Лепестки Ветириоса: Смерть тебя любит

Тереза Вайборн

Лепестки Ветириоса: Смерть тебя любит

Посвящается

Хочу от всего сердца поблагодарить своего молодого человека за то, что всегда поддерживает меня и понимает мои увлечения. Что бы ни случилось, я люблю тебя и благодарна судьбе, что ты рядом.

А ещё эта история – моё маленькое признание музыке Анжелы (Green Apelsin). Её песни трогают меня так глубоко, что порой слова не могут передать те чувства, которые рождаются во мне при их прослушивании.

Всем тем, кто боится пустоты.

Возможно, однажды и вас спасёт истинная любовь…

Напоминаю, что наша настоящая сила заключается в умении любить самого себя.

Плейлист

Green Apelsin – Зверь

Sarah Hester Ross – Savage Daughter

Eleanor Rigby – The Beatles

Наша Таня – Намордник

Sleeping Wolf – PAIN

Green Apelsin – Чревоугодие

Green Apelsin – Кукловод

Celtic Woman – Teir Abhaile Riu

Tommee Profitt, Fleurie, 2WEI – Mad World

Green Apelsin – Сердце не бьётся

Adam Jones – You can run

Green Apelsin – Бремя Проклятого

Green Apelsin – Труп невесты

NF – Can You Hold Me

Loren Gray – Queen

Green Apelsin – Игрушка

July Jones – Girls can do anything

Green Apelsin – Станцую на твоей могиле

Paris Paloma – the warmth

Пролог

Чувство будто снова в груди бьётся сердце

Я тебе открою смерти нежной дверцу

Мы покинем мир живых нам здесь нет места

Ты живой жених, я мертвая невеста

Green Apelsin – Труп невесты.

Мы дали друг другу слово, что не станем утешением или светом – но будем взаимным падением. Если ты сорвёшься в пустоту, я последую за тобой не для спасения, а, чтобы вместе сжечь дотла последний мост между разделяющими нас мирами. Ты пообещал, что, если я обращусь в прах, твои руки соберут меня вновь, возрождая плоть, кости и мечты, возвращая дыхание жизни.

Пылающее копьё в руке разрезает тьму. В груди разгорается жгучая, тянущая боль то ли от жара оружия, то ли от силы, которая уже на пределе, но, несмотря на это, готова биться до последнего монстра.

Мчась сквозь лес, я замечаю, что деревья склоняются и расступаются, впуская богиню под свои мрачные кроны. Огонь, танцующий вокруг, не обжигает: он ласково скользит по листве, понимая, что в этот раз я пришла не за разрушением.

В этот же момент грохот грома раздаётся над головой, и этот выплеск энергии пронзает уши. И это не просто звук, а звериный рык, вырвавшийся из озлобленной пасти небес. Кому, как не мне, знать, кто так активно гневается, расширяя ноздри в очередном приступе ярости… Всё это пробуждает магию в моих венах, так как времени осталось совсем мало. Хорошо, что свет пламени указывает дорогу и защищает меня, окутывая сиянием, которое не сулит прощения тем, кто пришёл погубить людей.

Монстры, изуродованные творения моих братьев и сестёр, надвигаются из мрака лесной чащи, ведомые жаждой мести, которой их насытили те, кто именует себя богами. Я поднимаю копьё, и оно дарует очередную вспышку, возвращая миру рассвет. Один удар разрывает грудную клетку твари, являя окровавленные лепестки плоти, что так похожи на лотос. Запах горящей кожи бьёт в нос, возвращая воспоминания о годах, проведённых в постоянной войне.

Руки знают, куда нанести следующий удар. Но я не боец, а явление, желание. Это великое жертвоприношение всем смертным, где каждый взмах оружия отдаляет конец человеческого существования.

Босые ступни скользят по траве, не оставляя следов, а лёгкие полупрозрачные алые ткани вокруг бёдер трепещут, подчиняясь ветру и ритму моей ярости. Ленты, обвивающие руки, извиваются, как длинные паучьи лапы, пока я вращаюсь, рассекая чужие тела.

Во время битвы губы шепчут песню: ту самую, что возлюбленный пел, когда держал мою голову на коленях. Мелодия едва различима сквозь грохот сражения, но с каждым словом проникает глубже, вплетаясь в ритм боя.

