Лаборатория «Феникс»

– Вот и новый голос в нашем хоре, – прокомментировал Матвей, щелкнув зажигалкой. – Прагматик. Одобряю. Значит, компромисс Волкова набирает голоса. Марк, ты последний несогласный в этом спектакле? Или уже смирился с ролью статиста?

Все взгляды, включая теперь и расфокусированный взгляд Артема из-под капюшона, устремились на Марка. Он все еще был частично прижат к столу Асей, но напряжение в его теле заметно спало. Он смотрел то на панель с ценами, то на поддон с едой, то на решительное лицо Алекса, то на безликий капюшон Артема. Его челюсть сжалась.

– Ладно… – он выдохнул, слово вырвалось сквозь зубы. – …Черт с вами. Пусть будет по-вашему. Но чтобы завтра… – он ткнул пальцем в панель, – …чтобы завтра моя буханка была! Целиком! И точка.

Ася наконец полностью отпустила его запястье. Марк потер его, хмуро, но уже без агрессии.

– Единогласно? – громко, на пределе спокойствия, спросил Алекс, оглядывая всех – Лику, Асю, Кирилла, Солу, Матвея, близнецов, Глеба, Артема и Марка. Кивки, шепоты «Да», «Согласен», «Пусть так» – звучали с разных сторон. Даже Артем из-под капюшона едва заметно кивнул. 10 минут осталось.

– Кажется, да, – хрипло произнес Новиков, все еще стоявший в дверях как мрачный памятник. Он выбил пепел из трубки о подошву сапога. – Грязно. Несправедливо. Но… рабочий вариант. Поздравляю, Волков. Ты только что провел свое первое распределение ресурсов в аду. Добро пожаловать в топку. – В его глазах не было ни одобрения, ни осуждения. Только все та же усталая горечь. Он развернулся и вышел, оставив их разбираться с жалкими пятью порциями, новым молчаливым участником и горьким послевкусием первого компромисса.

Тишина после ухода Новикова давила висками. Пять проклятых порций. Моя идея. Моя ответственность. Я почувствовал, как взгляды впились в меня – Ликин тревожный, Марков злой, Кириллов расчетливый.

«Лика, Ася, – голос мой звучал чужим, хриплым. – Поможете? Три порции на десять. Как получится».

Лика кивнула, пальцы чуть дрожали, когда она взяла упаковку. Ася, все еще настороже, присоединилась. Они ломали хлеб, сосиски, сыр. Жалкие кучки на столе. Кирилл стоял рядом, машинально бубня про калории: «Грубо… 38… 42… 35…» Его цифры висели в воздухе, как приговор.

Дверь скрипнула. В проеме стояла Ульяна. Прижимала Коську к щеке, большие глаза широко смотрели на нас, на крошево на столе. Она выглядела маленькой и очень уставшей. Ее браслет 013 светился ровным белым. Заметив Ульяну Сола немного поежилась и отошла в сторону.

«Уля, иди сюда, – позвала Лика, и в ее голосе была та самая мягкость, которой не хватало здесь всем. Она взяла одну целую, нетронутую порцию. – Это твоя. Держи».

Ульяна медленно подошла. Взгляд ее скользнул по жалким крошкам, предназначенным другим, потом – на целую порцию в руках Лики. На ее лице мелькнуло что-то – облегчение? Стыд? – и она тихо сказала:

«Спасибо». Просто. Искренне. Она взяла еду, крепче прижала зайца. «Коська тоже голодный», – добавила она уже шепотом, но без прежних странных взглядов в пустоту. Просто девочка с игрушкой. Она отошла к стене, села на пол и начала аккуратно есть, отламывая маленькие кусочки хлеба и сыра, иногда поднося крошку к носу плюшевого зайца, тихо с ним разговаривая. Нормально. По-человечески. Этот простой жест – благодарность и забота об игрушке – почему-то сжал мне горло сильнее любой мистики.

Марк громко сглотнул, глядя на Ульяну и ее целую порцию. Его лицо исказила гримаса. Он схватил свой «паек» – жалкий кусок хлеба и обрывок сосиски – и сунул в рот почти целиком, яростно жуя, уставившись в стену. Злость, смешанная с голодом.

«Получайте, наслаждайтесь банкетом», – процедил Матвей, беря свою порцию крошек. Он разглядывал ее, как бракованный товар, но не стал есть сразу. Циник до мозга костей.

