Ловитарь

Я выразительно посмотрел на собеседников.

– Получается, что большинство, как оказывается, вообще не знает, что такое мир Творчества. И судит о нем крайне поверхностно. Без обид, Лера. Не знаю, смог ли убедить вас в чем-то и изменить ваше отношение ко многим моментам. Вы меня точно нет. Поэтому «Король и Шут» будет продолжать звучать в этих динамиках еще долгое время. А вы, возможно, не будете больше столь категоричны в вопросах творческих определений. Ведь суть Творчества в том, что оно расширяет горизонты сознания. У него миллиард инструментов и направлений. И если вам какой-то из них кажется не созвучным, не факт, что он не имеет права на существование и не откроет для кого-то другого мир в новом свете. В любом случае этот наш разговор считаю интересным и очень важным. Спасибо вам за него.

– А мы что, уже закончили? – было видно, что Лера не готова к такому завершению беседы.

Я с сожалением развел руками.

– На этой пафосной ноте я сообщаю вам, что мы прибыли к месту вашего расположения.

Я сбавил скорость и повернул руль, съезжая на обочину и обернувшись вполоборота к попутчикам.

Парни и Злата, получившие явно нетривиальный взгляд на многие моменты, восхищенно переглядывались между собой. Лера была смущена и выглядела растеряно. Разговор явно сложился совсем не так, как она себе это планировала и представляла. Я рассмеялся и попытался сгладить этот неловкий момент расставания.

– Ой, Лера сейчас опять, по-моему, готовится сказать что-то вроде – «судя по вашей пламенной речи в защиту наркотиков и алкоголя, Андрей, вы с ними тоже на короткой ноге? Впрочем, как и подобает настоящему панку». Да, Лер?

Попутчики рассмеялись. Но на это раз как-то грустно. Им явно не хотелось покидать салон автомобиля. Беседа их определенно зацепила, и им хотелось продолжить общение.

– А это не так? – с уже наигранной иронией спросила Валерия.

– Да, я, конечно, изучал различные психоактивные вещества и их воздействия на мозг. Но сугубо в рамках профессиональных компетенций. Хотя, поверьте, я, возможно, знаю о них гораздо больше, чем некоторые наркологи, которые вытаскивают людей с Той Стороны, но сами туда ни разу не ступавшие. И именно поэтому я – противник наркотиков. И лично я использую другие методы для разгона своего мозга, необходимые для выхода в Мир Глубокого Творчества.

– Значит, вы все-таки человек творческий? – Лера пристально смотрела мне в глаза, снова отражаясь в солнцезащитном слое очков. – Может, хоть напоследок приоткроете тайну ваших профессиональных компетенций? И очки, пожалуйста, снимите. А то они у вас пол лица закрывают – неудобно разговаривать с человеком, не видя его глаз.

– Да, теперь можно, – я улыбнулся, – я действительно имею к Творчеству непосредственное отношение. Иначе, все аргументы с моей стороны были бы нечестными. Глупо говорить о том, чего не прожил, не пропустил через себя. Так и быть, приоткрою вам тайну хитрого бродячего философа на джипе. Я – писатель.

Пассажиры дружно загудели, заерзали на сидениях. А Лера заинтересованно вздернула брови.

– О как, интересно! Про что пишете, если не секрет?

Я хмыкнул.

– Про Любовь, конечно, как и все творческие люди.

– Все?

– Конечно. Даже те, кто пишет про ненависть, деньги, войну, страсть, боль – все равно пишут про Любовь. Просто это не сразу удается понять, так тщательно они маскируют ее под видом страсти к ненависти, деньгам, убийствам, боли…

– Да, – задумчиво произнес Евгений, – тут без алкоголя не обойтись.

Лера шутливо ударила его локтем под ребра. Было видно, что напряжение между ними улетучилось полностью. Им явно не хотелось покидать автомобиль, и они на ходу придумывали вопросы, с помощью которых наше общение хоть ненадолго, но продолжилось бы.

– Интересно. А вы издаваемый писатель? – Лера опять повернулась ко мне. – Ну, я имею в виду, что вы прям настоящий писатель или пока по самосознанию, в процессе – только думаете, что писатель? Ну, знаете, которые пишут-пишут, и формально вроде бы писатель, а по факту, вроде как, и нет.

Я сделал нарочито серьезное выражение лица:

– Нет-нет, я настоящий. Издаваемый.