Под этот напев пасти тварей разеваются, когти рвут воздух, но клинок опережает любое движение. С каждым взмахом тело становится быстрее и смертоноснее, целиком и полностью подчиняясь желанию поставить вредителей на колени.

Я – богиня войны. Это кажется забавным, ведь именно я защищаю этот мир от кровопролития.

Ещё одно движение, и я ловко подкидываю копьё, отрубая голову чудовищу.

Под ногами слышен хруст костей. В воздухе витает запах гнили и смерти, следующий за мной будто за создателем. Сердца монстров не бьются, но их тела движутся, словно живые. Они готовы укусить, выпить кровь, истощить мою плоть. Их голодные рты так близко, но лезвие вышибает клыки каждому.

Если бы чудовища дотянулись, они могли бы прожевать меня в несколько укусов. Будучи бессмертной, я не способна умереть быстро, но мне не неведома всепоглощающая боль. Но даже так улыбка на губах сохраняется, когда кровь чудовища брызжет в лицо. Монстры прибывают волнами, их злобные глаза жаждут человеческой плоти. Они рвутся ко мне, желают меня, пока я со смехом ломаю им руки и ноги.

Наконец бой окончен. Я громко выдыхаю и поднимаю взгляд к небу: тучи рассеялись, и сама природа будто вознаграждает меня: солнце нежно греет, ветер ласково гладит кожу. Но вдруг свет гаснет, и тьма снова падает на землю, накрывая всё вокруг.

Это уже не чудища, что хотят съесть людей. Это – моя семья.

Теперь лишь молния, ударившая в дерево рядом, освещает пространство, и я вижу спустившихся богов. Их сияние напоминает блеск звёзд в холодную ночь. Это зрелище олицетворяет могущество, но также таит в себе злобу, укоренившуюся в бьющихся бессмертных сердцах. Каждый из них излучает свет, кажущийся живым, но редко приносящий с собой что-то помимо отчаяния.

Все шестеро окружают меня, лица семьи отражают гнев из-за предательства. Я знала, что суда не избежать, но надеялась, что у меня будет больше времени.

Штормволл выступает вперёд. Огромный, почти вдвое выше, он наклоняется, и взгляд его жжёт, пытаясь отыскать в моих глазах стыд – но наталкивается лишь на холодную решимость и гордость, что не нуждается в оправдании. Всё было сделано осознанно.

Понимая, что извиняться я не стану, он позволяет нашей семье высказать всё своё недовольство.

– Ты предала нас, – голос Аривиры звенит, будто кто-то разом опрокинул со стола тысячи хрустальных бокалов.

Её красота могла бы лишить зрения, будь собеседник смертен.

– Ослушалась воли, – рявкает Буревол, сдерживая ярость.

– Это не твоё копьё, – шепчет Дженсания, богиня жизни, и в её голосе сквозит печаль, смешанная с презрением.

Пальцы крепче сжимают орудие. Они ждут покорности, раскаяния и склонённой головы. Но в ответ я могу лишь горько усмехнуться. Сейчас, когда силы мои ослабли, я не могу дать отпор, но принимаю грядущее наказание.

– Это оружие принадлежит всем, – мой голос звучит спокойно, но непреклонно.

Ветер вокруг нас поднимается, окружая и цепляясь за кожу.

Конечно, Буревол зол, и природа отвечает на зов брата.

– Большинство было против, – напоминает Буревол. – Почему ты решила, что твоё слово выше воли совета?

– Потому что, в отличие от вас, родные, у меня нет желания топить мир в крови.

Ноздри Штормволла расширяются от гнева. Когда-то я была ему ближе всех, его любимицей, а теперь предала, ударив в спину. Такое не прощается… Только не им.

Боги взмахнули руками и отбросили моё тело в сторону. Спина с треском ударяется о дерево, раскалывая ствол. Я медленно поднимаюсь, слыша каждый хруст вывихнутой кости, и резкими движениями вправляю их на место.

– Решили избить меня в наказание? – непринуждённый тон лишь раздражает семью.

Молнии бьют в землю одна за другой, ослепляя вспышками, от которых трещит воздух. Гром разрывает тишину, каждый раскат – рёв ярости Семи, сотрясающий мир. Буря, вызванная спуском богов, стала небесной карой, живым воплощением власти. Ветер, налитый злостью, ревёт, как зверь, вырывая с корнем деревья, что ещё недавно отчаянно защищали меня. Я физически ощущаю, как семья наносит непоправимый вред природе, безжалостно демонстрируя мне, сестре-предательнице, собственную мощь.

