Сказка явься, чудо здравствуй!

– Почему ты так шумишь под окнами бедной бабушки? – спросила я. – Её внук болеет, и шум мешает ему выздоравливать.

Каппа вдруг стал грустным.

– Я не хотел зла, – пробурчал он. – Просто мне так одиноко. Я живу в этой реке многие годы, и никто никогда со мной не разговаривает. Все боятся. А мне так нравится музыка, которую играет бабушка на своём сямисэне! Когда она играет Нихон буё, я так радуюсь! Но она перестала играть. И я решил привлечь её внимание. Я думал, что шум заставит её снова взять в руки инструмент.

Вот оно что! Каппа не был злым, он был просто одинок и хотел слушать музыку. Я почувствовала, как моё сердце наполнилось теплом.

– Но если ты шумишь, внук не поправится, и бабушка не сможет играть, – объяснила я. – Если ты будешь тих и терпелив, возможно, когда мальчик выздоровеет, бабушка снова возьмёт сямисэн, и будет играть для вас обоих.

Каппа задумался. Его зелёная кожа потемнела от раздумий.

– Правда? – спросил он. – Я правда смогу слушать музыку снова?

Я кивнула.

– Да. И, может быть, ты даже подружишься с ними. Ведь настоящая доброта – это понимать других, даже если они совсем не похожи на тебя.

Каппа исчез под водой. Я вернулась к бабушке. Она была очень удивлена, когда узнала, что Каппа больше не шумит. Внук начал поправляться.

Вечером, когда солнце зашло за Фудзияму, я увидела, как бабушка вышла на берег реки. Она взяла в руки свой сямисэн и начала играть. Её музыка была нежной и тихой, как шепот бамбука. И иногда, я замечала маленькую зелёную голову, выглядывающую из воды. Каппа слушал. Он не шумел. Он просто слушал.

Сказка была окончена. Я вернулась в свою комнату. В моей душе поселилось новое понимание. Иногда то, что кажется злом, на самом деле лишь неуклюжая попытка найти любовь или внимание. И стоит лишь проявить немного доброты и понимания, как даже самые озорные существа могут стать твоими союзниками. И может быть, где-то там, у подножья Фудзиямы, старая бабушка и её речной друг, Каппа, до сих пор делятся музыкой и тишиной, ожидая рассвета нового дня. Кто знает… Кто знает…

Ритм Страсти, против Быка Безразличия. Испанская народная сказка

Мне десять лет, и я – Варя. Я обожаю путешествия, особенно когда они начинаются прямо с книжной полки! Моя самая любимая книжка – это старый, потрепанный томик «Сказок Народов Мира». Но она не простая, а волшебная! Стоит произнести заветные слова: «Сказка, явься, чудо, здравствуй!», как страницы оживают, и я… попадаю прямо внутрь истории!

Я открыла книжку, и воздух вокруг меня тут же наполнился ароматом горячего солнца, спелых цитрусовых и маслянистых оливок. Где-то вдали зазвенели струны гитары, наполняя всё вокруг такой знакомой, но при этом такой новой мелодией. Я глубоко вздохнула, закрыла глаза и прошептала трижды: «Сказка, явься, чудо, здравствуй!».

Я открыла глаза, и меня окутал золотистый свет Андалусии! Солнце было так ярко, что мне пришлось прищуриться, а вокруг расстилались бескрайние оливковые рощи, чьи серебристые листья танцевали под легким, теплым ветром. Я оказалась на пыльной, но уютной дороге, ведущей к небольшой деревушке, вылепленной из белого камня, с красными черепичными крышами. Воздух звенел от стрекота цикад, но чего-то не хватало. Той самой страсти, того огня, что, как я слышала, бьётся в сердце каждого испанца.Сегодня моё сердце выбрало Испанию.

В деревне было тихо. Слишком тихо. Не доносилось звонких смеха, не слышно было стука каблуков, отбивающих фламенко, ни даже задорных аккордов испанской гитары. Я постучала в одну дверь, потом в другую – никто не открывал. Сердце моё сжалось. Куда же подевалась вся жизнь?

