Лилии полевые. Адриан и Наталия. Первые христиане

Недобрым огнем засветились глаза Кальпурния.

Его злое лицо пылало гневом. И если бы было то в его власти, он здесь же, на месте убил бы дерзкого юношу. Но жизнь Марка находилась в руках кесаря, который всеми силами старался привязать к себе молодых Фламиниев, осыпать их различными почестями, возвести на высокие государственные должности, так как ему очень хотелось, чтобы в Риме сложилось непререкаемое мнение: «Максимиан действительно карает христиан смертью, но отрекшихся от веры он награждает, как двух братьев Фламиниев».

Была и другая цель у Максимиана привязать к себе Марка и Аврелия, и эта цель была, пожалуй, самая важная. Уже давно в римском народе раздавался глухой ропот тысяч недовольных чрезмерною жестокостью кесаря. Ропот этот рос с каждым днем и грозил уже перейти в открытое восстание, и Максимиан видел, что власть его висит на волоске. Но привязать к себе Марка и Аврелия значило перетянуть на свою сторону как их симпатии, так и большинства недовольных, то есть, другими словами, прочно закрепить свою власть и могущество в Риме.

И Кальпурний, как ближайший слуга кесаря, как любимец своего господина, перед которым не было ни одной тайны, превосходно понимал, что заставляет Максимиана относиться к молодым Фламиниям с притворной лаской и неискренним расположением. Вот почему, несмотря на то, что после дерзкого ответа Марка все его существо кипело неподдельным гневом, все же посягнуть на жизнь юноши он не решился.

Но я с уверенностью могу сказать, что если бы кто другой осмелился так дерзко говорить, как один из родных братьев Марк, – это были бы последние слова говорившего. Гордый Кальпурний, как собака, приверженный Максимиану, не простил бы таких слов никому.

А теперь, с трудом подавляя гнев и изо всех сил стараясь быть спокойным, он тихо подходил к Марку и так же тихо говорил ему:

– Юноша! После того, что я слышал от тебя, мне бы не следовало больше с тобой говорить. Но убедись, еще раз убедись, как безгранично велика доброта кесаря! Он до последней минуты хочет остаться твоим другом и доброжелателем, он не хочет твоей гибели.

– Отстань! Уйди! – нетерпеливо прокричал совершенно раздраженный юноша.

– Ну так слушай и выбирай, – сердито протянул Кальпурний. – Жизнь или смерть! Кесарь объявляет тебе, что если ты сегодня не отречешься от своих религиозных заблуждений…

– Но ведь это вера! – вскричал взволнованный Марк, прерывая на полуслове речь Кальпурния. – Это не заблуждение! Это вера, которая не позволяет причинять ни малейшего вреда ближнему… Вера, которая учит прощать даже врагам…

Кальпурний вскипел. Сердитым жестом прервал он горячую речь юноши.

– Довольно! – вскричал он. – Ты неисправим! Ты ослеплен! На тебя уже ничто не действует. Ты во власти каких-то страшных демонских чар. Слушай же!.. Кесарь до утра оставляет тебя в живых и то благодаря разумному брату Аврелию, который просил за тебя…

– Но какой ценою? – простонал Марк.

Кальпурний лишь ядовито усмехнулся и продолжал:

– Завтра начинаются зрелища в цирке. Ты первый будешь выведен на цирковую арену. Безоружный, даже без палки в руках, ты будешь поставлен лицом к лицу с голодной пантерой. О, тогда мы все увидим, защитит ли тебя твой Бог против клыков, которые острее меча, против ее страшных когтей, которые опаснее отравленных кинжалов. Но прежде чем выпустить на арену пантеру, я спрошу тебя, Фламиний, в последний раз, отрекаешься ли ты от веры в Распятого? И если ты в присутствии кесаря и римского народа ответишь, что не отрекаешься от проклятой ереси… О, тогда страшись! По данному мною знаку откроются двери клетки, и ты сейчас же с растерзанной грудью падешь у ног разъяренной пантеры. Я закончил. Теперь глубокая ночь. Несколько часов отделяют тебя от смерти. Приготовься к ней или… отрекись от Христа.

