Тропой из лисьих следов

Нонека тоже прислушалась к её истории, но пока была в своих мыслях, прослушала больше половины. Перевела взгляд на только недавно пустой стол и, к своему удивлению, увидела перед собой чашку сенча и несколько видов вагаси[4], каждых сразу по несколько штук. А каннуси был явно не беден и накрыл для гостей очень даже представительский стол. Здесь были и пирожки кинцуба с начинкой из анко[5], три ёкана[6] идеально ровных, насыщенного янтарного цвета, ботамоти[7] и тарелка с более привычной Нонеке сёгато[8], за которую сразу же взялась кицунэ.

– Да… Люди молятся Инари-сама, а сами только и делают, что усложняют жизнь её посланникам! – стал вздыхать старый каннуси.

– Ну, люди ведь не со злым умыслом, Кахори-сан, – вступилась за людской род Кипаяма, хотя минуту назад обвиняла их во всех смертных грехах, в том числе и в своих бедах. – Их становится всё больше, а места на Хоккайдо не так и много. Жаль только, что от большого количества народу, почестей Инари-Ками-сама стали воздавать отнюдь больше, а даже меньше.

Кицунэ заела своё горе ещё одним кусочком сёгато, и на этом имбирь закончился. Нонека, всё ещё боясь притронуться к угощениям, не успела попробовать даже кусочек.

Когда всё же молодая кицунэ осмелилась вкусить что-нибудь помимо чая, на столе осталось лишь несколько ботамоти и один кубик ёкан. Девушка взяла последний, чтобы распробовать. И сразу же почувствовала приятный сладковатый бобовый привкус, тёртую спелую клубнику совсем без косточек, как если бы кто-то заранее достал их из ягод.

– Как вам угощения, кицунэ Нонека? – спросил каннуси. – Наша Кипаяма так изголодалась, что не знает меры.

– Извини, Кахори-сан. Жизнь вдали от людей отучила меня от всяких манер. Даже перед тем как представиться, я принялась рассуждать, как правильно называть нашу Нонеку-тян.

Девушка невольно улыбнулась, ведь Кипаяма сама того не подозревая, назвала её тян, и с таким выражением, будто считала её своей дочерью. Кицунэ не обратила на улыбнувшуюся ученицу никакого внимания, а лишь подвинула к ней поближе немногие оставшиеся угощения.

– А ты всё же постарел, каннуси-сан. Как твоя жена, Сакоёки? Здорова ли, может, ей нужна дополнительная Ки для лечения слабых колен?

– Годы берут своё. А Сакоёки… уже как два года похоронена на кладбище Хирагиси. Ушла она спокойно, без боли. Даже улыбнулась на прощание, – затрепетал голос старца, и вдруг по его сморщенной от натянутой улыбки щеке прокатилась крошечная слеза.

– Я слишком долго не посещала тебя. Прости, дорогой Кахори-сан. Соболезную твоей утрате. Замолвлю слово за неё перед Инари-сама… Да, я слишком редко навещала твою семью, а в последние годы так и вовсе позабыла про твой храм.

Прежде витавшее радостное, почти праздничное настроение, которое можно застать в храме во время ежегодного мацури в честь Инари-Ками, теперь сменилось на скорбь и ощущение безвозвратной утраты. Было похоже, что покойная Сакоёки была в хороших отношениях с Кипаямой, раз последняя делилась с ней своей Ки, оттого кицунэ резко сняла улыбку с лица. Теперь оно стало фарфоровым, почти кукольно-бледным, без капли прежнего румянца и жизни.

Желание попробовать предложенные угощения у Нонеки полностью пропало, как и допивать чай, хотя это считалось очень невежливым. Ей захотелось поскорее уйти отсюда, так как горе Кипаямы в виде ощутимой Ки разлилось по маленькому домику Каннуси. И вдруг Нонека вспомнила, что прошло уже довольно много времени и сейчас за последними воротами тории её ждёт муж вместе с детьми и Джуни-саном.

