Изгнанная (#1)

Сигнал тревоги наполняет комнату. Пронзительный и пугающий. Мальчишка подпрыгивает, вжимаясь в стену. Живее, Холлис. Вперёд, говорит мне голос. Я не медлю. Открываю дверь.

Оживает динамик под потолком:

– Чёрный код. Службы безопасности, чёрный код. Стрелять на поражение. Повторяю. Стрелять на поражение.

Я пытаюсь припомнить, как пришла сюда, но адреналин гасит все остальные чувства. Сигнал такой пронзительный, что я не могу думать, поэтому зажимаю уши и бегу напролом через бесконечный коридор.

На умопомрачительной скорости я сворачиваю за угол и, охнув, врезаюсь в крошечную невзрачную медсестру. Она вопит, и мы обе валимся на пол.

– П-простите, – бормочу я, поднимаясь на ноги.

Но едва я успела подняться, как она внезапно сильно пинает меня по лодыжке, и я снова валюсь на пол.

– Тебе не уйти, Холлис, – говорит она, вставая. Она наступает мне на лодыжку и давит всем весом так, что я не могу сдержать крик. Невероятная боль пронзает ногу, и покалывание в ладонях усиливается.

Я пришпилена к полу, неспособная пошевелиться, и мне требуется пара мгновений, чтобы понять, что за блестящий объект смотрит мне прямо в лицо. Дуло пистолета. Рука у медсестры не дрогнула, когда она направила его мне в голову. Новая волна паники накатывает на меня. Всё, о чём я могу думать – что нужно поднять руки и закрыться от пули, которая прикончит меня. Я зажмуриваюсь и съёживаюсь на полу.

Прошло несколько секунд. Ничего не произошло, и тогда я слышу стук металла о кафельный пол. Давление на лодыжку исчезает.

Я открываю глаза. Медсестра скукожилась на полу, закрывая лицо от меня, как будто это я целилась в неё из пистолета. Она совершенно неподвижна. Неподвижна до жути.

Я опускаю руки.

Она опускает руки.

Я сажусь.

Она садится.

Что происходит?!

– Дьявол, – шипит медсестра в мою сторону. Её лицо искажается от ненависти. Она смотрит мне в глаза, и на мгновение мы поддаёмся единому человеческому чувству – тревоге. Но её эмоция исчезает так же мгновенно, как и появилась.

– Что ты со мной делаешь? – спрашивает она.

Я мотаю головой. Я не знаю. Каждая клеточка в моём организме дрожит, словно во мне просыпается нечто жуткое. Неведомая сила продирается сквозь меня.

– Третий уровень! – кричит медсестра. – Она на третьем уровне! Уровень…

Нет. Дьявольский голос в моей голове вернулся, и в одно мгновение моя рука сжимается в кулак. Её челюсть захлопывается, как стальная мышеловка.

Поднимайся, шепчет голос внутри меня. Я повинуюсь.

– Простите, – говорю я, глядя в её перепуганные глаза. Она совершенно неподвижно сидит на полу с откинутой головой в неестественной позе. – Простите.

Больше мне нечего сказать. Мне нужно спешить.

Я скачками преодолеваю следующий холл, морщась от боли в лодыжке. Я ещё никогда не испытывала такой боли. Я никогда не испытывала боль так долго.

Моё лицо искажается. Я ничего не могу поделать, не могу заставить себя стать прежней. Боль усиливает эмоции. Боль – враг самоконтроля. Но контрольная панель на стене моего жилища решит проблему. Небольшой укол – вот что мне нужно, и тогда я снова смогу управлять своим лицом.

Глаза слезятся, ладони потеют, я пускаюсь бегом, забыв о пульсирующей лодыжке. В голове только одна мысль: нужно найти лестницу.

Не думая о панике, которую я подняла, я открываю каждую попадающуюся дверь, надеясь, что за какой-то из них окажется лестничный проём. Он оказывается за шестой дверью, и я вываливаюсь на мраморные ступеньки. Моё тяжёлое дыхание гулко раздаётся в замкнутом пространстве.

