Изгнанная (#1)

– Нет, – достаточно сдержанно отвечает Джона. – Холлис, то, что я собираюсь тебе рассказать, трудно принять, и я хочу, чтобы ты знала – мы поймём твою реакцию. Потребуется время.

Несколько секунд я рассматриваю его. Уважать мою реакцию? Я вообще никак не буду реагировать. Этого он и добивается. В школе я прочитала всё о прокажённых. Они хотят подавить члена общества во мне, взывая к моим чувствам. Но эмоции приводят к конфликтам, а конфликты – к войне. Войны начинались из-за ненависти, зависти, жажды власти и наживы, даже из-за любви. Нейтральность гарантирует равенство и мир. С войнами, конфликтами и раздорами покончено, потому что запрещено выражать свои эмоции. Навсегда. Цивилизация наконец осознала это, и я не позволю им изменить меня. Не бывать такому.

– Что вам от меня нужно? – спрашиваю я сквозь зубы, чтобы сохранить лицо спокойным.

– Мы хотим рассказать тебе правду, – отвечает Розали Симмонс.

Я разглядываю её розовое веснушчатое лицо, пока она отводит за уши прядь огненно-рыжих волос.

– Я прошу лишь выслушать то, что я расскажу, – подаёт голос Джона.

Я качаю головой, вжимаясь в ледяной камень.

– А я не хочу ничего слушать. Вы не заслуживаете права голоса. Вы прокажённый.

Эштон фыркает:

– А тут уж от тебя ничего не зависит. – Он прислоняется к стене рядом со мной, подгибает ногу и упирается в стену ступнёй.

– Эштон, – повышает на него голос Розалин.

– Ненавижу, когда они нас так называют, – запальчиво отвечает парень. – Мы не прокажённые. Это полная…

– Эштон, – перебивает его Джона. – Не сейчас.

Парень замолкает и, скрестив руки на груди, смотрит на меня.

– Холлис, – мягко говорит Джона, – я собираюсь тебе кое о чём рассказать. Сначала это покажется бредом, но пока тебе надо только выслушать. Правительство обмануло тебя. Мы должны рассказать тебе, что сто лет назад всё было совсем не так.

Я моргаю. А вот тут он прав. Это уже кажется бредом. Полнейшая чушь. Я едва не рассмеялась вслух. Я серьёзно относилась к своему образованию и с первых слов понимаю, что это уловка.

– Вы лжёте, – говорю я, стараясь не сбиваться со спокойного и уверенного тона. – Я не ребёнок, и вам меня не провести. Правительство не обманывает граждан мира. Они помогают нам. Они защищают и обороняют нас от таких животных, как вы. Я знаю вашу суть.

Рот Тиффани снова кривится от грустной усмешки. Я отвожу от неё взгляд.

– Сто лет назад таких, как мы, было больше, Холлис, – продолжает Джона.

– Знаю, – отвечаю я с убийственным спокойствием. – Вы совершенно хладнокровно убили восемьдесят семь миллионов человек, а потом попытались захватить мир.

Джона спокойно воспринял мои слова, прежде чем продолжить:

– Таких людей, как мы – у которых были способности, – существовало гораздо больше.

– Способности?

Джона улыбается:

– Мы не прокажённые, как тебя учили. Дело не в плохой крови. Биомаркер только половина истории.

Я громко фыркаю, теряя самообладание, хмурюсь и поджимаю губы.

– Половина истории? Что вы несёте?!

– У нас есть силы, – придушенным голосом вмешивается Эштон. – А не порченная кровь.

На этот раз я смеюсь вслух. Мерзкий звук. Надо прекращать выражать свои чувства, но я не могу сдержаться. Замечание Эштона слишком бредовое. И хотя мне страшно, я подаюсь вперёд и спокойно заявляю:

– Я не тупая. Если у тебя биомаркер – у тебя дурная кровь. Плохая кровь влияет на мозг. Ваши заблуждения – это побочный эффект биомаркера.

