Зверь

«Вы сегодня умрете, – как бы невзначай произносит он, а затем наигранно отвлекается на другую тему. – Ого, даже на лавки поскупились! Я планировал присесть».

Как она отреагирует?

«Как это умру? – панический голос в голове. – Почему он всегда так резко скачет с темы на тему? Для него жизнь вообще ничего не стоит?»

Мужчина смотрит в лица гостей и лениво откликается:

«Не особо».

Он стольких убил собственными руками, что любой другой ответ стал бы ложью. Нельзя просто взять и перестать быть демоном, если ты им родился.

На секунду демон задумывается. Проникать в ее мысли для него так же просто, как и дышать. Это последствия контракта?

«А чего тогда пришел сюда?»

Хороший вопрос, понятный, человеческий.

«Обещал».

Сложнее всего контролировать внимание на людях и пытаться говорить. В этой форме голос не звучит – он разносится, материя распускается и сплетается в каждом слове. Звук гуляет в пространстве, и его нужно направлять. Столько вопросов сыплется со всех сторон, когда Зверь предстает перед гостями. Обрабатывать чужие эмоции сложно, так еще свои эхом доносятся. Демон с хрустом разминает шею и выпрямляет спину. Затем медленно поворачивается к высокому крепкому мужику. Тот стоит, прикрывая собой женщину, на вид его же возраста. Женщина очень похожа на нынешнюю невесту, кстати. Темных волос мужика коснулась седина, лицо огрубело от холода, синие глаза светятся уверенностью и намерением защищать. Одет просто: в белую рубаху с руническим орнаментом, коричневый пояс из шерстяной пряжи, шерстяные брюки да старые серые валенки на ногах.

Череп хотел что-то сказать, но не успел – началось шоу.

Две девушки в одинаковых платьях и с совершенно безэмоциональными лицами начали вопить во все горло. Невеста села на пол и схватилась руками за голову. В ее глазах застыл ужас. Мужики бросились к девушке и, подхватив за руки, потащили из теплицы. Впереди бежал, по-видимому, нареченный муж. Он споткнулся о выступающий камешек на каменной дорожке и чуть не потерял равновесие. Злобно обернулся к демону и быстро унесся в сторону избы. Паника длилась всего несколько минут. Отец девушки покачнулся, облокотился о деревянный стол у самой стены и с грохотом свалился на землю. За ним упала и его супруга. Попадали глиняные горшки с садовыми травами и разбились на несколько частей.

Издав последний звук, музыка остановилась. Демон молча осмотрелся: лианы колышутся от магического воздействия, горшки с растениями, стоящие на полках тихо шепчутся, бабочки шелестят крыльям. Упавшие мужчина и женщина тихо дышат без сознания. Магия, как вода, просачивается сквозь щели помещения и всасывается в землю. Череп проходит ближе к постаменту, на котором ранее стоял священник. Мертвый старик лежит на полу, а на постаменте еще светится золотистый магический круг.

«Вот и смерть», – думает Зверь.

Кто-то наслал иллюзию на всех, кто находился в этой теплице. Ворожба была слабая, рассчитанная явно не на магов. Она даже не достала разума демона, вот он и не увидел ничего. Мужчина вспомнил последний взгляд девушки. Что же она там увидела? Повеяло дымом от дурман-травы – так они опьянили гостей, чтобы иллюзия стала ярче. Кто-то усыпил отца и мать и убил священника.

Спасение затянулось, но хоть появилась загадка. Чудищ ухмыльнулся, и в его глазах заплясал зеленый огонь.

Глава 6. Наваждение

Саливан Слим.

Поместье Саливана встречало гостей унынием. Стены, облицованные темным камнем, с годами покрылись мхом, местами видны следы времени: трещины и плесень. От былого богатства остались лишь отголоски. Чтобы поддерживать дом, нужно вливать в него слишком много магии и денег. Сали не любит расставаться ни с деньгами, ни с магией. Внутренний двор его поместья вымощен булыжниками, ни тебе кустов, ни интересных скульптур. Только старые чахлые деревья, чьи сухие ветви гнутся от холодного ветра. Снега здесь нет.

