Те, кто ведает. Книга первая

Анджея Фуллер, Анна Фуллер

Те, кто ведает. Книга первая

Глава 1

Вековой сосновый лес шумно вздыхал на хлёстком сентябрьском ветру, осыпаясь на темную влажную землю редкими струйками порыжевшей хвои. К небу старательно тянулись тоненькие веточки молодого подлеска, прикрывая собой рубцы недавней гари. Чудом уцелел тогда сосновый бор, спасенный от низового пожара благословенными струями мощного майского ливня.

Некрас, мягко ступая удобными кожаными сапогами по едва приметной звериной тропе, крался между стройных смолистых стволов, стараясь быть как можно неприметнее для коренных жителей леса. По глупой случайности отбившись от остальных охотников, он уже не чувствовал былой уверенности. Сжатая в крепкой руке рогатина – это все, чем он мог защитить свое мускулистое, спрятанное под темной шерстяной свитой тело от острых когтей и зубов мохнатого зверя. Братья рассыпались по лесу – и не было их больше видно или слышно. В случае беды рассчитывать теперь не на кого. Оттого и шаги его звучали тихой и выверенной поступью – такой, какой опытные охотники стелются по лесному опаду, словно и вовсе не касаясь его человеческой ногой.

Настороженно оглядываясь вокруг, чувствовал он, что не узнает окрестности и забрел вглубь, в самую дикую, неприрученную человеком глушь. Слишком далеко от родных краев.

На толстой сосновой ветке сидела пестрая самочка глухаря, почти сливаясь с шершавой корой желтоватым цветом своего оперения. Некрас с сожалением проводил взглядом вспорхнувшую с насиженного места птицу и снова напряг уши, стараясь распознать звуки дикого леса. Далекая кукушка, забыв обо всем на свете, упорно считала чьи-то быстротечные годы. По толстому слою хвои, где-то совсем близко, крадучись, переступали с одной на другую могучие пушистые лапы.

Занервничав, Некрас свернул в сторону от угрожающих звуков и пошел через на глазах густеющую чащу, пока неожиданно не вышел на прогалину. Сосредоточенно оглядывая все вокруг, он бросил сторожкий взгляд на пятачки чернеющей из-под хвои земли. Будто и ступали уже в этих местах человеческие ноги, – обрадовался охотник, впиваясь острым взглядом в застарелые следы.

По обе стороны длинного узкого прогала высились угрюмые сосны, совсем не радуясь приходу человеческого существа. Куда же направить свои стопы? Вперед или назад? А ведь так давно он уже плутает, что и не разберёшь, где начало, а где конец.

Задержавшись на открытом месте минуту-другую, Некрас мучительно оглядывался по сторонам, пытаясь угадать направление, затем разочарованно махнул рукой и нацелил узкие носки своих сапог вперед.

Длинным прямым коридором вела за собой прогалина, даже и не думая сворачивать ни влево, ни вправо, пока не завершилась глухим сумрачным тупиком. Только заметно было уже, как начинал редеть на глазах лес, сменяясь белоствольными березами и пятнами низкорослых ольшаников.

Это показалось Некрасу добрым знаком, и он, не раздумывая, нырнул в призрачную глубину начинающего желтеть лиственного леса. Он шел уже третий час, когда густые древесные заросли расступились перед его уверенными шагами, оставаясь далеко позади и позволяя клонящемуся к зениту солнцу осветить рослую фигуру пробирающегося все дальше и глубже в глухие места охотника. Растерянно оглядываясь вокруг, Некрас смотрел на чахлые кривые березки, застывшие на краю мрачной неподвижности мертвого зеркала воды, и густую зелень болотной осоки, скрывающей под своими корневищами предательскую топь.

Он тер ладонью усталые глаза, словно не верил тому, что видел перед собой. Не верил, но примерно догадывался, в какие места его занесло. Это была цепь гиблых болот, что тянулись глухой непроходимой трясиной на многие версты справа и слева. Естественная граница между племенами древлян и дреговичей – Припятское Полесье.

Некрас обреченно вздохнул и присел на пригретый осенним солнцем бугорок. Натруженные ноги гудели и отказывались отправляться в обратный путь. Не сейчас и, наверное, уже не сегодня. Надо осмотреться и поискать что-нибудь съестное, прежде чем вся округа скроется в туманных сумерках. Одно хорошо – крупный зверь обычно сторожится болот и вряд ли побеспокоит его здесь.