– Это только то, что тебе внушили, но у нас действительно есть силы. Я могу показать свои, – говорит Розали и делает несколько шагов вперёд, её рыжие волосы рассыпаются по плечам.

Моя смелость улетучивается, как облачко дыма.

– Отойди от меня, – в страхе говорю я.

– Розали, – говорит Джона, вскидывая руки. – Не теперь.

Она покорно отступает.

Джона, их старейшина и очевидный лидер этой троицы, продолжает:

– Это было потрясающее время. Мы открывали себя и то, на что мы способны.

Убийства, например.

– Наши предки обладали удивительными способностями, и они творили потрясающие вещи. В обществе, полностью лишённом эмоций, мы, наши чувства и страсти, остались за гранями понимания.

Я чувствую приступ тошноты. Всё из-за их крови. Чувства – жестокость. Эмоции – зло.

– Мы жили под прикрытием какое-то время, но наша тайна не могла храниться долго. В конце концов общество заметило, что мы отличаемся, и тогда всё ухудшилось.

– Террористическая война, – говорю я.

– Не было никакой войны, – печально говорит Джона.

Я недоумённо смотрю на него, и руки сжимаются в кулаки, а сердце бешено колотится в грудной клетке.

– Вы лжёте.

Непонятный трепет охватывает мои конечности, но это не похоже на покалывание в центре тестирования. Это ощущение ледяное и обездвиживающее, как будто меня окунули в бассейн с ледяной водой. Он лжёт. Я хочу что-нибудь сказать. Просто обязана.

Джона мрачнеет:

– Правительство предложило нам заключить договор на фальшивых условиях. Они сказали, что хотят больше узнать о нас и помочь нам развить наши способности. Это была ложь.

Правительство не лжёт. Я закусываю губу, чтобы сохранять спокойствие.

– Тысячи воинов окружили нас, и произошла бойня. Без всякого предупреждения, – говорит Джона, и на его лице появляется выражение, которое я не могу понять.

Он, кажется… опечален? Это наверняка какая-то уловка.

– Наши способности провоцируют чувства и невероятные силы – то, чего лишён весь остальноё мир, – продолжает он. – Мы были ошибкой природы, которую правительство не желало сохранять.

Ну хоть в чём-то я с ним согласна. Прокажённые – это ошибка природы, злосчастный эволюционный просчёт. Дурная кровь. Они спятили и попытались убить нас. Проявление эмоций провоцирует даже самых смирных и разумных граждан становиться жестокими. Это научно доказано. Я получила образование. Я точно знаю.

– Они не считали нас людьми, поэтому сто лет назад они от нас избавились… геноцид против целой расы людей из-за страха.

Как он может такое говорить?! Как смеет так запросто клеветать на правительство?! Я хочу протестовать, но не могу подобрать нужных слов. Голос подводит меня, грудь сдавило, и перехватило дыхание.

К разговору присоединяется Тиффани, не сводя с меня своих тёмных глаз:

– Люди, которым удалось избежать этой участи, скрылись в убежище, и… большинство из нас живут теперь здесь. По нашим подсчётам, нас осталось всего около двух сотен. С тех пор мы разыскиваем людей со способностями, чтобы предложить им защиту и спокойствие. Нам удалось отыскать нескольких, но…

Я качаю головой, наконец-то обретая голос и долю храбрости. Я обязана защищать своё правительство.

– Вы всё врёте. Война была. Правительство никогда бы не убило просто так. Убивали прокажённые. Вы убили миллионы людей, – говорю я, щёки пылают. – Сохранились документы. Улики. Поэтому не получится вот так запросто выдумать свою историю. Есть доказательства Террористической войны. Видеозаписи. Фотографии. Вещи, которые…

– Разве они не пытались тебя убить? – спрашивает Эштон. Я бросаю на него резкий взгляд. – Врачи в центре тестирования? Они собирались вколоть тебе что-то. И они пытались пристрелить тебя, ведь так? Там были автоматы, Холлис, направленные на тебя.

