Изгнанная (#1)

Даниэль Харрингтон

Изгнанная (#1)

Danielle Harrington

The Diseased Ones

© 2020 Danielle Harrington

© Проходский А., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Глава 1

«Сегодня моя жизнь изменится навсегда. Сегодня я стану полноценным членом общества».

Я плотнее запахиваю голубой школьный пиджак и сглатываю подступивший к горлу комок. Прячу руку в карман и нащупываю документы. Пальцы ощущают шероховатую грубую поверхность, и это придаёт мне уверенности. Всё хорошо. Бумаги на месте. У меня всё получится.

– Соберись, Холлис, – шепчу я себе.

Я откидываюсь на спинку сиденья в белом фургоне и расправляю плечи. Обвожу взглядом салон и считаю пролетающие в окне столбы.

Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Я насчитала двенадцать столбов.

Я пристально рассматриваю носки туфель и говорю сама с собой, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Сегодня я стану нужной своей стране. Сегодня я принесу присягу правительству. Мои знания пригодятся на том посту, который… который… – Пока я пытаюсь подобрать слова, в горле окончательно пересохло. Руки одеревенели. Сжимаю кулаки. Меня знобит. Я вспоминаю советы мамы. «Сегодня я помогу…»

– Сегодня я помогу изменить мир.

Приободряюсь. Потом хмурюсь и отчитываю себя, резко осудив собственную неуверенность. Хватит хныкать как маленькая. Я уже взрослая. Вернее, стану ею через час. Нельзя так нервничать.

Закрываю глаза и представляю безупречное лицо матери. Точёные высокие скулы, тонкий нос, безмятежные карие глаза, изысканные манеры. Ни единого признака страха или неодобрения. Вот мой идеал. Черты лица у нас схожи, но моему далеко до такой сдержанности. Сегодня мне исполняется шестнадцать, но я всё ещё не умею скрывать эмоции. Сегодня день избрания. Сегодня станет ясно, выиграла ли я в генетической лотерее.

– Сегодня я повзрослею, – произношу я вслух.

На меня накатывает смесь восторга и ужаса. Я изо всех сил пытаюсь подавить чувство смятения и тревоги. Ребячество. Чего я так разнервничалась? Смешно и очень глупо. Я обязательно пройду тест. Это замечательный день, знаменательный день. Я должна испытывать гордость. Тем более что правительство заботится обо всех.

Фургон ускоряется и резко сворачивает за угол. Меня кидает в сторону, я хватаюсь за край кресла, и в нос ударяет запах новой кожаной обивки. От него становится дурно.

Мой рот кривится, и мне едва удаётся сдержать рвотный порыв, но всё обходится. Не понимаю, что на меня нашло. У меня никогда не было подобных проблем. В крайнем случае могу побледнеть.

Наверное, всё дело в том, какой сегодня день. «Соберись, Холлис. Не смей ничего испортить. Только не перед дверями правительственного здания. Только не в день теста».

Подобная ошибка может плохо отразиться на том, как меня примут в центре тестирования Зоны 19.

Я слышу ласковые слова матери: «Делай всё, что тебе скажут. Всё закончится быстро».

Я пообещала, что они с папой будут гордиться мной. Она сказала, что я готова, и я повторила её словам. Я готова.

Я представляю мамино сдержанное лицо. Располагающее к себе, с почти целительным взглядом. Как у неё это получается?

Взревевший двигатель возвращает меня в реальность. От этого звука внутри всё сжимается, и решительность снова куда-то улетучивается. Я заставляю себя собраться. Тест – обязательный ритуал, знак моей чистоты и значимости как гражданина мира. Бояться нечего.

Сегодня я стану взрослой. Сегодня я узнаю своё предназначение. Я представлю миру своё великолепно сотворённое совершенство.

– Совершенство, – говорю я. – И ничего, кроме.

Я придаю своему лицу безразличное выражение, которое мне предстоит носить всегда. Общественный стандарт на абсолютную сдержанность придаёт мне уверенности. Я знаю, чего ждут от меня сегодня – невзрачного облика, полного самообладания и абсолютного подчинения. Именно это я им и продемонстрирую. Я считаю цветные волокна, вплетённые в мой пиджак. Шесть, семь, восемь, девять. Десять. Не знаю, почему мне так нравится всё считать. Это успокаивает.