Это неправда. Должно быть, это просто жуткий ночной кошмар – чья-то больная шутка. Сейчас я уже должна быть дома. Я должна праздновать своё карьерное предписание с родителями. Я должна представлять, какие фантастические перспективы открываются передо мной. Но я всё ещё здесь. И я борюсь за жизнь.

Я с грохотом преодолеваю оставшийся пролёт и вываливаюсь в главный холл, где натыкаюсь на дюжину военных, преграждающих мне выход. Они вооружены, и все стволы направлены мне в грудь.

Ужас пронзает меня как кинжал, вырезая остатки решимости. Я умру. И этого уже не изменить. Что за странный замысел – знать точное мгновение своей смерти. Это упоительное и пугающее чувство словами не описать.

У меня дрожат руки. Я выпрямляюсь, и лицо расслабляется. Если я умру, то сделаю это с гордо поднятой головой, без страха, как и учили меня папа с мамой. Я обещала им, что они будут мной гордиться, и именно так я и собираюсь поступить.

Группа мужчин делают единое движение.

Но ничего не происходит. Никто из них не выстрелил. Никто не пошевелился. Вместо этого они уронили оружие и замерли. Так же, как… я.

Они пытаются что-то сказать.

– Я не могу пошевелиться.

– Что она со мной творит?!

– Кто-нибудь, пристрелите её.

– Я не могу выстрелить, сэр.

– Я не могу ничем пошевелить.

– Пристрелите её.

– Кто-нибудь, пристрелите её.

Довольно, слышу я тёмный голос. Я вскидываю руки, сразу же обрывая все звуки в комнате. Иди прямо через них, приказывает голос, подталкивая меня вперёд, это твой шанс. Беги, Холлис.

С ледяным содроганием я двигаюсь в сторону мужчин. Я ничего не могу с собой поделать. Что-то подавляет меня. Инстинкт стал моим преданным учителем – примитивный инстинкт.

Ты знаешь, что делать, так делай. Они у тебя на пути.

Я доверилась мистическому существу. Оно управляет моими руками, и я быстро расталкиваю мужчин в обе стороны. Они расступаются, словно их конечностями управляет жуткая машина на кончиках моих пальцев.

Я прохожу мимо не них, всё ещё не веря в происходящее. Мужчины неподвижны. Мне страшно, что сейчас заклинание закончится и они схватятся за оружие, но группа по-прежнему стоит на месте, как статуи.

Я встречаюсь взглядом с последним мужчиной, отделяющим меня от двери. Его треугольная челюсть застыла на месте, а округлившиеся карие глаза ищут мои, и, так же как с медсестрой, на мгновение мы оказываемся на одной волне. В его взгляде читается отчаянный ужас. Он боится меня. Он смотрит на меня, как на монстра.

– Я не монстр, – говорю я ему.

Он нахмуривается. Я замираю напротив него. Вглядываясь в его почти прозрачные глаза, я принимаю бесстрастный вид, который тренировала много раз. Я хочу показать ему, что я не монстр. Я член общества. Я такая же, как он.

Беги.

Голос проникает мне в мысли, и моя рука выбрасывается вперёд. Это происходит неестественно быстро, и мужчина отлетает в сторону. Я повалила его на пол энергией своих покалывающих ладоней, и он ударяется головой о ближайшую колонну. В комнате раздаётся оглушительный треск. Ахнув, я закрываю рот рукой. Мужчина лежит неподвижно, распластавшись на мраморном полу.

Беги, Холлис, говорит голос. Беги.

Я кидаюсь к выходу, направляемая невидимой силой, ударяю по кнопке, и двери с грохотом расступаются. Я не оглядываюсь. Подчиняясь неистовому приказу, я быстро сбегаю по скользким ступенькам Центра тестирования. Мне нужно добраться домой.