Уже несколько лет род Слим пребывал на этой земле. Это место было их крепостью и домом. В молодости Сали покидал деревню – сначала учился, потом служил, – но всегда возвращался. Ему не хватало харизмы, чтобы закрепиться в столице, и не хватило силы, чтобы остаться на службе. Король не отмечал его заслуг. Сали не выделялся, избегал проблем, отлынивал от работы и боялся более сильных магов. Только дома, вдали от города, он чувствовал себя могущественным. Здесь его окружали деревенщины без образования, слабые немагические людишки, и у него была полная свобода действий. Но так было не всегда.

У Саливана был отец-тиран. Он постоянно сравнивал сына с собой, жестоко наказывал за малейшие шалости и презирал за слабость. Отца Сали звали Жан. Жан был коренастым мужчиной, привыкшим к северному климату. Он был жестоким помещиком, который свою жесткость проявлял не только к жителям деревни, но и к своей семье. Его подход к жизни был прост: сила – это власть, а власть – это контроль. Он не терпел слабости и всегда требовал от своих детей соответствия своим стандартам. Больше всего досталось Саливану, он был единственным сыном в семье, и потому от него требовалось еще больше. Всю жизнь будущий помещик стремился заслужить хотя бы долю одобрения отца, но так и не смог получить признания. В погоне за любовью отца Саливан рано научился врать, юлить и манипулировать окружающими.

Помер Жан Слим двадцать лет назад. Саливан не слишком горевал по этому поводу и сразу же прибрал к рукам поместье. Мать приняла кончину супруга тоже довольно холодно, но в рамках традиций облачилась в платье вдовы и до сих пор его носит. Сестрам Слим тогда едва исполнилось пять и шесть лет, они сначала долго плакали, а потом забыли отца и больше никогда не говорили о нем.

Кстати о сестрах. У Саливана две сестры, погодки Камилла и Клара. Молодые девушки двадцати пяти и двадцати шести лет. Девушки всегда ходили вместе, тихо шушукались и заговорчески хихикали. Сестры редко выходили во внешний мир. Они почти не общались с семьей, часто молчали и, по мнению брата, были слабы умом. Кроме того, девушки отличались непривлекательной внешностью. У Клары – раскосые глаза, нос картошкой и тонкие губы. Она носила короткое каре на черные прямые волосы и всегда выбирала длинные закрытые платья. Клара была настолько тощей, что ее кости выступали сквозь одежду. Камилла, наоборот, была склонна к полноте. У нее был широкий таз, большая грудь и абсолютно отсутствие талии. Следуя моде, Камилла тоже носила длинные закрытые платья, но волосы обрезать не стала – завязывала их в тугую гульку с лентой. К сожалению, из-за широких лодыжек она не могла носить модные сапожки и, как простолюдинка, таскалась в валенках. У Камиллы была заячья губа и пухлые щеки, но хотя бы ее глаза смотрели в одну сторону.

Саливан не удивлялся уродству своих сестер. Когда он стал помещиком и разбирал документы отца, то обнаружил запретные близкие связи. Раньше многие древние роды считали отношения внутри семьи нормой и искренне верили, что так они укрепляют магический дар. Как оказалось, это были лишь суеверия и пустые выдумки, и потому, когда к власти пришел новый король Альберт, одним из первых указов он велел создать брачную книгу, чтобы контролировать подобные эксцессы.

Помещик вернулся из теплицы в дом. Первая часть плана реализована: семья Горга в его руках. Теперь нужно отправить пару писем, накормить бесов и отдать плату. Тяжелым шагом Сали подошел к лестнице и оперся на перила. Усталость от использования магии тягучим воском заполняла тело. Ступени жалобно скрипнули под весом мужчины. Нога все еще ныла. Поднявшись на второй этаж, помещик встретил довольных сестер. Те стояли возле двери в свою комнату и очень хитро улыбались. Задачей сестер на свадьбе было зажечь дурман-траву, чтобы усилить гипноз и иллюзию, а затем тихо устранить священника. Саливану свидетели не были нужны, а деду оставалось жить всего пару лет, так что, по сути, они оказали ему услугу. Сали давно заметил, что его сестрам была чужда эмпатия: они мучили кошек в поместье и травили крыс. Девушки с радостью участвовали в его темных делах, наслаждаясь каждым новым поручением.

