Одиннадцать огней Азеры

Она не понимала, происходит ли что-то или кажется. Однако в этот раз разум ее точно не спал, когда она, уже не способная двигаться и мыслить, услышала тихую песню.

Кто-то пел печально и далеко. Она не знала этой песни, но та была желанной и знакомой, словно друг, которого девушка давно не видела, но не забыла. Которого она встретила вновь.

– В невидимом замке нет света и голодно… И тени стенают, царапаясь холодом… – песня разрушала лед и давала чувство надежды.

В черной воде звездами отражались синие и коричневые отблески. Тонкая вязь инея покрывала траву. Ощущая, как холод проникает в ткань туфель, она одновременно наблюдала себя со стороны и не могла увидеть, что происходит вокруг, словно ее взгляд закрывала шелковая ткань.

Горячая рука окутала ее ладонь теплом, мягко сжимая, поглаживая большим пальцем, и увлекая за собой. Не быстро, но медленно они ступали по тропе из травы и инея, и чувство неизвестности отражалось игрой света и тени перед глазами девушки.

– Доверься мне, – шептал он, не прекращая идти, но ощущая каждую смену ее эмоций. – Свет мой, все будет хорошо.

Прохлада сменилась теплом солнечных лучей на ресницах и щеках. Место назначения? Он остановился и, не отпуская ее руки, потянул за тонкие ленты на затылке, касавшиеся волос. Мир озарился миражом.

Она моргнула. Уходящие в высоту белые колонны поддерживали купол, сквозь стекла которого завесой спускались пылинки. Она оглянулась. К постаменту, у которого они стояли, вела белая дорожка. Он смотрел на девушку, чуть наклонив голову, счастливо улыбаясь, и не отводил взор.

– Где мы? – она не говорила вслух, будто думая.

– Тебе нравится? – он обвел рукой украшенный зал. – Я сделал это для тебя, – он, шурша, встал на колено. – Ты ответишь на мой вопрос?

Вопрос? Она искала ответ на вопрос. Из-за этого они спорили так громко, что не заметили, как на них несется тень. Они всегда спорили, отдавая спору свою страсть так же, как и всему, что делали вдвоем. Смешивая крик и скрежет металла в одно, тень разрушила их мир в одно мгновение. Даже боль не могла вырвать ее из сна. В этом сне продолжал звучать его голос. Он не покидал ее.

Ардали проснулась со смутной тревогой. Она лежала одна, укутанная в несколько одеял, в том же платье, в котором уснула вечером. Девушка перекатилась на другую сторону.

Сквозь тонкую ткань проникал свет. Ардали понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, чем являлось это полотно света. Она открыла занавес, скрывающий кровать. Дом семьи Мернар. Стало быть, Лигелий перенес ее сюда, когда девушка уснула.

На столе в пустующей комнате лежали несколько яиц и хлеб. Она медленно поднялась, разминая побаливавшие после всего произошедшего руки и спину, и подошла к столу, оставляя на пыльном полу отпечатки ног. Она понюхала яйца и хлеб. Они были теплыми.

Если Лигелий принес их, значило ли это, что сам он поел? Девушка почистила яйцо и вгрызлась зубами в хлеб, невольно всматриваясь в окно. Откуда амориец достал еду и где был сейчас? Ардали осмотрелась, но дом семьи Мернар не ответил на ее вопрос: вещей Лигелия не наблюдалось.

Как он был тих! Амориец не оставлял следов, но его присутствие не исчезало, даже когда он не был рядом. Девушка сделала глубокий вдох. Несмотря на произошедшее, впервые за долгие мгновения она ощущала себя отдохнувшей. Тревогу сменила уверенность. Она не боялась теней, бегущих в крови, и была уверена, что попадет в Собор Хаоса, как и желала. Ардали знала, что Лигелий придет, и ловила себя на мысли, что ждет этого.