– Много написали?

– Многовато, – я тяжело вздыхаю, словно переживая тяжесть непомерных трудов, – издано в бумаге около тридцати книг. Ну и еще несколько в электронном формате.

– Ого, – восхищенно и в то же время недоверчиво пробормотал Евгений.

– Да. Ого-го, я бы даже сказал. Из них три издано на немецком языке в Германии. И две там же на русском для русскоязычной аудитории. А один роман готовился для издания на испанском, а впоследствии и на английском.

В ответ на изумленные взгляды я рассмеялся.

– Да шучу, шучу.

Попутчики были явно дезориентированы моими неожиданными признаниями. Грань между шутками и реальностью вдруг стала очень тонкой. Я поправился:

– Две книги на немецком языке, а не три. Третья книга не успела выйти из-за ковида и санкций.

Я замолчал на несколько секунд, а потом развел руками:

– А вот теперь не понятно – шучу я или не шучу.

Мне показалось, что попутчики окончательно сбиты с толку. Лера пристально смотрела на меня, словно пытаясь понять, говорю ли я сейчас правду или опять ломаю комедию.

– А как ваша фамилия? – спросила она с оттенком подозрительности. Она явно перебирала в памяти все знакомые варианты. – Если вы такой плодовитый писатель, мы наверняка слышали про вас. Мы многих местных писателей знаем. Тем более, если вы несколько десятков книг издали и даже уже за границей издаться успели.

Я усмехнулся.

– Как сказал один местный критик – «я широко известен в узких кругах». Но если вы местные, и тем более имеете к культурной жизни Барнаула непосредственное отношение, то, возможно, слышали обо мне. А возможно, даже знакомы с моим творчеством. Но, – я обвел руками салон автомобиля, – антураж сыграл с вами дурную шутку, и вы, возможно, опять же, меня просто не узнали. Такое часто бывает. Помните? Продукт Творчества и обстоятельства личной жизни Творца. Их редко объединяют, делая акценты в основном на продукте. Поэтому бывает, про книги слышишь, а встретишь автора, и даже мысль в голову не придет, что это он.

Я, наконец, снял очки, и наши взгляды со всеми участниками путешествия встретились.

– Мы встречаем чаще всего на дорогах не реальных людей, а отражения наших мыслей. Так и в Творчестве. За антуражем известных работ мы не видим того, кто их создает.

Глаза Леры округлились. Она явно узнала меня, но не могла до конца поверить в свою догадку. Я использовал эту заминку, чтобы наконец ускорить процесс высадки своих попутчиков. Открыв дверь, я запустил в салон жаркий летний воздух, пропитанный раскаленным асфальтом и острым ароматом разнотравия.

Участники нашей беседы неохотно покинули автомобиль, не спеша забирая свои рюкзаки из багажника.

– Вы тот самый Андрей, о котором я подумала? – с неуверенной улыбкой спросила Валерия, не решаясь почему-то назвать мою фамилию. Евгений растерянно переводил взгляд с нее на меня, словно пытаясь понять, о ком идет речь. Павел торопливо возился с рюкзаком, вытаскивая из него что-то. Злата стояла рядом, прижимаясь к нему плечом.

– Возможно, тот самый, – с улыбкой ответил я ей.

– Мда-а, – протянула Лера, с интересом разглядывая меня, – я вас действительно не узнала.

– Я старался, – ответил я со смехом.

– Но зачем?

Я подмигнул ей.

– Чтобы наша беседа была более беспристрастна и наполнена не только содержанием, но и иллюстрациями. Как настоящая живая книга.

– Вы знаете, – Валерия изучала меня взглядом с ног до головы, словно сканируя и сопоставляя мой оригинал с каким-то прежним образом, – хоть у меня и весьма неоднозначное отношение к вашему творчеству…

– Вы с ним знакомы? – удивленно посмотрел я на собеседницу.

– Нет, но слышала от своих друзей…

– Вот видите, Лера, – сокрушенно пробормотал я, с наигранной укоризной кивая ей головой, – вот все у вас так – не читала, но отношение весьма неоднозначное. Но разве можно судить о тех же книгах на основе мнения других людей? Ну, хорошо хоть «неоднозначное». Значит, есть надежда на то, что оно может измениться?

