Ариадна из чугуна и стали

Элли не стала дожидаться окончания этого содержательного разговора. Ей страстно захотелось сойти с поезда. Захватив из купе теплые вещи, она поддалась взволнованному течению ряженых людей, живо устремившихся к выходу.

– Станция «Агрыз». Стоянка поезда продлится два часа! – торжественно огласили в коридоре; это объявление, подкрепленное свистом локомотива, эхом пронеслось под сводчатым потолком – только органного сопровождения ему не хватало. Впрочем, следом раздалось потрескивающее звучание патефона, усиленное громкоговорителями.

Двери открылись, и уютный обжитой пар повалил из теплого вагона, вместе с укутанными до самых носов пассажирами. Россыпь переливчатых огней на станционных путях загадочно выступала из клубившегося дыма и пара от гигантского поезда, который напоминал разгоряченного от бега ретивого коня. Только сойдя на платформу, Элли смогла оценить его масштабность: длинное громоздкое туловище великана казалось бесконечным. На обшивке вагонов гордо значилось: «Ариадна», такое же название красовалось на передней части локомотива, но его Элли видеть никак не могла, ибо для этого требовалось обойти паровоз спереди, а ей, наоборот, хотелось уйти от поезда, как можно дальше.

На вытянутой платформе уже толпились зеваки – не то пассажиры, не то встречающие. Впрочем, напротив элитного синего вагона людей было не в пример меньше. Здесь чинно прохаживались жандармы в шинелях с голубыми петлицами и красным кантом, отсеивая неблагожелательную публику. Помимо них, отвратительно скрипя чугунными шестеренками, по платформе проносились ненасытные пепломаты, собирая в хищно раскрытые пасти пепел и всякий сор.

Целых два часа, чем бы заняться? Элли бросила рассеянный взгляд на свои золотые часики с репетиром и хронографом. Пассажиры в основном устремлялись в сторону здания вокзала, которое также, несомненно, поражало воображение. И если поезд походил на огнедышащее чудовище, то вокзал мог сойти за гигантскую нору, берлогу, вполне под стать своим обитателям. Сооруженный из черного мрамора, украшенный причудливыми статуями и гаргульями, с громоздкими чугунными колоннами и фасадом, напоминавшим триумфальную арку – он словно парил в вязко-сером тумане, огромный, холодный, негостеприимный и очень шумный. Станционный дежурный с фонарем в руке и сладкой, не менее «дежурной» улыбочкой на устах, встречал богатых гостей и направлял бушующий поток к темным проемам вокзальных дверей, где уже весело играла оркестровая музыка. Память Элли озарилась любопытным воспоминанием: кажется, «воксал» – название парка в каком-то известном городе…12 Но вот в каком?

Отчего-то Элли не захотелось идти за остальными. По каменным обледенелым ступеням она очень долго спускалась с гигантского перрона. Славная разминка – потом еще дольше наверх. Под перроном ютился целый город: будка станционного смотрителя, впрочем, весьма пошарпанная, несколько кособоких домишек, попыхивающих каминным дымом, почтовое отделение, широкая улица, по которой разъезжали дилижансы, управляемые недовольными извозчиками в шинелях. По углам жались тощие крысы, по улице перебежками перемещались не менее тощие горожане. Живые существа – как люди, так и животные, копошились лишь под черной глыбой перрона, где и было средоточие жизни, а дальше по обе стороны от него простиралось мертвое поле, какое-то пыльное, серое, словно на него накидали половых тряпок. И также пыльно смотрелись на нем жидкие рощицы.

Вроде уже наступил вечер и чувствовалась необходимость в освещении, но при этом предметы и люди были вполне различимы глазу, они не скрывались в ночной мгле, казалось, сам воздух имел серый цвет. Элли посмотрела на безликое небо – ни луны, ни солнца, только слякотью размазанные графитовые облака над головой. На отдалении от перрона негостеприимно ощетинился колючками дряхлый ельник: три корявых деревца одиноко стояли, прижавшись друг к другу, а за ними пустота. Как зачарованная, смотрела на нее Элли. Казалось, будто оттуда вырезали солидный кусок: земли и деревьев. Осталось лишь бесформенное серое изваяние неизвестного происхождения.