– Доброго утра и приятного аппетита, – амориец вернулся, когда Ардали чистила последнее яйцо. Девушка тут же обернулась. Он поставил на стол ведро. В прозрачной воде плавал ковш в виде птицы. – Будете?

Лигелий зачерпнул воды, и Ардали отложила хлеб. Двумя руками поддерживая ковш, она сделала глоток. Вода оказалась прохладной, но не ледяной, как бывает, если только зачерпнуть ее из колодца. Она имела приятный терпкий вкус.

– Спасибо, – сказала девушка.

– Хороший аппетит.

– Прости, – Ардали смутилась, переводя невольный взгляд на стол, где лежали скорлупки. – Я подумала…

– Что я ушел?

– Нет! Просто… – Хаос! Да она вовсе не думала!

– Я был на пробежке.

– На пробежке?

Ардали не знала, почему это удивило ее. Лигелий всегда действовал не спеша. Она могла представить аморийца за письмом и рисованием, в танце или на прогулке, но бегущим – нет.

– Ученики Замка проходят серьезную подготовку, – усмехнулся Лигелий и сделал большой глоток. Тонкие пальцы его разжались, бесшумно опуская птицу-ковш. – Занятия дисциплиной стоят в расписании всех отделений. И либо ты полюбишь дисциплину, либо будешь страдать.

– Но тогда… – девушка с трудом отвлеклась от разглядывания мужских рук. – Где вы взяли еду?

– Мы снова на «вы»?

Ардали хотела напомнить, что они не переходили на «ты», но потом вспомнила, что, кажется, обратилась к Лигелию на «ты». Совсем недавно. Первой.

– Прости… те.

– Я начинаю уставать от далеких «вы», – вздохнул амориец и убрал руки за спину, с силой выпрямляясь. – Мы провели ночь вместе, дели Ардали. Предлагаю впредь обращаться друг к другу на «ты».

– Мы не проводили ночь…

– Вместе? – поймал на полуслове Лигелий и рассмеялся, наклонив голову попеременно к правому и левому плечу. – Полагаю, мне привиделось.

Он выпрямился еще раз и вернулся в исходное положение. Глаза его блестели весельем, и это вызвало в девушке протест.

– Вы невыносимы, аделье Ансельм!

– В самом деле? Однако я выношу даже, когда вы называете меня именем семьи, – с улыбкой заметил Лигелий. – Вам вообще позволяется многое, дели Ардали. Не думаете?

– И не полагаю! – возразила девушка, понимая правоту аморийца, но не желая уступать. Она выразительно доела хлеб.

– Вы съели все, что у нас было! – хмыкнул Лигелий и показательно зааплодировал. – Надеюсь, вам не станет плохо от такого количества еды?

Он кивнул на стол. Глаза девушки расширились. Ардали наполнила ковш водой, делая большой глоток, но тошнота уже начала подступать к горлу. Как она могла забыть! Девушка застонала сквозь зубы, сползая на пол. Она была необыкновенно глупа и несдержанна! Как и всегда.

– Гак возьми… – она прикрыла ладонью рот, чувствуя, как вкус отдается ядом. По насмешке пути она любила яйца, хотя те вызывали тошноту.

– Что с вами? – спросил Лигелий, опускаясь рядом. Ардали залюбовалась тревогой в его глазах и болезненно сжала ладонь. – Я могу помочь?

– Говорите. Что угодно, – она закрыла глаза, не сдержав тихий стон.

Одним движением он сменил положение, оказавшись сзади, чтобы в любой миг поддержать ее. Амориец положил ладонь на плечо девушки и осторожно погладил его.

– Когда вы засыпали, вы сначала двигались и дышали часто, – сказал Лигелий первое, что ощутил на языке. – Хотя вы закрыли глаза, я был уверен: не спите. А потом постепенно вы затихали. Дыхание становилось глубже, медленнее, шуршания все меньше. В одно мгновение я поймал чувство, словно нахожусь в тихом лесу: нет беспокойства ни в звуках, ни в ощущениях. Я перенес вас в дом, когда вы заснули. Боялся разбудить и еще больше боялся, что вы проснетесь, а меня рядом нет, поэтому не засыпал. И я слышал… вы смеялись, улыбались во сне. А иногда, когда вы двигались или ваше дыхание менялось, чтобы вам не было страшно и вы не чувствовали себя одной, я шептал успокаивающие слова.