– Вряд ли, – прищурившись, проговорила Валерия, – я доверяю мнению своих друзей. Они большие профессионалы в литературном деле. И иногда их оценки бывает вполне достаточно.

– А ваши друзья, это не те творческие ребята, которые не курят и не пьют? – не удержался я от небольшого укола иронии.

– У меня все друзья не курят и не пьют, – веско произнесла девушка. Было видно, что эта тема не допускает даже малейшего намека на шутку и воспринимается ей крайне болезненно.

– Не то, что ваши, – с ехидцей кивнула она в сторону автомобиля, намекая на мои музыкальные пристрастия.

Я пожал плечами.

– К сожалению, Лера, не могу причислить их к своим друзьям. Хотя…, – я задумчиво посмотрел на салон автомобиля, с раздававшейся оттуда музыкой, – я искренне считаю, что Творческие люди все по умолчанию – Друзья. А кто-то еще и Родные Души. Поэтому и должны вставать друг за друга, по самому факту принадлежности к миру Творчества. Это как огромная семья, в которой многие ее члены просто не осознают своего родства.

– Да, – вздохнула собеседница, – вы действительно в этом мире человек не посторонний. И что бы про вас ни говорили, наверное, вы, как никто другой, имеете право рассуждать на эти темы. Удивляет только ваша манера общения. Если бы я знала, что вы такой «хитрец», то, конечно бы, не стала вообще ввязываться в этот спор.

Я примирительно кивнул ей.

– Это потому что вы во что бы то ни стало хотели выиграть его. А я с вами не соревновался и не спорил. Мы же оба, как творческие люди, заинтересованы не в отстаивании своих личных интересов, а в очищении и развитии творческой сферы. Вот и очищали ее по мере возможности совместными усилиями в процессе разговора. У нас же общие интересы, да, Валерия?

Девушка иронично покивала головой:

– Ну да, ну да…

Робко улыбаясь, подошел Павел. В его руке был зажат блокнот.

– Скажите, Андрей, а можно ваши контакты? Телефон, конечно, идеально, но сойдет любой контакт, какой возможно. У нас со Златой возникли очень важные вопросы. Буду очень признателен, если поможете нам в них разобраться.

Я кивнул. Взяв блокнот в руки, я написал адрес моей электронной почты, вернув его Павлу.

– Ну что, дорогие попутчики. Еще раз благодарю вас за чудесную компанию и столь увлекательную беседу. Надеюсь, ваше дальнейшее Путешествие подарит вам много положительных эмоций. Буду рад, если наш сегодняшний разговор раскроется в каком-нибудь неожиданном ключе. Не ссорьтесь только, – подмигнул я уже обнимающейся парочке, – ну и буду рад, если наши Пути в будущем снова пересекутся. Светлых вам дорог.

Я пожал парням руки, с улыбкой кивнул Злате и Валерии, и сел в машину. Последнее, что я услышал в открытое окно, прежде чем вырулил на трассу, было произнесенное Валерией загадочное слово – «Иту-Тай». Я посмотрел в зеркало и увидел, как компания стоит рядом со своими рюкзаками, глядя мне в след. Евгений что-то спрашивал у Леры. Та, прищурившись, что-то отвечала ему, но было видно, что она погружена в какой-то интенсивный внутренний процесс – возможно, пробегала заново весь наш разговор, с учетом сброшенных масок и развеянных предубеждений. А Павел растерянно обнимал улыбающуюся подругу и молча смотрел на удаляющуюся машину изумленным взглядом, словно прозвучавшее название пробудило в нем нечто очень важное. Он смотрел то на машину, то на блокнот, потряхивая головой, как это делают сразу после глубокого сна, пытаясь понять – продолжается сон или уже наступила явь. И он явно был очень рад тому, что успел взять мой контакт. Было очевидно, что он планировал им воспользоваться, хотя выглядел в данный момент крайне растерянно. Будто не верил в то, что только что произошло.

Я улыбнулся. Через несколько секунд четверка на обочине исчезла из вида. Это Дорожное Приключение вроде как закончилось, оставляя при этом после себя странное приятное послевкусие. Но несмотря на то, что впереди были еще сотни километров трассы, и Приключение могло преподнести еще много интересных попутчиков, я чувствовал, что именно эта встреча будет иметь продолжение. Я сделал погромче музыку, снова заполнившую салон интенсивными аккордами ударных, гитар и скрипки, и откинулся на спинку сидения. Машина несла меня все дальше, навстречу раскрывающейся Сказке, которая началась как обычная дорожная ситуация. Хотя, что это я – слово «обычная» в Сказке не применяется.