Близнецы молча взяли свою совместную порцию. Ваня отломил больший кусок, сунул Яне. Она ела медленно, крошечными кусочками, глаза опущены. Глеб съел свой мини-паек за два быстрых движения, словно боялся, что отнимут, и тут же отвернулся к стене, прижимая ладонь к бетону. Кирилл, получив долю, тут же начал что-то чертить пальцем на пыльном столе, лишь изредка отправляя в рот микроскопический кусочек. Сола брезгливо поковырялась в своей кучке, съела только сыр, хлеб и сосиску отодвинула со вздохом.

Я взял свою часть. Крошка хлеба, обрывок сосиски, катышек сыра. Положил сыр в рот. Он был безвкусным, как вата. Голод лишь слегка притих, сменившись горечью и стыдом. Я видел, как Лика украдкой отдала половину своего и так микроскопического пайка Асе. Ася качала головой, но в итоге взяла. Артем стоял в тени, его порция исчезла в кармане куртки.

Я не стал доедать. Оставил кусочек хлеба на столе. Бессмысленный жест, но другой возможности протеста у меня не было. Браслет на запястье вибрировал, холодно светился: БАЛЛЫ: +5 . Успех. Победа, от которой тошнило.

Вышел в коридор. Тусклый свет резал глаза. Вечное тиканье за стенами билось в висках синкопой. Дверь с цифрой 001 была прикрыта. Постоял, слушая стук собственного сердца. Постучал.

«Входи, Волков». Голос Новикова – хриплый, усталый – донесся сразу.

Толкнул дверь. Такая же каморка, как у меня. Койка, санузел, стул. Новиков сидел на койке, спина прямая, курил трубку. Дым тонкой струйкой тянулся к вентиляционной решетке под потолком. Запах табака и чего-то холодного, металлического.

«Не взяли свою?» – спросил я, закрывая дверь. Звук щелчка был громким в тишине.

Новиков выпустил дым кольцом. Оно поплыло к решетке и расплылось.

«А зачем?» – Он посмотрел на меня. Глаза в полумраке – две бездонные угольные ямы. «Чтобы почувствовать вкус их подачки? Чтобы лишний раз напомнить желудку, кто здесь хозяин?» – Усмешка его была похожа на скрип ржавых ножниц. «Я научился обходиться без подобных милостей, Волков».

Прислонился к стене. Ледяной холод бетона проникал сквозь рубашку. «Вы сказали… отец «повторил эксперимент». Что он делал? В 2008-м? Почему вы…» – Запнулся, глядя на его лицо, не тронутое временем. «Почему вы такой?»

Новиков долго смотрел на меня. Ни злобы, ни жалости. Только усталость, выжженная дотла, и холодный, научный интерес.

«Сергей Волков верил в благо, – начал он, голос низкий, будто из склепа. – Думал, можно взять искру… эту аномалию в человеке… и зажечь от нее светильник. Очистить. Усилить. Сделать даром». – Он покачал головой, стряхнул пепел. «Не понимал. Искра – это уголь в печи ада. Она не светит. Она жжет. И горит ярче всего в огне боли, страха, отчаяния. Этот бункер…» – он махнул трубкой в сторону двери, «…это не лаборатория. Это топка. Агата и ей подобные не ищут «особенных». Они выращивают дрова. Самые горючие. Чтобы Феникс восстал, нужен пепел. Мы лишь топливо для его огня. «Ученый» с его цифрами вместо мира. Эта девочка, видящая… то, что другие не видят. Даже Марк с его яростью – все это растопка. А баллы?» – Хриплый, язвительный хохоток. «Это мера того, насколько хорошо ты горишь. Насколько ценен твой пепел».

Он замолчал. Слова висели в воздухе, тяжелые, как свинец. Комок льда рос под ложечкой.

«А «последний выживший»?» – выдохнул я, вспоминая слова Ульяны в главной комнате. «Что он значит?»

Новиков медленно поднял глаза. В них мелькнуло что-то древнее, леденящее.

«Выживший?» – Он произнес это слово с горькой, смертельной издевкой. «Последний не выживает, Волков. Последний погаснет. Самый яркий уголек в печи. Тот, кто сожжет всех остальных, чтобы Система измерила пик температуры горения. Вот для чего все. Вот почему я здесь. Снова». – Он посмотрел на свою руку, сжатую в кулак. Сухожилия напряглись, как тросы. «Чтобы измерили, насколько я еще горю. Или… насколько мне безразлично пламя, полыхающее вокруг».