Утопая в пепле, как в мягкой перине, Элли медленно двинулась к этому любопытному природному феномену. Что это такое? Таит ли оно в себе опасность? Чем ближе девушка подходила к ельнику, тем тише становилось кругом: музыка и шум с перрона словно звучали в далеком сне, а сейчас – только дребезжащая в такт ударам ее сердца тишина. Ладони вспотели от волнения. Пытаясь обрести опору, Элли одной рукой схватилась за высокую корягу – шершавую, точно ладонь старика. Уродливые деревья, причудливо изогнутые, присыпанные пеплом, морщинистые, назло всем препятствиям вились с земли к небу. Но одному дереву не повезло, часть его была невидима, словно кто-то острым ножом срезал половину. Ее поглотила пустота. Элли сделала еще шаг, и, прикрыв глаза, поднесла руку к заманчивому серому пространству. Сейчас она узнает!

В висках застучало, в груди возникло непреодолимое желание поскорее получить ответы. Но вот навязчивые шумы извне помешали ей, резко нарушив благодатное ощущение покоя и тишины. Кто-то грубо схватил ее за руку, да так, что она легонько вскрикнула от боли. Элли испугалась, принялась отбиваться, ей словно на время отказали зрение и слух, она не понимала, кто напал на нее и дралась с яростью тигрицы. Кажется, она громко кричала и звала на помощь.

Сознание пришло к ней, когда она уже лежала на земле, испачкав в пепле свою прекрасную пелерину из горностая. Напротив возвышался незнакомый парень в двубортном пальто черного цвета, суконных шароварах и высоких сапогах. Мрачное лицо его, искаженное гневом, до смерти напугало Элли, и она по-ребячески вскинула руку, словно желая защититься от грозного противника. Страх молотом ударил в решетчатые ребра, грудь сдавило. Что чувствует человек в момент…словом, тот самый момент, когда находится на волоске от гибели? Что ощущала бедная Мэрридит?

Но ужасное не свершилось, ибо подмога не замедлила появиться. К ним, шумно сопя, спешил незнакомец. Мужчина. Элли с облегчением вздохнула. Она уж было подумала, что оказалась здесь один на один с маньяком. Недаром же Грейс убеждала ее проявлять бдительность! Впрочем, она сама виновата. Вместо того чтобы идти за остальными пассажирами, она предпочла уединение.

– Отойди от нее, – точно удар хлыста, послышался холодный властный голос, и Элли сквозь полуопущенные ресницы увидела его обладателя: высокого, статного красавца. Возможно, если бы не щекотливая ситуация – она в беде, жестокий маньяк напротив, – образ спасителя не отпечатался бы у нее на сердце с такой отчетливостью, как в эту минуту. Он поистине пронзил ее насквозь, заставив затрепетать от волнения. Чрезвычайно хорошо одетый – с каким-то даже лоском, но в меру, с красивым мужественным лицом, поражавшим своим благообразием, могучими плечами и фигурой атлета. Но что примечательнее всего в его внешности – так это рыжая грива волос до самых плеч. Благородный, красивый, богатый: словом, принц на белом паровозе.

Писаный красавец на секунду задержал взгляд на Элли, а затем вперил его в обидчика и весь воспламенился. Элли буквально почувствовала, как между мужчинами словно промчался поезд.

– Ты вроде гайки должен подкручивать, машинист? – с холодной издевкой поинтересовался спаситель.

– Здесь опасно. А я слежу за безопасностью пассажиров, – сухо отвечал обидчик. Слова вылетали из его рта с каким-то шипением, точно из патефона. Элли с удивлением взглянула на него. Теперь, когда страх отступил, она смогла рассмотреть маньяка во всех деталях. Машинист? Да, действительно, одежда его отличалась от той, какой щеголяли пассажиры первого класса. И если приглядеться, становилось видно – несмотря на опрятный вид, парень выглядит как служащий. Его ладони, грубо стискивавшие ей запястья, были измазаны в чем-то жирном и блестели. Машинное масло? Неожиданно ей стало противно оттого, что этот человек пытался лапать ее.

– Он напал на меня! – тихо проскулила она, нарочито добавляя в свой голос жалобные нотки. Элли страстно захотелось получить от защитника ободрение.

Рыжеволосый нахмурился.

– Слышал, Кей, что девушка говорит? Как ты посмел?

Парень, которого назвали Кеем, полоснул Элли ненавидящим взглядом: точно ослепляющим прожектором ей в лицо посветил.

– Ни на кого я не нападал, – тихо, но в то же время с чувством собственного достоинства возразил он. – Возвращайтесь в поезд.