Прежде не дыша, Ардали глубоко вдохнула, пытаясь выровнять дыхание. Слова аморийца овладевали ей как пламя овладевает сухой травой. «Продолжай», – мысленно взмолилась девушка, желая и дальше погружаться в мягкость слов.

– Вы шептали? – тихо спросила она. – Что?

– Слова, которые я не думал, что когда-нибудь произнесу.

Лигелий, кажется, смутился. Сотни возможных слов пронеслись в голове девушке, но она ни одному не позволила задержаться. Не желая стать жертвой надежды, Ардали никогда не давала той слишком много свободы. Она открыла глаза.

– Спасибо вам, – порывисто сказала она.

Она благодарила за письмо и за вечер во дворце императрицы. Она говорила «спасибо» за историю у костра, за ночь и плечо, за еду на столе с утра. Она благодарила за то, что амориец еще не сделал, но мог сделать. Она говорила «спасибо», потому что иное не решилась бы сказать.

– Кажется, вы все еще не пришли в себя, – улыбнулся Лигелий. Он словно впервые чувствовал себя неуютно, и, ощущая это, Ардали не стала более шутить над ним.

– Вы совершенно правы, – кивнула она. Не пришла. Да придет ли когда-нибудь снова? – Вы так и не ответили, откуда взяли яйца и хлеб.

– Милийцы провожали утром Литу и ее мужа в Милери, – Лигелий охотно поддержал смену темы. – Лита собрала прощальный стол. Я проходил мимо, когда она спросила о вас.

– И вы, конечно, не отказались остаться…

– Не угадали, – улыбнулся амориец. – Я не стал задерживаться. Выразил свои поздравления, пожелал хорошего пути. Лита попросила взять еды для вас. Я взял.

– Негусто вы взяли.

– Я думал, лилии клюют как птицы.

– Птицы бывают разные, знаете ли…

– В следующий раз я заберу весь стол!

Они рассмеялись, понимающе переглянувшись. Следующий раз. Ардали зацепилась за сказанное раньше, чем осознала.

– Нам же пора возвращаться!

Улыбка Лигелия исчезла тут же. Как тепла была эта перемена в нем!

– Ваше решение неизменно?

– А вы решили поселиться в Мили? Подарить ключ?

– Я подготовлю эттали, – просиял амориец.

Лигелий чистил копыта малире, когда Ардали вышла из дома семьи Мернар, закрыв дверь на ключ. Она умылась прохладной водой, переплела волосы и надела туфли, но все равно казалась себе неопрятной.

Амориец выглядел так, будто только вышел из дворца императрицы, хотя лег позже девушки, а встал раньше, успев побывать на прощальном столе Литы, сходить на пробежку и принести воды. Он прекрасно выглядел и был в хорошем настроении.

– Малире вернулась сама? – привлекла внимание девушка, так и не найдя во внешнем виде Лигелия изъянов.

– Вы сомневались? – спросил он, не отвлекаясь от занятия.

– Слегка, – девушка приблизилась, проверив напоследок замок.

Амориец поставил копыто лошади на землю, откинул щетку на траву с ведром, вылил грязную воду и неспешно наполнил его водой из колодца, словно весь путь занимался этим. Ардали не отводила взгляд. Он повторил сделанное несколько раз, прежде чем ведро стало чистым.

– У вас осталась вода? – проведя рукой по лбу, спросил он.

– Немного.

– Тогда напоите эттали, – попросил он. – Я пока приведу себя в порядок. Не возвращаться же мне в столицу так.