Глава 3

Улицы пусты, и небо серое. Я пробежала несколько блоков, прежде чем замерла возле остановки. Дышать тяжело, грудь сдавило. Я хватаю воздух ртом и, старясь уменьшить боль в боку, сжимаю его пальцами.

На экране прямо передо мной мелькает реклама. Кричащие заголовки торговцев ослепляли, и мне пришлось прикрыть глаза.

«НОВЫЕ ГОЛО-ПЛАНШЕТЫ. Скорее приобретайте умные и совершенные устройства. Больше памяти! Высочайшее разрешение! Улучшенное качество!»

Вспышка.

«УМНЫЙ ПЫЛЕСОС. Это потрясающее чистящее устройство избавит ваш дом от пыли. Никаких действий не требуется. Умный, классный, в быту безопасный!»

Вспышка.

«БЕРИ СКОРЕЕ ПРОСТОСКЛАД. Надоело складывать бельё самому? Скорее покупай наше устройство. Это так просто. И так быстро. СКОРО!»

Вспышка.

Реклама исчезает, и на огромном уличном экране появляется моё лицо. Сердце ухает в пятки. Я пячусь назад, спотыкаюсь и падаю на жёсткий бетон. Мои руки с неприятным хрустом ударяются о мостовую. Как будто кто-то сбил меня с ног.

Я смотрю на собственное лицо. Пустое и бледное, с жидкими светлыми волосами, собранными в аккуратный пучок, карие глаза, сдержанные контролем. Это фотография с моей карты гражданина.

Я паникую, царапая землю, пока поднимаюсь. Моё имя мерцает на экране как змея, которая вот-вот нападёт.

«ТРЕВОГА.

Сбежала заключённая. Особо опасная. При встрече не приближаться. Сообщите местным властям. О любых сведениях, касающихся местонахождения Холлис Таймвайр, необходимо немедленно доложить».

– Нет, – шепчу я, всё ещё стараясь привести дыхание в норму. Если это сообщение на уличных экранах, то значит, на всех экранах повсюду. – Я не монстр. Я не похожа на них. Это ошибка.

Должно быть, что-то не так с тестом.

– Это неправда, – говорю я, пытаясь выразить словами мысли, которые крутятся у меня в голове. Я член общества. Я не могу быть прокажённой. Не могу.

От шума, донёсшегося с дальнего конца квартала, у меня шевелятся волосы. Я резко разворачиваюсь, подскочив чуть не на фут. Лодыжка отзывается болью, и я скулю, перенося с неё свой вес. Я выглядываю из-за транзитной остановки. В мою сторону движутся люди.

Пульс учащается. Нельзя, чтобы меня увидели. Они донесут.

Если я смогу добраться до дома, родители скажут, как поступить. Отец решит этот вопрос. Он глава элитных войск. Если кто и может помочь мне, то только он. Он всё решит.

– Всё в порядке, – говорю я вслух, отчаянно пытаясь успокоить саму себя. – Всё будет в порядке. Доберись до дома.

Я делаю пробный шаг вперёд, и ногу пронзает боль. Стиснув зубы, я ковыляю по тротуару, преодолевая пульсирующий дискомфорт.

Группа уже близко, поэтому я низко опускаю голову и засовываю руки в карманы. Я не могу убежать от них, не могу спрятаться. Всё, что я могу, – это уставиться в землю и надеяться, что они не узнают меня. К моему облегчению, они останавливаются в нескольких ярдах от меня и переходят улицу, о чём-то перешёптываясь и показывая на экраны.

Желудок сжимается, но я не отрываю взгляда от тротуара. Я ухожу подальше от огромного экрана, и когда оказываюсь от них на безопасном расстоянии, то поднимаю глаза.

Каждый вымученный шаг сопровождается ударом сердца. Теперь, когда адреналин растворился, я едва могу идти.

Пять минут спустя я ковыляю по знакомой мощёной дорожке и хлопаю рукой по наружной панели. Она мигает, и дверь впускает меня. Я вваливаюсь внутрь, измождённая, солёный пот заливает глаза. Я вытираю лицо рукавом пиджака.