Вскоре я увидела одинокого старика. Он сидел под старым оливковым деревом, его взгляд был задумчивым, как у Дон Кихота, который потерял своего верного Санчо. Я подошла к нему.

– Дон, – сказала я, – почему здесь так тихо? Где же музыка, где смех, где танцы?

Старик тяжело вздохнул.

– Ах, дитя, – промолвил он, – ушла от нас дуэнде. Потеряла наша земля свою страсть. Живёт у нас в деревне одна девушка, которую зовут Селия. И вот случилось горе, заколдавал злой магический Бык Безраличия ее топор и тот отрубил ей руки. А потому, как её руки были ее душой, красиво двигающиеся и отбивающие ритм кастаньетами – она не могла больше танцевать. Когда-то она была величайшей танцовщицей фламенко и играла на гитаре так, что камни Альгамбры вторили ей. Но после этого ужасного случая её сердце наполнилось безразличием, и её страсть угасла. И вместе с ней – наш огонь.

– Безразличие? – переспросила я.

– Да, – кивнул старик. – Бык Безразличия, невидимый, но огромный, он пришел и забрал у людей радость, опустил их руки, не дал им больше чувствовать ритм жизни. Говорят, чтобы вернуть страсть и душу Селии, нужно отыскать Цветок Страстоцвета, который спрятан в самом сердце горы, охраняемой старой испанской бескогтяй ящерицей, символом холодной отстраненности. И только тот, кто осмелится бросить вызов Безразличию своим собственным пламенем, сможет вернуть душе огонь.

Я почувствовала, как внутри меня загорелся огонь. Нельзя допустить, чтобы такая красота – фламенко, музыка, радость – просто угасла!

– Я помогу! – дерзко заявила я.

Старик лишь улыбнулся.

– Путь туда долог, дитя, и требует не только силы, но и страсти. Ищи дорогу там, где земля встречается с небом, а камни помнят древние заклинания.

Я отправилась в путь, полный решимости. Шла я высоко в горы, где воздух становился всё прохладнее, а камни были словно высечены тысячами лет. Я увидела величественные, незавершенные шпили, напоминающие Собор Святого Семейства, словно само небо тянулось к ним, призывая к вечному движению и созиданию. И тут, в тени одного из ущелий, я увидела Эльфийку. Она была почти прозрачной, сотканной из света и воздуха, а её глаза сияли древней мудростью.

– Ищешь Цветок Страстоцвета, дитя? – прозвучал её голос, словно шелест листвы. – «Он расцветает только тогда, когда сердце человека, давно остывшее, снова почувствует истинную страсть. Чтобы его пробудить, ты должна быть готова бросить вызов своей собственной тени сомнения, своей апатии.

Я кивнула.

– Но как найти Девушку-Безручку Селию?

– Она там, где нет музыки. Где танцы забыты. Где руки опущены, потому что нет желания творить. Её сердце ждёт искры, идущей от тебя. И помни, что сила Святого Иакова – в вере и неуклонности. А для того, чтобы Бык Безразличия отступил, нужна не сила, а безудержная радость.

Я поспешила вниз, туда, где слышались лишь редкие, грустные голоса. И вскоре увидела её. Молодая девушка сидела на лавочке, её взгляд был пуст, а руки… вместо рук, ветер развевал пустые рукава ее платья. Она была красива, но без огня во взгляде.

Я села напротив неё, чувствуя, как моё сердце бьётся в ритме пасодобля. Вспомнила всё, что слышала: фламенко, гитара, смелость. И я, Варя, девочка, которая только что пришла из другого мира, дерзко сделала глубокий вдох и начала. Я не умела танцевать фламенко как настоящая испанка, но я начала хлопать в ладоши. Сначала тихо, потом громче, задавая ритм. Ритм, который, как я верила, живёт в каждом испанском сердце.