Ардали подняла наполненное на четверть ведро, размышляя над тем, что не нравилось аморийцу, и поднесла к лошади, поставив его у ее копыт. Не достав до воды с первой попытки, малире уставилась на девушку неодобрительно, и Ардали нехотя приподняла ведро. Лошадь сделала несколько крупных глотков.

– До чего избалованное создание, – фыркнула девушка, не сдержавшись.

Малире тряхнула мордой. Ардали отшатнулась, но поздно – ведро опрокинулось на нее. Лигелий оказался тут же. Он погладил малире.

– Дели Ардали, малире не терпят невнимания, я ведь говорил, – смеясь, сказал он, поднимая ведро.

– Так сами бы и поили свою лошадь!

– Как вы похожи на нее!

– Что-о? – не выдержала девушка. Ардали набросилась на аморийца, не сдерживая чувств, и неожиданно легко повалила того на траву. Лигелий не пытался защититься. – Вы только что сравнили меня с лошадью?

Несколько мгновений она выплескивала чувства, но негодовать на того, кто не оказывал сопротивления, было неинтересно. Ардали быстро потеряла запал, перекатившись на бок.

– Успокоились?

– Платье испорчено.

– Да, неприятность, – усмехнулся императорский сын.

– Вы сравнили меня с лошадью!

– Я сказал «вы похожи на нее». Вы не дослушали, решив, что я сравнил вас с лошадью.

Ардали повернула голову к аморийцу, и их взгляды встретились.

– Тогда что вы имели в виду?

– И если тьма пути с улыбкой и изящным росчерком, то свет его с печалью и любовью, – процитировал Лигелий. Кажется, это было одно из древних ха. Слова аморийца прозвучали спадающим с плеч обожженным шелком.

Шелест и запах травы, плеск воды, юноша и девушка на земле. Боль охватила девушку, вызывая в памяти одну из картин, которые она видела при «выпадениях».

Тянулась трава. Лежали книги. Затихала ярмарка. Ярмарка? Было мокро и холодно, хотя вокруг тепло. Обещали дождь. Да, все точь-в-точь. Не хватает лишь летающих огней. Сияющих мотыльков.

На ней красно-черное ажурное платье, а он одет в темно-фиолетовый костюм с золотыми вставками. Ее полумаска не скрывает лицо, оттеняя его как черный рисунок, а его лицо полностью закрыто. Она поворачивает к нему голову, глядя как в его глазах отражаются огни.

– А представь, что ты дитя иного мира, проникнувшее к нам. Ты помнишь его, пусть ничего и не знал о нем до сих пор, – вдруг прошептала она.

Ярмарка, которую называли празднованием границы миров, была одним из ее любимых праздников. Она любила ее за освещающие ночь огни и маски, заставляющие противоречить истинной себе, за испытания и игры. Она любила ее за то, что она стала их первым праздником.

Он повернулся к ней. Она могла не видеть его лица, но в голосе его сквозила улыбка, и это знание было ценнее того, что можно разглядеть.

– Ты сказала, и я почувствовал легкое… нет, я почувствовал настоящее желание, чтобы эти слова оказались правдой, – он приподнимается, подставляя под голову руку. – Как думаешь, кем бы я был?

– А чем плох титул йера?

– Я выиграл его, но его мне дала не ты.

– А если я придумаю для тебя объяснение?

– Ты в самом деле сделаешь это?

– Я покажу.

Она поднялась, усаживаясь на земле, и разгладила ее поверхность ладонью. Первая черта. Вторая. Он сел, подтянув колено и облокотившись рукой о него. Она не была уверена, что получится, но уже с нетерпением ожидала эмоций. Она обожала придумывать объяснения известным вещам, находя в них новые смыслы, но более того любила делиться найденным с ним. «Я съем все твои эмоции!» – шутили они с друг другом.

Губы шевелились, словно она говорила с кем-то. Он держал девушку на руках, и та казалась необыкновенно легкой, словно Хаос покинул ее. Лигелий чувствовал себя беспомощным лишь три раза на пути, и два из них были связаны с Ардали.