Узкое неглубокое озеро по левую сторону сверкало чистой прозрачной водой, на поверхности которой примостились водяные лилии и кувшинки. Некрас шел вдоль берега, тщательно осматривая прибрежные заросли водной растительности, пока не нашел то, что искал. Пожелтевшие розетки водяного ореха колыхались на воде, до краев нагруженные спелыми плодами, словно идущие в порт торговые корабли.

Намотав стебель на суковатую палку, Некрас вытянул из воды несколько розеток и зашагал прочь, подыскивая себе местечко повыше и посуше.

Сочная сладковатая мякоть хрустела на голодных зубах, наполняя и успокаивая пустой желудок. Он продолжал чистить рогатые орешки один за другим, с наслаждением отправляя их в рот, пока у ног его не осталось ничего, кроме кучки листьев и кусочков твердой оболочки. Сунув кинжал в ножны, Некрас прилег на еще не остывшую почву и задремал, не в силах противиться нахлынувшей усталости.

Холодные мутные волны предрассветного тумана текли над топью, незаметно подкрадываясь к скорчившемуся на холодной земле телу, кутая его сырым одеялом и проникая под одежду капельками стылой влаги. С трудом разгибая закоченевшие ноги и руки, охотник принял сидячее положение и осмотрелся, пытаясь разглядеть хоть что-то в густом, как парное молоко, воздухе.

Серая пелена вокруг надежно прятала от глаз окружающую реальность, придавая ей таинственный и устрашающий вид. Туман то светлел и рвался на части сизыми клочьями, то снова густел, надвигаясь на человека угрожающими фигурами немыслимых форм и размеров.

Придется ждать, пока рассветет, – тоскливо думал Некрас, пряча застывшие пальцы в складках шерстяной свиты. Потом, опомнившись, стал шарить вокруг в поисках своей старой доброй рогатины. Мощное древко отцовского копья внушало ему спокойствие и уверенность.

Но и когда уже совсем рассвело, блеклый диск солнца не сразу смог пробиться к нему сквозь густое туманное облако, плотно прижавшееся к земле своим рыхлым, сырым телом. Вокруг что-то ухало, чмокало и чавкало. Некрас ежился и старался не придавать значения странным звукам, которых он раньше никогда не слышал на болотах. Наверное, потому, что большую часть жизни провел вдали от них, предпочитая бродить по сухому лесу и душистому лугу. Недаром эти места получили худую славу, считаясь гиблыми, и годились только для того, чтобы прятать пропащих, отбившихся от своего рода людишек.

Чмокающие и чавкающие звуки приближались со всех сторон, окружая собой крошечный холмик сухой земли, на котором сидел, прижавшись спиной к кривой березе, оробевший человек. Сквозь прорехи в тумане он увидел то, чего никак не мог ожидать от приличного, соблюдающего правила болота. Оно и впрямь, вспухая, лезло к нему, как ожившая опара, что, вздыхая, выползает из ставшей ей тесной миски. Бархатистая мшистая зелень, хлюпая, приподнималась и снова опадала, с каждой минутой придвигаясь все ближе к основанию его островка.

Не выдержав надвигающегося на него кошмара, Некрас ошалело взревел и сорвался с насиженного места, ломанулся прочь от наползающей из тумана нечистой силы. Ноги его то и дело проваливались в ямы, до краёв наполненные болотной жижей. Глаза метались, не в силах различить хоть что-то в колышущейся впереди стене сизого тумана. Столкнувшись несколько раз с растущими на пути зарослями ольхи, Некрас немного замедлился и вытянул вперёд свою верную рогатину, пытаясь нащупать путь.

Хлюпанье и чавканье звучало всё тише, оставаясь где-то далеко за спиной, постепенно сменяясь привычными звуками просыпающегося леса. Туман редел, превращаясь в лёгкую полупрозрачную дымку, через которую он уже ясно мог разглядеть гладкие белые стволы старой берёзовой рощи.

Выдохнув с облегчением, он рванулся к спасительному лесу, призывно белевшему в тридцати саженях от его измученного тела. Ещё несколько отчаянных прыжков – и он будет спасён! Унесёт отсюда свои ноги, чтобы больше никогда не возвращаться в это проклятое место.