– Кипаяма-семпай, Кахори-сан, вы меня извините, но меня уже должны ждать у ворот. Мы договорились встретиться ближе к обеду, сколько сейчас время?

Кипаяма посмотрела в потолок, будто там висели часы, каннуси же взглянул на ближайшую к себе стену. Там на небольшом шкафчике стояли небольшие резные настольные часы, напоминающие дракона.

– Без пятнадцати двенадцать, Нонека-сан, – ответил он и посмотрел на кицунэ по правую руку.

– Что же… Для первого занятия вполне достаточно. Мы познакомились, немного узнали друг друга. Приходи сюда завтра в это же время, я временно поселюсь у храма, чтобы каждый день не спускаться с гор.

– Хорошо, семпай.

Нонека быстро поднялась, понимая, что её уже давно ждут. Поклонилась им обоим и огляделась, не забыла ли чего. Но вещей кроме небольшой дамской сумочки у неё не было, поэтому она сразу же отправилась на выход из комнаты.

– Спасибо за чай, Кахори-сан! До свидания! – она ещё раз поклонилась, уже ниже, извиняясь за столь скорый уход, и была такова.

Когда девушка полностью скрылась из виду, Кипаяма перестала смотреть ей вслед и убрала руки от груди. Кицунэ медленно допила свой чай и посмотрела на каннуси.

– Она удивительно сильна, Кахори-кун. Удивительно…

– Как же, Кипаяма-сан? Я не почувствовал в ней Ки больше, чем у обычного человека.

– Я уже говорила, что ты постарел, каннуси? Она старательно отрицает свою природу кицунэ, и это позволяет ей скрывать огромную Ки. Представь, что страшный пожар целой деревни накрыли большим-большим покрывалом. Очень похоже на это. Но своими силами она воспользоваться не может, ведь не знает, что они у неё есть.

– Юна, но сильна. А не зная своих сил, как быть кицунэ? – согласился старец-каннуси.

Теперь пришла очередь Кипаямы согласиться, и она едва заметно кивнула. Спустя ещё секунду на её голове появились лисьи уши.

– Доставай свой лучший сакэ, Кахори. Мы ведь как следует не проводили Сакоёки в мир мёртвых…

[1] Гэта – деревянная обувь-сандалии в форме скамеечки

[2] Кохай – здесь с яп. ученик, ученица

[3] Зайсу – японский стул без ножек

[4] Вагаси – традиционные японские десерты.

[5] Анко – паста из адзуки, красной фасоли.

[6] Ёкан – пастила из бобовой пасты.

[7] Ботамоти – лепёшки из варенного на пару риса с пастой

[8] Сёгото – имбирь, замаринованный в сахаре.

Глава 3

Опасность поблизости

Ясное сознание вернулось к кицунэ только спустя время после пробуждения. Протерев глаза и громко зевнув, Кипаяма обнаружила себя спящей прямо на лесной траве в окружении своих самых преданных лисиц. Одна грела живот, ещё три спину. Самая бесстрашная залезла на саму кицунэ и скорее грелась сама, чем защищала хозяйку от ночного холода. А наиболее полезной оказалась самая молодая из них – Кицерияма, она лежала в ногах и грела их своим мехом.

Но только хорошо проморгавшись и потянувшись, Кипаяма поняла, что проснулась посреди ночи не просто так. Чья-то аура вдали заставила её пробудиться. И если лисицы мирно дремали, не ощущая далёкого источника Инь, кицунэ же тонко чувствовала всех существ, которые её окружают. Как людей и менее жестоких животных, так и ёкаев, которые вместе со всеми топчут одну землю.