Фургон снова сворачивает за угол, и с экранов, расположенных на остановках, в глаза бросается яркая омерзительная реклама. Она сверкает по обеим сторонам дороги, настойчиво предлагая купить очередной сверхнеобходимый товар. Я по привычке игнорирую её и сквозь тонированное стекло смотрю на колосс, возникший перед нами – нависшую над городом величественную громаду центра тестирования.

Искусные жемчужные барельефы, казалось, заполняют всё пространство улицы. Богато украшенные колонны взмывают ввысь, поддерживаемые десятками ведущих к входу мраморных ступенек. Стеклянные раздвижные двери сверкают на солнце.

Может показаться, что довольно глупо отправляться на тестирование на машине, когда живёшь всего в паре кварталов от центра тестирования в Капитолии, но это необходимое условие. Я бы не рискнула оспорить его. На тестирование сопровождают всех.

Фургон тормозит, и я, подавшись вперёд, упираюсь в пол каблуками коричневых шнурованных ботинок.

– Путь к совершенному обществу лежит через совершенное подчинение, – произношу я, проникаясь чувством значимости. Я сжимаю губы и усмиряю расшалившиеся нервы. Скоро всё закончится, и тогда я действительно смогу приступить к служению цели.

Машина, останавливается у ступенек, и металлическая дверь отъезжает в сторону. Мой сопровождающий – грузный мужчина в изысканном костюме, предусмотрительно замер у входа, помогая мне вынырнуть из нутра фургона. Лицо у него тоже бесстрастное, но не такое, как у мамы. Это деловая и строго рассчитанная сдержанность. Я всё понимаю. В конце концов, он сопровождает нетестированного ребёнка. Я бы тоже нервничала.

Выхожу на свободу из предписанного правительством заточения и, сделав глубокий вдох, начинаю подниматься по лестнице.

Серебристый пистолет в руках моего стража направлен на меня. Мама сказала, что я не должна бояться оружия. Сама знаю, что это всего лишь предосторожность, но к горлу невольно подступает новый ком. Я с трудом сглатываю его и сосредоточенно начинаю считать ступеньки.

Двадцать семь. Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать.

Мужчина неотступно следует за мной. Вместе мы преодолеваем последний пролёт и направляемся к стеклянным дверям.

– Прошу, – произносит он. – В регистратуру.

– Слушаюсь, сэр.

Я сую руку в карман, чтобы лишний раз убедиться, что бумаги на месте. Как будто они могли волшебным образом улетучиться за короткий путь от моего жилища до приёмной. Надо покончить с этим. Документы со мной. Всё хорошо.

Я поправляю воротничок и распрямляю плечи. Я готовилась к этому моменту всю сознательную жизнь – так почему мне так трудно сдержать эмоции?

Краем глаза замечаю блеск пистолета, но отворачиваюсь. Не отвлекаться. Сейчас есть вещи гораздо важнее.

Мой сопровождающий подводит меня к высокому инкрустированному столу. Я подхожу к строго одетой регистраторше. За одним ухом у неё торчит красная ручка, удерживая собранные в пучок каштановые волосы. Она отрывается от своего занятия и вытаскивает ручку из-за уха.

– А, мисс Холлис Таймвайр. Рада видеть, – говорит она. – Родители должны гордиться тобой. Вступление в возраст – это важный этап.

– Да, мэм.

– Ты без сомнения станешь замечательным дополнением к нашему обществу.

– Благодарю.

– А учитывая последнее повышение твоего отца, у тебя не возникнет проблем с продвижением по службе, – щебечет она. – Уверена, что ты пойдёшь по его стопам. Командующий офицер элитных войск Зоны 19. Есть на кого ориентироваться. Какое достопочтенное семейство.

Я скромно склоняю голову:

– Вы очень добры.

– Можно мне взглянуть на твои документы?

– Конечно, – киваю я, вытягивая из кармана несколько листов бумаги. Верхняя кромка заляпана грязью, и очертания золотой президентской печати слегка размыты.

Она тут же вцепляется взглядом в этот недочёт. У меня дрогнули губы, и, кажется, желудок сейчас выскочит наружу.

Сквозь сумятицу мыслей в голове снова пробивается голос матери: «Холлис, сегодня ты станешь взрослой».

– Я знаю. Я совершила ошибку.

– У нас ошибки недопустимы.

Ошибки недопустимы. Я должна была знать, что хилая полка над моим столом совсем не место для аквариума. Нельзя было ставить Бетту туда. Хорошо, что бумаги вообще сохранились.

– Так-так, – говорит регистраторша, забирая документы.

