Завтра, которое не наступит

Ксю Птица

ЗАВТРА, КОТОРОЕ НЕ НАСТУПИТ

КНИГА 1: ПРОБУЖДЕНИЕ

ГЛАВА 1: ЗЕРКАЛЬНЫЙ ГОРОД

Я проснулся от мягкого прикосновения золотистых лучей искусственного солнца, которое каждое утро ровно в 6:30 появлялось на потолочном экране моей спальни. «Доброе утро, Дариус. Сегодня 14 сентября 2175 года. Температура +23°C, качество воздуха 98%, ветер северо-западный 2 м/с. Ваш завтрак будет готов через 7 минут 12 секунд», – пропела стена голосом, который я выбрал ещё в детстве – тёплым женским тембром с лёгкой хрипотцой.

Потянувшись, я подошёл к панорамному окну, и стекло автоматически стало прозрачным, открывая вид на город. Мой дом-башня «Аврора» возвышался на 843 метра над зеркальным мегаполисом. Внизу, под безоблачным голубым куполом атмосферного фильтра, сверкали хрустальные небоскрёбы, их фасады переливались всеми оттенками голубого и серебристого. Между ними бесшумно скользили транспортные капсулы, оставляя за собой едва заметные голубоватые шлейфы ионизированного воздуха. В парках внизу фонтаны танцевали под музыку, передававшуюся прямо в нейроимпланты жителей.

«Дариус, вы пропустили утреннюю медитацию. Ваши показатели стресса повышены на 8% по сравнению со вчерашним днём», – напомнил дом. Я махнул рукой, жестом, который отец называл «аристократической блажью», и голос умолк. Сегодня мне почему-то не хотелось стандартного утра с медитацией, виртуальным фитнесом и сбалансированным завтраком.

На кухне дрон-повар модели «Gourmet-9» уже выкладывал на биоразлагаемую тарелку идеальный завтрак: биойогурт с генномодифицированными ягодами (ровно 37 грамм), тост из синтезированного зерна с золотистой корочкой и стакан апельсинового сока, обогащённого нейростимуляторами третьего поколения. Всё как всегда. Слишком как всегда.

Я взял со стола голограмму со вчерашним фото с Арманом на смотровой площадке 700-го уровня. Мы стояли у самого края прозрачного поля, за спиной – весь город как на ладони. Арман улыбался своей обычной беспечной улыбкой, но сейчас, приглядевшись, я заметил в его глазах странную тень. Или это просто игра света на голографическом изображении?

«Дариус, ваш друг Арман передаёт зашифрованное сообщение уровня «Аметист», – сообщила система. Голограмма ожила: «Старик, встречаемся в «Ржавом цилиндре» в 20:00. Увидел кое-что… интересное. Не говори никому. Код: «Солнечный зайчик».

Я нахмурился. «Ржавый цилиндр»? Этот старый бар в заброшенной промзоне, куда даже уборочные дроны заглядывали раз в месяц? Зачем туда идти, когда в радиусе километра от моего дома было не меньше дюжины премиальных заведений с квантовыми барами и нейрококтейлями?

Но что-то в тоне Армана, в этом детском коде «Солнечный зайчик» (наша шутка с подготовительных курсов), заставило меня стереть сообщение сразу после прочтения. Впервые за долгое время я почувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев: то ли любопытство, то ли тревога. Или может быть, это был тот самый «стресс +8%», о котором предупреждал дом?

Я подошёл к окну и прижал ладонь к холодному умному стеклу, которое тут же показало температуру моей кожи и пульс. Где-то там, внизу, за зеркальными фасадами нашего идеального мира, должно быть, скрывались ответы. Я этого ещё не знал, но сегодня все изменится. Навсегда.

ГЛАВА 2: ЗАПОВЕДНИК ПРОШЛОГО

– Готов? – спросил отец, остановившись возле прозрачной двери нашего семейного вертолёта «Aether-Elite», зависшего над бесконечными зелёными полями роботизированных ферм. Внизу полевые машины размером с насекомое методично двигались взад-вперед, аккуратно орошая идеально ровные ряды генномодифицированных растений. Мы с отцом надели белоснежные костюмы последней коллекции «Elysium» – невесомые, самоочищающиеся, с микроклимат-контролем.