Перед тем как встать, она растормошила спящих лис и внимательно осмотрела округу. Кицунэ не совсем помнила, как она оказалась так далеко от святилища Инари-Ками. Единственное, что она помнила отчётливо, как провожала в последний путь жену приятеля из прошлого, а по совместительству одного из некогда любовников – Кахори-куна, выпила несколько пиал сакэ. Неужели старик каннуси усыпил её и приказал мико отнести сюда? Или подмешал что-то в сакэ, и она сама дошла сюда в рассудке таком же слабом, какими сейчас были её руки? Такое бы она точно почуяла, а значит, всё же кицунэ, к своему стыду, потеряла всякое чувство меры.

Оно и не удивительно, как подумала сама Кипаяма, у неё больше ста лет не было ни одного кохая, если не считать лисиц. А по-настоящему такого подающего надежды ученика у кицунэ не было никогда. И пока она поминала Сакоёки, вполне могла отметить это радостное событие. Или вместе с каннуси, или уже после. Да и местные мико относились к ней очень радушно, поэтому могли поделиться с опьянённой счастьем кицунэ, а заодно выудить у неё парочку приёмов, как охомутать красивого, а что самое главное, достойного внимания мужчину.

Немного поёрзав, Кипаяма дала понять лисицам, что нужно отодвинуться от хозяйки, и те послушно встали, но, чтобы снова лечь на землю. Кицунэ приподнялась на локтях и прислушалась к округе. Из тёмных, как сама ночь деревьев, не доносилось ни звука. Однако чуткое обоняние кицунэ в тысячу раз острее чем у самой лучшей ищейки подсказывало, что где-то рядом бродят три демона. Сила двух из них ощущалась отчётливо, третий же размывался. Последний был явно молодым, свежим, не до конца сформированным.

Лисица ловко поднялась с земли, как бы это сделала, будь противники на расстоянии вытянутой руки и внимательно огляделась. Резкое шевеление госпожи заставило лис окончательно пробудиться и нюхать воздух, чтобы понять, почему им сейчас лучше не спать.

Самая опытная из них Хацурагума первая ощутила неладное и протяжно заскулила, ещё не имея возможности разговаривать на человеческом языке. Но остальные, в том числе, разумеется, и Кипаяма её поняли. Лисы стали морщить носы и фыркать, оглядываться и разминать мышцы лап. Явно предстояла битва.

В лесу всё ещё стояла тишина, даже слишком громкая для этого места. Ни пения птиц, ни уханья сов. Редкие порывы ветра шелестом листьев нарушали тишину, но ненадолго, и почти сразу вновь наступало затишье.

Кипаяма поправила своё кимоно, затянула потуже пояс, чтобы он в пылу сражения в неожиданный момент не распустился, и стала двигаться в сторону непрошенных гостей-демонов.

Ещё вечером погода хмурилась, сейчас и вовсе тучи заволокли всё небо. Свет луны не мог пробиться через свинцовую завесу, очерчивая лишь неровный светлый круг. Цвета потеряли свою суть и только способность видеть во мраке позволяла разглядеть три фигуры вдали.

Они постепенно приближались. Шли неспешно, будто искали кого-то в этом лесу или, наоборот, наслаждались прогулкой, что явно было не свойственно их породе. У кицунэ же было время подумать, как их встретить. Всюду росли высокие клёны с густыми кронами, редкие сосны, которые только начали заполнять этот лес. На них можно было бы спрятаться, но это было бы не по-хозяйски. Всё же этот лес принадлежал кицунэ и встретить «гостей» нужно со всеми почестями.

Когда троица подошла уже почти вплотную, даже лисы смогли внимательно разглядеть этих созданий. Справа на одних только задних лапах шёл козёл с человеческими руками – Йага. Один его рог будто сточили, как это делают у непослушного домашнего скота. Посередине ползла змея, словно вывернутая наизнанку, с торчащими из туловища неприглядными отростками, напоминающие лапки членистоногого. А слева наполовину заяц, наполовину черепаха, как если бы в гонке из сказки они столкнулись и стали одним целым. Не самое приятное зрелище, но и не самое плохое, каким Кипаяма была свидетелем.