– Никогда! Никогда! Нет! Я христианин и христианином и умру, – вскричал несчастный Марк и, изнуренный, обессиленный тяжелой внутренней борьбой, упал на холодную, сырую землю тюрьмы.

– Безумец! – прохрипел Кальпурний в бессильном гневе и, круто повернувшись, вышел из тюрьмы.

За ним последовала стража. Скоро снова заскрипели ржавые запоры тюремных дверей, и глубокая тьма объяла лежавшего без чувств, обессиленного Марка.

Кругом тишина. Ни звука не слышно. Кальпурний со стражей уже давно оставили подземелье.

Тихо… Тихо… Только страшный рев льва, разбуженного бряцанием мечей сопровождавших Кальпурния воинов, как отголосок далекого грома, пронесся по темному подземелью цирка. И казалось, что зловещий рев этого дикого царя пустыни был последним словом, последней угрозой от покидавшего Колизей Кальпурния.

Журнал «Отдых христианина», №6, 1905, стр 43-62;

№7, 1905, стр. 135-148; №11, 1905, стр. 74-83

Адриан и Наталия

Церковно-историческая повесть Протоиерея Димитрия Алексича

1897

Перевод с сербского

Вместо предисловия

Как все меняется на Божьем свете!

Если бы люди не имели науки, именуемой «история», они бы никогда не могли даже и представить себе того, что произошло с поколениями, предшествовавшими им. Мало того, они бы не могли никогда уяснить себе всего того, что они переживают в данную минуту, и завеса будущего не подымалась бы перед их очами.

Впрочем, и теперь есть много людей, для которых и прошлое, и будущее – равно темны и непонятны. Они не считают историю достоверною наукою, а на факты, представляемые ею, смотрят, как на измышления праздного ума или плод больной фантазии.

К счастью, таких людей очень мало и с ними не нужно считаться: они принадлежат к числу тех «блаженненьких», которые до сих пор еще сомневаются, что земля вращается вокруг солнца и вокруг самой себя. Разумеется, они и на историю смотрят, как на сплошную сказку.

Но нам, людям знающим и понимающим историю, делается тяжело на сердце, когда мы сравним теперешнее с прошлым. Где сильная Вавилония24, великая Македония25, Персидское царство26 и Римская империя? Где они? Все это исчезло и в прах превратилось. А на заходе кровавой звезды Рима современникам не верилось и не грезилось еще распадение его на два государства, как не могли они представить себе и перенесение грозного византийского престола в малоазиатский городок – Никомидию!27 И человека, не знакомого с историей, кажется, невозможно было убедить, что нынешнее незначительное местечко в азиатской части Турецкого государства, Исмид, с малым количеством жителей и бедными, жалкими постройками, шестнадцать столетий тому назад было столицей нынешних восточно-римских цезарей и носило имя Никомидии!

Да! Славной в истории Никомидии!

Неужели и это ложь, неужели и это выдумка?

Нет! Не ложь и не выдумка это, а великая истина. Об этом говорит история и свидетельствует современное положение, а такие свидетели не лгут, и переспорить их нет возможности!

Да! Мы не можем, не смеем не верить историческим данным, ибо история есть такая книга, которой с благоговением верят все живущие на свете и которая всем нам служит как учитель жизни.

История показывает нам множество примеров; она говорит нам о том, что и как происходило на белом свете, и, между прочим, она говорит и о тех святых душах, которые живот свой положили за истину христианской веры. Мы подразумеваем здесь имена святых мучеников – Адриана и Наталии.

Представить жизнь и подвиги святых христианских мучеников – дело далеко не бесполезное и не лишнее, в виду тех многих и многих десятков и сотен тысяч христиан, которым это описание может сослужить хорошую службу в деле спасения их душ. Благодаря истории, они могут извлечь из этого достоверного описания много поучительного и назидательного. А раз этот рассказ может принести хотя самую малую пользу христианам, сочинитель безмерно счастлив и с избытком уже вознагражден за свой труд.