Помещик остановился. По правде говоря, он сам слегка опасался своих сестер. Улыбнувшись, одобрительно кивнул. Те в ответ засияли, еще шире заулыбались и поспешно скрылись в комнате, аккуратно прикрыв за собой дверь. Саливан облегченно выдохнул и, прихрамывая, направился к своему кабинету. Повернув ключ в замке, он осмотрелся, и только затем вошел внутрь. Тишину темного коридора нарушил тихий щелчок.

***

Братья говорили, что когда я была маленькой, я ничего не боялась. Они говорили, что я могла голыми руками взять таракана, гладить мышь у печки или играть у леса с волками. Братья говорили, что я сильнее, чем мне кажется. Но еще они говорили, что я всего лишь девочка и сама за себя не постою. Братья всегда думали, что если у меня появится муж, то я буду защищена от всех бед и невзгод, поэтому, когда Саливан Слим предложил моему отцу помолвку, вся семья была счастлива. Быть женщиной на севере – это жить ради того, чтобы тебя выдали замуж. Я старалась никогда не перечить отцу и не ругаться с братьями, их обидные слова всегда пропускала мимо ушей и высоко поднимала голову, когда хотелось разрыдаться и спрятаться. Но сегодня я больше не могла храбриться, и когда тьма поглотила меня, я решила отдаться ей с благодарностью.

В темноте тихо. Вокруг летают маленькие белые пылинки. Я сижу на полу и прижимаю колени к груди, чувствую сырую землю под юбками. Мое до этого прекрасное платье истрепалось и испачкалось, кое-где оторвались белоснежные бусины. Я лежу, упираюсь подбородком в собственные колени и плачу. Горячие слезы стекают дорожками по щекам, шее и падают на грязный подол. Мысленно молю вселенную навсегда остаться в этой тьме и больше никогда не видеть того ужаса, что случился со мной ранее. Я стараюсь не думать. Не знаю, вдруг мои мысли призовут кошмары в явь, и они наконец сожрут и меня. Осторожно жмурюсь, боюсь растревожить тьму. Открываю глаза и резко зарываюсь лицом в юбки от свадебного платья. Явился не запылился, чудовище мое ненаглядное! Дышу, прислушиваюсь, но ничего кроме собственного сердцебиения не слышу и вновь – из любопытства, честное слово – вглядываюсь во тьму. Череп медленно приближается. Он осторожно двигается, словно пробирается сквозь сильное течение реки. Я вижу, как его глаза сверкают огнем, и мне даже кажется, что он что-то пытается сказать. А я не хочу! Нет сил моих его слушать! Каждое появление – знамение; что ни слово, то яд. А я что?

В сердцах сжимаю кулаки и резко поднимаюсь с земли. А вот действительно, чего это я тут нюни развесила? Ко мне же идет мой старый гость, вот сейчас и поговорим. Чего это он на моей свадьбе забыл, почему от гончих не бегал? Неужели правы были Слимы, череп-то мой – предводитель собак нерезаных? Ну что же, ночной кошмар, если ты вестник, так давай, говори свое послание! Делаю шаг, тьма сгущается, ноги вязнут, как в болоте. Но меня уже не остановить, образы проснулись в голове: ненависть, злость, беспомощность рокочут где-то в животе, толкают двигаться к монстру, ускоряя мой ход.

– Ненавижу тебя, чудище лесное! – начинаю кричать, и слезы с большей силой льются из моих глаз так, что и не видно ничего. – Ты сказал, что обещал! Сказал, что пришел ко мне! Говорил им всем, что я твоя, а сам? Сам-то не лучше! Наслал гончих, обманул меня! – Останавливаюсь и хватаюсь руками за лицо, не могу перестать рыдать, так обидно и больно. И ведь сама понимаю, что орать на монстра – та еще бессмыслица. – Я поверила тебе… – уже едва слышно. Все. Силы кончились, не хочу, не могу больше.

Заколебалась я уже, честное слово!