Онемев, я замираю на месте, и моё сознание пытается быстро придумать объяснение.

– Откуда… откуда вы узнали… Нет. Нет, они бы не стали, – говорю я, снова обретая уверенность. Голос у меня дрожит. – Правительство не обманывает. Правительство не убивает. Оно защищает нас.

Я обязана противостоять этим монстрам. Обязана. Но сердце снова бьётся часто-часто. Во мне столько адреналина, что я едва не падаю в обморок.

– Холлис. – Ласковый голос Тиффани возвращает меня к реальности. – Твои родители выдали тебя. Те люди в вашем обиталище… они собирались пристрелить тебя, потому что ты провалила тест. У тебя есть биомаркер. Ты знаешь, что это значит.

– Нет, – говорю я, отчаянно мотая головой. – Нет. Всё не так. Вы лжёте. Они собирались помочь мне, а вы забрали меня у них.

Дрожь колотит меня. Ледяная, непреодолимая немощь добралась до пальцев, до лица. Я вся трясусь. Слова матери всплывают в моей голове: «Холлис, тебе нужно пойти с ними. Они пришли помочь».

Почему я не послушала её?!

– Верните меня, – говорю я, глядя прямо в глаза Тиффани, и на лице у меня отражается новая эмоция. – Верните меня. Немедленно.

– Холлис, – говорит Тиффани. – Прости, но это невозможно.

– Верните меня! – кричу я, едва не задыхаясь от гнева. – Не смейте! Сегодня моя жизнь изменится к лучшему. Сегодня я стану гражданином мира… Сегодня… Сегодня я стану значимой…

Я не знаю, как справиться с такой простой эмоцией. Перед глазами пляшут звёздочки, и я начинаю хватать ртом воздух.

– Сегодня я стану значимой для мира. Сегодня я вручу себя правительству. Я вручу свои навыки, чтобы служить на своём месте, – говорю я, сжимая ткань рубашки. Колени дрогнули, и я падаю на пол. – Сегодня я могу помочь изменить мир.

Меня всю колотит, и я с ненавистью смотрю на них. Из глаз бегут яростные слёзы. Что происходит? Почему я не могу управлять собой?

– Думаю, на сегодня достаточно, – говорит Джона. – Слишком много тебе пришлось пережить. У тебя был невероятно тяжёлый день.

Каким мерзким тоном он это произносит. Я поднимаю кончики пальцев, но ничего не происходит. Отлично. Не хочу больше ощущать прилив той странной силы. Ненавижу её. Ненавижу их.

Джона смотрит на меня, и его карие глаза становятся ещё темнее. Он хмурит брови, и его лицо приобретает очень тревожное выражение. Даже не знаю, как его определить. Раньше никто не смотрел на меня так. Наверняка есть подходящее слово.

– Мне жаль, что с тобой такое случилось, Холлис. Искренне жаль, – говорит он. – Попробуй отдохнуть. Я попрошу Эштона и Тиффани принести тебе еды и матрас.

После небольшой паузы все четверо уходят. Я слышу резкий щелчок замка и в полном изнеможении откидываюсь на стену. Из меня высосали последние силы. Я обхватываю голову руками и поджимаю ноги, стараясь стать как можно меньше.

Может быть, я проснусь завтра утром – и всё окажется лишь ночным кошмаром. Проснусь и увижу ласковое бесстрастное лицо матери. Услышу сдержанный голос отца. Проснусь и выясню, что ещё не проходила тест. Никакого биомаркера. Никаких игл. Никаких автоматов. Никаких прокажённых.

Но нечто внутри меня подсказывает, что всё вокруг происходит по-настоящему. Я завалила тест, меня похитили прокажённые, и я в полной их власти.