– Сюда.

Милийки сдвинули все скамьи в доме, накинув покрывала поверх них, но самодельная кровать по-прежнему казалась маленькой и жесткой. Лигелий неохотно подчинился им, положив на скамьи девушку и откинув с ее лица прядь волос.

Его пытались прогнать. Он не помнил, какой это был раз по счету. Он отвечал одно и то же: «Я не уйду».

Знакомая Ардали молча смотрела на него. Кажется, ее звали Делара. Нет, амориец не ожидал ответа от нее, но и Старшая не отвечала.

– Делара, свечи… – обратилась Теара к милийке, старательно игнорируя аморийца. – Дело серьезно. Девушка может не проснуться.

– Так она спит?

– Еще немного, и ее сон может стать бесконечным, – отозвалась она. – Палочки! – добавила, принимая у Делары свечи Ловчих и расставляя их вокруг самодельной кровати Ардали. – В левом шкафу.

– Я хочу помочь.

– Сейчас вы не поможете, – сказала Теара, принимая у Делары тонкие деревянные палочки в вазах, напоминающие миниатюрные кувшины. – Ничем не поможете. Вам лучше уйти.

– Я не уйду.

– Я собираюсь призвать тени, – прямо посмотрела на аморийца Теара, забирая у Делары последний кувшин и отдавая свечу. Та метнулась к окну и протянула Теаре серп со свадьбы. Старшая сжала его. – Последняя попытка. Уходите.

Лигелий отрицательно качнул головой, прибавляя к известному неизвестное. Значит, в состоянии Ардали виноваты тени.

– Я не уйду.

– Делара, пересчитай: свечей и палочек Ловчих должно быть одиннадцать! Посторонитесь, – она отодвинула аморийца в сторону. Делара пересчитала свечи три раза и кивнула. Теара начертила серпом невидимый глазу круг, обойдя скамьи. Вернувшись в центр, она передала Лигелию зажженную свечу. – Тогда оставайтесь, но будьте готовы. Когда я начну говорить, зажгите свечи, стоящие рядом. И ни в коем случае не пересекайте круг, – Лигелий посторонился. Теара глубоко вдохнула. – Да помогут нам знания Старших.

– Да пребудут с нами огни Азеры, – добавила Делара.

– И не оставит Хаос, – добавил Лигелий, повинуясь неведомому желанию.

– Открыть врата, открыть, – сказала Теара, четко произнося слова, словно те, действительно, открывали двери. Пламя в ее руках дрогнуло. Делара зажгла первую свечу со своей стороны, и Лигелий сделал то же. – Азера, ты ключ одиннадцати путей, – амориец зажег вторую и третью свечи. Четвертая. Теара продолжала. На миг показалось, слово Теара говорит беззвучно, но после он понял, что не слышит ничего. Тишина укрыла его, отрезая звуки. Пламя Ловчих горело неровно. Плохой знак. Но хуже, что свечи стремились погаснуть. Пятая. Комната наполнилась приторно-сладким ароматом и дымом. Голос Теары вернулся. – Вы, кто приносит разрушение и рассоздание, сворачивая мир как свиток, я принимаю вашу власть и прошу от имени Старшей…

Разразился шторм. Лигелий открыл глаза, не понимая, когда успел закрыть их, и капли дождя упали на его лицо. Сотни значений наполнили его разум, словно принадлежали ему. Двадцать два. Закончить. Споры. Боль. Он не помнил ни одной промелькнувшей мысли.

Амориец моргнул, смахивая с ресниц влагу, и девушка рядом накрыла его плащом. То была Ардали. Она смотрела на него серо-голубыми глазами, а на лицо ей спадали светлые пряди. Она улыбалась, и в ее улыбке не было тени.

– Как невовремя, да? – спросила она. Девушка взяла его за руку, не ожидая ответа. – Давай на счет три. Раз… два… три!