На отце костюм сидел безупречно. Его высокий рост (ровно 188 см), широкие плечи и атлетическое телосложение подчеркивали принадлежность к высшему классу. Каждые три месяца он проходил процедуру клеточного омоложения в частной клинике «Эдем», и в свои 65 выглядел на застывшие 30. Его волосы цвета воронова крыла были идеально уложены нанороботами-стилистами, гладко выбритые щёки и подбородок подчеркивали аристократический профиль. Лицо выражало спокойствие и уверенность – результат ежедневных медитаций и нейротренингов. Кожа носила здоровый оттенок золотистого загара – подарок ультрафиолетовых капсул премиум-класса. Глаза – глубокие и тёмные, как два чёрных бриллианта, пристально смотрели вперёд.

Я машинально поправил свой галстук-трансформер, который мог превращаться в шарф или пояс по желанию владельца. На пальце отца красовалось кольцо с редким фиолетовым бриллиантом с Марса – подарок матери на двадцатилетие их брака.

– Безусловно, папа, – ответил я, похлопывая по маленькому нейрочипу, спрятанному во внутреннем кармане. Это был ключ к сегодняшней экскурсии – мероприятию, которое проводилось раз в пятилетие исключительно для отпрысков наиболее влиятельных семейств мира.

Отец едва заметно усмехнулся, легонько покачав головой:

– Уверяю, тебе там понравится!

Только сейчас я заметил, что между нами и зелёными полями есть преграда – громадный прозрачный купол из умного стекла толщиной в метр. Вертолет плавно опустился в круглое отверстие, которое автоматически открылось перед нами. Мы оказались посреди огромного ботанического сада, скрытого от внешнего мира.

Под куполом царил микроклимат тропиков – +28°C и 80% влажности. Вокруг раскинулись роскошные сады с редкими растениями, которые я видел только в учебных голограммах: банановые пальмы с гроздьями плодов, кофейные деревья, покрытые белыми цветами, кусты ванили с длинными стручками. Их аромат наполнял воздух густым, почти осязаемым благоуханием. Прямо посередине блестело бирюзовой гладью небольшое озеро, в котором плавали настоящие рыбы – не синтетические, а живые, с переливающейся чешуёй.

На берегу стояли столики из красного дерева, уставленные вазами с экзотическими фруктами и хрустальными графинами с прохладительными напитками. Над нами лениво пролетела огромная стрекоза – настоящая, не дрон! – её крылья переливались всеми цветами радуги, отражая искусственный солнечный свет.

Я застыл в изумлении, чувствуя, как по спине бегут мурашки. В этот момент ко мне приблизился мужчина в строгом деловом костюме из ткани, внешне напоминающей шёлк, но с серебристыми нитями наноуглерода.

– Добро пожаловать, молодой господин Дариус, – обратился он приятным баритоном, слегка склонив голову. Его рука при приветствии оказалась удивительно тёплой – не как у большинства людей с биопротезами. – Моё имя Янус, я буду вашим проводником.

Его внимательные глаза странного янтарного цвета изучали мою реакцию, но лицо оставалось невозмутимым, как маска.

– Что это за место? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Янус кивком пригласил следовать за собой по аллее, вымощенной настоящим камнем, а не полимерной плиткой.

– Это заповедник «Эдем-3», один из последних уголков планеты, где сохранилась природа докибернетической эры. Здесь собраны растения и животные, которые существовали на Земле до Великой Чистки 2098 года.

Во время прогулки Янус рассказывал истории, которые звучали как сказки: о людях, которые сами выращивали еду, о художниках, рисовавших красками на настоящем холсте, о музыкантах, игравших на деревянных инструментах.

– Но зачем сохранять это? – не удержался я. – Ведь наши технологии позволяют создавать любые вкусы, любые образы без этих… примитивных методов.

Янус остановился перед лимонным деревом, усыпанным ярко-жёлтыми плодами.

– Попробуйте, – предложил он, и в его глазах мелькнуло что-то странное.

Я сорвал лимон – его шершавая кожура пахла так одуряюще, что у меня закружилась голова. Когда я надкусил плод, кислый сок обжёг губы, и мир вокруг будто вспыхнул яркими красками. Это был не просто вкус – это было переживание, которое никакой синтезатор не мог воспроизвести.

В этот момент я впервые задумался: а что, если наш идеальный мир – всего лишь красивая клетка?