Первой кицунэ заметила змея, она далеко высунула язык, чтобы попробовать воздух на вкус, и ощутила присутствие сразу нескольких лис. Она тут же поползла вперёд и наткнулась на Кипаяму, стоя́щую за деревом. Сразу же последовал молниеносный удар, и голова змеи, не успели глаза передать сигнал в крошечный мозг, отделилась от головы.

– Три… Два ёкая бродят по землям кицунэ… И так близко к городу, – натянуто заинтересованно проговорила Кипаяма. – Что вы тут забыли? Неужели запах моих лисиц так привлёк вас?

Козёл в ответ заблеял, смесь черепахи и зайца осталась стоять неподвижно.

Кипаяма прошлась кончиком когтя на большом пальце по всем остальным начиная от мизинца, и раздались четыре отчётливых щелчка. Последний был едва слышим, но звуки неприятной злобой отдались на мордах демонов.

– Значит, поговорить не выйдет. Что ж, тогда не будем тянуть время, мне ещё нужно успеть выспаться.

Лисица грациозно развела руки в стороны, и в них обеих разгорелись голодные огоньки. Их жаром кицунэ подпалила пресмыкающееся у своих ног, и то начало шкворчать, дёргаться в конвульсиях. Козёл повёл носом от невыносимого запаха и, словно зарядившись силой от почившего друга, первым ринулся в бой.

Удары демона были размашистыми, неаккуратными, явно неумелыми. Будто он только обрёл человеческие руки. Размышления о том, откуда тот их взял, кицунэ оставила на потом, а сейчас сконцентрировалась на яростном ёкае. В противовес неуклюжему козлу на двух ногах, движения кицунэ были точны, уверенны, наполнены грацией и больше напоминали танец. Ни один мускул на её безупречном лице не посмел напрячься и нарушить столь прекрасный облик Кипаямы. Она легко отбивала его атаки и чаще уклонялась от неумелых выпадов, неестественно выгибая спину. И пока козёл судорожно пытался нанести лисице хоть какой-то урон, та уже дважды прошлась когтями по его горлу и пустила демоническую кровь.

Почувствовав сочащийся запах, слева включился полузаяц. Он действовал тоже неумело, не в такт с сокомандником и довольно быстро кицунэ нашла подходящий момент и пнула того ногой в спину. Послышались потрескивание панциря и падение грузного тела на лесную землю.

С таким ослабевшим противником смогут справиться и лисы, и Кипаяма присвистнула, чтобы те показались из лесной чащи и начали тренироваться. Сама их хозяйка оттеснила козла от упавшей черепахи, и резким, внезапным для него движением предплечья толкнула в ствол дерева. Ёкай напоролся прямо на ветку и та, треснув почти у самого основания, впилась в покрытое шерстью козлиное тело. Демон зарычал, с криками боли освободился от ветви, и ещё беспорядочнее замахал руками в сторону Кипаямы.

Он пропускал удар за ударом, даже не пытаясь защищаться. Кицунэ же старалась не трогать чьи-то руки и больше метила в незащищённую грудь и шею. Но всё же пару ударов она нанесла не совсем точно из-за хаотичных движений этих самых рук.

Умело сделав кувырок, кицунэ оказалась позади и с силой сжала шею несчастного демона. Одним глазком взглянула, как справляются её лисы – те кусали и цапали двоякого ёкая, а самые опытные использовали Ки и призывали маленькие кинжалы в свои пасти, постепенно кроша прочный панцирь, которым он защищался.

Кипаяма крепко сжала пальцы, чтобы разорвать на части глотку демона, но крепкие, явно мужские руки не давали этого сделать. Кицунэ тянула свои когтями в одну сторону, а ёкай – в другую. Так просто он сдаваться не собирался, и опытная воительница пошла на хитрость и подпала землю под демоном. Сразу же козёл заблеял и так резко дёрнулся, что выскользнул из цепкой хватки. Замахал ногами, чтобы сбить пламя, и потушив, зло уставился на кицунэ.