Она поднялась, решительно утягивая его за собой, продолжая одной рукой держать плащ, и они побежали. Непривычный Лигелию дождь был теплым. Он пах пылью.

Они спрятались под крышей наполовину разрушенного здания, хаотично заполненного сломанными вещами. Она стряхнула капли с плаща. В слабом бледно-желтом свете он разглядел черную полумаску на правой стороне ее лица. Милийцы и раньше отмечали внешность девушки между собой, но теперь имели все основания назвать Ардали обретшей форму ночницей.

Лигелий прикрыл свечу рукой, услышав за окном то ли стон, то ли стук, выходящий за грань понимания. Полуразрушенное здание приняло очертания дома Теары, где темные мошки толпой собрались над Ардали.

– Верни ее!

Голос знакомый, но хочется оттолкнуть его, не отзываясь. Вокруг светло, точно не от свечей. Что-то не так было с его зрением – какой-то изъян заставлял свет кружиться в воздухе. Лигелий щурился, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг. Здание вернулось.

– Тебе понравилось мое объяснение?

Ардали. Нет, не она. Или она, но другая. Отражение.

– Это очень тепло, – услышал он свой голос. Девушка озарилась улыбкой.

– Вершитель теней! – она хлопнула в ладоши. – Или иначе, «двенадцатый из теней». А что, звучит! С двенадцати заканчивается день и начинается ночь. Это грань между началом и концом. Ты тоже часто ходишь по краю.

Взгляд Ардали был глубоким и мешал Лигелию понять суть, но ему нравилось слушать девушку. Хотя с самого начала можно было подумать, словно Ардали наивна и понятна, она всегда находила, чем удивить. Она отражалась множеством бликов на воде, оставаясь собой.

Он коснулся ее волос, вызывая у нее улыбку еще более ясную, чем прежде. Он наклонил голову в ответ, заглядывая в глаза девушки, словно просил о чем-то. Она провела ладонью по его волосам в ответ.

Гак знает, что такое! Лигелий был словно заперт в этом мгновении, наблюдая без возможности действовать. Он бился о края клетки, пытаясь нащупать пролом.

Теара призывала тени. Тени. Разомкнутый камень, стремящийся к постоянству. То ли два ключа, смотрящие друг на друга, то ли вытянутая прямоугольником «о», разрезанная пополам. Он отвлекал себя мыслями, чтобы в одно мгновение забрать контроль.

– Идем со мной, – он приказывал редко, но делал это хорошо. Ее глаза расширились. – Ты должна пойти со мной, Ардали.

Слова слипались на губах. Это не его мгновение и место. Он словно пытался отобрать чужую роль. Но он здесь хозяин.

– Ари, – не соглашаясь, качнула она головой.

Он наклонил голову, улыбаясь, и сделал шаг. Один. Второй. Ардали невольно отступила. Тело дрожало, сопротивляясь ему, но они все равно оставались едины.

Он провел по ее щеке, и она поддалась к нему. Одно прикосновение. Шалость. Он наклонился, касаясь губами волос Ардали.

Девушка закрыла глаза, не дыша, как и в танце на балконе. Это была она. Только она задерживала дыхание каждый раз, когда ею овладевали чувства, а потом скрывала смущение за смехом.

– Пойдем домой, – шепнул он.

Девушка обняла его, порывисто поддаваясь. Пальцы стянули ткань его наряда в какой-то безмолвной, но отчаянной просьбе. Он обнял ее в ответ и закашлялся, задыхаясь от дыма.

Дом Старшей проявился, словно построенный в ускоренном виде. Делара и Теара мельтешили на границе взгляда. Он помнил их.

Лигелий лежал на полу дома Старшей Теары, смотря на деревянный потолок. Руки его, не ухватив воздух, со стуком опустились вниз. Свечи погасли. Он не помнил, что произошло.