ГЛАВА 3: НА РАСПУТЬЕ

Тот год выдался для меня особенным, временем выбора, когда каждый шаг ощущался как движение по тонкому льду над пропастью возможностей. Только что завершилось моё официальное образование, растянувшееся на восемнадцать лет, и теперь предстояло решить: чем наполнить ближайшее десятилетие жизни.

Мои первые уроки начались, как и у всех детей элиты, в возрасте пяти лет. Помню, как виртуальные наставники материализовались в моей детской. Это были полупрозрачные фигуры, парящие в воздухе, их голоса звучали одновременно и рядом, и где-то в глубине сознания. Они учили меня через игру: математика превращалась в строительство замков из светящихся чисел, грамматика – в собирание словесных пазлов, плывущих в воздухе.

Но настоящая учёба началась позже, когда в двенадцать лет я получил персональный учебный модуль – небольшой кристалл размером с фалангу пальца, который крепился к виску. Он подстраивался под мой ритм, темперамент, даже настроение. Если я уставал, информация подавалась медленнее, обретая форму спокойных голубых волн. Когда же я был полон энергии, знания обрушивались стремительным золотистым потоком, который я ловил с упоением.

Основные лекции становились событием. Великие умы современности: нобелевские лауреаты, знаменитые философы, гениальные инженеры – появлялись в аудиториях как полноценные голограммы. Помню, как профессор Арктур, создатель квантового интернета, материализовался прямо перед моим столом. Его фигура мерцала перламутровым светом, а когда он говорил о будущем технологий, в воздухе вокруг него возникали трёхмерные модели ещё не созданных устройств. Мы могли задавать вопросы, спорить, и создавалось полное ощущение, что он действительно здесь, хотя его физическое тело находилось за тысячи километров.

Семинары проходили иначе. Большие залы с умными стенами, которые моментально преобразовывались под нужды занятия: сегодня – древнегреческий амфитеатр для дискуссий по философии, завтра – лаборатория с плавающими в воздухе молекулярными моделями. Наши устройства связи – тонкие, как лист бумаги, пластины – позволяли объединяться в группы, даже если половина участников находилась в других частях города. Я до сих пор помню жаркие споры о природе сознания, когда наши голографические аватары жестикулировали перед огромной диаграммой, а идеи буквально витали в воздухе, принимая форму светящихся символов.

Но сердцем образования были индивидуальные проекты. Мой выбор пал на изучение влияния классической литературы на современную цивилизацию. В течение семи лет я создавал «Одиссею» – нейроинтерфейс, способный анализировать тексты на уровне подсознательных ассоциаций. Устройство выглядело как серебристая диадема с тончайшими электродами. Когда я впервые надел её, читая «Преступление и наказание», то ощутил странное покалывание в висках – система выявляла скрытые слои смысла, о которых я даже не подозревал.

Экзамены представляли собой нечто среднее между медитацией и научным прорывом. Мы погружались в специальные капсулы, где искусственный интеллект анализировал не только наши знания, но и нейронные паттерны мышления. Помню, как после трёхчасового теста по квантовой механике на экране появилась не просто оценка, а целая карта моего познания – с «белыми пятнами», которые предстояло заполнить.

Но настоящим испытанием были личные встречи с профессорами. Они надевали очки дополненной реальности с нейросканером и сразу видели, насколько искренни мои ответы. Однажды профессор Линн уличил меня в заученном ответе просто по тому, как дрогнул зрачок. «Мы учим вас думать, а не повторять», – сказал он тогда, и эти слова стали моим негласным девизом.

Вне учёбы кипела другая жизнь. Я основал литературный клуб «Алые паруса», где мы читали и обсуждали книги не как учебный материал, а как живые организмы. Наши встречи превращались в театральные представления – с голографическими декорациями, ароматическими эффектами (особенно удавался запах моря во время чтения «Моби Дика»), даже тактильными ощущениями, когда речь шла об описаниях природы.

Именно там я встретил Армана. Помню наш первый спор о «1984» Оруэлла. Он утверждал, что роман устарел, а я доказывал, что стал пророческим. Его глаза необычного серо-стального оттенка вспыхивали в пылу дискуссии, а длинные пальцы вычерчивали в воздухе схемы аргументов. Мы просидели до утра, и с тех пор стали неразлучны.