Как же сейчас страшно людям, что прячутся в своих домах, не понимая, почему природа так гневается, где они допустили ошибку, что мир вдруг начал рушиться… А в этот момент птицы падают на землю с изломанными крыльями, и даже реки, кажется, пытаются убежать, меняя русла. Всем страшно. В этот миг я на секунду содрогаюсь, понимая, что больше не увижу взгляда супруга, не почувствую нежности его пальцев и не услышу сладких речей, что шепчут о любви.

– Мы не собираемся тебя бить, – наконец произносит Штормволл.

Его голос прорывается сквозь ветер. Он звучит прямо в ушах, внутри черепа и в груди.

В его устах слышится древний зов смерти, и всё это обращено лишь ко мне.

Они поднимают оружие одновременно – шесть божественных клинков, направленных в одно сердце. И в этот миг, среди блеска лезвий и завывания бури, единственным желанием становится взглянуть в глаза того, кого люблю: те, в которых нет осуждения, только тишина и принятие. Почувствовать тепло его губ, убедиться, что он ещё здесь, дышит. Но я молюсь. Лишь бы Таолорис не пришёл. Не увидел, как исчезает та, что называла себя его безумной богиней, а теперь – сломленная и обессиленная.

Та, чьё сердце скоро перестанет биться.

Волна магии ударяет в грудь с такой силой, что всё внутри будто разрывается. Тело сгибается, воздух вырывается из лёгких с хрипом, и в ту же секунду начинается разрушение. Кости трещат одна за другой, ломаясь с глухими, влажными звуками, будто внутри рвётся мокрая ткань. Позвоночник складывается, как деревянный домик под сильным напором ветра. Кожа горит, медленно, мучительно, отслаиваясь клочьями. Мой собственный огонь больше не щадит меня, свою недавнюю повелительницу.

Сознание не уходит. Оно держится, как последний бастион, и в этом их жестокость: дать прочувствовать всё. Услышать, как трескается таз. Как ломается шея. Как когда-то бессмертное сердце, сбившееся с ритма, бьётся всё медленнее, и в последний миг: замирает, оставляя за собой пустоту.

И воссоздал он ее

Мужчина нашёл её кости: хрупкие и забытые, будто выветренные временем. И долго обнимал их, прижимая к груди, словно это был единственный свет в его холодной вечности.

Смерть опустил их в землю, так же, как люди сажают семена в надежде вырастить сад. Он пытался вернуть к жизни цветок, разорванный беспощадной магией богов.

Кости спали в промёрзшей почве долго. Магия стекала по ним, как вода, согревала, напитывала, дарила отблески солнца.

Казалось, если его рука коснётся цветов – они завянут. Если приблизится к живому – оно умрёт. Но её тело собиралось по крупицам, медленно, терпеливо, от его осторожных прикосновений.

Он едва дышал рядом, боясь, что слишком долгая близость уничтожит всё, что так мучительно рождалось в терниях его собственной надежды.

Оставалось только верить, как люди верят в богов. Так и Смерть верил: она вновь придёт в этот мир из пустоты.

Бог ждал. И молил всё мироздание, но не о милости, а лишь о её воскрешении.

Глава 1

Тьма окутывает, словно холодный саван, в котором нет ни движения, ни света. Все, что остается это погружаться в призрачные волны воспоминаний, осознавая: будущего нет, есть лишь бесконечное прошлое, растворяющееся в пустоте.

Вечная ночь въелась в мозг настолько, что я забываю, как выглядело солнце, какого цвета были листья на деревьях. Из памяти уходят оттенки глаз, цвет волос и лица тех, кто был дорог. В голове остаётся лишь бездонное, черное пятно… Дни сливаются в одно, сдавленные безысходностью и глухой тишиной отчаяния. Воздух словно ускользает, а дыхание остаётся со мной лишь по привычке. Забвение это обманчивое тепло, которое не согревает, а отнимает жизнь. Мысли и чувства словно пленники, скованные цепями немоты, навеки заточённые внутри когда-то бессмертного тела.