Растираю глаза, лицо и прогоняю слезы, но вижу, как Череп уже почти приблизился ко мне вплотную. Он смотрит на меня, нет, даже не так, он словно смотрит прямо в меня, сразу внутрь. Его светящиеся глазницы выглядят… расстроенными? Может быть, мне только кажется, но я чувствую сердцем, что он в замешательстве. Ну конечно, что он сейчас видит перед собой? Меня, раскрасневшуюся и опухшую, с раздутым от соплей носом. Я бы вот тоже не знала, что со мной делать, учитывая, что последний раз так рыдала лет семь назад, когда сестры не стало. Чудовище хочет что-то показать, поднимает свои ручищи.

Ой, да пошло оно все.

С силой отталкиваюсь от вязкой болотистой почвы и бросаюсь прямо в раскрытые лапы. Да, не время. И да, не с ним. И конечно, против его воли, но мне уже все равно. Я так устала и так расстроена, что понятия не имею, куда себя деть, а тут такие большие и страшные руки-кости; а еще такая широкая и – ого! – теплая грудь; мягкий пиджак; аромат прелой листвы, уютной влаги и древесины. Закрываю глаза и протягиваю руки вперед, по бокам, осторожно касаюсь ладонями ткани одежды, легко обнимаю странное тело. Череп застывает в нелепой позе с поднятыми ручищами. Да и по фиг. Мне бы еще мгновение. Теплый – значит, живой, а потому уже и не такой жуткий, не такой ненастоящий. Я ощущаю, как существо в моих руках напрягается всем естеством, словно это не чудовище, а крошечная птица с тонкими крыльями. Я осторожно провожу по шерстяной ткани на спине Черепа, тревоги отпускают. Как будто вот этого человеческого мне сейчас и не хватало. Уткнуться в чью-то грудь и долго-долго плакать, а потом вытереть слезы и продолжить свою никчемную дочернюю жизнь. И кто бы мог подумать, что именно это тепло я получу от чудища?

Спустя несколько минут Череп осторожно опускает руки. Не обнимает, нет, просто отпускает происходящее. Молчит. Глубоко дышит.

Я не знаю, сколько мы так стоим, может быть минуты, может часы, а если мы находимся в каком-нибудь магическом пространстве, то я с легкостью поверю, что и годы. Когда мне становится легче, я отстраняюсь, но не отпускаю объятия. Чудовище не отворачивается, не отводит взгляд, слегка прищуривается и глубоко, каким-то неестественно бархатным низким голосом говорит:

– Я не обманывал. Там не было гончих. – Его голос обволакивает. Он звучит во мне, снаружи и вокруг. Не понимаю, как это работает.

– Как это не было? – удивляюсь, но все еще не отхожу от монстра.

– Иллюзия, – произносит Череп, немного склоняет голову набок. – Посредственная.

Сколько нужно девушек и братьев, матерей и отцов немагического происхождения, чтобы опознать воздействие чар? Ответ – нисколько. Только одно чудовище.

Я делаю шаг назад, ошарашенная откровением, расцепляя объятия. Холод вновь охватывает мое тело, начинает замерзать душа.

Так-так-так.

Правильно ли я понимаю, что тот ужас, который я увидела в теплице, никогда не существовал? Это был волшебный морок какого-то поганого колдуна? Погодите-ка, а как же братья, мама, папа? Они видели наваждение? Перевожу взгляд на чудище рядом со мной. А может, и он наваждение, а я лежу в какой-нибудь комнате без сознания?

Череп складывает руки на груди и медленно кивает, он все еще читает мои мысли, он все слышит.

Я чувствую, как отчаяние подкатывает к моему горлу. Сейчас снова разревусь от бессилия. Память пробуждается картинками: свадьба, Череп, Саливан Слим, чай со вкусом полыни. Сажусь на корточки и обнимаю себя руками. Хочется свернуться в комочек. Я не знаю, что делать.

– Мы можем вернуться, – тихо произносит Череп. – Я помогу тебе.

– А что я там смогу? Я даже не обладаю волшебством, – всхлипываю. Я еще никогда не была такой жалкой.

– А я тебе на что?

Поднимаю глаза на Чудища, огонь в глазах хитро сверкает, зубы как будто стали острее, чем прежде. Он что, лыбится? Пожимаю плечами, делать нечего.

Череп скалится еще больше, а затем резко раскрывает свою пасть, и я мельком замечаю человеческое лицо за фасадом костей.

«ПРОСНИСЬ!»

Глава 7