Сказав это, он намеревался уйти, но рыжеволосый процедил ему в спину:

– За подобную выходку твоего отца в этом месяце лишат премии!

Кей нервно дернулся и на секунду замер, точно хотел что-то сказать, но потом, передумав, ушел. Элли почувствовала невероятное облегчение, страх прошел.

– Меня зовут Жан, – галантно представился рыжеволосый и помог подняться. – Мы с вами путешествуем в соседних вагонах первого класса, но еще ни разу не разговаривали… Этот дикарь ничего вам не сделал?

Элли вздохнула.

Рука Жана оказалась теплой и надежной, не в пример той, что лапала ее пару минут назад. Секунда – и она прижата к широкой груди спасителя. Можно было даже расслышать заманчивый стук его сердца.

– Жан… Жан Риваль? – вдруг удивленно воскликнула она, вспомнив кое-что важное.

Мужчина лукаво улыбнулся, а в его выразительных карих глазах загорелись смешливые искорки.

– Дурная слава обо мне ходит по всему поезду. Надеюсь, вы не поверили слухам?

– Предпочитаю лично определять достоверность информации, – живо отозвалась Элли.

– Что ж, постараюсь не разочаровать вас. Что вы здесь делали?

Элли покосилась на таинственную пустоту, которая уже не манила ее столь безудержно, как прежде. Чары рыжеволосого красавца оказались сильнее.

– Понимаю, – догадался не в меру проницательный Жан. – Сам люблю смотреть в бездну: опасно, но невыносимо притягательно.

– Что это такое? – не выдержав, спросила Элли.

Жан картинно приподнял рыжие брови, но ничего не ответил. Лицо его изображало один сплошной таинственный икс.

– Вернемся в поезд, – предложил он хриплым голосом. – Скоро трогаемся.

Глава 6, Регуляторная труба

13

Утро вновь началось с раздражающего стука колес и головной боли. И с медовой улыбки Анкеля, от которой ее уже начинало бросать в дрожь. Благообразный невротик сидел на ее кровати, поигрывая золоченым подносом, на котором стояла чашечка кофе и кокетливая бонбоньерка14 с рассыпчатым розовым щербетом. Надо бы забрать у него ключ от купе, чтобы он прекратил столь бесцеремонно нарушать ее личное пространство!

– Элли, сегодня у тебя важный день… Я все подготовил, на твоем столе лежит папка с документами… – тихо напомнил он, поднеся завтрак к самому ее носу. Малиновая сладость проникла в ноздри, вызвав тошнотворный спазм.

Важный день! Еще бы. Разговаривать с клиентами, задавать им вопросы (хотя она совершенно не представляла, какие именно!), и выявлять среди них поездного маньяка.

– Поставь, мне надо одеться, – нахмурилась Элли. И вздрогнула, ощутив, как бесстыдная рука помощника нырнула под атласное одеяло и смазано прикоснулась к ее коленке. Не к месту вспомнилась широкая и сухая ладонь Жана Риваля, и Элли почувствовала, как по спине от возбуждения поползли мурашки. Не может Жан быть убийцей!

– Анкель, уйди! – приказала она, и невротика как паром сдуло. Интересно, почему он так ее слушается? Кажется, будто она действительно имеет над ним власть… Задумавшись, Элли жадно проглотила щербет, запив его кофе, и тут же ощутила, как горло слипается от приторной сладости. Но это лучше, чем ничего. Вчера ей так и не довелось нормально поесть: к моменту, как они покинули станцию Агрыз, вагон-ресторан уже был закрыт. Впрочем, галантный Жан угостил ее сухой галетой с черной икрой – в целом, весьма неплохой ужин.

Слизывая с пальцев крошки щербета, Элли прогулялась до ватерклозета: удобное у нее купе – и спальня, и кабинет, и место для справления естественных нужд, все рядом. Вчера от Жана ей довелось узнать любопытную деталь: оказывается, вагоны третьего класса не располагали своими ватерклозетами! Отхожие места находились в багажном вагоне, и, чтобы туда попасть, пассажиры должны были, держась за поручни, карабкаться по весьма неблагонадежным мостикам вдоль внешней стены вагона, ибо в багажное отделение иначе было никак не проникнуть, только с улицы.15 И это на полном ходу! Хорошо, что у нее так чистенько, опрятно, и главное, выходить никуда не надо. Серебряная умывальница и удобный толчок.