ЧАСТЬ 1. СУМЕРКИ ТВОРЦОВ. Темные аспекты Творчества.

Это не те истории, которые можно рассказывать как сказки. При их помощи ты должен обдумать свой путь, а затем оживить их.

К. Кастанеда.

ТРИ ДНЯ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ИЗМЕНИТЬ МИР…

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С МИРОМ ТВОРЦОВ.

Ты найди в себе силы выйти на свет и верь, что не вышел твой срок.

И повернется лицом к тебе судьба, а не злой рок.

И крылья вырастут за спиной, ты сможешь на трудном пути,

Сам замерзший и полуживой, не только себя спасти.

«Одиночество». Алексей Горшенев.

ПОЯВЛЕНИЕ НАСТАВНИКА и УЧЕНИКА.

Самое главное, что ученик должен узнать от учителя, это то, что некоторый вопрос еще не решен.

В.И. Арнольд.

Павел написал мне через пару дней. Как выяснилось, все эти два дня, с того момента как мы расстались, практически все время их четверки было посвящено обсуждению нашего неожиданного знакомства, содержанию острого спора, моему творчеству и моей личности непосредственно.

Оказалось, что с моими книгами из всех моих бывших попутчиков знаком был только один Павел. Он прочитал первые два романа, практически десять лет назад, и даже пытался найти меня тогда в интернете, чтобы познакомиться лично. Но Судьба не сложила тогда наши пути. И теперь, спустя эти долгие годы, когда он забыл и о прочитанных книгах, и о желании познакомиться со мной, и даже о мечте поехать на Алтай, загадочная Сила не просто свела нас на алтайской трассе, но и сделала участниками разговора, который произвел на Павла неизгладимое впечатление. Он затронул какие-то настолько глубинные пласты сознания, что их тектонический сдвиг привел к полной потере интереса к их дальнейшему совместному путешествию в прежнем составе.

Лера с Женей постоянно ссорились, мирились, опять ссорились, совсем не стесняясь своих гостей. В результате они расстались на одной из баз. Злата полетела обратно в Москву из Горно-Алтайска, а Павел, получив от меня согласие на встречу, возвратился в Барнаул. Там мы и встретились в одном из кафе, расположенном в старом районе города. Пили травяной чай, весело вспоминали совместную поездку, ее последствия, потом обсуждали первое знакомство с моими книгами и впечатления от них. Несколько часов пролетели практически незаметно. Затем, наконец, настал тонкий психологический момент, к которому все предыдущие разговоры были лишь прелюдией, «разогревом».

Павел все «кружил» вокруг да около своего глубинного мотива, который, видимо, и послужил причиной нашей встречи в Барнауле, но все не решался его озвучить. Пришлось пойти ему навстречу и немного помочь. Я дождался возникновения очередной неловкой паузы, которых после бурных воспоминаний становилось все больше, и проговорил, пристально глядя на собеседника:

– Учитывая наше заочное знакомство много лет назад и совершенно удивительное недавнее очное знакомство, я предполагаю, что наша встреча имеет какую-то глубинную цель. У тебя же есть какой-то важный вопрос ко мне?

Павел смутился.

– Да, есть такой вопрос. Но я не знаю, как его сформулировать. Столько хочется спросить… А у меня, если честно, мысли вразлет.

Я понимающе кивнул.

– Тогда предлагаю начать с главного. С самого главного.

Павел закусил губу и задумчиво нахмурился, перебирая в уме все приготовленные заранее вопросы и определяя их приоритетность.