Некрас не сразу понял, как его правая нога сначала ушла по лодыжку, а потом и вовсе провалилась по колено в вонючую густую жижу. Силясь вытянуть ногу и спасти сапог, он сел рядом с узкой, похожей на горлышко кувшина ямой. Сунув руки в жидкую грязь, Некрас уцепился пальцами за голенище кожаного сапога, силясь вытянуть его наружу вместе с застрявшей ногой. Топкая гуща обхватывала сапог цепкими щупальцами и пыталась стянуть с бешено сопротивляющейся ступни. Ногу он еще мог вытащить, а вот сапог болото отдавать уже не собиралось. С горечью выпустил он из рук голенище и застонал от обиды. Совсем почти новый сапог-то…

На пригорке у шелестящей на утреннем ветерке березовой рощи кто-то сидел, с любопытством наблюдая за попавшим в беду охотником.

– Человече, пропадаю! Помоги! – яростно замахал рукой Некрас, привлекая к себе внимание.

Фигура шевельнулась и немного сдвинулась вперед густеющем на глазах телом, слегка наклонившись и разглядывая, как бьется, словно прилипшая к медовой ложке муха, застрявший на болоте человек. Продолжая наблюдать, но не делая ни шага вперед, чтобы помочь увязающему все глубже Некрасу.

– Да помоги же ты! Али ты без сердца совсем? – горестно вскрикнул он.

– А ты сапог-то оставь. Так и выберешься, – невозмутимо посоветовал незнакомец, не сходя со своего места.

– Ага! – возмущенно замотал головой охотник. – А другой такой откель взять? Ты, что ли, мне справишь?

– Ну, тогда сам решай, что дороже тебе – сапог али нога, – усмехнулось бледное безусое лицо.

Обиженно засопев, Некрас, упершись одной рукой в твёрдую землю, другой снова нырнул в густую жижу, продолжая сражаться за дорогой его сердцу сапог.

Незнакомец, неподвижно сидящий на пригорке, внимательно наблюдал за телодвижениями охотника, которые становились все более отчаянными и хаотичными.

– Сейчас, – шепнул он себе под нос и наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, что могло уловить только его насторожившееся, как у матерого волка, ухо. Рядом с пригорком хлюпнуло и вот еще один крошечный участок суши провалился и засиял на утреннем солнце зеркальцем прозрачной воды. Потом – еще и еще. По всей округе захлюпало и зачавкало, вскрываясь лужицами и топкими промоинами, настигающее беглеца болото.

Некрас с ужасом почувствовал, как поплыла под рукой еще минуту назад твердая, как камень, почва. Колено второй ноги уже не упиралось в землю, а начинало медленно погружаться в разрастающуюся яму трясины, втягивающую его внутрь, словно голодный рот.

В истерическом припадке он охнул, судорожно вихляясь во все стороны молодым, крепким телом. Он знал, что нужно успокоиться и не двигаться, но, не в силах взять себя в руки, сдавался охватившему все его существо жуткому, леденящему нутро страху.

Незнакомец неторопливо поднялся и, умело огибая участки зарастающего мхом и осокой болота, приблизился к задыхающемуся от ужаса человеку.

– А я ведь предлагал отдать болоту сапог, – пожурил он несчастного, удобно усаживаясь на кусочек уцелевшей земли.

Человек ничего не ответил, а лишь молча таращил на подошедшего полные ужаса и смертной тоски глаза. Безусое лицо морщилось и дергалось, искажаясь бегущей по нему мелкой рябью, словно было соткано не из плоти, а из какого-то текучего непонятного вещества. Это существо было как-то связано с болотом, – кивнул своим мыслям Некрас, на мгновение забыв о том, что надо сопротивляться, и замер.

– Так-то лучше, – кивнуло лицо, – а то дергаешься, как заяц в тенетах.

– Ты кто? – прохрипел увязший уже по пояс охотник.

– Неправильный вопрос, – помотала голова с пшеничными волосами. – Лишнее это. Лучше попроси меня.

– Помоги, – опустив глаза, всхлипнул Некрас.

– Помогу, а опосля и ты мне поможешь. Договор? – испытующе смотрели на него глаза, в которых плясали бесовские огоньки.

– Что делать-то надо? – судорожно сглотнуло пересохшее горло.

– Да, сущая безделица, – легкомысленно махнул рукой темный дух, – первую седмицу каждого травня юную деву мне приведешь и всего делов-то.

– Да ты что же это бес окаянный мне такое предлагаешь? – возмущенно задергался Некрас, не обращая внимания на то, что снова начал тонуть.

– Ну, раз не хочешь, тогда и неволить не стану, – терпеливо улыбнулись бледные губы. – Еще немного подожду, покуда он твои ноги жрать не начнет. Может, и передумаешь еще.