Протоиерей Димитрий Алексич

Глава I

Если бы ты, дорогой читатель, захотел увидеть картину полного счастья, которым только может наслаждаться на земле человек, и если ты еще сомневаешься в возможности такого счастья, то я бы советовал тебе идти в дом Адриана, претороначальника28 в Никомидии, этой новой столице царей Великого Рима. Здесь, в этом доме, ты можешь увидеть счастливого человека и счастливую женщину, увидеть яркий отблеск их счастья.

Трудно описать счастье этого прекрасного человека словами! Ни высокий чин, ни положение его в обществе, до которых он возвысился еще в ранней юности, – теперь Адриану только 28-й год, – ни огромные богатства его, ни даже высокое происхождение и родство со знаменитейшими фамилиями в государстве – не создавали счастья Адриану. Это все только дополняло его, но самое счастье его составляла его молодая, прекрасная супруга Наталия.

Ах, как хороша была супруга Адриана!

Сама судьба распорядилась так, чтобы Наталия была верною подругою жизни для Адриана. Высокое происхождение ее и богатство ее отца, прирожденная доброта, нежность и мягкость характера – все, все внушало к ней любовь, все располагало ее быть любимой мужем. И сама она старалась о том, чтобы быть достойной своего супруга, которого она любила всею своею душою. Она была счастлива со своим Адрианом и все свои усилия прилагала к тому, чтобы и его сделать счастливым, и успела в этом. Адриан и Наталия действительно были счастливы в полном смысле этого слова.

Адриан принадлежал к одной из древнейших и богатейших фамилий великого Рима. Брак его с Наталией соединил его с другой, не менее славной и древней фамилией. Семья его жены, насчитывавшая множество членов, заменила ему его собственную семью, которой он лишился еще в ранней юности. И действительно! Новые родные горячо полюбили и привязались к Адриану; они искренно радовались его счастью, искренно называли его своим сыном и братом. Все гости, все приезжие на свадьбу так же радостно приветствовали его, сулили ему долгую жизнь и счастье – и все это делалось искренне и от души, без всяких расчетов или видов на богатство и связи молодого человека. Расточавшие свои похвалы и ласки не нуждались ни в том, ни в другом, так как всего этого имели в достаточном количестве. Разумеется, встречая со всех сторон только ласку и привет, Адриан был сильно растроган.

Все симпатии, вся любовь, все ласки, которыми осыпали Адриана, естественно, переносились и на его невесту. Оба молодых супруга положительно были завалены подарками и приношениями, причем каждому из них доставалось всего в равной мере и все подарки были одинаковы и драгоценны.

Сверх всего этого, свадьба Адриана и Наталии была почтена и императорским двором в Никомидии. Помимо различных мелких драгоценностей, император прислал Адриану драгоценный меч с золотой насечкой и в серебряных ножнах, а императрица – Наталии – золотой венец, весь усыпанный дорогими каменьями и стоивший по крайней мере в пять раз дороже, чем подарок императора, и увеличивший красоту юной невесты до какого-то чудесного, сказочного невероятия.

Радости Наталии и удовольствию Адриана не было конца, когда настали самые свадебные празднества. Они заботились только о том, чтобы гости были веселы и ни в чем не терпели недостатка.

Огромный дом Адриана, или, лучше сказать, дворец, кишмя кишел гостями; роскошные яства и вина сменялись, как бы по волшебству, одно другим. На свадьбе Адриана веселилась целая Никомидия и после свадьбы в городе только и толку было, что о том, какие веселые дни пережила столица римских императоров.

Три дня продолжались веселые свадебные празднества в доме Адриана.

Гости выходили из-под гостеприимного крова домой на весьма лишь короткое время, только для отдыха, а затем опять шли на трапезу и беседу. За все это время торговцы и трактирщики города по большей части и не открывали своих лавок и гостиниц, а чиновники и прочие служащие получили отпуск и в полном составе присутствовали на свадьбе Адриана.