– Холлис? Это ты?

Голос матери придаёт мне бодрости.

– Мама.

Быстро взяв себя в руки, я вхожу в гостиную – и сердце замирает. Экран на стене выключен. Так не должно быть. Его никогда не выключают. Зачем бы ей выключать его? Желудок сжимается. Должно быть, она уже видела объявление – моё лицо, мою карту гражданина.

– Холлис.

Она говорит громче, чем обычно. Я встречаюсь с ней взглядом, и мне невольно хочется поправить форму. Моя кремовая рубашка наполовину вылезла из-под юбки, пряди волос выбились на лоб. Я откидываю их назад и выпрямляюсь, чтобы выглядеть соответственно своему статусу.

Её тонкие губы сжаты. Я уверена, что маму тревожит мой внешний вид, но её лицо даже не дрогнуло. Её контроль безупречен, и её безэмоциональность даёт мне опору.

Что я могу ей сказать? Я должна сказать. Но как?

Она рассматривает мои почерневшие ладони.

– Я упала, пока бежала, – выпаливаю я первое, что пришло в голову. Я подавляю свой тон. Слишком эмоциональный. – Я споткнулась и упала.

– Молодой леди не подобает начинать жизнь с беготни по улицам. Ты теперь взрослая.

Я недоумённо уставилась на неё. Похоже, она не видела объявления.

– Прости, – говорю я на автомате. – А где папа?

– Он отлучился по делам.

– Отлучился?

Я изо всех сил стараюсь, чтобы голос не выдал меня, но получается плохо.

– Холлис, иди и умойся, – говорит мама, отряхивая отвороты моей рубашки. Она бросает взгляд на дверь и потом снова на меня.

– Хорошо, – говорю я, отстраняя её руки. Мой голос дрогнул от тревожных ноток. – Мам, мне надо тебе кое-что сказать. Я должна сказать… сказать кое о чём, что покажется безумием. Я…

Я несу чушь – но как я могу рассказать о таком? Я не знаю, как поступить.

Кончики маминых тонких пальцев вздрагивают, а брови слегка приподнимаются. Я уже видела подобное выражение. Я проявляю слишком много эмоций. Её поза и уравновешенность – немой укор мне.

– Холлис, тебе пора научиться сдерживать себя. Подобное поведение было простительно, когда ты была моложе, но теперь тебе шестнадцать. Ты выпускница. Ты не должна проявлять столько чувств, даже дома, – говорит она. – Я недовольна, что ты вернулась после теста в таком виде. Если честно, не понимаю, что на тебя нашло. А теперь иди и приведи себя в порядок.

Она говорит это, совершенно контролируя себя, её голос чист и прямолинеен, но слова ранят меня. Она разочаровалась во мне? Она просто не понимает. Она наверняка не слышала предупреждения. Наш экран выключен. Она не знает.

Мама снова бросает взгляд на дверь, и у меня ёкает сердце. Я должна рассказать ей, но…

– Почему экран выключен? – спрашиваю я.

– Тебя это не касается, – говорит она, расправляя рукава моего пиджака. – Живо иди умываться.

– Но мама…

– Холлис.

– Мне надо тебе кое о чём рассказать. Это важно.

– Если это касается твоего карьерного предписания, то мы обсудим его за ужином, – говорит она, снова глядя на дверь.

Я отталкиваю её руки:

– Нет, не об этом. Где отец?

Она не отвечает на вопрос.

– Тогда иди и умойся.

Живее. Угрожающий голос снова заговорил у меня в голове, а в кончиках пальцев появилось покалывание. Сердце готово выскочить из груди, и на мгновение я едва не задыхаюсь от впрыска адреналина.