– Кто это он? – испуганно уставился на него охотник.

– Тот, кто живет в болоте, – благостно улыбаясь, ответил дух.

В это самое мгновение Некрас почувствовал некое движение в топкой массе под увязшими ногами. Острая боль возвестила, что у него больше нет ни сапога, ни правой ступни. Словно огромная рыбина, попавшая в сети, он забился в своём вязком плену, бешено разевая рот в безмолвном крике, застрявшем в онемевшей глотке.

– Ну что? Тащить? – поинтересовался дух.

– Тащи! – обезумевший вопль наконец вырвался наружу.

Мощные лапы вцепились в плечи и поволокли наружу, сражаясь с жадным, почуявшим свежую кровь болотом.

– Скорее! – пискнул севшим головом Некрас, чувствуя, как болотная гадина вцепилась в левую ногу.

– Раньше надо было думать, – пропыхтел дух, налившись синевато-черной кровью.

Последний рывок – и человеческое тело рухнуло на островок из рыхлой желтоватой земли. Бурая жижа стекала с одежды грязными ручейками, наполняя воздух смрадом тины и протухших яиц. Некрас какое-то время лежал навзничь, не чувствуя боли ниже колен первые несколько секунд, а потом громко застонал. Он изо всех сил жмурил глаза, боясь посмотреть вниз, чтобы увидеть, что сталось с его ногами.

– Как же я ходить теперь буду? – не размыкая веки, горько прошептал он.

– За этим дело не станет! – усмехнулся темный дух. – Болото все вернет сторицей. Оно никогда ничего не берет даром.

Схватив под мышки истекающего кровью охотника, он поволок его к крошечному озерцу, наполненному прозрачной, зеленоватой водой. Обглоданные ноги по колено погрузились в прохладную глубину, и боль куда-то ушла, растворяясь в небытии. В глубине что-то хлопотливо забурлило и заклокотало. На поверхность поднимались ленивые пузыри и с громким чмоканьем лопались, источая приятный умиротворяющий аромат неведомых трав. По ногам одна за другой пошли волны ласкового жара, согревая продрогшего до костей страдальца.

Вскоре одуревший охотник уже весело бултыхал ногами в воде, совершенно забыв, кто он и где находится. А потом он свалился набок и захрапел.

Когда он открыл глаза, над головой опять шелестела березовая роща и желтела песчаная, прикрытая пучками сухой травы земля. Полуденное солнце касалось его лица теплыми приветливыми лучами. Утреннего гостя нигде не было видно. Некрас снова и снова ощупывал окрестности пытливым взглядом, но ничто не напоминало о том, что здесь недавно пыхтело и булькало болото. Значит, все это ему просто привиделось, – подумал охотник и, больше не сдерживая счастливый вздох облегчения, посмотрел на свои сапоги.

А потом громко и пронзительно закричал. Вместо сапог на ногах красовались две уродливые лягушачьи лапы.

Глава 2

На просеке весело постукивали топоры – расширяли жизненное пространство. Сволакивая бревна в кучу, молодые мужчины вновь уходили вглубь леса за очередной порцией строительного материала. Здесь, на берегу тихой, затерянной в лесах реки, будет теперь их новый дом. В отдалении и безопасности от ставших слишком беспокойными соседей.

Через несколько дней уже рыли ямы. Умелыми руками укладывали вылежавшиеся бревна в стены. Ладили крыши из ели и соломы, укрывая всё надёжным слоем земли.

Мальчонка, сидевший у входа в землянку, ковырялся крошечными пальчиками в стене, вытягивая из нее тоненькие ниточки мха, и тянул их в рот, желая попробовать на вкус все, что попадется ему под руку. Вслед за мхом в ход пошла древесная щепка, обрывок веревки, зернышко ячменя и пучок сосновой хвои. Последнее лакомство наполнило детские ноздри резким запахом, а во рту защипало чем-то острым и горьковатым. Обиженный малыш выплюнул недружелюбные иголочки и отчаянно заревел, призывая на помощь теплые материнские руки.

Мать, стоявшая на коленках у очага, возилась с сырыми, ещё не просохшими после вчерашнего дождя поленьями.

Эдак она и до ночи с обедом не управится, – сердилась женщина, поглядывая на горшок с замоченным ячменем. Резкий надрывный плач ворвался в землянку и заставил ее испуганно вскинуться, обжигая пальцы о прогорающую лучину.

– Идан, солнышко! – бросилась она на улицу, забыв про злополучный обед.