Силы у него было не занимать. Взяв разбег, козёл ринулся в её сторону, но в последний момент кицунэ отпрыгнула,и демон вновь врезался в то же дерево. Его второй, неспиленный рог глубоко впился в ствол, и ёкай опять лихорадочно начал дёргаться. Но, к его ужасу, это нисколько не помогало освободиться. Оставалось нанести ему последний удар, и Кипаяма создала магический круг из Ки и заговоров. Сначала полностью белый он потемнел и стал фиолетовым, немногим спустя от него повеяло такой силой, что волосы кицунэ стали колыхаться от ветра. Появился второй круг, чуть меньше и темнее, но не менее мощный. Они принялись вращаться в разные стороны и с разной скоростью. Наконец, появился третий. И яркий фиолетовый луч на пару мгновений осветил всю округу.

Всё стихло. Прежде дёргавшееся тело в попытках вытащить свой рог, теперь бездыханно свисало с дерева. Шкуру козла, куда пришёл луч, заволокло тёмной дымкой, и постепенно ёкай стал обращаться в пепел. Неродные руки отвалились, и из них потекла человеческая кровь. Уже через несколько секунд от демона не осталось и следа. И только в коре клёна осталась зияющая дыра.

Лисы к этому времени тоже управились со своей «жертвой». Если в начале сражения, когда опасность была ещё высока, лисиц было шесть, то теперь их стая насчитывала уже больше двадцати. Они с охотничьим запалом отрывали от ёкая куски плоти и целиком проглатывали. Как-никак, но наполовину тот был зайцем. Черепашью часть они не тронули. Кицунэ закончила с демоном Йаги и подошла, чтобы оборвать страдания бедолаги.

Хотя назвать быстрой смертью постепенное сжигание в пламени кицунэ было нельзя, но демон всё же умер. Его тело обратилось в горстку пепла, которая испарялась на глазах. Змея, что умерла первой, тоже исчезла. И в воздухе остался лишь неприятный даже для остервенелых оммёдзи[1] запах горящей демонической плоти.

Больше на месте побоища делать было нечего. Лисы замели за собой все следы, чтобы люди ничего не узнали. Кипаяма, воспользовавшись Ки, залечила повреждённое дерево и прочитала небольшую молитву.

– Эти демоны тут явно не спроста, – подумала вслух кицунэ и посмотрела на лежащие руки. – Возьмите их. Нужно наведаться к нашему Инугами[2]. Он должен знать больше.

Примерно через час Кипаяма уже была у двора Синдзиро-инугами, самого уважаемого детектива среди ёкаев. Он жил на большом отдалении от Саппоро и вёл довольно затворническую жизнь, и, несмотря на принадлежность к мифическим сущностям, чаще общался всё же с людьми, нежели с сородичами, другими ёкаями и даже своим Ками. Кипаяма изредка заглядывала к нему, чтобы проведать старого знакомого, но в последнее время всё чаще по делу. Она даже запомнила непростой маршрут по тайным тропкам, видимым лишь самыми чуткими созданиями.

Вместо того чтобы открывать скрипучую калитку, кицунэ перепрыгнула невысокий забор, который между тем не перелезть простому обывателю, и оказалась в месте, олицетворяющем выражение: крайнее запустение. Заросший сорняками сад, святилище, покрытое мхом и слоем вековой пыли, потрескавшаяся тропинка из грубых, неотёсанных камней, будто выдолбленных грубой рукой из большой скалы, и небольшой прудик, от которого несло смрадом и болотной тиной. Словом, прекрасная иллюзия, наложенная на богатый дом знатного и довольно известного ёкая.

Только вот от знания, что это всего лишь магия, Кипаяме не становилось легче. Уж больно запах был настоящим. Она зажала нос, лишь бы не слышать противную вонь, как будто в пруду давно лежит чей-то хладный труп. Лисы, идущие за кицунэ, тоже съёжились от запаха, особенно Кицерияма и Осоготана, что несли в пастях человеческие руки. Кипаяма сжалилась над ними, но брать конечности в свои руки не спешила. Всё же магией по очистке одежды она пока не владела.