В попытках ухватить хоть крупицу прошлого, сознание проваливается в бездну. Опустошение, будто холодный ветер, пронизывает каждую клетку, и боль утраченных возможностей тянет вниз, где даже надежда способна умереть одной из первых.

И всё же, отказ от борьбы не в моём характере. Я продолжаю думать, продолжаю вытаскивать из своей памяти хоть что-то, чтобы не пропасть окончательно. Не стать марионеткой в руках смерти. Сознание подобно очагу, где вспыхивают искры света и жизни. Я борюсь за сохранение себя, чтобы не погрузиться в безумие этой безысходности. Хочется верить, что за границами этой тьмы есть нечто большее. Где-то сияет свет, который мне вновь предстоит увидеть. Возможно, это лишь мираж, но усталость от мрака настолько сильна, что я готова ухватиться за малейший проблеск спасения.

Сколько времени прошло с тех пор, как я мертва? Сто лет? Двести? А может, тысяча?

Вначале после гибели я ощущала покой, но вскоре он сменился гневом, и ненависть к братьям и сестрам разгорелась в душе. Их жестокость не знала пощады к предателям, хотя я была частью их семьи. Тысячи лет мы существовали рядом. Я не совершила зла, лишь желала спасти людей. Однако Боги уже вынесли приговор, и спорить было запрещено. В мире небес мнение большинства ценилось гораздо выше, чем голос одной несогласной богини. Все они были самовлюбленными и эгоистичными, но и я не отличалась от них.

Мы – семеро великих Богов, чья власть простирается над небом и землёй. Королевства преклонялись пред нами, возносили молитвы ежедневно. Но с течением веков их голоса стали тише, обращений к нам – всё меньше. Мы ослабли. Человеческие молитвы подпитывали нашу магию, без них она была всё ещё сильной, но недостаточно для тех, кто желал подчинить себе каждый океан, каждую душу. Вскоре исчезли и наши образы со стен дворцов, даже малейшие следы веры растаяли из домов смертных. Вместо нас люди избрали иных богов, тех, что ходят по земле, ближе к их сердцам. Мы остались одни, на холодных тронах, пленники собственного эгоизма. Ведь нельзя быть королём или королевой без своего народа, можно быть лишь одиноким богом, покинутым всеми.

Ярость охватила Штормволла, жгла его изнутри, словно раскалённое пламя, и он предложил жестокий план – запугать людей, заставить их вновь вспомнить о нас, о богах, которых они забыли. В порыве общей магии возникли создания из самых тёмных глубин кошмаров: монстры, несущие с собой безысходность. Они были бледны, с шеями, изогнутыми и вывернутыми в нечеловеческих позах, вызывая ужас одним лишь взглядом. Их тела были длинны и тонки, напоминая человеческие, но источая лишь голую жестокость. Когти, острые как лезвия, мгновенно разрывали плоть, а зубы ломали кость, выпивая кровь жертвы до последней капли, оставляя позади пустые оболочки.

Они беспрестанно рыскали по земле, сея хаос и разрушение, безжалостно уничтожая всё, что попадалось на пути.

Я смотрела на весь этот ужас, созданный, в том числе, и моей магией. И с каждым мгновением всё чётче понимала: это было неправильно. Тогда я схватила Копьё Огня, оружие, созданное нами специально для сдерживания собственных созданий, если те выйдут из-под контроля и начнут разрушать всё вокруг. Воспользоваться копьём стало единственным шансом навсегда покончить с монстрами. Этих чудовищ мы прозвали кровавыми поглотителями и направили их разрушать разные участки трёх королевств.

Перед своей смертью мне удалось остановить лишь две из трёх точек. Возможно, моя жертва была напрасной. Третья всё же пробудилась, и чудовища с ненасытным голодом прошлись по земле, оставляя за собой лишь боль, а люди, некогда забывшие богов, теперь с отчаянием в голосе снова шепчут их имена, умоляя о пощаде.

Мысли вязнут. Внутри тяжесть поражения, сжимающая горло, словно пепел очередной войны, медленно покрывающий старые, потревоженные могилы.

И вдруг что-то меняется. Пространство дрожит. Во тьме, разъедающей сознание, появляется трещина, тонкая, почти незаметная, и через неё пробивается свет. Он не слепит и не жжёт. Свет зовёт к себе. Сначала это шёпот, едва уловимый издалека. Затем он становится голосом, полным покоя, словно нежное касание губ возлюбленного.