Наконец торжество окончилось, гости разъехались, и молодые остались дома одни. Рассматривая подарки, Адриан сказал своей восхищенной супруге:

– Не думаешь ли ты, моя дорогая, что подарки эти, полученные нами от дорогих наших сограждан, и нас со своей стороны обязывают чем-либо отблагодарить их: за любовь – любовью, за ласку – лаской, и показать им, что мы глубоко понимаем и искренне ценим их душевное расположение и привязанность к нам и вполне достойны их любви?

И, сказав это, он привлек к себе Наталию и тихо поцеловал ее в лоб. Наталия же поглядела на Адриана взглядом, полным нежности, полным любви, и ничего не ответила на его вопрос.

– Чем же, – продолжал опять Адриан, – чем же мы можем приобрести себе любовь и сочувствие дорогих наших сограждан, дорогая Наталия?

– Добрыми делами и хорошею жизнью, милый друг мой! – ответила, наконец, Наталия.

– Эти речи подсказало тебе мое сердце, – радостно воскликнул Адриан. – Пусть это будет руководящим правилом во всю нашу жизнь. Поклянемся, что мы исполним его – и ты, и я, каждый в отдельности, – поклянемся, что мы никогда не изменим ему, но еще постараемся провести его и в жизнь других людей!

И как говорил Адриан, так они и сделали: жизнь этих молодых, искренно любящих друг друга супругов была сама воплощенная добродетель. Это внушало к ним великую любовь и уважение, которые они и встречали на каждом шагу со стороны своих сограждан, а взаимная любовь и согласие делали их счастливыми.

Да! Адриан и Наталия были счастливы, совершенно вполне счастливы!

Глава II

Дом Адриана принял совершенно другой вид, когда в него вошла Наталия. Пока Адриан был холост, его хозяйством и домоправительством заведовали старые, опытные и преданные ему слуги. Казалось, Адриан был доволен ими и никогда не вмешивался в их распоряжения. Оно и немудрено: утром рано, уходя на службу, он отдавал своим челядинцам и доверенным все нужнейшие приказания и затем удалялся, озабоченный делами в своем звании претороначальника. Являлся он домой очень поздно и спешил подкрепиться ужином, а затем шел спать, – и так все это продолжалось изо дня в день. Большую часть дня занимали письмоводство и составление рапортов, которые предоставлялись им главнокомандующему или заведующим императорской квартирой, а за отсутствием их – лично самому императору. Иногда, правда, выдавались свободные дни, в которые он не бывал занят службой, но это случалось не часто, и тогда он целый день сидел дома. Но бывало и так, что по целым суткам он не заглядывал на свою квартиру; почивать же дома ему приходилось очень редко. Понятно, что иногда, придя домой, он с неудовольствием замечал у себя различные непорядки: незапертое окно, разбитую посуду, нечистоту на дворе, сломанные деревья в саду.

Все это происходило, по мнению Адриана, потому, что во всем доме не было хозяйского глаза, который бы за всем присмотрел; не было заботливой руки, которая бы все наставляла и направляла в доме, ибо на слуг, хотя и весьма преданных Адриану, все-таки нельзя было положиться. Одним словом, Адриан заметил, что его дому недостает деловитой хозяйки.

Это мнение молодого человека было блистательно доказано появлением в его доме прекрасной Наталии. Не прошло и года, как Наталия вошла в его дом полноправной хозяйкой и госпожою и приняла в свои руки бразды домоуправления, но чудная перемена произошла в хозяйстве Адриана.

Сам дом Адриана, как кажется, изменил даже свой первоначальный вид: все в нем издали уже дышало довольством и великолепием, а внутренность его была восхитительна: в особенности хороши были приемные залы и гостиные, а также и комнаты обоих молодых супругов! Сам император, зачастую посещавший дом Адриана, не скрывал своего удовольствия по поводу порядка и опрятности дома, необычайной чистоты двора и красивой распланировки огромного сада.

– Ты, Адриан, имеешь теперь все, чтобы возгордиться своим счастьем, – сказал однажды Максимиан29, посетив своего претороначальника. – Не богатство, доставшееся тебе от отца, не богатство, которое принесла тебе в приданое твоя жена Наталия, но великолепие твоего брачного семейного счастья и спокойной жизни делают тебя счастливым. И счастливее тебя, по моему мнению, вряд ли найти человека!