Больше Новиков ничего не сказал. Я вышел из его комнаты. Дверь щелкнула за спиной словно звук капкана. Воздух коридора ворвался в легкие, холодный и безжизненный. Слова Новикова гудели в черепе: Топка. Дрова. Пепел. Последний погаснет.

Посмотрел на браслет. 007. БАЛЛЫ: 5. Цифры светились мертвенным, ядовито-зеленым светом. Не валюта. Не воздух. Мера горючести. Пять баллов. Цена за то, что мы проглотили унижение и поделили крохи. Цена за нашу покорность сегодня, чтобы получить шанс на крохи завтра.

Прикоснулся к стене. Бетон – ледяной, мертвый. Но где-то в его толще, в переплетении труб и проводов, неумолимо тикало. Не часы. Не таймер. Счетчик. Считающий такты работы адской машины, перемалывающей нас.

Из-под двери кухни лился тусклый желтый свет. Там они. Лика с ее тревожной добротой. Ася с ее сжатыми кулаками. Кирилл с его формулами-костылями. Марк с его неутоленной злобой. Ульяна с ее зайцем и детской благодарностью. Все они. Растопка. Дрова.

Поднес руку к лицу. Пахло крошками хлеба, дешевым сыром. Пахло страхом. Пахло топливом.

Новиков прав. Огонь уже зажжен. Мы все – щепки в этой чудовищной топке. Но пока я чувствую этот лед под пальцами, пока слышу это проклятое, вечное тиканье… пока во мне вместо страха поднимается ярость – ясная, холодная, всесжигающая ярость на эту Систему, на Агату, на этот бункер, на самого Новикова с его бесконечной усталостью… – я буду гореть.

Яростно. Ослепительно. До последней искры.

Пусть меряют мою температуру. Пусть записывают данные. Я сожгу их графики дотла.

Глава 3. Оптимизация Контура

Тишина в коридоре была густой, липкой, как невысохшая краска. Не настоящая тишина – ее разрывало вечное, проклятое тик-так за стенами, теперь звучащее громче, навязчивее, словно насмехаясь. Воздух, и без того тяжелый, пропитался запахами поражения: кисловатым потом страха, пылью от мела Кирилла, слабым, но едким духом дешевого сыра, осевшим на пальцах и в горле.

Алекс прислонился к ледяному бетону возле своей двери 007, пытаясь проглотить ком горечи и злости. На запястье мертвенным зеленым светилось: БАЛЛЫ: 5. Мера горючести. Пять баллов за унижение. Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь. Взгляд его упал на Марка, стоявшего напротив у комнаты 003. Тот, прислонившись лбом к косяку, методично бил кулаком по стене. Тук. Тук. Тук. Глухой, ритмичный, злой. Каждый удар отдавался в висках Алекса. На сгибе окровавленной руки Марка прыгали сухожилия. Он не ругался. Молчал. И это было страшнее крика.

Из комнаты 005/006 доносился приглушенный шепот и всхлипы. Яна. Ваня что-то тихо бормотал в ответ, голос дрожал. Алекс видел их тени за матовым стеклом – два сбившихся в кучку силуэта против невидимого врага.

Рыжие косички мелькнули у входа в кухню. Лика вышла, ведя за руку Асю. Спортсменка была бледна, ее обычно прямая осанка сломана. Она сжимала и разжимала пальцы свободной руки, будто отрабатывая удар по невидимому противнику. Фитнес-браслет на лодыжке показывал Пульс: 110.

«Все нормально?» – прошептал Алекс, отталкиваясь от стены.

Лика лишь покачала головой, ее глаза были огромными и темными в тусклом свете. «Она… она чувствует себя виноватой. За Марка. За драку». Ася отвернулась, ее челюсть напряглась. «Я просто… не могла позволить ему все испортить», – выдохнула она, не глядя ни на кого.

«Никто не позволил», – тихо сказал Алекс, но слова повисли в воздухе пустой формальностью.

Из главной комнаты донесся тонкий, монотонный шепот. Ульяна 013. Она сидела в углу, спиной ко всем, обхватив колени. Коська с его зашитой глазницей был прижат к уху. «Тихо, тихо, Коська… не бойся… они ушли… пока ушли…» – бормотала она. Потом вдруг замолчала, резко подняв голову. Ее широкие, слишком взрослые глаза уставились в пустоту над дверью Новикова. «Они… замолчали. Почему?» Ее браслет 013 тускло пульсировал белым, но Алекс поймал мимолетную красную вспышку, как предупреждение.