Внезапно, я чувствую, что луч проникает сквозь броню, в самые глубины призрачного тела. Я не могу объяснить, что это за чувство, но оно наполняет новой силой, новой энергией. Не понимаю, что происходит, но страх покидает.

Рывок вперёд, как будто сама душа вырывается из неподвижности. Я мчусь, хотя не чувствую ног, двигаюсь, хотя не знаю, зачем. С каждым шагом прибавляется всё больше сил. Ощущение тела возвращается.

Я ещё здесь. Жива, хоть и не слышу биение своего сердца.

Мир обретает форму. Воздух дрожит, каждое его движение ощущается, как лёгкое прикосновение. Я различаю яркий голубой купол, которого так долго не видела. Пышные облака кажутся мне невероятно красивыми, будто я и вовсе смотрю на них впервые.

Я оглядываюсь, и вблизи проступает силуэт. Человеческая фигура, окутанная тьмой и холодом могил, хотя сегодня светит лишь солнце, но тьма всё равно обнимает его. Это не Таолорис. Я чувствую, что не он. Но даже так… Я не расстроена. Биение сердца супруга звучит в моих костях, в нервах, в магии, что вновь течёт по венам. Мы всё ещё связаны. И эта нить, сотканная из любви и боли, натянута как струна. Она указывает мне путь к нему.

– Не знаю, кто вы, – голос звучит тише, чем хотелось бы. Глаза всё ещё не привыкли к солнцу, лицо передо мной расплывается. – Спасибо… за то, что вернули меня. Но теперь я должна идти к нему.

Он заслоняет собой свет, и тень падает на землю так плотно, словно день снова погрузился в ночь. Высокий. Его фигура нечеловечески вытянута и стройна, хотя плечи широки. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с глазами цвета ясного неба. В их глубине медленно плывут белые, пушистые облака: весь небесный свод заключён в этих глазах.

– К нему? – в голосе искреннее непонимание, интонация вопроса. Он склоняет голову набок, длинные чёрные волосы соскальзывают с плеч, напоминая волны ночного моря.

– Таолорис. Он же ждёт нас?

Мужчина внимательно рассматривал меня, подмечая что-то про себя, но не произнося вслух. Нежное лицо, испещрённое шрамом, проходящим от одного глаза к другому, было непроницаемым. Но взгляд… Если всмотреться, в глубине этих облаков видишь, как они движутся, тихо и медленно, унося за собой мысли и время.

Это не человек. Ни один смертный не излучает подобной энергии. И ни один не способен устоять, когда я рядом. Сила, спящая во мне, легко сбивает людей с ног, принуждает преклонить колени и молить о пощаде даже не зная, причиню ли я боль. Такова природа богини войны, если дать ей волю в глубине сердца. Такова и моя судьба, отрешённая от человечества. Я люблю их… но они боятся, даже когда осмеливаются сражаться. В их легендах моё имя звучит синонимом разрушения, бурей, несущей голод и смерть.

– Да, он ждёт тебя, – наконец произнёс мужчина, выглядящий не старше двадцати пяти, но наполненный той древней энергией, что дышит тысячелетиями.

Ветер ласково тронул волосы, солнце разлилось по коже живительным теплом. Воздух был напоён ароматами цветов, а деревья вокруг сияли такой зеленью, будто мир решил расцвести только для меня. После долгого сна в безмолвной гробнице, я проснулась. Пение птиц было слишком нежным, слишком реальным, будто само небо приветствовало моё возвращение. Я медленно обернулась, и взгляд наткнулся на то, что, возможно, должно было остаться забытым: могила. Та самая, где совсем недавно покоились мои кости.

По позвоночнику прошёл ледяной ток: беспокойство, глухое непонимание и самое древнее, первобытное чувство – страх, который обычно принадлежит лишь людям. Я не вернулась в тело; оно было новым. Ожила не плоть, пробудилась лишь энергия, какой-то отголосок души, сотканный из магии и боли.

Я подошла ближе, опустилась на колени и дотронулась до земли. Она была холодна, но в её покое я ощущала память. Словно сама почва хранила мою смерть и молчаливо наблюдала моё возвращение.