Ей требуется немного времени, чтобы просмотреть все листы. Она осторожно разворачивает каждую бумажку, как будто прикасается к чему-то гадкому и омерзительному. На её лице ничего не отражается, но поза становится напряжённой. Ладони потеют, и я сжимаю их, как в молитве.

Она на мгновение отворачивается от меня, чтобы написать что-то на невидимой мне доске. Скрежет красного маркера, отражаясь от сводчатого мраморного потолка, в абсолютной тишине коридора кажется оглушительным.

Ещё ничего не началось, а я уже получила плохую отметку…

Семнадцать шариков. Семнадцать шариков, образующих цепочку, которой пристёгнута чёрная ручка к стойке. Этой ручкой я подпишу свою присягу.

– Что ж, похоже, всё в порядке, – говорит регистраторша, заканчивая просматривать последнюю страницу. – Прошу вас написать свои инициалы и поставить подпись – вот здесь.

Я беру ручку, откидывая цепочку поверх запястья, и пишу своё имя. Служащая забирает бумагу и аккуратно убирает её в большую папку.

– Прошу вас, пройдите вон туда, мисс Таймвайр, – произносит грузный мужчина в белом костюме. Он указывает на лифт в дальнем углу холла, и я иду следом за ним. Звякнув, двери лифта расходятся в стороны. Я вхожу.

– Пройдите идентификацию, – произносит мелодичный голос.

Мужчина кладёт большой палец на сканер отпечатков прямо над кнопочной панелью. Лифт мигает.

– Идентификация пройдена.

Я вижу тринадцать отполированных кнопок. Наверху маленькая белая, отличающаяся от других двенадцати серебристых.

Сопровождающий нажимает на кнопу «третий этаж», и лифт приходит в движение, устремляясь вверх с тошнотворной скоростью. Желудок сжимается, но я беру себя в руки.

Почему я так нервничаю? Люди больше не проигрывают в этой генетической лотерее. Такого больше не случается. С последнего случая прошло двенадцать лет. Двенадцать. Пора прекращать вести себя как недисциплинированный ребёнок. Нужно успокоиться. Это просто тест. Тест проходят все. И всегда успешно.

Я делаю несколько успокаивающих вдохов, когда лифт останавливается и двери, звякнув, расступаются. Я выхожу, и мой сопровождающий ведёт меня к первой двери – комнате ожидания. Он касается ладонью боковой панели и дверь открывается.

– Займите место и ждите вызова.

– Да, сэр.

Я едва успеваю договорить, как дверь передо мной захлопнулась. Сопровождающий избавился от меня, и, наверное, он очень этому рад.

С минуту я стою, замерев на месте, пока до меня не доходит, что я должна сесть. Я занимаю ближайшее ко мне сиденье. Оно идеально белого цвета, и когда я оглядываюсь, то понимаю, что вокруг всё белое. Неестественно белое.

Кто-то кашляет, и я едва не подскакиваю до потолка. Быстро прихожу в себя и кладу руки на колени. Я не сразу замечаю, что в комнате ещё семеро новобранцев, смирно ожидающих своей очереди в полной тишине. Их лица непроницаемы, как и положено лицам послушных детей, но наверняка все думали об одном и том же.

С какой стати я могу провалить тест? Есть ли у меня биомаркер? Один случай на десять миллионов?

Желудок снова сжимается. Сегодня я не могу рассчитывать на свои достижения, потому что это тест не моих знаний и навыков. Это тест крови.

«Всех с днём рождения, – думаю я про себя. – Будем надеяться, что у нас у всех здоровая кровь».

Не могу себе представить, что чувствовал тот самый ребёнок. Случай, который привлёк внимание всё мировой общественности. Когда у кого-то был обнаружен положительный тест, на него повесили ярлык прокажённого. Его признали представителем ненавистной расы смертоносных тварей, которые практически уничтожили всё человечество. Я содрогаюсь. Даже думать об этом противно. К счастью, этот биомаркер практически исчез. Великим станет тот день, когда человечество полностью изживёт его из генов.

Я натыкаюсь глазами на стойку в конце комнаты ожидания. Прямо напротив двери. План центра тестирования висит под серебряными часами. Поэтажный план очень запутанный и такой мелкий, что отсюда мне его не разглядеть.

Дверь приёмной распахивается, врезаясь в тишину подобно дьявольскому ножу. Сердце подпрыгивает вверх.