С днём рождения тебя, Холлис, мысленно говорю я себе: кто знает – может быть, до следующего ты не доживёшь.

Глава 5

– Ей здорово промыли мозги.

Я распахиваю глаза, и от неприятного ощущения всё внутри сжимается. Мой тревожный сон прерывается голосами за дверью.

Они говорят тихо, но я могу их расслышать. Двое из моих похитителей снаружи. Это Тиффани, девушка, которая украла меня, и Джона Люксен, мужчина, который нёс невероятную чушь о Террористической войне.

– Раньше мы никого не спасали прямо из общества, ведь так? – спрашивает Тиффани.

– Да, – отвечает Джона. – Раньше у всех были собственные убежища.

Я вскакиваю на ноги и тихонько подкрадываюсь к щели между дверью и косяком. Прижимаюсь к ней ухом.

– И такие люди уже в курсе, что происходит. Они понимают истинную историю, – говорит Тиффани.

– Именно.

Наступает долгая пауза.

– Если честно, я никогда не думал, что появится человек извне со способностями. Такое впервые. – Голос у Джоны торжественный. – С таким мы ещё не сталкивались.

– И она ничего не знает о своих способностях, – говорит Тиффани.

– Я в курсе, – он понижает голос. – Но у неё невероятно редкий и весьма могущественный дар. Я не представляю, как она сбежала от охраны в центре тестирования. Там было не менее тридцати военных.

Последовала ещё одна продолжительная пауза. Я хочу слушать дальше и укоряю себя за это. Любопытство всегда осуждалось в школе. Никаких лишних вопросов. Путь к совершенному обществу – совершенная покорность. Это вшито в меня, но я ничего не могу поделать. Я должна понимать, что происходит. Я устраиваюсь поудобнее, практически обнимая дверь.

– И что же нам делать? – спрашивает Тиффани. – Как к ней подступиться?

– Дадим ей время успокоиться, – говорит Джона. – Её вырвали из привычной жизни. Она совсем одна и напугана, а кроме того, оказалась рядом с такими, как мы.

– Что ты хочешь сказать?

– Всю её жизнь ей представляли нас как злодеев и убийц. Она ещё ничего не знает. С её точки зрения, мы лжецы и опасны.

Я фыркаю. Они что, всерьёз надеются, что я поверю в их россказни? Я знаю, кто они на самом деле. Существует доказательство – подтверждённое, исторически верное и задокументированное доказательство Террористической войны. Существуют свидетельства очевидцев. Фотографии. Записи уличных камер с Капитолия. Я видела кадры охваченной огнём Зоны 19 – моих улиц, самого сверкающего Капитолия, спалённого дотла. Я видела фотографии мёртвых тел – хладнокровно убитых мужчин, женщин и детей. Безусловно, они лжецы – коварные, изворотливые, опасные лжецы.

Тиффани вздыхает:

– Это так грустно. Думаешь, она придёт в себя?

– Скорее всего, она будет открещиваться до последнего, – говорит Джона. – Ей придётся полностью переменить свою жизнь, и, если честно, я не уверен, что она когда-нибудь сможет нам поверить.

– Но они собирались убить её, – говорит Тиффани. Она кажется расстроенной. – Если я бы я не попала в её обиталище вовремя, они бы пристрелили её.

– Удивительно, что она вообще добралась до дома.

– Там было столько автоматов, Джона, что я боялась, что они попадут в меня. Мы едва успели скрыться. Почему она этого не понимает?

– Всё, что нам остаётся – это набраться терпения. Мы должны показать ей своё расположение и дать столько времени, сколько ей потребуется.

Слышны их шаги. Они приближаются, и я в панике отскакиваю назад, но тут же подавляю в себе это чувство и снова подхожу к двери, гордо подняв голову. Я должна услышать это.

– А что, если мы ей покажем, на что способны? Покажем, что мы хорошие? – спрашивает Тиффани. Я слышу в её голосе отчаяние.