Кирилл стоял у стены напротив кухни. На сером бетоне белели свежие меловые формулы. Он бормотал, водя дрожащим пальцем по цифрам: «…калорийность недостаточна для поддержания когнитивных функций… вероятность гипогликемии в течение 2-3 часов… коэффициент выживаемости при нулевом поступлении калорий…» Его голос был сухим, но в нем звенела тонкая струна паники. Он снял очки, протер линзы грязным рукавом халата, снова надел. Увидел Алекса. «Волков. Мы… мы должны получить обед. Иначе деградация неизбежна. Расчетная точка невозврата – 17:30 по местному… если оно здесь есть». Он ткнул пальцем в одно из уравнений, как будто оно было виновато.

Из комнаты 009 выпорхнула Сола. Ее готический макияж слегка поплыл, но она держалась с прежним преувеличенным равнодушием. «Ну что, господа, поделили последние крохи? Какая трогательная сцена единения в беде!» – ее голос звучал слишком громко, слишком высоко. Она прошла мимо, не глядя ни на кого, направляясь к главной комнате. Но когда ее взгляд скользнул по меловым формулам Кирилла, Алекс увидел в нем не насмешку, а настоящий страх. Это был страх понимания. Она не просто видела каракули – она читала их. И прочитанное повергло ее в ужас.

Алекс едва успел зафиксировать это преображение. Уже в следующее мгновение маска презрительной легкости вернулась на место. Сола фыркнула, махнула рукой в сторону формул, будто отгоняя назойливую муху: «Цифры, цифры… Скукотища смертная!» Но этот жест был уже запоздалым, слишком резким. Она почти побежала в сторону главной комнаты, ее черные ботинки на толстой платформе гулко стучали по бетону, выбивая нервный, сбивчивый ритм. Алекс смотрел ей вслед. Поддельная легкость Солы теперь казалась ему не просто защитой, а частью какой-то другой, скрытой игры. Она знала. Она понимала язык отчаяния, начертанный мелом на стене. И это знание ее напугало до глубины души.

Матвей появился из тени у дальнего конца коридора, как всегда, неспешно. Щелчок зажигалки. Зеленый блик пламени скользнул по его холодным глазам, по надписи на кольце. Он обвел взглядом сцену: Марка, бьющего в стену; бледных Лику и Асю; шепчущую Ульяну; бормочущего Кирилла; нервную Солу. Уголок его рта дернулся в подобии улыбки. «Банкет удался, судя по лицам? – произнес он с ледяной вежливостью. – Осталось дождаться следующего задания».

Глеб съежился у стены. Его пальцы в кольцах судорожно перебирали друг друга. Темные стекла очков были устремлены не на людей, а на точку соединения стены и потолка. «Дрожит… – прошептал он так тихо, что Алекс едва расслышал. – Проводка… или труба… точка слабости…» Его дыхание участилось.

И тогда случилось это.

Сначала – едва уловимая вибрация в полу. Словно гигантский механизм где-то глубоко под ними вздохнул и замер. Даже вечное тик-так на мгновение стихло. Ульяна резко вжалась в угол, зажав уши. «Они кричат! Предупреждают!»

Сначала – едва уловимая вибрация в полу. Словно гигантский механизм где-то глубоко под ними вздохнул и замер. Даже вечное тик-так на мгновение стихло. Ульяна резко вжалась в угол, зажав уши. «Они кричат! Предупреждают!»

А потом…

Рев.

Не гудок. Не сирена. Рев. Оглушительный, рвущий барабанные перепонки, заполняющий вселенную звук. Он не просто бил по ушам – он вгонял иглы в мозг, сотрясал кости, заставлял внутренности сжиматься в комок. Одновременно все браслеты вспыхнули ядовито-кровавым светом, ослепляя в полумраке коридора, и завибрировали с такой силой, что казалось, кости запястий сейчас треснут. Сквозь адское свечение, проступили четкие, неумолимые буквы:

«СБОР В ГЛАВНОМ СЕКТОРЕ. НЕМЕДЛЕННО».

Марк отшвырнулся от стены с диким воплем, закрывая уши. Лика и Ася инстинктивно пригнулись, зажмурившись от света браслетов. Яна вскрикнула из-за двери. Кирилл вжался в стену, рот открыт в беззвучном крике. Сола втянула голову в плечи, как испуганная птица. Матвей перестал щелкать зажигалкой, его лицо окаменело. Глеб замер, его пальцы впились в бетон. Ульяна зарылась лицом в колени, трясясь всем телом.