– Мама, прошу, – сказала я, отбросив свои попытки взять контроль над эмоциями. – Я должна тебе кое-что рассказать. В центре тестирования…

Но прежде чем я успеваю закончить фразу, мама начинает говорить со мной угрожающим тоном. Её лицо искажается от гнева, а пальцы сжимаются в кулаки:

– Довольно, Холлис! Ты заигралась в детство. Я не потерплю, чтобы ты вот так смела не подчиняться мне. Сейчас же иди и умойся.

От удивления у меня приоткрылся рот. На несколько мгновений между нами повисло удушливое молчание, и мама отводит взгляд, Она явно не ожидала такого от себя, но кое-что в этот момент щёлкает в моём сознании.

– Ты глаз не сводишь с двери. Где отец? – спрашиваю я, обхватывая её ладони. В моём голосе явное отчаяние, и я ненавижу себя за это, но я утратила всяческий социальный контроль.

– Дела, – едва слышно бормочет она.

– Ты лжёшь. – Я крепче сжимаю её руки, а во рту мгновенно пересыхает. – Прошу, скажи: где он?

Она молчит, но её потерянное лицо говорит вместо неё. Я никогда не видела у неё такого выражения. Она утратила контроль… она теперь даже не похожа на мою мать.

– Ты меня пугаешь. – Я отпускаю её руки и пячусь назад.

Время уходит, слышу я голос в голове, и внезапно нетерпение наполняет мои конечности. Жуткое покалывание вернулось. Оно растекается от груди по всему телу, переполняя меня.

Я должна это сделать. Должна сказать ей. Сейчас.

Я открываю рот, чтобы сказать, но меня перебивает грохочущий звук. Такой звук может издавать только одна штука в мире – военные грузовики.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Нет. Прошу, постойте.

Я бегу ко входу в наше обиталище и выглядываю из окна. Полдюжины военных грузовиков окружили наш дом. Я резко разворачиваюсь и говорю голосом, каким никогда прежде не говорила.

– Я провалила тест, но ты не понимаешь. – Я тороплюсь всё объяснить, и глаза невольно наполняются слезами. – Это ошибка. Я не прокажённая. Они совершили ошибку и теперь пытаются убить меня. Отец может помочь мне! Он может поговорить с ними! Он сейчас там? Он разговаривает с ними?

Мама отпрянула от меня:

– Холлис, будь разумной. Ты должна пойти с ними.

– Почему?

– Они пришли помочь тебе.

– Они собираются убить меня, – говорю я, подбегая к ней и хватая за руки. Голос совершенно вышел из-под контроля, и в нём звучат интонации, которые казались мне невозможными. – У них автоматы. Они пристрелят меня, но это ошибка. Они допустили ошибку. Мама, прошу, ты должна мне помочь!

– Глупости, – говорит она. – Они помогут тебе. Они не станут тебя убивать.

– Это правда. Прошу, ты должна мне поверить. Обязана! Прошу, мама, не отдавай меня им!

Бум!

Удары по входной двери моего родного обиталища приводят меня в ужас. Дверь сотрясается, а кончики пальцев горят. Мама резко забывает о своём мгновенном замешательстве, отталкивает мои руки и снова отстраняется от меня.

Её взгляд под полным контролем встречается с моим.

– Холлис, ты должна пойти с ними. Они пришли помочь тебе.

Я разворачиваюсь к двери, не в силах совладать с собой. Покалывание переходит на лицо, и я вскидываю перед собой руку. Зловещая сила переполняет меня, и я стою, готовая встретиться с натиском оружия.

Дверь распахивается. Десяток мужчин в тёмном камуфляже вваливаются в комнату, и мама ахает при виде их автоматов. Так же как и в центре тестирования, все дула нацелены мне в грудь. Я инстинктивно принимаю удобную позу, рука взмывает вверх, ладонь вперёд. Я не могу остановиться.

Покалывание усиливается.

Затем, словно в дурном сне, прямо из воздуха рядом со мной появляется девушка и крепко обхватывает меня за плечи. Я даже охнуть не успела, как начала терять сознание, а всё вокруг меня погружается в кромешную и непроглядную тьму.