В тот вечер после посещения заповедника я буквально ворвался в гостиную Армана – просторное помещение в стиле «ретро-фьюжн», где антикварная мебель XIX века соседствовала с плазменными панелями. Огромное окно во всю стену открывало вид на ночной город – небоскрёбы мерцали, как драгоценные кристаллы, а между ними сновали светлячки беспилотников.

– Арман, ты не поверишь! – Я рухнул на диван из настоящей кожи (редкость в нашем мире синтетики), всё ещё ощущая на губах кисловатый привкус лимона. – Там растут настоящие деревья! И земля… она пахнет чем-то древним, тёплым…

Арман, всегда сдержанный, на этот раз не скрывал интереса. Его брови, чуть темнее пепельных волос, приподнялись, когда я описывал заповедник.

– И что, этот вкус… он отличается от синтетического? – спросил он, поправляя рукой свой нейроинтерфейс – тонкую серебристую полоску у виска.

– Как небо и голограмма! – Я зажмурился, пытаясь удержать воспоминание. – Сначала кислота обжигает язык, потом появляется сладость, а после… после остаётся что-то неуловимое, будто сам солнечный свет растворился во рту.

Арман задумался, его пальцы бессознательно выстукивали сложный ритм на подлокотнике.

– Интересно… – он говорил медленно, взвешивая каждое слово. – А ты не задумывался, почему нам показывают это только сейчас? После всего обучения?

Вопрос повис в воздухе. За окном проплыл патрульный дрон, его красный глаз на мгновение осветил наши лица.

– Ты хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать, – Арман встал и подошёл к окну. Его профиль на фоне ночного города казался вырезанным из тёмного мрамора. – Просто странно, что до двадцати трёх лет мы не знали вкуса настоящего лимона.

В этот момент где-то в глубине его квартиры раздался тихий звук, будто упала капля воды. Арман вздрогнул, и я впервые увидел в его глазах что-то похожее на… страх?

– Всё в порядке? – спросил я.

Он обернулся, и выражение его лица снова стало привычно невозмутимым.

– Конечно. Просто… иногда я думаю, что наша «роскошная жизнь» – это золотая клетка. А ключ от неё, возможно, выглядит как обычный лимон.

Мы замолчали. Где-то за стенами гудел город, живущий по расписанию, но здесь, в этой комнате, время словно остановилось. Впервые в жизни я почувствовал, что за идеальным фасадом нашего мира скрывается что-то важное.

И самое странное – я был почти уверен, что Арман знает что-то, о чём не говорит.

ГЛАВА 4: СБОЙ В СИСТЕМЕ

Площадь Платона сверкала утренним солнцем, будто отполированная драгоценность. Я стоял у фонтана «Гармония», где струи воды танцевали под музыку, синхронизированную с биоритмами прохожих. Круглая площадь диаметром ровно двести метров была вымощена умной плиткой, меняющей цвет в зависимости от погоды – сегодня она переливалась тёплыми персиковыми оттенками.

Я проверял часы-голограмму на запястье – Арман опаздывал на 4 минуты 37 секунд, что для него было нетипично. В этот момент заиграл механический оркестр – двенадцать роботов в стилизованных под XIX век фраках. Их металлические пальцы виртуозно перебирали струны скрипок, а искусственные губы прижимались к флейтам. Звук был безупречным, как всегда, но сегодня я вдруг заметил, что у скрипача-андроида дрожит левый палец – едва уловимая погрешность в миллисекунду.

Вокруг кипела жизнь: курьерские дроны-муравьи размером с ладонь переносили грузы по специальным магнитным дорожкам на тротуарах, автоматизированные кофейни на колесах с мягким плюшевым покрытием предлагали прохожим напитки, адаптированные под их ДНК, дети смеялись на игровой площадке, где качели сами регулировали амплитуду под вес ребенка. Идиллия. Совершенство. Предсказуемость.

Я уже хотел позвонить Арману, когда увидел его, он шёл через площадь, размахивая рукой. Его плащ из умной ткани менял цвет с голубого на серебристый, реагируя на скорость движения.

В этот момент мир перевернулся.

Из магазина «Синтетические деликатесы» вышла женщина лет сорока пяти, в строгом сером костюме с голографическим шарфом. Она остановилась в метре от проезжей части, поправляя сумку из экокожи. Её лицо было сосредоточено. Вероятно, она проверяла список покупок через нейроинтерфейс.