– Понимаешь… Тогда, когда я твои первые книги прочитал, у меня была уже база определенная. Можно сказать, я уже был эзотерически подкован. Но после прочтения я поймал чувство какое-то… странное. Во-первых, на Алтай очень захотелось попасть. Во-вторых, у меня было очень четкое ощущение, что мне с тобой надо встретиться. Что я должен что-то очень важное для себя узнать. Понятно, что у тебя таких желающих полно, и со всеми не навстречаешься. Поэтому я с пониманием отнесся к тому, что не получилось тогда нам познакомиться лично. Видимо, я и сам не готов был. Так вот тогда, еще после твоего первого романа, я вдруг, ни с того ни с сего, решил сам написать книгу. Идей было много, а опыта не было совсем. И я мучился – с чего начать, как ее писать? Мне, наверное, тогда от тебя какие-то советы и нужны были. Провалындался я с ней несколько месяцев, интернет весь изрыл, но ничего конкретного не нашел. А самому писать ее не получалось. Прям затык какой-то. Ну, я со временем эту тему и приглушил. Все реже за комп садился, а потом и вовсе забросил. А в машине, во время вашего спора с Лерой, меня словно током прошибло. Сначала очень зацепила твоя позиция относительно того, что творческие люди не должны обсерать и унижать друг друга. Есть в ней какой-то очень трогательный момент, отсутствующий в современном мире. Вдруг очень остро это ощутил. Что каждый творческий человек сам по себе и сам за себя. А еще, возможно, против всего мира. Во всяком случае, очень некрасиво сразу проявилась позиция Леры. Она ведь действительно имеет отношение к профессиональному искусству. Даже, по-моему, на уровне администрации или министерства культуры. И тут такая реакция. Я сразу вспомнил, что чем больше я общался с представителями творческого мира, тем больше удивлялся тому, что в них часто встречаются очень неприглядные черты – зависть, интриги, непринятие своих коллег, резкие суждения… Я это как-то машинально списывал на то, что это люди с тонкой душевной организацией, восприимчивые, остро реагирующие на все. Но возникал диссонанс – это же, по идее, культурный авангард общества, некий эталон, образец гармонии и вообще развития. Что искусство призвано пробуждать как раз светлые стороны человека. Но тут, во время вашего разговора, как будто ясно увидел, что есть в этом направлении какой-то тщательно завуалированный обман. И вот вас слушаю сижу, а внутри будто заслонки открыли, и на поверхность такое поперло… Словно это все каким-то боком и про меня было. Столько совпадений. Я ведь и «Короля и Шута» раньше слушал. Правда, многие песни только у тебя в машине впервые услышал. И прибухивал, и траву курил, и психоделики пробовал – грибы, ЛСД, Айяваску. А тут услышал от тебя про это все и обалдел, честно говоря. Испугался даже, можно сказать. У меня ощущение было, что я в перекресток какой-то угодил, где моя прошлая жизнь сошлась с настоящей, а точка пересечения – машина, которая на Алтай, давно мной загаданный, мчится. Сюр, честно говоря. А когда я узнал, что ты – тот самый Коробейщиков, с которым я десять лет назад встретиться мечтал, я думал вообще «с колес съеду». Настолько это все как-то нереально было. Так вот, – Павел набрал полную грудь воздуха, словно подойдя к самому главному вопросу, – у меня эта книга моя опять из головы вылезла. Я понял, что не забыл про нее, а так, спрятал до поры в подсознании. А она все это время зрела там, соками набиралась, а потом – бац, и выпрыгнула наружу. И если тогда я считал, что это просто блажь какая-то, то сейчас есть очень четкое ощущение, что для меня это очень важно. Так важно, что если я ее не напишу, то и вправду с ума сойти смогу или что-то вроде этого.

Он замолчал, вывалив на меня этот груз подавленных эмоций, и теперь ждал ответной реакции. Я вопросительно посмотрел на него, подливая нам горячего чайку.

– Так в чем проблема? Что ты от меня хочешь услышать?

Павел опять смущенно заерзал на своем стуле.

– В том-то все и дело, что не знаю. Понимаю, выглядит это все сумбурно, поэтому и думал, как сформулировать свой вопрос. Но не могу, нет четкости мышления. Как только начну об этой книге думать, все внутри расплывается, как у пьяного. Образов много, а четкой схемы нет. Я же инженер, привык мыслить конкретными категориями. А здесь как будто через голову пропускают поток идей, а я не успеваю их систематизировать. Неприятное ощущение, честно говоря. Мозги плавятся. Поэтому мне, наверное, какая-то точка опоры нужна. Совет, с чего начать. Дальше, может, и само пойдет. Но вот с чего начать, я вообще не врубаюсь.

Он развел руками в стороны и откинулся на спинку кресла, словно в изнеможении. Было видно, что попытки выразить свою мысль действительно отняли у него уйму внутренних сил. Я тоже откинулся на спинку, размышляя, вернее, путешествуя по своим чувствам и образам, возникающим в ответ на откровения собеседника. Наконец, я снова чуть наклонился вперед, выражая готовность к разговору.