Мальчик ревел, размазывая по замурзанному лицу блестящие градины обиды.

– Что с тобой, любошко мое? – прижимая к груди маленькое тельце, шептала она в курчавые волосики.

– Что с ним станется, – проворчала выползшая на утреннее солнце, чтобы погреть свои больные кости, соседка. – Проревется и дальше проказить зачнет. Больно скачешь ты за ним, будто и дел у тебя других нет.

Бросив сердитый взгляд на соседку, женщина подхватила ребёнка на руки и заторопилась в дом, не желая ввязываться в ставшие уже привычными пререкания.

Старая она уже, что с неё взять. У самой-то, поди, девятеро детей народилось. Как ей понять несчастную мать, у которой он один-единственный, ненаглядный сыночек.

Сидя на мягких шкурах, Идан уже позабыл, о чём плакал, и весело грыз оленью кость, покрывая пальцы и щёки тонкой плёнкой подсыхающего мясного сока. Богдана наконец-то уговорила свой очаг, и поленья затрещали в огне, источая влажный, духовитый дым.

Скоро тихо забулькал горшок, и в землянке запахло горячей, сытной едой.

Опустившись на лежанку рядом с сыном, она рассеяно гладила его кудрявые светлые волосы и думала, как не спугнуть свою нечаянную удачу. Ведь и немолода более она. Шутка ли, двадцать шесть годков в это лето стукнуло. Уже не знали они, каким богам с Данко молиться, каждую ночь просили подарить радость материнскую. Сколько сама бегала за околицу, чтобы оставить щедрое подношение Мокоше, матери всей земли Божьей. И вот оно, случилось счастье ее. Сидит подле колен и знать не знает, сколько слез из-за него было пролито.

Отчего же у одних все легко выходит, и уже со счету они сбиваются, да рук на все потомство не хватает, а в ее семье все шиворот навыворот. Две сестры ее умерли бездетными, не дожив и до двадцати лет. Всё чахли, чадили бесполезным сизым дымком, а искра жизни так и не занялась в их тщедушных телах. Хоть и замуж выдали их пораньше, а все едино проку не было. Так ведь и у двоюродных сестер и братьев дела идут не лучше. Одно дитя, если случится, так они и тому рады. Словно проклятье какое наслали на их род.

А еще во времена Некраса, предка ее старинного, все иначе было. В его семье двенадцать ртов и все до единого выжили. В следующем поколении тоже все хорошо было. А потом словно стало увядать родовое дерево. С каждым разом все меньше деток, и здоровьем совсем слабые стали. Шесть поколений, почитай, прошло. Али сглазил их кто? Больно удачлив был Некрас, все у него ладилось. Не оттого ли люди недобрым глазом коситься стали?

А ее мальчик крепкий уродился. Повезло несказанно им с Данко. Никакая детская хворь его не берет, благодаря всем богам, разумеется. А они-то этой милости не забывали. Каждый раз после удачной охоты до кумиров деревянных бежали, дабы оставить им часть добычи заслуженной.

Духмяная каша уже парилась последним дымком, когда она наконец-то нашла в себе силы оторваться от сына и подошла к очагу, чтобы заправить варево щедрой ложкой светлого ноздреватого жира. Хороший у нее муж, работящий и охотник удачливый. Не бедствуют они на новом месте.

Что-то зашумело недалеко от входа. Звонкие голоса женщин приветливо здоровались с соседями. Наступало время обеда, и мужчины потянулись к своим жилищам, чтобы немного подкрепиться и снова уйти в работу. Дел еще предстояло немало. Едва ли успели поставить половину частокола, а в селении уже заканчиваются припасы.

Кудрявый светловолосый мужчина, слегка наклоняя голову, впускался вниз по земляным ступенькам. В русой бородке застряли кусочки коры. Ворот рубахи, обхватывающий загорелую шею, был влажен от пота, а рукав выпачкан в бурых пятнах.

Ее глаза обнимали его высокую статную фигуру, по своему обычаю радуясь и восхищаясь его красотой. Он с доброй улыбкой посмотрел на жену и прижавшегося к ее ноге сына, и втянул ноздрями ароматный запах.

– Поленья-то не шибко сырыми были? – спросил он, кивая на огонь.

– Да ничего, справилась, – заторопилась она к очагу, чтобы поставить горшок на стол, – Откушай-ка, голодный, поди, с самого утра.

– Благодарение богам, что есть еда в доме! – торжественно поднял он глаза к небу и уселся на грубо обтесанную лавку.

