вот должна была разразиться, но никак не могла ей воспрепятствовать. Бедняжке начало суеверно казаться, что времени для осознания осталось совсем мало. Репетир на часах неприятным звуком напоминал о скоротечности происходящего. Из ресторана она ушла раньше Жана, сославшись на головную боль. Тот с раздражающей галантностью предложил проводить ее до купе, но она решительно отказалась. Ей хотелось побыть в одиночестве, ибо каждый человек, с которым она общалась, давал ей новую загадку, одну сложнее другой. Скоро она будет до отказа набита тайнами, как топка котла углем. Пока Элли устало плелась по длинному готическому коридору, то не встретила ни одного человека, ибо все веселились в вагоне-ресторане. Чувство назревающей беды вновь захлестнуло ее: нашелся бы хоть один дружественно настроенный человек рядом с ней! А то ведь никому нельзя доверять, решительно никому! Страшные керосиновые фонари на веревках свисали с потолочных арок, точно ужи, подвешенные за хвост, но не только они пугали. Дело в том, что фонари выхватывали из темноты скалящиеся морды гаргулий – какие причудливые декорации! Они больше не восхищали, не заставляли сердце трепетать, а, напротив, казались уродливыми. Вечно трясущийся пол под ногами действовал на нервы. Скорее бы приехать на конечную станцию! Элли подошла к витражу и с искренним огорчением вгляделась в окно. Блеклые пейзажи не менялись. Куцые леса под серым пеплом, точно саваном накрыты. Элли почувствовала, как на глазах выступили слезы: она сама не понимала, по какой причине. Легкое касание со спины страшно испугало ее, заставило вздрогнуть всем телом. Элли чуть не упала.

В панике обернувшись, она увидела невозмутимо улыбавшегося Кея. На точеных скулах его залег лихорадочный багрянец – верно, бежал за ней, чтобы догнать.

– Твои глаза…– прошептал он подозрительным шепотом. В мыслях сразу нарисовалась несчастная Мэрридит (фантазия сотворила бедняжку скромно одетой и похожей на гувернантку), а напротив нее маньяк с хрипло-потрескивающим голосом: в одной руке пассатижи, а в другой – окровавленные глаза. В этот жуткий для себя момент Элли не стерпела и взвизгнула так громко, что, как ей казалось, задрожали стекла. Кей ошарашенно вздрогнул, а затем удивленное лицо его претерпело некоторую метаморфозу, ибо сделалось ужасно сердитым.

–У тебя паранойя, да? Всегда подозревал, что психологи – сумасшедшие.

Его язвительный голос немного привел Элли в чувство.

– Ты все время появляешься неожиданно! Конечно, я испугалась! И при чем тут мои глаза?

Кей приблизился и нежным движением руки смахнул с ее щеки слезу.

– Твои глаза в слезах, я хотел сказать. Ты плакала?

Элли опустила голову. Она почувствовала себя совершенно измотанной, словно весь день провела, закидывая уголь в топку. Страстно захотелось обнять стоявшего перед ней мужчину, положить голову на плечо, поделиться своими заботами, стать на мгновение слабой и далекой от всех проблем.

– Зачем ты пошел за мной?

– Хотел поблагодарить, – откровенно признался Кей, и губы его тронула робкая мальчишеская улыбка. – Ты избавила нас с отцом от… Неприятных разъяснений.

– Почему вообще ты оказался в этом ресторане? Разве не от тебя зависит движение поезда?

Кей удивленно пожал плечами.

– Мы работаем сменами. Или думаешь, что раз я машинист, то питаюсь углем?

– Понятно, – раздраженно буркнула Элли и направилась к своему купе.

– Постой, – прозвучало робкое в спину. – Я подумал… Ты так много спрашивала про мою работу… Не хочешь кое-где побывать?

Элли вымученно вздохнула: ну что сегодня за день?! Соглашаться или нет? Издержки работы психологом: новый человек – новая проблема. С другой стороны, ей надо использовать любую возможность, чтобы хоть что-то выяснить. Про поезд. Катастрофу. Убийство. И про нее саму.