Теара подошла, осматривая аморийца. Он усмехнулся. Прежде она бы выгнала его, а теперь смотрела, кажется, даже тревожно.

– Делара, оставь нас, – приказала Теара, опускаясь рядом с аморийцем на пол, и милийка подчинилась, тут же покинув дом. Старшая коснулась аморийца, но тот сбросил ее руку. Она предприняла другую попытку. – Что чувствуете? Скажите что-нибудь.

– Я слышу, – неохотно отозвался амориец, поднимаясь.

Теара выдохнула. Лигелий подтянул ногу к себе, облокотившись о колено локтем. У него никогда не болела голова, но сейчас она казалась наполненной множеством шума и раздутой, будто бутыль с водой.

– Пока вы приходите в себя, скажу: Ардали скоро проснется.

Ардали? Имя эхом отозвалось в нем. Точно. Прекрасная лилия, с которой свел его путь. Та, что оставила его. Та, ради которой он вернулся. Произнесенное имя развернулось лентой воспоминаний в нем.

Сначала он ощутил тревогу. Он проводил ночи и дни в ожидании, не зная ничего. Он приходил в Лилию каждый вечер в надежде увидеть ее, и, даже вернувшись в Аморию, не оставил попыток узнать о ней. Он писал главной лилии, а та отвечала одно: «Лилия не раскрывает тайн тех, кто не хочет этого». Тогда он спросил иначе. Так он узнал, что покинувшая его лилия здорова и счастлива.

Мысль о том, что девушка ушла сама, породила в нем отчуждение и злость. Он так долго погружал себя в бездну, что и теперь вместо улыбки у него чаще получалась усмешка.

Он отвлекал мысли, как мог. Нетрудно представить, что Ардали не существует, и он не знает ее, но стереть ее эхо в других девушках было невозможно. Тогда пришли эти мысли.

Он позволял себе смотреть в прошедшее, даже зная, что смотреть туда нельзя. Страх повторения начал преследовать его навязчивее, чем тамали – жертв. Он и хотел бы, но не мог избавиться от этого. Он не знал, сколько это продлится.

Спустя триеры все должно измениться, но он продолжал желать ее и злиться. Он и теперь хотел быть вместе, видеть ее, говорить с ней. Одновременно с этим он хотел причинить ей такую боль, чтобы она не приближалась ни к нему, ни к кому-либо еще. Вопросы или месть. Одно или второе ожидало Ардали, когда он вернулся в Пограничье.

– Вы что-то увидели, когда возвращали Ардали, верно?

Старшая Теара нарушила стройный ход его мыслей. Лигелий не стал отрицать и кивнул. Нечто он, действительно, видел, но от него остались лишь смутные чувства.

– Ардали вернул я? – спросил он, цепляясь за неизвестную прежде мысль.

– Когда тени проявили меж вами сильную связь, Лимнати открылась вам. Вы смогли увидеть то же, что видела Ардали.

– И что это было?

– Это знаете только вы. Я знаю лишь, что после этого она вернулась.

– Почему это произошло с ней?

– Вы кое-что знаете о тенях в крови, – ответила Теара. Она утверждала то, чего Лигелий никому не говорил, но амориец не чувствовал удивления. Это была причина их многочисленных сражений. Он кивнул. – Так вот, Ардали достойна отдельного исследования. К счастью для нее, сведения о ней не попали к вам раньше.

– Вы так уверенно об этом говорите, – холодно улыбнулся Лигелий. – Я заинтригован.

– Поверьте, интрига даже больше, чем вы можете предположить, – не осталась в долгу Старшая, улыбаясь. – Однако вы любите девушку. По крайней мере, ваша привязанность к ней сильна, и это ограждает ее, позволяя мне сказать то, чего я бы не сказала иначе, – Теара перевела дыхание на миг. – Ардали находится под властью Лимнати.

Амориец качнул головой. Нет. Не может, не должно быть такого. Он так давно искал тех, в ком была бы хоть капля тени! Стольких перебрал!