Тихий, почти бесшумный стук в дверь вряд ли бы заставил хозяина владений проснуться, но свет за окном зажёгся, а значит, инугами поднялся на ноги. Несколькими секундами спустя дверь распахнулась, и перед кицунэ оказался высокий мужчина с короткой ровно подстриженной бородой, слегка лохматой причёской, в подкаченном теле прикрытом короткой хлопковой юкатой[3].

– Кипаяма, какими судьбами!? – улыбнулся Синдзиро и распростёр руки, так и приглашая кицунэ его обнять. Кипаяма не смогла отказать ему в любезности. Выглядел он бодро, пусть гостья и нарушила его сладкую дрёму. – Давно ты не посещала меня по ночам, но…

Инугами заглянул ей за плечо и увидел лисиц с частями человека в руках. Он неприятно поморщился, а потом вернул всё внимание к кицунэ.

– Что заставило тебя, такую занятую нынче лисицу, прийти ко мне, да ещё и с руками… – Инугами принюхался. – Взрослого, упитанного и довольно солидного человека.

– Всё потом, Синдзиро-кун. Сначала немного сакэ. Мне надо освежиться.

Мужчина довольно улыбнулся и кивнул. Отошёл немного назад и отправился накрывать стол для гостьи.

Внутри дома иллюзия уже не действовала. Пахло свежо и приятно. На канделябре догорали огарки от свечей, что наспех зажёг хозяин дома. Они придавали внутреннему убранству немного тёплого света. Ещё одна ароматическая свеча стояла на столике между салфетками и добавляла уюта, пусть и не горела. Кицунэ быстро это исправила.

Лисы позади оставили конечности за дверьми, попросили разрешения войти, и когда оно было получено, улеглись на футоны, свёрнутые в рулоны, где обычно спали гости.

Хозяин дома принёс большую бутылку саке и две небольших фарфоровых чаши, тарелку с устрицами и икрой уни[4]. Синдзиро принялся наливать им обоим напиток светло янтарного цвета и между делом протяжно зевнул. Кицунэ вторила ему и присела напротив. Ещё не начав диалог, она уже сделала один глоток.

– Понимаю тебя, сама не выспалась.

– Итак… Что привело такую красавицу, как ты, в такой захудалый уголок, как наш?

Кипаяма улыбнулась уголками губ и пригубила ещё немного рисового вина.

– Что-то я много пью в последнее время… Итак… Как ты думаешь, мой Синдзиро-кун, что могли делать три молодых демона у святилища Инари-сама?

– Прямо у святилища? – с удивлением переспросил инугами и принял задумчивое выражение лица. – Я что-то пропустил, или недавно было мацури?

– Не угадал, – медленно произнесла Кипаяма. – У одного из них были… руки, – подмигнула кицунэ и посмотрела в сторону двери, за которой остались улики.

– Снова подкидываешь мне работы, как в прошлый раз, когда демоны Они перепутали свои врата и горнолыжный спуск. Да, устроили они заварушку. Столько людей пострадало. Такого количества Ки на стирание памяти мы за раз давно не использовали.

– Ты уж прости, приходится… Я хочу, чтобы ты взялся за это дело. Узнал чьи это руки. Я и мои лисы помогут чем смогут.

Теперь уже настала очередь Синдзиро отпить немного. Новая работа его явно не обрадовала. Если кицунэ хоть немного, но морщилась от крепкого рисового вина, то инугами выпил всё содержимое отёко[5], словно сок.

– А что же ты, Кипаяма-тян?

– Инари-сама дала мне более важное задание, обучать девочку. Нонеку Тако… Фамилию забыла. Знаешь такую?

– Нет, не слышал. Ещё одна кицунэ?

– Почти. Девочка очень перспективная, но пока не очень способная.