– Ваше Величество, изволите шутить со мною? – скромно ответил Адриан. – Богатства мое и моей жены совсем не настолько велики, чтобы им можно было позавидовать. В Никомидии есть много богатых людей, кроме меня, и еще более таких, которые неизмеримо богаче.

– Не о богатстве вовсе и речь, – возразил Максимиан, улыбаясь. – Неужели ты думаешь, что твое счастье я полагаю в твоих несметных богатствах?

– Нет, Ваше Величество, – отвечал Адриан, – я хорошо понимаю вашу речь и готов даже дать объяснение того, как я понимаю ее, если только, Ваше Величество, Вы позволите мне это сделать. Осмелюсь ли я?

– Говори, мой верный, говори, мой дорогой друг! Ты знаешь, как я люблю слушать твои дельные речи, ведь ты всегда готов прийти на помощь ближнему, всегда исполнен доброго и благого совета. Говори же и теперь, я тебя слушаю!

– Мое домашнее благополучие, – продолжал Адриан, – тоже не должно никому внушать зависть, так как никакой и ничьей заслуги в этом нет. Это составляет обязанность моей жены, и она до сих пор, по крайней мере, точно исполняла и исполняет ее. Так что, право, мне кажется, что ни с той, ни с другой стороны завидовать мне никому не приходится: богатство мое есть чистая случайность, а второе, то есть домашнее благоустройство, есть такое счастье, которого каждый легко может достигнуть. И ни то, и ни другое не составляет моего счастья, но…

– Но Наталия! – добавил со своей стороны император, громко захохотав.

– Ваше Величество изволили сказать истину, – ответил Адриан спокойно, – мое счастье действительно составляет Наталия, все же остальное служит только дополнением этого счастья.

– Мне уже только одно нравится в тебе, Адриан, что ты не возгордился своим счастьем настолько, чтобы позабыть службу. Но с тех самых пор, как ты женился, ты стал еще более рачителен, полезен и незаменим в своей должности, – ответил император.

И действительно! Адриан с самого первого дня своей женитьбы обнаруживал еще большее и небывалое до той поры рвение к своей службе. Все делалось до такой степени точно, исправно и аккуратно, что даже сам Максимиан однажды выразился о своем претороначальнике так, что во всей его империи нет такого претороначальника, который бы в своей деятельности сравнился с Адрианом. И слова эти император сказал среди близких к нему людей, людей почтенных и знатных во всей империи.

Таким образом, женитьба Адриана оказала самое благотворное влияние и на его домохозяйство, и на его службу. Последней он отдался весь, исключительно, с каким-то особенным пылом. Он выходил из дому и направлялся в канцелярию с рассветом. Возвратившись же домой, он мог спокойно отдыхать, наслаждаясь обществом своей милой и прекрасной супруги. Он видел, что Наталия не только вполне заменяет его, как хозяина дома, но даже во многом принимает почин на себя и образцово ведет хозяйство. И между ними по вечерам завязывался разговор мирный, невинный, спокойный. Адриан рассказывал о своей жизни до женитьбы, Наталия делилась с ним воспоминаниями о своем детстве и девичестве. Так мирно проводили время молодые супруги.

Дом Адриана был не только домом счастья и союза двух молодых сердец: он был, поистине, дом милосердия. Огромные доходы с имений, которыми владел Адриан, большое жалование, получаемое им, согласно званию, которое он носил, наконец, остаточные суммы, образовавшиеся от сокращения штата их прислуги, но в особенности, большая экономия, которой придерживалась Наталия, – все это, взятое вместе, давало им гораздо более того, что они проживали и могли прожить.

К тому же ни Адриан, ни его супруга не имели в своих душах и тени того, что зовется себялюбием или еще худшим именем – сребролюбием. Поставивши себе за правило сделать как можно более добра своим ближним, они не хотели скапливать излишек своих богатств для себя, не хотели также и пускать своих денег в оборот или приобретать себе новые богатства, как то делали другие богачи, но весь остаток употребляли на дела благотворительные, преимущественно для раздачи городским нищим и убогим.