Дверь 001 приоткрылась. В проеме, окутанный табачным дымом, стоял Новиков. Его лицо в полумраке было бесстрастной маской. Он смотрел не на рев, не на свет, а сквозь них. В его усталых глазах читалось только одно: «Началось. Снова».

Алекс почувствовал, как ярость, дремавшая под грудью после разговора с Новиковым, взметнулась вверх, горячая и слепая. Он выпрямился во весь рост, игнорируя рев, давящий на череп, и ослепительную красноту браслета. Его взгляд, полный ненависти и вызова, встретился со взглядом Новикова через хаос. Сигнал не звал. Он приказывал, вбивая команду прямо в мозг через вибрирующие кости. И Алекс знал – это только начало топки.

Адский рев стих, сменившись гудящей тишиной, которую тут же заполнил новый звук – низкое, мощное гудение и мерный стук гидравлики. Стены главной комнаты содрогнулись, отъезжая в стороны, обнажая не голый бетон, а сложнейшую инженерную структуру. Перед ними раскинулся гигантский, прозрачный лабиринт. Трубы – толстые магистральные и тонкие капиллярные – переплетались, образуя контуры. По ним с разной скоростью текли жидкости: синяя (холодная, с конденсатом на стенках), зеленая (пузырящаяся, словно газировка), густая красная (медленно ползущая). Резервуары, похожие на гигантские колбы, показывали уровни. Насосы – одни гулко работали, другие тревожно вибрировали. Вентили, рычаги, клапаны. И повсюду – мигающие датчики с цифрами давления, расхода, температуры. В центре всего – огромный монитор:

ОБЩИЙ КПД: 42% | СТАБИЛЬНОСТЬ: НИЗКАЯ | РАСХОД РЕСУРСОВ: ВЫСОКИЙ | ВРЕМЯ ДО ЗАВЕРШЕНИЯ: 29:47…

Над монитором вспыхнул главный экран. Агата. Ее лицо было бесстрастно.

«Вы неплохо справились с распределением еды. Но это не единственный ресурс здесь. А потому вот вам Испытание №2: Оптимизация Контура», – ее голос резал тишину, как стекло. «Перед вами упрощенная модель системы жизнеобеспечения сектора. Она повреждена и неэффективна. Ваша задача – восстановить функциональность и достичь максимального КПД до истечения времени. Показатели – на мониторе». Она сделала микроскопическую паузу, и в ее глазах мелькнуло что-то, похожее на холодный азарт. «Успех группы: +10 баллов каждому. Индивидуальные достижения, демонстрирующие исключительную инициативу, применение уникальных навыков или предотвращение катастрофы, будут отмечены дополнительными личными баллами. Неудача: –5 баллов каждому, понижение базового уровня кислорода на 10% на 24 часа. Начинайте».

Экран погас. Обратный отсчет на мониторе сменился на 29:30…

На секунду все замерли, ошеломленные масштабом и сложностью конструкции. Затем грянул хаос.

«Где течь?! Ищите течь!» – закричал кто-то.

«Этот насос сейчас взорвется! Смотрите, как трясется!»

«Здесь вентиль заклинило! Не поворачивается!»

Алекс встряхнул головой, глотая ком ярости. Топка. Дрова. Оптимизируй горение. Он шагнул вперед, его голос, неожиданно громкий и резкий, перекрыл шум:

«Молчать! Слушать! Кирилл! К монитору! Анализируй потоки, давление! Марк! Проверь все насосы на слух, на вибрацию! Лика, Ася – обход по периметру, ищите видимые повреждения, утечки! Глеб! Глеб, где ты?!»

Ох, не хотел я привлекать к себе внимания. Еще в первый день, когда оказался здесь. Но сегодня уже второй раз приходится брать на себя лидерство.

Глеб уже прильнул к одной из толстых синих труб. Его пальцы в кольцах дрожали, но он не сводил взгляда с какого-то невидимого другим места. «Здесь! – его голос сорвался на визг. – Точка! Прямо здесь! Труба под магистралью Альфа – стенка истончилась! Давление запредельное! Если этот клапан», – он ткнул пальцем в сложный узел с красным рычагом выше, – «его резко дернуть, трубу порвет! Наводнение синим!» Его способность видеть точки напряжения сработала мгновенно.

«Принято! – крикнул Алекс. – Марк! Не трогай клапан над трубой Альфа! Кирилл, что с Альфой?»