В дверь входит пухлая медсестра с пробковой доской и называет имя.

Я стараюсь успокоиться, сбросить напряжение, но я прослушала имя. Она позвала меня? В комнате никто не пошевелился. Должно быть, она позвала меня.

Собрав в кулак всю оставшуюся волю, я уже готова встать, но, к моему облегчению, кудрявая девочка у самого выхода вскакивает на ноги, сжимает костистые руки в кулаки и подаётся вперёд.

– Прошу, следуйте за мной, – говорит медсестра.

Девочка подчиняется, а я снова опускаюсь на сиденье, едва не теряя сознание.

Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Семь раз шнурки на моих ботинках входят и выходят из металлических колечек. Глазами я слежу за их сложным переплетением.

Как глупо с моей стороны. Я вошла в комнату пять минут назад. Я не могу быть следующей. Я должна идти после всех присутствующих, которые ждали тут неизвестно сколько. Просто нужно успокоиться.

Опорой для меня становится безупречная воля и благородство моей матери. Я сижу ровно и стараюсь, чтобы моё лицо хоть немного было похожим на её лицо. Я вспоминаю её слова: «Запомни, Холлис. Это только один день, и после этого ты никогда не вспомнишь об этом».

Она права. Когда всё закончится, я запихну воспоминания о сегодняшнем дне поглубже, вместе со всеми эмоциями, которые испытала сегодня. Я злюсь на себя за проявления этих чувств. Я навсегда забуду обо всём этом.

Вот на чём я должна сосредоточиться. Не на бестолковом страхе перед тестом. Который я безусловно пройду. В старших классах по обществознанию я делала доклад о социально-экономических преимуществах общества без тестов. Вскоре тест станет пережитком прошлого вместе с биомаркером.

Жаль, что мне не сделали прививку. Как здорово было бы пройти химический курс в детстве. Тогда бы мне не пришлось проходить через всё это.

– Мисс Холлис Таймвайр, мы готовы принять вас.

У меня похолодели руки. Комната ожидания пуста. Осталась я одна.

– Прошу вас, следуйте за мной.

Я всё пропустила? Как так? Все остальные ушли. Как долго я тут сижу?

– Мисс Таймвайр, – резко повторяет медсестра.

Её тон заставляет меня подняться на ноги, и через мгновение я уже иду следом за ней в приёмную, не сводя глаз с её широкой спины.

Мы проходим по длинному холодному коридору, минуя семь дверей. Я посчитала. Эхо наших шагов гулко отлетает от стен. Медсестра заводит меня в восьмую дверь, за которой ничего нет, кроме гладкого стола у дальней стены и кровати.

– Ожидайте, – говорит медсестра.

– Да, мэм.

Дверь захлопывается, а я остаюсь стоять, обхватив себя руками. Нужно дождаться доктора. Я нерешительно сажусь на стол, и стерильная бумага хрустит подо мной.

– Всё будет в порядке, – говорю я вслух. – Только у одного человека из десяти миллионов находят биомаркер. Я не из их числа. Я в порядке. В полном порядке.

Я стучу ногой по ножке металлического стола. Хочется, чтобы всё это поскорее закончилось, чтобы я забрала своё предписание и отправилась домой. Хочется поскорее показать родителям моё карьерное предписание. Хочется поскорее отпраздновать с ними и съесть большую чашу болоньезе. Хочется быть в деле.

И тут на меня накатывает новая волна беспокойства. Мне становится дурно, и в голове проносится дикая мысль: а что, если они тестируют меня сейчас? Вдруг они наблюдают за мной, пока я сижу здесь?

Я фыркаю от собственной глупости. Они должны взять у меня кровь. Почему же мой разум и тело так бастуют против моей решительности? Это раздражает меня. Мне не нравятся подобные чувства, и я не хочу их испытывать…

Дверь в комнату открывается.

– Мисс Таймвайр? – Интонация темноволосого доктора скрыта за маской идеального общественного контроля.

– Да, – отвечаю я излишне громко, подстраивая свой голос под его: совершенный, уважительный, неэмоциональный. – Да.

– Как мы себя чувствуем?

– Порядок, – отвечаю я. И это совершенная ложь. Я даже и близко не в порядке.

– Я сейчас возьму капельку вашей крови, и вы отправитесь по своим делам.