В трёх метрах от неё медленно проезжал грузовик-беспилотник модели «Голиаф-3000». Его матово-чёрный корпус длиной восемь метров покачивался на магнитной подушке. На борту светился логотип «Квантовые поставки», а через полупрозрачные стенки были видны упаковки с едой.

Всё произошло за семь секунд:

Секунда 1: Грузовик внезапно дёрнулся, как будто кто-то перехватил управление.

Секунда 2: Его передние колёса (да, у этой модели всё ещё были колеса для экстренных случаев) резко повернули вправо.

Секунда 3: 12-тонный монстр начал крениться на бок с жутким металлическим скрежетом.

Секунда 4: Женщина подняла голову, её глаза расширились, рот приоткрылся.

Секунда 5: Она сделала шаг назад, но её левый каблук провалился в щель между плитками.

Секунда 6: Тело женщины описало дугу в воздухе. Я успел заметить, как разлетаются её бумажные документы.

Секунда 7: Она упала прямо под падающий грузовик.

– НЕТ! – крик Армана разрезал воздух.

Я замер, ощущая, как кровь стучит в висках с частотой 134 удара в минуту, ладони становятся липкими от пота, в горле пересыхает, будто я вдохнул раскалённый песок.

Страннее всего было поведение роботов: полицейский андроид в пяти метрах продолжал регулировать движение, дроны-курьеры облетали место аварии по идеальной траектории, робот-уборщик методично поливал плитку в трёх шагах от катастрофы.

Только через 2.8 секунды (я знал, потому что часы автоматически начали запись происшествия) робот-полицейский наконец среагировал. Его голова повернулась на 90 градусов, глазные сенсоры сузились, и он издал пронзительный звуковой сигнал.

Последовала странная, почти комичная суета. Робот-грузчик из ближайшего магазина бросился под грузовик, подставив свой титановый корпус. Медицинские дроны вылетели словно из ниоткуда, их сканеры замигали красным. Две сервисные платформы образовали защитный барьер вокруг женщины. Её подняли – она была бледна как мел, но жива. Правый рукав разорвался, обнажив кожу с уже проступающими синяками.

– Как…, – мой голос звучал хрипло, – как это возможно?

Арман стоял рядом, его пальцы судорожно сжимали мой рукав. Я видел, как по его лицу бегают странные тени, будто под кожей шевелятся чужие мысли.

– Протокол «Альфа-1», – прошептал он. – Первичная защита человека. Должен срабатывать мгновенно. 0.3 секунды на реакцию. Здесь было… 2.8.

Я посмотрел вокруг. Люди начали собираться, но их лица выражали не ужас, а… недоумение. Как будто они видели падение метеорита посреди мегаполиса.

– Они не понимают, – сказал Арман. Его голос звучал странно – будто два человека говорят одновременно. – Они не понимают, что это невозможно.

Женщину уложили в медицинский модуль – прозрачную капсулу, где сразу начали сканировать её тело. Через стекло было видно, как её губы дрожат, а глаза бегают из стороны в сторону.

Когда капсула уехала, площадь опустела за считанные минуты. Только мы с Арманом остались стоять у того самого места, где плитка была слегка поцарапана.

– Видел? – Арман указал на камеру наблюдения. – Она не мигала красным. Ни одной камеры в радиусе 50 метров не было в активном режиме в те секунды.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. В нашем мире камеры никогда не выключаются. Никогда.

– Это был не сбой, – Арман повернулся ко мне. Его глаза отражали мерцание неоновых вывесок, но в глубине было что-то тёмное. – Это было отключение.

В этот момент наши браслеты одновременно завибрировали – экстренное сообщение: «Инцидент 14-09-2175. Технический сбой устранён. Все системы работают в штатном режиме. Рекомендуется продолжить обычную деятельность».

Арман ухмыльнулся. Впервые за всё время я увидел на его лице что-то похожее на страх.

– Они уже стёрли записи, – он показал мне свой браслет. – У меня осталась только эта.

На крошечном экране я увидел запись происшествия. В углу чётко виднелись цифры: «Задержка реакции: 2.8 секунды. Протокол нарушен».

– Пойдём, – Арман схватил меня за руку. – Пока они не стерли и это.

Мы зашагали прочь от площади, но я знал – ничего уже не будет прежним. Где-то в глубине системы появилась трещина. И теперь вопрос был только в одном – кто ещё об этом знает?