Кирилл, уже уткнувшись в монитор, бормотал, пальцы летали по воображаемой клавиатуре: «Магистраль Альфа… давление 8.5 Bar… при норме 6.0… Источник – забитый фильтр в контуре Гамма! Фильтр Гамма показывает сопротивление 98%! Его нужно промыть или заменить! Но доступ…» Он оглянулся, отыскивая фильтр в лабиринте труб. Он был глубоко внутри, за вибрирующим насосом.

В этот момент раздался тонкий, но пронзительный голосок Ульяны. Она стояла у основания конструкции, прижимая Коську к груди, ее глаза были расширены не детским страхом, а видением. «Серый дядя… он там, у шумной железки… – она указала на гудящий насос. – Он плачет… Говорит, внутри… колючая проволока… и красная кнопка… не нажимать… никогда!» Ее браслет пульсировал тревожным желтым.

«Фильтр забит колючей проволокой! И там есть красная кнопка – не трогать!» – перевел Алекс, чувствуя, как леденеет спина. «Ася! Тебе надо добраться до фильтра Гамма! За насосом!»

Артем в это время был рядом с вибрирующим насосом. Он приложил ладонь в перчатке к его корпусу, затем к трубе перед фильтром. Его голос, тихий и монотонный, пробился сквозь гул: «Забито. Твердое. Металл. После насоса… воздушная пробка. Большая». Его анализ подтвердил засор и выявил новую проблему – воздушную пробку, грозящую кавитацией и разрушением насоса.

«Воздушная пробка после насоса! Кирилл, как стравить?!» – заорал Алекс.

«Клапан стравочный В-4! Но он… он в зоне возможного разрыва по Глебу!» – отозвался Кирилл.

Марк, тем временем, смотрел на свою татуировку-циферблат. Вчерашняя дата «19.06.25» сменилась сейчас на таймер 00:04:22. «Насос! – заревел он, показывая на вибрирующего монстра. – До хера! 4 минуты 20 секунд! По моим часам! Если не сбросить давление или не стравить воздух!»

– Марк, у нас же 30 минут! Ты вообще о чем? – произносит Лика, не глядя на него.

Марк перебивает:

– Заткнись! Они врут! Всегда врут!

Его палец впивается в татуировку, где цифры теперь мигают кровавым «00:03:55»:

– Это не таймер системы. Это наше время. Время до того, как насос размажет нас по стенам!

Кирилл бормочет, не отрываясь от монитора:

– Твои «ощущения» субъективные. Давление стабильно, сейчас мы все наладим.

– Субъективные?! – Марк резко разворачивает Кирилла от экрана и показывает ему татуировку.

Тишина. Даже Алекс застывает, его ярость на миг подавлена ледяным страхом.

Сола стояла чуть в стороне. Она смотрела на заклинивший маховик вентиля, перекрывавший доступ к клапану стравочному В-4. Ее лицо было сосредоточено, без тени прежней легкомысленности. Она резко достала из кармана тюбик алой помады. «Дерьмо… Надо… ключ… особый ключ…» – прошептала она и начала быстро рисовать помадой прямо на холодном металле корпуса рядом с вентилем. Рисовала нечто сложное, многогранное. «ОЖИВИ!» – выдохнула она с усилием. Нарисованный контур вспыхнул на миг тусклым светом. И на металле… появился объемный, блестящий, словно только что отлитый, специальный ключ-трещотка, идеально подходящий к маховику. Сола схватила его.

«Ладно, ребята, времени мало! Клапан В-4! Стравить воздух! Быстро! Пока насос не разнесло! Сола, Ася, давайте! – скомандовал Алекс, едва веря своим глазам. – Кирилл, как только давление упадет – командуй Глебу, какой клапан на Альфе можно аккуратно прикрыть! Марк, следи за временем!»

Работа закипела. Сола протянула Асе ключ, и та начала откручивать вентиль. Глеб, под руководством Кирилла, осторожно регулировал клапан на магистрали Альфа. Артем, прильнув к другим узлам, докладывал о состоянии. Ульяна, бледная как мел, шептала с Коськой, отслеживая «серого дядю» и предупреждая о новых «горячих точках». Лика следила за монитором и координировала потоки информации. Матвей наблюдал с холодным интересом, щелкая зажигалкой, его взгляд скользил по тем, кто проявил себя – Глебу, Ульяне, Соле, Марку – оценивая их «стоимость». Близнецы держались вместе, Ваня пытался помочь Лике следить за резервуарами. Новиков стоял в тени, курил трубку, его дым тянулся к вентиляционной решетке. Его взгляд был тяжелым и знающим.