Приведя себя в порядок, Элли убрала кровать, которая, благодаря нехитрому механизму, легко превращалась в диван, и села за стол. Анкель оказался точнее часов: если бы он ее не разбудил, она бы проспала первого клиента. С некоторым беспокойством Элли покосилась на внушительную стопку бумаг перед ней. Неужели ей сегодня нужно все это просмотреть? С каждым составить протокол, она ведь обещала Грейс. Элли попыталась представить, о чем должен говорить психолог с клиентом. Интересное дело, но она скверно помнила особенности своей профессии. Стало быть, нужно полистать предыдущие протоколы бесед. Элли как раз занималась этим небезынтересным делом, когда ее прервал раздражающий стук в дверь: первый посетитель. Она покосилась на часы: клиент пришел раньше на две минуты.

Элли встала, нацепив на лицо благожелательную улыбку. Но вся ее заготовленная благожелательность разом померкла, когда она увидела перед собой вчерашнего маньяка. Кей Корхонен, двадцать три года. Помощник машиниста. В списке ее клиентов не значится, приходит исключительно на обязательную диагностику. Ах да, ведь он записан первым!

– Добрый день, – кисло пробормотала Элли, призывая к горлу испытанные ощущения от недавно съеденного щербета. Тот размашистым шагом прошел внутрь и плюхнулся на один из стульев перед столом: ни слова не сорвалось с его губ, даже приветственного! Элли вспомнила один факт из своей профессии: чтобы расположить к себе клиента, надо постараться копировать его действия. Пациент тихо вздохнул – и она повторила. Он снял пальто, и она пожаловалась на духоту. Но Элли не хотелось копировать действия маньяка, раздражавшего ее до крайности. Вооруженная ледяной улыбкой, она села напротив него и уткнулась в личное дело, словно намереваясь обрести там поддержку. На секунду подняв взор от документов, она заметила, что черные, как уголь в топке, глаза, насмешливо смотрят на нее. В упор, не мигая, словно желая просверлить в ней дырку. Стало немного жутко – точно сама бездна взирает на тебя. Как там говорил Жан: опасно, но невыносимо притягательно?

– С чего начнем? – растерянно поинтересовалась Элли, с радостью ухватившись за дежурную фразу, услужливо подкинутую памятью.

Тот насмешливо пожал плечами, а затем выдал неожиданно приятным голосом:

– Сперва выслушаете мои жалобы, а потом спросите: «Что вы считаете вашей основной проблемой, над которой вы бы хотели поработать?» В конце беседы, используя тактичные формулировки, предложите мне задуматься над ее решением. Настаивать не будете, все предельно вежливо и мягко, при помощи вопросов. Но я предлагаю не тратить время и перейти сразу к проблеме.

Элли, не заподозрив подвоха, кивнула.

– А проблема моя заключается в следующем: в вас, – резко бросил помощник машиниста, а мрачный голос его словно охладился до температуры вагона-рефрижератора.

Элли невольно поежилась.

– Рассказать подробнее? Извольте. Вчера вы настолько обкурились (или напились, не знаю), что полезли к каверне16. Решили покончить жизнь самоубийством? Странно, учитывая, что вы психолог.

– Каверне? – медленно повторила Элли. Она догадалась, что клиент имеет в виду бездну.

– Я не закончил, – яростно прервал ее Кей. – Мало того что вы пошли туда, отвергли мою помощь (а если бы не я, вы бы уже тут не сидели), так еще и обвинили меня невесть в чем!

– А зачем вы толкнули меня на землю?! Или это, по-вашему, тоже называется спасением? – до глубины души возмутилась Элли.

– Потому что когда я, ведомый благородными мотивами, взял вашу руку, вы вцепились в меня, как вагонная крыса!

– В следующий раз будете вести себя обходительнее!

– В следующий раз я спасать вас не буду!

Они замолчали, минуту пожирая друг друга яростными взглядами. Неожиданно Элли обратила внимание на то, что ее собеседник не выглядит таким уж отвратительным, каким он показался ей вечером. Решительное скуластое лицо, – даже, пожалуй, слишком решительное! – серьезный взгляд, красивый росчерк губ. Но эти полыхающие черные глаза, в которых едва читались зрачки, вводили в заблуждение, ибо поистине внушали трепет.

– Тогда не удивляйтесь, если вашего отца вновь лишат премии! – не смогла сдержать раздражения Элли, но тут же пожалела о своих резких словах, ибо выразительные глаза Кея потухли, и он опустил голову. Стальная броня вмиг обрушилась, и стало видно, что он на самом деле весьма уязвим.