Я киваю, стараясь сдержать сердцебиение, пока доктор достаёт эластичный жгут, крепко обвязывает мне руку повыше локтя, протирает холодной тканью кожу, берёт шприц и делает укол. Моя кровь удивительно тёмная на вид, и от этого у меня слегка кружится голова. Я отвожу глаза и сосредотачиваюсь на собственных шнурках.

Семь. Семь переплетений.

Доктор заканчивает и собирает все свои приборы.

– Я скоро вернусь, – сообщает он, держа врачебный саквояж под мышкой. – Ждите здесь.

– Да, сэр.

Я скрещиваю ноги, опираюсь на ладони и смотрю в пол. «Всего пару минут», – думаю я. Но время сегодня тянется слишком долго.

Я смотрю на дверь. Мне кажется, что я жду уже целую вечность. Это нормально? Вряд ли анализ крови занимает столько времени. Так было в тёмные времена, когда людям приходилось ждать результатов по нескольку дней. Но сейчас 2647 год. Технологии ушли далеко вперёд. Нужно спросить кого-нибудь, скоро ли вернётся доктор.

Я спрыгиваю со стола и, вопреки голосу разума, хватаюсь за ручку и поворачиваю ей. Заперто. Почему дверь заперта?

Сердце бешено колотится, пока я возвращаюсь на своё место, но когда я дохожу до кровати, дверь открывается, и я вздрагиваю. Кто-то входит, но это не доктор. Мужчина выглядит иначе. Жёсткие волосы, очки в роговой оправе. Беспокойные серые глаза. И без лабораторного халата. Я замираю, не в силах дышать.

– Мисс Таймвайр?

– Да, это я.

– Вы прошли.

Я моргаю и вздыхаю с облегчением. Я в последний раз ругаю себя – ещё одно нежелательное проявление эмоций. Теперь я взрослая. Теперь я могу занять своё место в обществе. Плечи расслабляются, но человек стоит на одном месте.

– Я могу идти? – спрашиваю я.

– Совершенно верно. Прошу вас, следуйте за мной. Я сопровожу вас к выходу. – Он распахивает дверь и знаком показывает мне путь. – Прошу вас, налево.

Я замираю в недоумении. Комната ожидания направо.

– Мисс Таймвайр, прошу.

Я виновато киваю и разворачиваюсь налево. Я насчитала ещё двенадцать дверей. Мне хочется спросить, куда мы идём, но я не могу. Путь к совершенному обществу – совершенная покорность. Я автоматически повторяю это про себя. Кроме того, я прошла тест.

Мужчина останавливается у тринадцатой двери. Она больше остальных.

– Прошу вас, – говорит он. – Сюда.

Я медлю долю секунды, прежде чем взяться за ручку и толкнуть дверь. Она тяжёлая, поэтому приходится навалиться на неё всем весом, и теперь я уже не сомневаюсь: происходит что-то не то.

Я ахаю, и мой самоконтроль разлетается вдребезги. Внутри дюжина человек. И у всех пистолеты. Пистолеты.

Страж хватает меня за плечо и вталкивает внутрь. Его прикосновения чужеродны и неприятны. Члены общества не прикасаются друг к другу. Никогда. Внутри нарастает паника. Я не знаю, что делать.

К моему спутнику присоединяются ещё двое мужчин в бежевой военной форме. Они хватают меня и тащат к штуковине, похожей на металлический трон.

– Н-но, я прошла тест, – говорю я придушенным голосом, потому что незнакомые руки крепко стиснули меня, обездвижив. Жуткие прикосновения.

– К сожалению, мисс Таймвайр, вы не прошли, – говорит тот самый доктор.

– Это аномалия, – подаёт голос учёный рядом с ним. – У нас не было прокажённых уже двенадцать лет.

– Что?! – выдыхаю я. – Нет. Я не прокажённая. Этого не может быть! Это какая-то ошибка! – Я пытаюсь подняться, но моё тело безвольно болтается в руках военного.

– Мы не совершаем ошибок, мисс Таймвайр, – говорит учёный. – Лейтенант, прошу вас пристегнуть её. Покрепче.

Они толкают меня на жёсткий металлический трон и пристёгивают запястья и лодыжки металлическими защёлками. Пистолет упирается мне в голову, и тело деревенеет. Это ошибка. Этого не может быть.

– Это необходимо? – спрашивает кто-то.

– Конечно. Она прокажённая.

– Но разве не стоит обследовать её? Давайте?

– Нет. Речь идёт о мировой безопасности, а не об одном из ваших научных экспериментов.

– А что насчёт Мэдди?

– Нет. От неё надо избавиться. Немедля.