Глава 4

Меня ослепляет резкий неумолимый свет. Я резко подаюсь и подаюсь вперёд. Меня только что сокрушили.

Я делаю несколько глубоких вдохов, и когда немного прихожу в себя, то кручу головой и вижу вокруг бетонные стены и яркий флуоресцентный свет. Я больше не в своём обиталище.

Я отстраняюсь от девушки, которая схватила меня. На вид она чуть старше меня. Длинные чёрные волосы рассыпаны по плечам, тёмные глаза мерцают. Выражение её лица резко контрастирует с оливковым цветом кожи. Я вжимаюсь спиной в стену.

– Где я? Ты кто? Как… как мы тут… – Я даже не знаю, о чём спросить в первую очередь.

– Меня зовут Тиффани Чанг. Можешь звать меня Тиф, если хочешь, – торопливо произносит она.

– А ч-что ты сделала? Как мы сюда попали?

Я оглядываюсь, отчасти ожидая, что это всё окажется бредовой иллюзией, но ничего не исчезает. Покалывание в пальцах ушло, и я больше не чувствую прилива странной силы.

– Я телепортировала нас, – объясняет она. – И кстати, как раз вовремя.

– Ты нас… что? – заикаясь, переспрашиваю я.

Я тру глаза, надеясь, что это поможет проснуться, но ничего не происходит. Я трясу головой, уставясь на девушку. На её лице появляется подобие улыбки. Она демонстрирует эмоции. Она выражает свои…

У меня всё сжалось внутри. Члены общества так не поступают.

– Ты из… прокажённых? – спрашиваю я.

Она грустно усмехается, склонив голову набок.

– Я должна была принести тебя сюда, – поясняет она. – Я сейчас приведу Джону. Он всё объяснит. Обещаю. Я на секундочку.

Она перемещается к металлической двери в конце комнатушки и выскальзывает в неё. Дверь клацает, и звук эхом отражается от, кажется, непроницаемых стен. Ручка громко щёлкает.

– Эй! – Я кидаюсь к двери и тяну. Заперто. – Где я?

Акустика комнаты усиливает мой голос. Я оглушаю саму себя. Ненавижу вопли. Нужно держать себя в руках. Я отхожу от двери, стараясь заставить свой пульс биться в спокойном ритме, расслабляю лицо, и это простое действие придаёт мне уверенности.

Она не сказала «нет». Я спросила её, прокажённая ли она, и она не сказала «нет». Я приглаживаю волосы. Это плохо. Очень плохо. Значит, существуют другие прокажённые? Сколько их? Они планируют начать вторую Террористическую войну? В курсе ли правительство?

Я содрогаюсь. Террористическая война унесла миллионы жизней. Сто лет назад прокажённые попытались захватить власть в мире и почти победили. Мне нужно выбраться отсюда. Я должна предупредить правительство. Это моя гражданская обязанность. Люди должны узнать об этом прежде, чем станет слишком поздно. История не должна повториться.

По спине пробегают мурашки, и ужас пронзает меня до костей. Моя семья в опасности. Что же мне делать?!

Я обхожу комнату по периметру, ведя рукой по стене. Волосы растрепались, и я отбрасываю с лица светлые пряди. Я снова поворачиваюсь к двери. Может быть, когда они вернутся, у меня получится убежать. Мне нужно выбраться отсюда.

Я сжимаю пальцы и на долю секунды пытаюсь заставить себя испытать всепоглощающую силу, но ничего не происходит.

– Что я делаю?

Я смотрю на собственные ладони и чувствую глубокое отвращение к себе. Я не такая, как они. И никогда не буду такой. Они само зло. Монстры. Убийцы. А я – член общества. Правительство совершило ошибку, и когда я сообщу им, что существуют другие прокажённые, они забудут о моём тесте. Они поступят как должно. Они всё исправят.

Щёлк.

Я отскакиваю от двери и вжимаюсь в стену. Моё желание бежать угасает.