– Да, показали нам добрый путь на новое место, – закивала она, усаживаясь рядом. – Здесь все по-иному будет.

– Скоро на охоту пойдем, – кивнул он в сторону соседей. – Запасы на зиму пора готовить, да и нынешних припасов только на несколько ден хватит. А это беда.

– Сколько смогли, столько взяли с собой. А много ли на себе унесешь? – облокотив голову на ладонь, грустно сказала она.

– Ничего, леса вокруг богатые, непуганые, – успокаивающе сжал он ее руку в ладони, – успеем и дичи набить, и завялить. А там, глядишь, и рыбы наловим.

– Так, так, – кивала она в знак согласия.

Дитя, умаявшись, задремало на руках матери, укладываясь светлым лобиком в изгиб локтя. Уложив ребенка на лежанку, Богдана поднялась, чтобы проводить мужа до порога, и долго стояла у землянки, провожая взглядом его уверенный шаг.

Даже ближним родичам не успели послать весточку, что мужнин род снимается с насиженных мест, гонимый давней ссорой с соседским селением. Мстительные соседи не пропускали случая, чтобы не напакостить, и не оставили другого выбора, как уйти в глубь еще необжитых лесов, надеясь построить здесь новый дом.

Ничего, как обживутся тут, так и найдет она способ известить оставшуюся за спиной родню.

Горевать было некогда. Летний день только кажется длинным, а время пока, спит ребенок грех просто так тратить. Взяв в руки прочную корзину из ивовых прутьев, Богдана отправилась в овражек, на дне которого зеленел, зарастая зеленой ряской, пруд. Там можно было раздобыть съедобных кореньев и посмотреть, не настала ли пора для ежевики. Почва в глубине овражка была болотистая, но в ее роду отродясь не боялись болот. Нога всегда чувствовала, куда не следует наступать, а это было главное. Лечебные травы, до которых она была большая охотница, тоже уже на исходе. А ведь впереди мокрая осень и холодная зима.

Живописный пруд, заросший по берегам ракитой, светился в глубине оврага неподвижным поблескивающим зеркалом. Богдана замерла на спуске, любуясь чудесным видом. Хорошее все-таки место старейшина выбрал для нового селения. Есть река, лес и этот укромный овражек, где она сможет спрятаться от глаз недружелюбных соседок. Чего греха таить, в родовом селении мужа ее не особенно жаловали. Уж слишком сильно отличалась она от них и статью, и повадками. Никто не разбирался в лечебных травах, а она с закрытыми глазами могла найти душицу, чабрец, зверобой, мать-и-мачеху, копытень. Да разве все упомнишь. Одно было непостижимо для ее новых родственниц, что не только могла Богдана обнаружить самые редкие растения, но и всегда знала, как и в каких пропорциях применять. За это тайное знание не любили, боялись, но все равно искали с ней встречи завистницы, если случалось заболеть ребенку или захворать мужу. Жаль, что мало времени она может уделить своим отлучкам. Только пару часов, пока Идан спит сладким послеобеденным сном. Слишком уж он мал еще, чтобы брать его на болотистые места.

Покачиваясь на едва заметном ветерке, розовели по берегу соцветия плакун-травы, разросшиеся в обширные, еще нетронутые человеком островки. Богдана затаила дыхание, не веря своей удаче. Это же то, что им в первую очередь нужно. Обереги от недоброй силы и лесной нечисти. Без оберега и на охоту идти боязно, а на прежних местах плакун траву уже давно подчистую извели. Может, оттого мужчинам ее селения в последние годы так редко выпадало охотничье счастье и все глубже разрасталась давняя ссора с соседями?

Подкрадываясь к темно-розовым, почти малиновым зарослям, Богдана почти было забыла, куда ей ставить ногу, чтобы не угодить в топкую западню. Лишь когда почуяла, как начинает вязнуть левая ступня, опомнилась и успокоила дыхание, чтобы распознать безопасную тропку на вязком берегу. Утопнуть тут не утопнешь, однако новенькие, только три дня назад сплетенные лапти потерять можно. А мужчинам до лаптей ли сейчас? Скоро полдеревни босыми ходить будут, пока весь привычный быт не устроится.

По зеленым листья стекали капли, напоминающие прозрачные слезинки. Но то были добрые слезы, отгоняющие темные силы подальше от этих лесов. Хорошее место выбрал мудрый старейшина. Будет расти и множиться его род на этой благодатной земле.