– Это временно, ты же знаешь, – принялся успокаивать старую знакомую инугами.

Кипаяма закивала и немного поправила своё кимоно. Больше пить пока не хотелось, потянуло в сон. Лисы всё это время не переставая зевали, а некоторые, так и не дождавшись разрешения, уже мирно посапывали. Но когда госпожа обернулась, чтобы на них посмотреть, спящие быстро подняли головы.

– Вы тоже устали, бедняжки, – сочувственно произнесла Кипаяма и зевнула.

– Располагайтесь. Ты же знаешь, твоим лисицам всегда здесь рады.

– Благодарю за тёплый приём, Синдзиро-кун. Мои помощники сегодня сражались на славу и заслужили отдых.

Инугами поднялся с пола и вышел на улицу, чтобы забрать конечности и отнести их в холодный подвал. Лисы сопроводили его взглядом, а потом начали раскладывать футоны. Постелили один для себя, чтобы всем шестерым можно было улечься рядышком, а второй для госпожи. Кицунэ щёлкнула пальцами и застелила их простынями.

К этому времени хозяин дома вернулся и обнаружил Кипаяму, ещё сидящую одну за столом. Она глубоко задумалась о чём-то и не сразу заметила, что инугами уже составил ей компанию. Он налил им ещё немного сакэ, взял десертной ложкой икры и отпил, едва с

мочив горло.

– Как ты сама, Кипаяма-тян? Давно ведь не заглядывала на огонёк.

– Ты же знаешь, вся в делах да заботах. То туристы в лесах заблудятся и нужно указать им дорогу, то ураган вырвет с корнем несколько деревьев и потревожит лесных духов. Нужно их успокоить, помочь привести обиталища в порядок. И ещё много всего по мелочи. А ты как, дружок-волчок?

Синдзиро усмехнулся, к нему обратились будто к ребёнку. Но ему действительно нравилось сравнение с лесными волками, так он чувствовал себя более важным для этого мира. Но если большая часть ооками не может перевоплощаться в людей и интегрироваться в современное общество, постоянно обитая в лесах и бескрайних полях Японии, инугами пусть и изредка, но всё же освобождаются от своего иссушённого обличия, становятся похожими на кицунэ, только превращаясь не в лису, а в собаку.

– Пока ты не пришла, я уже начал забывать о Ками и всех этих приключениях, через которые мы прошли. Кажется, это было так давно. Так похоже на сон, и правда кажется, что этого не было.

– Ну, теперь у тебя есть шанс вновь притронуться к миру Ками, если захочешь разобраться. А будет время, приходи в святилище Фусими Инари, завтра. Познакомишься с моей ученицей.

– Непременно воспользуюсь твоим приглашением. А пока насладимся тишиной…

Из звуков и правда было лишь горение свечи между ними, сопение шести лисиц на футонах и лёгкое завывание ветра за окном. Спустя час тучи сгустились, и пошёл дождь. Капли били по колокольчикам у крыльца, создавая неповторимую природную мелодию. Ритм песни Ками дождя всегда прекрасен и с первых нот погружает в сон.

Кипаяма, устав зевать, поклонилась и отправилась на согретую лисами постель. Синдзиро ушёл в свою комнату и задвинул за собой сёдзи[6]. На ней кицунэ приметила несколько новых рисунков и зарисовок, но из-за крайне скудного освещения не смогла их разобрать. Да, это было и не нужно. Если желание останется, Кипаяма рассмотрит их завтра, когда красное солнце встанет из-за горизонта и пора будет отправиться в святилище Инари.

И всё же появление демонов, пусть и столь молодых, и неопытных, явно заблудившихся на землях кицунэ, не давало ей покоя. Вполне могло статься так, что ёкаи пришли за свежей кровью её ученицы. В таком случае за ней нужно получше приглядывать. Отправлять знакомого тэнгу[7] или цуру[8], она ещё не решила, но пока девочка хорошо скрывает свою природу, волноваться не о чем.