– Хорошо, – смело произнесла она и, обернувшись, столкнулась с лукавым взглядом черных глаз.

***

Величавые спокойные галереи вагонов составляли поразительный контраст тому месту, куда они направились. Оказавшись здесь впервые, Элли почудилось, будто она попала в пылающее нутро огромного механического зверя. Сумасшедшая вакханалия звуков поражала своим многообразием: ветер дико свистел сквозь открытые форточки, колеса угрожающе громыхали, пол под ногами дребезжал, рискуя развалиться на части, огонь в топке трещал и шипел. Оглушенная, Элли как-то не сразу приметила машиниста и его помощника – таких незаметных и даже ничтожных по сравнению с огнедышащим монстром, но при этом все же обуздавших дикого зверя. Первый сидел с правой стороны и невозмутимо крутил какие-то рычаги и колесики, напряженный взгляд его был прикован к дороге. Видимость была плохая, все утопало в клубах пара, периодически ему приходилось высовываться из окна, чтобы высматривать сигналы семафоров. Второй в настоящий момент черпал с лотка уголь и кидал в шуровочную27: обнаженный по пояс, мускулистый, со стекающими каплями пота на прокопченном теле, с мокрой гривой черных волос, вплетенных в косу, с застывшей победоносной ухмылкой на плотно сжатых устах – не человеческой, но как будто тоже механической. Повсюду грязь, угольная пыль, возле топки сущая баня, а отойдешь чуть в сторону – так сразу обратишься в ледышку.

Помощник наглым взором скользнул по фигуре Элли, а затем громко прокричал Кею, перекрикивая грохот:

– Баба в будке – к беде!

Но эта реплика ничуть не поколебала решимость Кея: придерживая Элли за талию, он увлек ее к окну и заставил высунуться. Ветер больно ударил в лицо, словно негодуя тому, что они движутся вперед. Из пара таинственно выступали деревья. Точно мистические изваяния, монстры тянули к ним крючковатые лапы, желая задержать, остановить, свалить на землю. Но гигантский поезд неумолимо скользил по рельсам: вопреки всем препятствиям на своем пути. Элли вдруг остро прочувствовала важность конечной точки их маршрута: не может быть, чтобы эта продуманная до мельчайших деталей гигантская огнедышащая машина двигалась вперед просто так, бессмысленно и без цели. Сам путь не представлялся таким важным по сравнению с тем, куда они должны приехать. Ведь и сама жизнь подобна железной дороге: немыслимо, чтобы извилистые рельсы бытия вели человека в никуда! В противном случае, люди не выстраивали бы с такой тщательностью свой жизненный поезд, не ужасались при мысли о бездне, не печалились о смерти. Несмотря на хлеставший ветер, уходить отсюда не хотелось: в лицемерно-помпезном вагоне первого класса Элли была лишь ленным пассажиром, вяло следовавшим течению. Но здесь – и именно здесь! – она сама управляла жизнью, преодолевала, боролась и все неспроста – ради какой-то важной цели. По крайней мере, ей очень хотелось в это верить.

Величие, значимость и сила людей, находившихся рядом с ней в будке, тоже явно ощущались, словно были чем-то материальным. Там, в ресторане, на машинистов косились снисходительно, с некоторой даже гадливостью, как смотрят, наверное, богатые снобы на обслуживающий персонал. Но в этом жерле клокочущего вулкана, от правильной работы которого зависели жизнь и благополучие остальных, местные франты не посмели бы так на них смотреть, просто не отважились бы.

Спустя некоторое время они с Кеем сидели на ажурной лавочке в темном уголке цветочной оранжереи вагона первого класса; он угощал ее фирменным блюдом машинистов: яичницей, поджаренной на кочегарской лопате. Хорошо, что час был уже поздний и парк пустовал: им встретилась лишь сморщенная старушка в смешном чепце, которая, видимо, мучилась бессонницей.