Как? Почему именно сейчас? Кто осмелился вернуть богиню из самой ПУСТОТЫ?

Ответов не было. Вопросы рвались к горлу. Не сейчас. Пока мир пульсировал светом, пока листья шептали на ветру, я позволила себе вдохнуть этот момент. Просто ощущать жизнь, даже если лёгкие давно опустели.

Мир вокруг казался новым и волшебным. Каждый шаг, каждый взмах ресниц наполняли меня безмерной благодарностью за то, что мне был дарован второй шанс. Я оглянулась, наслаждаясь обновлённым воздухом и вновь обретенными прелестями жизни. Я прошептала слова благодарности. Не думая ни о чём, я закружилась в диком танце. Музыка звучала в моей голове, ведя тело вперёд, а красное прямое платье развевалось вокруг меня. Я зарылась руками в свои длинные чёрные волосы и закричала – громко и пронзительно. Это был крик пробудившейся Богини, сотрясший весь лес и землю.

– А я хотел, чтобы всё прошло тише, – выдохнул мужчина, поправляя чёрную рубашку, испачканную землёй.

Лишь на миг он улыбнулся, встретившись со мной взглядом. Я знала: моя радость искрилась в глазах, плясала на губах, стремилась в раскрытые в стороны руки.

Я не дышала, а если и пыталась, то лишь по привычке. Моё сердце не билось, а кожа оставалась холодной. Не жива и не мертва. Присутствую, существую, но не так, как остальные. Это не расстраивает: я всё ещё способна ощущать жизнь вокруг. И если мертва внутри, это не мешает наслаждаться всем, что окружает.

Сейчас я счастливее любого живого.

Вновь закружившись в танце, я громко напевала весёлую мелодию. Волосы развевались, ноги то отрывались от земли в лёгком прыжке, то скользили по мху. Я касалась деревьев, проводя по ним пальцами, приветствуя каждого из них лично. Именно так боги раньше выражали свои чувства, они играли музыку, танцевали друг с другом и растворялись в удовольствии.

Мужчина стоял, скрестив руки на груди, наблюдая за мной с лёгкой полуулыбкой, будто я была диковинным зверьком. Он не торопил, не звал, просто смотрел, позволяя мне насладиться моментом.

– Не так я себе представлял богиню войны, – наконец сказал он, чуть наклонив голову вперед, как будто изучал меня под новым углом.

Остановившись я сделала круговое движение рукой, указывая на себя от макушки до носков.

– Я должна была быть выше? – спросила я и рассмеялась, указывая на свои полтора метра.

Он усмехнулся, качнув головой, и шагнул ближе.

– В легендах ты холодная, решительная… и ни секунды не тратишь на что-то, что может называться весельем, – голос его был насмешлив, но мягок.

– Всегда знала, что должна была родиться богиней жизни, как Дженсания, – пошутила я, делая пару движений бедрами. – Но вселенная решила иначе.

– Так гораздо лучше. Война танцует передо мной, – сказал он, качая головой, – не думал, что что-то ещё сможет удивить меня за столько лет существования.

– Я ещё и петь умею.

– Не сомневаюсь, только что слышал.

Я замерла, вдохнула глубже и подошла ближе, сбросив остатки беззаботности с плеч.

– Какая магия смогла вернуть меня к жизни? – спросила я, глядя прямо в его необыкновенные глаза.

Он усмехнулся, как будто только этого вопроса и ждал. Его взгляд стал чуть тяжёлым, но голос остался спокойным:

– Магия бога смерти.

Я моргнула, не сразу осознав услышанное.

– Что? – переспросила, шагнув ближе, почти шепча.

Он не отступил. Наоборот, мужчина тоже шагнул ко мне, не отводя взгляда, повторил:

– Магия бога смерти, – и медленно поклонился мне.

Глава 2

Среди высших ходили легенды: полушёпотом, будто само имя приносило беду. Шептались, что где-то во тьме существует Бог Смерти. Ни один бессмертный, сколько бы тысячелетий он ни прожил, не осмеливался утверждать, что взглянул в его лицо. И в этом была естественная гармония: если существует богиня жизни, значит, где-то ходит её противоположность – Гибель.

Но в отличие от неё, Смерть, как гласили легенды, не даёт вторых шансов: не воскрешает и точно не возвращает из пустоты.