– Прости, – неловко вымолвила Элли, неожиданно перейдя на «ты». Ее реплика привела Кея в чувство, ибо он вновь насмешливо ухмыльнулся.

– Это такой трюк, да? Чтобы расположить к себе клиента? Или решила вспомнить прошлое?

Прошлое? Вот с этим как раз у нее и были проблемы.

– Да при чем здесь это! Я правда не поняла, что ты… Спасаешь меня. Неудобно получилось.

Кей саркастически фыркнул, но ничего не ответил. Элли так и не поняла, принял ли он ее извинения всерьез.

– Если хочешь, я поговорю с Жаном и скажу, что ошиблась…

– С Жа-аном? – протянул Кей так насмешливо, что Элли вновь ощутила непреодолимое раздражение.

– Да, именно с ним. И что такого?

– Не надо.

– Я просто хочу…

– Нет.

Элли с беспокойством покосилась на часы. Еще целых десять минут! Когда уже этот ужасный сеанс закончится!

– Можем просто помолчать, – с необыкновенной проницательностью угадав ее мысли, заявил Кей.

– Расскажи про работу машиниста, – неожиданно для самой себя поинтересовалась Элли. – Ты любишь свое дело?

Кей удивленно моргнул ресницами: угольно-черными, под стать глазам.

– Помню, когда отец впервые привел меня в будку17… – с невольным восторгом, прорезавшемся в голосе, отозвался он. – Одно дело – наблюдать за паровозом издалека, или вообще смотреть только на чертеж. И совсем другое – оказаться внутри. Раскаленная топка обжигает кожу, от всевозможных приборов, вентилей и манометров разбегаются глаза. И вся дорога, кажется, принадлежит тебе одному! Это непередаваемое чувство.

– Ты всегда хотел стать машинистом?

Кей хмыкнул.

– У меня не было выбора. От меня зависит жизнь на этом поезде.

Элли удивленно нахмурилась: что это такое, ребяческое самодовольство?

– В каком смысле?

– А разве не знаешь?

Элли уклончиво пожала плечами.

– Знаю, но… Подробности мне неизвестны…

– Я черпаю уголь, подзаряжаю его своей энергией и кидаю в топку.

– Разве это делает не кочегар? – удивилась Элли. Память услужливо предлагала новые слова и образы: откуда она все это знает?

– Кочегар в тендере18 работает… Пододвигает порции угля на лоток. А я… Видоизменяю его. Мы все из одной паровозной бригады. Машинист – мой отец. Но ни он, ни кочегар не могут делать того, что делю я. Без моих способностей поезд уже давно застрял бы где-нибудь между кавернами. Есть еще, конечно, другая бригада…

– Это весьма занятно! – живо воскликнула Элли и не соврала. Отчего-то ей действительно стало очень интересно. Как бы еще выяснить, куда они едут, но не вызывая особых подозрений? Попробовать рискнуть наугад…

– Мы ведь еще будем останавливаться?

– Да, через неделю, иначе еды не хватит. Промежуточная станция, «Заветы», – скупо отозвался Кей.

Еда… Элли вспомнила вчерашние галеты с икрой.

– Что ж. Спасибо за увлекательную беседу… Надеюсь, я помогла разрешить хотя бы одну твою проблему, – ласково сказали Элли, тактично намекая на конец сеанса.

Кей, не отвечая, ловко поднялся с места. А когда уже выходил из купе, то обернулся, и сощурив черные глаза, дерзко ответил:

– Думаю, нам надо еще над ней поработать.

***

Кей открыл нескончаемый поток клиентов. В какой-то момент Элли поняла, что не запоминает лица, а только их проблемы. Вот от нее вышла юная госпожа с нежно-розовыми прыщиками вокруг губ под названием «неуверенность» и «трудности с принятием решения». За ней проследовал полный тридцатилетний господин «апатия», «скептицизм» и «потеря интереса к жизни». Затем ее посетили несколько несчастливых семейных пар, возлагавших на нее большие надежды. Вместо того чтобы по душам поговорить друг с другом, «любящие» супруги решили выбрать в качестве арбитра ее – человека с минимальной заинтересованностью в их жизни. И каждый, решительно каждый, был искренне уверен в том, что они совместными усилиями проработают проблемы и в конечном счете устранят их.