– Не уверен, что всё так легко получится.

– Давай я попрошу Розали. Она может кое-что ей показать. Думаю, это сработает.

– Тиффани, я не уверен…

– Ты же слышал Холлис, – говорит она. – Она так и будет настаивать на доказательствах и документах. А это ей поможет. Я знаю. Попробуем? Розали может показать ей. Она использует свою способность, чтобы помочь.

Страх заполняет каждую клеточку моего тела. Я отступаю от двери. Что она мне покажет? Ничего не хочу видеть. Ничего не хочу знать об этом.

– Не уверен, – повторяет Джона после недолгой паузы. – Это возможно, но сейчас, похоже, слишком рано.

– Джона, способности Розали идеально подходят для этого. Холлис говорит, что читала о Террористической войне. Она говорит, что видела доказательства. Что ж… у нас тоже есть доказательства.

Голос Тиффани становится решительным. Тишина, наступившая после её заявления, заставила меня замереть на месте. Сердце стучит так громко, что я удивлена, что они не слышат.

– Хорошо, пусть так, но возьми с собой Эштона. Нам не нужно лишних травм. Холлис ещё не умеет управлять своей способностью. Может, со временем я научу её этому, если она захочет.

Поэтому они меня и заперли? Потому что не знают, на что я способна? Потому что думают, что я могу им причинить вред? Я покрываюсь потом, и липкие ладони сжимаются в кулаки. Я не хочу видеть Розали. Я хочу вернуться домой. Мне нужно найти способ выбраться отсюда.

Я опираюсь на дальнюю стену и, соскользнув по ней вниз, обхватываю колени руками. В центре тестирования собирались сделать мне укол – но что, если та зелёная жидкость дала бы ответ на всё это? Разве правительство не знало бы, как поступить с тем, у кого обнаружился биомаркер? У них должен быть способ сохранить такого человека, чтобы интегрировать его в общество.

Я содрогаюсь, сжимая грудь. А вдруг я потеряла единственную возможность вернуться в нормальное общество? Вдруг я никогда больше не увижу своих родителей? Я чувствую приступ дурноты. Я хочу домой.

Щёлк. Дверь открывается, и я вскакиваю на ноги.

Входит Тиффани, а за ней Эштон Тил и Розали Симмонс с беспорядочно рассыпавшимися по плечам неопрятными рыжими волосами.

– Холлис, – спросила Тиффани, – как ты себя чувствуешь?

Я не отвечаю. Я стараюсь быть сдержанной, идеальной. Я хочу быть примером. Я хочу им показать, как выглядит настоящий член общества. Я не поддамся на эти их чувства. Это мерзко.

– Я знаю, что ты нам не доверяешь и считаешь нас злом. Я это понимаю, – говорит она. – И я знаю, что ты нам не веришь про Террористическую войну. И это нормально.

И снова я не произношу ни слова.

– Я думала о том, что ты сказала, что у тебя есть доказательства. Тебе нужны факты. Я уважаю тебя за это. Это достойно восхищения.

Красивые фразы. Она пытается льстить мне. Жуткое создание.

– Но у нас тоже есть доказательство. И мы можем показать…

Я перебиваю её:

– Я не хочу, чтобы вы это делали.

– Ты можешь увидеть всё сама, – подаёт голос Эштон, разглядывая меня своими блёклыми голубыми глазами.

Увидеть сама? Идиотскую постановку? Повреждения их мозга? Их выдумки о сверхспособностях? А если они причинят мне вред? Я мотаю головой, отступая от них подальше. Я напугана и с трудом держусь. Эмоции, собравшиеся в самом сердце, угрожают вот-вот отразиться на лице.

Розали делает шаг вперёд:

– Давай покажу, на что я способна.

– Нет, – отвечаю я, повышая голос. Я замолкаю, а потом говорю в идеально сдержанной манере. – Нет. Благодарю.