Слова окатывают меня ледяным душем. Избавиться?! У меня дрожат губы, и впервые в жизни эмоции, чистые и незамутнённые, прорываются наружу. Никогда прежде меня так не трясло, и я сама содрогаюсь от звуков, которые вылетают из моего рта.

– Это ошибка. Я не прокажённая. Я ненавижу прокажённых. Ненавижу! – кричу я, отчаянно пытаясь вырваться из металлических оков, прижавших меня к трону. Стук сердца отдаётся в ушах, меня колотит крупная дрожь.

– Давайте покончим с этим поскорее, – говорит учёный, не обращая внимания на мой вопль.

– Конечно.

Я пытаюсь вырваться из пут, по щекам бегут слёзы. Непривычно ощущать их на лице, это ужасно, я не хочу этого, но они не подчиняются моей воле.

– Прошу! Я не прокажённая! Только не я! – кричу я сквозь слёзы. Я едва могу говорить. – Я ненавижу их!

Доктор не обращает на меня внимания и наполняет шприц зелёной жидкостью. Он несколько раз щёлкает пальцем по игле и выпускает небольшую струю из кончика на стеклянный обод.

– Давайте покончим с этим быстрее.

Игла взмывает над моей рукой, и уровень адреналина зашкаливает. Пальцы вдруг становятся очень длинными, и все замирают на месте – как истуканы, приклеившиеся к месту.

– Что ты сделала? – спрашивает доктор со шприцем, и глаза у него, кажется, сейчас вылезут из орбит. – Я не могу пошевелиться. – Нам требуется подкрепление, – говорит он, и паника побеждает общественное смирение. – Нам нужна помощь!

– Нет, стойте, – говорю я, сжимая руку в кулак.

Челюсть доктора резко захлопывается, словно невидимой рукой. Меня переполняет незнакомое ощущение.

Дрожь не уходит.

– Что со мной происходит?

– Нажмите кнопку тревоги, – говорит кто-то.

Нет! Глубоко внутри меня пробудилась некая сила, и мои руки движутся совершенно против моей воли. И теперь уже у всех в комнате захлопнулись челюсти.

– Ч-что? Я не понимаю, как это у меня получается. Я… – И тут я замираю, содрогаясь от энергии, которую источает буквально каждая клеточка моего организма. Снова на меня накатывает то самое чувство: ощущение полного и безграничного контроля, как будто кто-то подсказывает мне, что надо делать.

– Отпусти меня, – приказываю я ближайшему мужчине.

Непонятно откуда взявшаяся смелость течёт по моим жилам. Как будто этот мужчина всего лишь марионетка, и его ниточки привязаны к мои пальцам. Оковы спали. Я поднимаюсь. Не представляю, на сколько ещё хватит адреналина, но что-то подталкивает меня к двери. Я выхожу в коридор, направляемая мистической силой, и в момент просветления я прихожу в себя.

Нужно убираться отсюда. Быстро. Но… Что только что со мной было?

В голове бешеная свистопляска. Почему дрожат руки? Как я это сделала? Они собирались меня убить? Они всерьёз хотели меня убить? Я напугана как никогда, и всё, что раньше было таким ясным и понятным, теперь навсегда потускнело. Но одно я знаю наверняка.

Я прокажённая. И это смертный приговор.

Глава 2

Успокойся. Придай лицу невозмутимое выражение. Живо.

Я иду до конца коридора и снова прохожу через дверь приёмной, где ожидает новая партия пациентов. Они уставились на меня: я совсем не похожа на медсестру.

Я невнятно бормочу что-то, проходя мимо них, стараясь не показать своего страха, но дрожание рук и гулко бьющееся сердце выдают меня. Мой рот кривится против моей воли, и лицо искажается. Уверена, что все в комнате это заметили.

Паника подступает к горлу. Нужно остановиться. Это непозволительно.

Тощий мальчишка у самого входа пялится на меня огромными голубыми глазами. Его молчаливая сдержанность улетучивается, когда я приближаюсь, и он поднимается, пятясь от меня. Контроля как не бывало. Глазам не верю. Он что, боится меня? Но эту мысль сменила другая. Уверенный голос берёт верх надо моим сознанием.

Он у тебя на пути, Холлис.

Что-то заставляет меня поднять руку, и, прежде чем я успеваю сообразить, моя ладонь уже направлена на грудь мальчишки. На его лице страх, и он пятится назад, запнувшись о стул.