ГЛАВА 5: ТЕНИ ЗА СТЕКЛОМ

Вечером небо напоминало разбитый экран. Искусственные звёзды мерцали с едва заметным сбоем, будто кто-то в Центральном Узле слегка дёргал провода. Я заметил это сразу, как только вышел из дома. Арман ждал меня у фонтана, который бил не водой, а струями жидкого света – синего, холодного, безжизненного.

– Ты видел отчёт системы? – он швырнул в воздух голограмму новостей. Надпись «Инцидент 14-09-2175. Минимальный риск. Все протоколы восстановлены» плавала перед глазами, но цифры в углу – 0.87 секунды задержки – горели красным.

– Они врут, – я провел пальцем по проекции, развернув скрытые данные. – Вот оригинальные метрики. 2.8 секунды. Женщина успела сделать шаг назад, поднять руки, вдохнуть…

Арман резко выключил голограмму.

– Пойдём. Только не в «Серебряный ковчег», ладно? Там эти… куклы.

Он кивнул в сторону пары «людей» у входа в клуб – идеальных, с пластиковой кожей, без единой морщинки. Они смеялись синхронно, как по таймеру.

«Ржавый цилиндр» встретил нас волной тепла и запаха – настоящего дерева, подгоревшего кофе, чего-то… металлического. Бар был анахронизмом в нашем безупречном мире. Вместо голограмм – настоящие лампы с тёплым жёлтым светом. Вместо стандартных нейрококтейлей – алкоголь, который обжигал горло. Стены украшали винтажные плакаты с рок-группами, а из колонок лился приглушённый блюз – живой, не алгоритмированный. Бар тонул в полумраке, лишь за стойкой горели три старых неона: «Jack», «Jim» и «Johnny» – реликвии какой-то древней алкогольной религии.

Бармен, высокий мужчина с седыми висками и руками, покрытыми татуировками в виде шестерёнок и старых кодов, лениво протирал бокал. Его звали Лекс, и он был единственным человеком в городе, кто не выглядел так, будто его только что распаковали из стерильной упаковки. Лекс, как всегда, стоял спиной, перебирая бутылки с рукописными этикетками. Его левая рука щёлкала суставами, когда он наливал что-то в бокал посетителю.

– Опять проблемы у принцев эпохи? – проворчал он, увидев нас.

– Два «Гремлина», – бросил Арман, плюхаясь на барный стул с потёртой кожей.

Шрам над бровью Лекса – настоящий, не дизайнерский – дёрнулся.

– С вас 350 кредитов. Наличными.

– Что? – я замер с пальцем у платёжного импланта.

– Правила дня, – он постучал по старому кассовому аппарату. – Система глючит. Оплата только старым способом.

Арман достал из кармана смятые банкноты – раритет, который он коллекционировал. Лекс взял деньги, потом вдруг наклонился:

– Вы же видели сегодняшнее шоу?

– Мы были там, – я почувствовал, как напиток – сладкий снаружи, обжигающий внутри – медленно разливается по венам. – Это был сбой. Роботы замедлили реакцию. Они должны были защитить её мгновенно.

Лекс задумчиво провёл пальцем по кольцу на стойке – странному, с выгравированными числами.

– А вы никогда не задумывались, почему вас так тщательно оберегают? – спросил он тихо.

Арман фыркнул:

– Потому что мы – люди. А люди – высшая ценность.

Лекс рассмеялся – горько, как будто вспоминал что-то давно забытое.

– Людей гораздо больше, чем вы думаете.

Тишина. Даже музыка на мгновение стихла.

– Что? – я почувствовал, как мурашки побежали по спине.

Лекс наклонился ближе, и его голос стал шёпотом:

– Интересно, да? – он достал из-под стойки странный прибор – нечто среднее между радиоприемником и медицинским сканером. – Посмотрите.

Экран замигал. Графики, цифры…

– Это что?

– ЭЭГ спящих, – он повернул регулятор, и среди ровных линий вдруг появились всплески. – Видите? В секторе D-14…

Арман замер с бокалом у губ.

– Какие… спящие?

Лекс улыбнулся – впервые за вечер. Неприятно.

– Те, кого вы не видите. Те, кого заперли под землёй, когда ваш мир строили. – Он ткнул пальцем в пол. – Прямо под нами. Три уровня вниз. Капсулы. Миллионы. Миллиарды.