Возвращается Тиффани Чанг и с ней ещё трое: темноволосый мужчина средних лет, светловолосый парень и рыжая девушка, усыпанная веснушками. Девушка и парень мои ровесники. Руки сжимаются на единственное необузданное мгновение, и мне страшно, что группа передо мной замрёт, но ничего не происходит.

Темноволосый мужчина направляется ко мне, и я отстраняюсь. Стук сердца отдаётся в ушах, и я совершенно потеряна, не способна думать.

– Меня зовут Джона Люксен, – говорит он.

Я смотрю на него в упор. Его лицо кажется добрым, брови хмурятся, но волевые черты преобладают над всем. Резкий свет отражается от его жёсткой бороды, и я отвожу взгляд.

– А это Эштон Тил и Розали Симмонс, – представляет он парня и девушку.

Я не могу ничего сказать. Как будто онемела.

– Уверен, что у тебя множество вопросов, – говорит Джона.

Я закрываю рот. Омерзение и страх переполняют меня. Я стою в бетонной комнате с прокажёнными, и это выбивает меня из колеи. На их лицах явная обеспокоенность, даже сочувствие. Они не могут управлять собой. Моё сердце колотится так бешено, что перед глазами плывут звёздочки.

Что они со мной сделают? Будут пытать? Убьют? Используют как пешку в их мерзкой и смертельной политической игре?

Я пытаюсь проглотить ком в горле, но безуспешно.

– Вы все прокажённые, – наконец говорю я после пронзительной тишины. Это не вопрос. Это утверждение.

– Нам нужно многое обсудить, – спокойно говорит Джона. – Я пришёл поговорить. Я не причиню тебе вреда.

– Я вам не верю.

Я отступаю, пока не упираюсь спиной в бетонную стену и едва не падаю. При этом я становлюсь увереннее и не свожу глаз с мужчины перед собой.

– Тебе не обязательно мне верить. От этого правда не станет менее правдивой.

– Как я сюда попала? – спрашиваю я, обводя взглядом комнату.

– Я телепортировала нас, – отвечает Тиффани, делая шаг вперёд.

– Зачем ты это сделала?! – ужасаюсь я.

– Ты такая же, как мы, – говорит она. – У тебя есть…

– Я совсем не такая, как вы, – говорю я со всем пылом, на который способна. Я прихожу в себя, усмиряю голос и придаю лицу должное выражение. Я член общества и буду вести себя соответственно. Следующую фразу я говорю так безэмоционально, что даже мама гордилась бы мной. – Я никогда не стану такой, как вы. Вы – зло. Вы убийцы, и я ненавижу вас.

Повисла неловкая тишина, но её нарушает Эштон Тил.

– Она только что спасла тебе жизнь, – говорит он, заслоняя от меня Тиффани. – Может, скажешь «спасибо»?

В его вызывающем тоне столько чувства! Отвратительно. Я отмечаю его надменное лицо, густые брови и водянистые серые глаза, укоризненно глядящие на меня. Его лицо соответствует голосу – слишком эмоциональное.

– Как я уже сказал, нам нужно многое обсудить с тобой, Холлис, – подаёт голос Джона.

– Откуда вы знаете моё имя?

Джона усмехнулся:

– Если я не ошибаюсь, к настоящему моменту его знает весь мир.

– Я… где я? – спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на это ошеломительное заявление. Мне ещё надо примириться с более ошеломляющими фактами, например с тем, что существуют другие прокажённые.

– Мы в подземном убежище – ну или в лагере, если больше нравится, – отвечает Джона. – Мы здесь живём.

– Зачем? Снова замышляете изничтожить миллионы людей? Нужна секретная база, чтобы вынашивать свои планы? – Я говорю с непривычной горячностью. Самоконтроль, ставший моей сущностью, нарушен событиями сегодняшнего дня, и мне невероятно трудно вести себя как подобает. Маме было бы стыдно за меня.