– Розали, может быть, ты сначала объяснишь, что это? – предлагает Тиффани, откидывая свои длинные волосы за плечо.

Розали кивает и отступает на несколько шагов, чтобы дать мне пространство.

– Я могу видеть истории людей, их жизнь. Когда я оказываюсь рядом с кем-то, я могу впитать их истории через свои ладони.

Я тупо смотрю на неё.

– Я как историческая книга, – объясняет она. – Я собираю людские воспоминания и сохраняю их. – Розали вытягивает руки перед собой, и её пальцы описывают в воздухе изящную дугу. – И я могу показывать эти воспоминания другим.

Золотая птица вспархивает из её пальцев. Я едва не падаю на пол, глядя, как она грациозно порхает по комнате. Птица похожа на полупрозрачную дымку. Она радостно щебечет, летая с беззаботной энергией.

Руки Розали вздрагивают – и материализуется серебристая фигура. Это сама Розали, только моложе. Она смеётся, преследуя птицу.

Я зачарована красотой дымчатой летуньи. Я ещё никогда не видела ничего столь невинного, столь величественного. Такого восхитительного. Что-то мощное зарождается во мне. Я взволнована видом этого маленького существа, но это не то волнение, которое я испытала в центре тестирования. Это совсем другое. Это чистое наслаждение. Я ни с чем не могу его сравнить.

Я подхожу к птице с протянутой рукой. Я хочу прикоснуться к ней, самой ощутить её очарование. Но прежде чем я успеваю дотянуться до неё, Розали сжимает пальцы – и обе призрачные фигуры исчезают в её ладонях.

Я опускаю руку и замираю на месте. Ощущение испарилось, и ко мне возвращается чувство социального смирения. Я делаю шаг назад, подальше от Розали.

Что это было? Что она со мной сделала? Как она заставила меня испытать… испытать такие ощущения?

– Это одно из моих воспоминаний, – говорит она.

Я стою, не в силах вымолвить ни слова, не зная, восхититься ли мне или ужаснуться. Может быть, это всё мне почудилось? Эта девушка что-то сделала со мной. Но я не успеваю собраться с мыслями – она снова начинает говорить.

– Я хочу показать тебе одно из твоих воспоминаний, чтобы ты поняла, что я говорю правду. Я показываю всё, как было на самом деле, и ещё, Холлис, поверь, мне очень жаль, что с тобой такое произошло.

Она снова касается моих пальцев, и, к моему удивлению, из них растекается нечто, напоминающее чернильное пятно, образуя силуэты десятка вооружённых людей. Они окружили моё обиталище, вскинув автоматы.

Из моих лёгких словно вышибли весь воздух, и пронизывающий холод заполняет комнату. Розали развела руки в стороны – и появилась моя комната. Через мгновение из её ладоней появляется тонкая фигура.

У меня приоткрывается рот. Это я. Я смотрю на собственное ошарашенное лицо. Через мгновение появляется мама.

Я слышу собственный голос:

«Почему экран выключен?»

«Тебя не касается. Живо иди умойся».

«Но мама…»

«Холлис…»

«Мне надо тебе кое о чём рассказать. Это важно».

Я смотрю на разыгрывающуюся сцену, не веря своим глазам. Я отшатываюсь, напуганная появлением моего призрачного двойника. Как это возможно?! Я сошла с ума.

«Если это касается твоего карьерного предписания, то мы обсудим его за ужином», – говорит мама.

«Не об этом. Где отец?»

«Тогда иди и умойся».

«Мама, прошу. Я должна тебе кое-что рассказать. В центре тестирования я…»

«Довольно, Холлис! Ты заигралась в детство. Я не потерплю, чтобы ты вот так смела не подчиняться мне. Сейчас же иди и умойся».

Воспоминание тускнеет. И руки Розали вздрагивают, когда следующая порция чёрного тумана наполняет комнату. Неотвратимый страх повисает в воздухе, и я сжимаю кулаки, не в силах отвести взгляд. Жуткое чувство охватывает меня.