– Ты, прав, Паша, тут нужна точка опоры. Но найти ее не так просто, как кажется. Это многие идеалисты думают, что написать книгу – это сесть, положить перед собой ручку и блокнот, а лучше ноутбук, и просто начать фантазировать, творить в удовольствие. На самом деле это уже, можно сказать, финальная часть. А предварительная начинается именно в поиске точки опоры. Найдешь ее, и тогда есть шанс оттолкнуться от нее и воспарить в поток Творчества. Не найдешь, то скорее всего провалишься, погрузишься в поток такого хаоса, который реально может свести с ума.

Я взял в руки чашку с горячим напитком и слегка сжал ее в ладонях, чувствуя, как ее тепло передается в руки, расходясь по телу приятной волной.

– Видишь ли, работа над книгой – это не только методология. Тут нет каких-то четких схем. Хотя многие порталы в интернете выдают подобные советы. Но на самом деле, они чаще всего заводят в такие ловушки, откуда выбраться бывает очень сложно. И вот здесь даже важнее знать об этих ловушках, а не о том, «как писать книгу». Я бы даже сказал, что для Творца это является одним из самых главных базовых принципов Творчества – знание карты минных полей, понимание, где скрываются капканы и уязвимые места. Без этого, будь ты хоть каким одаренным гением, твои произведения могут просто не появиться на свет, а сам процесс превратиться в истязание – себя и своих близких. Поэтому я уж точно не буду давать тебе каких-то формальных кислых советов о том «как надо писать книгу».

Я снова пригубил ароматный напиток, глядя сквозь пар, струящийся из чашки, на своего собеседника. Тот выглядел явно растерянно, словно его поиски нашей встречи, как и десять лет назад, опять закончились неудачно.

– Но…, – я поставил чашечку на стол, – я могу дать тебе гораздо большее, если ты захочешь это принять…

Павел слегка вытянулся, словно в ожидании чего-то очень важного. Я сделал пафосное выражение лица, стараясь сохранять серьезный вид, и торжественным голосом продекламировал:

– Я готов взять тебя в Ученики, Павел. Хотя никогда до этого момента у меня их не было. Однако, учитывая особенности нашей встречи, я думаю, это время настало.

Я монументально положил руки на стол, будто зафиксировав эмоциональное содержание сцены.

– По-моему, очень красиво получилось? Как в кино. Всегда мечтал что-то подобное сказать. Повода все не было.

Павел растерянно смотрел на меня, пытаясь понять, говорю ли я серьезно или опять шучу.

– Но…, – я выставил перед собой указательный палец, – это будет не привычная схема «Учитель – Ученик». Потому что роль Учителя для меня не подходит. Но я могу стать твоим Наставником. Не тем, кто «учит», потому что «учить писать книгу» занятие абсолютно бесполезное. А тем, кто помогает стать устойчивым, СТОЯТЬ в мире, где дуют ветра и под ногами оказываются ямы-ловушки. Но при этом двигаться вверх, расти творчески.

Я встал из-за стола и под внимательным взглядом Павла картинно расставил ноги на ширину плеч, подняв две руки вверх, будто иллюстрируя свою мысль в виде монументальной фигуры. Со стороны это было похоже на демонстрацию базовой стойки в боевом искусстве. Словно сэнсей объяснял своему ученику основы устойчивости при выполнении эталонов исходной техники.

– Наставник – тот, кто учит самостоятельно СТОЯТЬ, при этом устремляясь вверх, – повторил я, – и в отличие от Учителя, Наставник не оценивает академические знания своего Ученика. Но при этом, будучи Слушателем, тот, кто проходит путь Наставления, может чему-то научиться. Поэтому название «Ученик» мы оставим. Ты готов к такому формату?

Павел с энтузиазмом кивнул, растерянно улыбаясь в ответ на мой странный визуальный перформанс.

– Конечно, готов. А сколько это потребует времени?

Я вернулся за стол и пристально посмотрел на него.

– Почему ты спрашиваешь?

Павел машинально потрогал пальцами часы на запястье.

– Мне в Москву скоро возвращаться. Отпуск заканчивается.

Я отвернулся к окну, словно обдумывая ответ, затем снова перевел взгляд на собеседника.