А потом к ней на всех парах ворвался блистательный Жан Риваль с огромным букетом черных роз.

– Где ты взял их? – удивилась Элли.

– Срезал в теплице вагона третьего класса, – осклабился тот в безукоризненной улыбке. – Они по цвету очень контрастируют с твоими волосами. Черное и белое. Прекрасное сочетание.

– Спасибо, – тепло улыбнулась Элли. Жан сел напротив и небрежно скосил глаза на многочисленные бумаги, которые Элли не успела убрать.

– Как много проблем! – Невозможная дуга рыжими бровями.

– Расскажи про свою.

– Мне очень нравится одна красотка, – заговорщицким шепотом поделился Жан. – Но сказать ей напрямую я не могу, ибо она сочтет это признание моей проблемой.

Элли улыбнулась.

– В таком случае подари ей цветы.

Жан дурашливо протянул ей букет. Розы странно пахли, как будто бы уксусом.

– И часто ты бываешь в вагоне третьего класса? – спросила вдруг Элли, невольно припоминая разговор с Грейс. Тот беспечно пожал плечами. – Вот только за цветами и ходил. Если бы я проделал такое в нашей шикарной оранжерее, меня бы уже заклевали, наверное.

Они говорили положенное время, а для Элли все происходило словно в тумане. Невероятной притягательностью обладал этот человек: он мог молчать, но даже его безмолвие хотелось воспринимать как приказ к действию. Минуты пронеслись за одно мгновение.

– Приглашаю тебя сегодня вечером в вагон-ресторан, – закончил диагностику Жан, и Элли почудилось, будто это он выступал психологом, а не она. Совершенно ошалевшая от его чар, она принимала Эдварда Финча. Последнего клиента на сегодня. И второго подозреваемого. Итак, что мы о нем знаем?

Двадцать лет, не женат. Тормозильщик поезда. Помимо этого, осуществляет сцепку и расцепку вагонов на станционных путях. Тяжелая работа, сущая каторга. Среди постоянных клиентов не числится. О матери ничего не известно, живет в одном купе со своим отцом. По словам Грейс, был близко знаком с жертвой. Очень интересно.

Он не стучал, как это делали другие. Скорее неуверенно поскребся в дверь, и Элли даже сначала не поняла, что кто-то пришел. Впрочем, потом звук усилился, и она, вздохнув, пропустила клиента внутрь. Эдвард Финч был одет в нелепый парадный фрак, словно рассчитывал на званый ужин, а не на встречу с психологом. Однако Элли догадалась, что это, возможно, его единственный приличный костюм. Последний посетитель обладал странной внешностью. С одной стороны, он вполне мог сойти за писаного красавца – аристократично бледное лицо, сильные руки, большие широко раскрытые глаза интересного оттенка: смотришь в их зеленоватую глубину, точно пьешь мохито с мятой. С другой, крылось в его облике нечто неприятное и, как следствие, подозрительное. Хотя, может, так только казалось после слов Грейс? Например, у молодого человека практически отсутствовала шея, из-за чего голова по-черепашьи впивалась в плечи. Эта деталь придавала ему испуганный и даже затравленный вид. Ступал он несмело и постоянно озабоченно косился на Элли, словно боясь сделать что-то неправильное.

– Расскажите, что вас беспокоит, – предельно доброжелательным голосом предложила Элли.

Эдвард ожесточенно потряс головой.

– Н-не знаю, – с легкой запинкой промямлил он. Когда Эдвард говорил, казалось, будто у него рот наполнен котловой водой, настолько невнятно звучали слова.

Тяжелый случай. Если человек не понимает, что его беспокоит, значит, дело совсем плохо.

– Вы путешествуете третьим классом?

– Н-на текущий момент я там работаю, – доверительно-пристыженным тоном заявил он, не брезгуя вставлять в свою неразборчивую речь высокопарные канцеляризмы. – Но теперь у меня имеется постоянный пропуск в ваш вагон.

– На время диагностики?

– Никак нет! Я еще раньше получил его! – с чувством уязвленного достоинства ответил Эдвард.

Молчание. Элли решила провернуть с ним ту же штуку, что и с помощником машиниста.

– Если хотите, можете рассказать о своей работе.

Бледные щеки тормозильщика по-девичьи окрасились в цвет сигнального флажка.

– Д-да что там говорить. Скука одна.

– Ну как же скука, вы управляете гигантским поездом! Именно от вас зависит, поедет ли он или будет стоять!