«Ты глаз не сводишь с двери. Где отец?» – спрашивает мой полупрозрачный близнец.

«Дела».

«Ты лжёшь мне. Прошу, скажи: где он?»

Я с недоверием смотрю на себя. Почему я так настойчиво спрашиваю про отца? Почему я не рассказала ей о тесте? Я зря трачу время.

«Ты меня пугаешь».

Картинка дрожит, и температура в комнате становится критично низкой. Я слышу приглушённый лязг металла.

«Нет. – От звуков собственного голоса у меня по спине пробегает холодок. – Нет. Прошу, постойте».

Воспоминание расширяется, тяжело дыша, как хищник, готовящийся напасть на свою жертву. Кажется, что разыгрывающаяся сцена стремительно несётся вперёд. Какой-то бред – я наблюдаю за собственной паникой. Туманная фигура передо мной совершенно потеряла над собой контроль, и это отталкивает.

«Холлис, будь разумной. Ты должна пойти с ними», – говорит мама.

Она права. Мне нужно было пойти с ними.

«Почему?»

«Они пришли помочь тебе».

Я беспомощно смотрю на воспоминание. Мама не могла обманывать меня. Она бы не стала, а я веду себя совершенно безрассудно.

Вопль ужаса, сорвавшийся с моих губ, был омерзителен.

«Они собираются убить меня. У них автоматы. Они пристрелят меня, но это ошибка. Они допустили ошибку. Мама, прошу, ты должна мне помочь!»

Ответ матери сдержан и абсолютно холоден:

«Глупости. Они помогут тебе. Они не станут тебя убивать».

Почему же я не послушалась её? Что со мной случилось? Как я могла потерять всякое самообладание?»

Моя туманная копия вцепилась в руку копии моей матери:

«Это правда. Прошу, ты должна поверить мне. Обязана! Прошу, мама, не отдавай меня им!»

Комната дрожит, и температура опускается ещё на пару градусов. Холод нестерпимый, но со мной что-то происходит. Военные вот-вот ворвутся в мою гостиную. Через пару секунд я увижу, что же произошло. Вот оно. Это станет доказательством, что правительство не собиралось убить меня.

Из воспоминания доносится глухой голос матери:

«Холлис, ты должна пойти с ними. Они пришли помочь тебе».

Вот оно.

Зыбкое изображение охватывает всю комнату. Военные в чёрных одеждах врываются внутрь, и мой призрачный двойник поднимает руку и заслоняется ладонью, готовясь умереть. На моём лице тревога. Мне ещё не доводилось смотреть на себя со стороны как следует. Растрёпанные светлые волосы, помертвевшее лицо и глубокие карие глаза, уставившиеся на меня. Мое лицо исказилось от ужаса, и это пугало.

Вскинулись вверх дула автоматов, ахнула моя мать – и именно в эту секунду появившаяся Тиффани схватила меня и исчезла, как по щелчку.

Воспоминание расширяется, оттесняя меня.

Автоматы палят, разрывая в клочки серебристо-чёрный туман.

Ахнув, я закрываюсь рукой от града осколков, но туман исчезает, втягиваясь в ладони Розали. Воспоминание исчезло, и комната снова пуста.

Никто не произнёс ни слова. Меня колотит такая сильная дрожь, что не держат ноги. Они палили по мне? Почему?! Почему они стреляли в меня?! Это какая-то ошибка. Я трясу головой. Этого не может быть. Просто не может быть.

– Прости, что пришлось показать это, – говорит Розали, опустив голову. – Но теперь ты знаешь, что я могу показывать правду.

В голове невероятный сумбур. Воспоминание не настоящее. Розали изменила его. Такого не было – это даже не моё воспоминание. Они не стали бы стрелять по мне, потому что меня там уже не было: Тиффани унесла меня. Того, как по мне стреляли, я не видела.