Глава III

Благотворительность Адриана и Наталии могла бы вестись еще гораздо шире, если бы молодые супруги не боялись того, что скажут о них посторонние люди, а именно они боялись упреков в мотовстве, роскоши и расточительности, – как раз в тех самых грехах, в которых они не были и повинны.

Поэтому они жертвовали в пользу бедных только от своих избытков, ничуть не уменьшая и не сокращая расходов. Делалось это так: обыкновенно Наталия, как домоправительница, составляла смету о приходе и расходе на каждый месяц. Затем, согласно этой смете, она вела месячные книги и по истечении срока представляла их на рассмотрение своего супруга. По проверке счетов и книг Адриан обыкновенно отделял всю сумму чистого дохода и отправлял ее к председателю комиссии о призрении бедных города, который уже и распределял ее в пособие неимущим семьям граждан. Разумеется, при Наталии сумма этих доходов, а следовательно и пособий нищей братии, увеличилась уже настолько значительно, что Адриан не переставал изумляться ее экономии и хозяйственным знаниям. Он не мог понять, каким это образом так бережлива его молодая супруга, и однажды как-то вечером, смеясь, сказал ей:

– Скажи мне, пожалуйста, как это ты так бережлива? Я как ни думал сам об этом, все-таки понять не мог. Не объяснишь ли этого мне ты?! Если бы и главный министр финансов был так же бережлив, как ты, и прилагал бы такие же заботы об императорской кассе, как ты о моем имуществе, то, право, она бы была много полнее, чем теперь!

Прекрасная супруга Адриана весело засмеялась на его слова и, взявши его за руку, тихо сказала:

– Да! Если бы императорский министр финансов так же хлопотал о счастье и благосостоянии подданных своего государя, как мы с тобой хлопочем и заботимся о счастье наших ближних, то и я уверена, что касса государственная была бы много богаче, чем она есть теперь; да и сам император в тысячу раз более был бы любим своим народом, чем это мы видим ныне! Как ты думаешь, Адриан?

И Адриан, вместо всякого ответа, привлек к себе на свою супругу и крепко поцеловал ее в душистое чело и милые, ясные глаза.

С того дня прошло несколько месяцев, и вот молодые супруги однажды совершенно случайно узнают, что деньги, ежемесячно отправляемые ими на имя председателя комиссии о призрении бедных, не раздаются бедным, а присваиваются чиновниками, служащими в комиссии, и употребляются ими на свои собственные нужды. Это привело Адриана и Наталию в такое сильное негодование, что они решились никогда больше не посылать денег для раздачи бедным в комиссию о призрении нищих. Вместо того молодые супруги решили благотворить бедным в столице другим образом, а именно: по взаимному соглашению они решили разослать по всей Никомидии особые листки, коими городские бедняки приглашались по известным дням приходить в дом Адриана и получать от него или от его жены посильное по нуждам каждого пособие, если только они принесут с собой удостоверение о бедности, написанное в городской управе и скрепленное ее печатью.

С тех пор дом Адриана стал осаждаться целыми толпами бедняков, и Наталия не знала ни одной минуты отдыха и покоя, то кормя одного, то перевязывая раны другому, то одевая третьего. Каждый бедняк уходил из дома никомидийского претороначальника со слезами благодарности и радости на глазах и с сердцем, полным благословений и благожеланий гостеприимной кровле молодых супругов. Наталия окончательно отдалась делу благотворения и так скоро освоилась с ним, что менее чем через два месяца могла уже составить себе полный список всех неимущих семей в городе.

Ее дело стояло на твердых основаниях и со временем получило особую систему. Адриан с удовольствием смотрел на ее деятельность и однажды в порыве душевного волнения сказал ей:

– Благодарю тебя, дорогая Наталия! Ты вполне поняла меня и наградила меня неизмеримым счастьем. Мое всегдашнее желание было – жить для ближнего. Ты поняла его и осуществляешь его на деле. С этих пор мой дом действительно стал домом милосердия!

Глава IV