– Эй! – крикнула я, и голос мой был пронзительным, словно струна гитары. – Разве можно сидеть, когда в мире столько музыки? Разве можно забыть о фламенко, что пахнет солнцем, и о танце, что согревает душу? Подними свои руки, почувствуй ритм! Прогони этого Быка Безразличия своим огнём!

Селия медленно подняла голову. В её глазах зажёгся крохотный огонёк. Я продолжала хлопать, добавляя к этому свой, танцевальный ритм, пусть и неидеальный, но полный страсти. И тогда случилось чудо! Прямо на глазах, руки девушки стали отрастать из плеч, заполняя рукава платья. Потом они выросли полностью и легли, как изящные лианы на колени Селии. Девушка медленно подняла руки. Сначала неуверенно, потом с нарастающей силой. Она закрыла глаза, и я увидела, как по её щекам текут слезы. Это были слезы не грусти, а пробуждения. Её тело начало двигаться, покачиваясь в ритме, который теперь звучал в её собственном сердце.

И тут же, прямо у её ног, сквозь сухую землю пробился росток, и на нём расцвел невероятной красоты Цветок Страстоцвета! Его лепестки были словно языки пламени, и аромат его был таким пьянящим, таким эмоциональным, что я почувствовала, как по всему телу пробежали мурашки.

В этот момент, словно по волшебству, с небес послышались мелодичные звуки, а из близлежащего дома выбежал музыкант с гитарой, за ним – другие, их лица, еще недавно грустные, теперь светились надеждой. Они начали играть! Мелодия наполнила деревню, и люди, слыша её, стали выходить из своих домов. Мужчины начали притопывать, женщины – покачивать бёдрами, а затем зазвучала музыка для хоты и мунейры!

Селия поднялась. Её руки, полные жизни, теперь взмывали в воздух, а её тело двигалось в танце, полном такого огня, такой дерзости и страсти, что я ахнула! Она не просто танцевала – она жила танцем! Она была воплощением истины, что настоящий танец – это танец души, невидимый и непоколебимый.

Бык Безразличия отступил. Я увидела, как дымка печали рассеивается над деревней, уступая место яркому солнцу и звонкому смеху. Я чувствовала, как весь воздух пропитался энергией возрождения.

Моё приключение в Испании ещё не закончилось. Я стояла, вдыхая запах Страстоцвета и слушая музыку, которая теперь вибрировала в каждом уголке Андалусии. Я знала, что добро победило зло, потому что люди вспомнили, что такое страсть и как важно ей делиться. А что будет дальше? Я не знала. Но я точно знала, что мир полон таких волшебных моментов, и самое главное – уметь их чувствовать и делиться ими. Мои приключения по страницам волшебной книги только начинаются, и я уже предвкушала, что же ждет меня на следующей странице. Моё сердце, полное ритма и воздушности, готово к новым танцам!

Новая жизнь начинается! Китайская народная сказка

Ночью мне снился удивительный сон: я летела по небу, а рядом со мной парил огромный дракон, светло-зелёный, как нежный побег бамбука. Чешуя его переливалась всеми оттенками изумруда, а глаза светились мягким, тёплым светом. Я испугалась, но дракон повернул ко мне свою величественную голову и промолвил:

– Синь цзянь сянь шы!

Я не понимала слов, но голос был такой добрый и спокойный, что страх улетучился. Внутри меня всё затрепетало – я чувствовала, что это что-то очень важное, волшебное. Я знала, что это значит «Новая жизнь начинается!»

Утром я вскочила с кровати, сердце билось, как барабан. Мне вспомнился сон, и я помчалась к моей заветной книге «Сказки народов мира». Моя волшебная книжка, как и обещала, лежала открытой на китайской сказке, её страницы светились лёгким золотистым светом.

С замиранием сердца я трижды прошептала волшебные слова, стараясь вложить в них всю свою надежду на чудо:

– Сказка, явься, чудо, здравствуй! Сказка, явься, чудо, здравствуй! Сказка, явься, чудо, здравствуй!

Мир вокруг закружился в вихре красок – ярко-красные фонарики, золотистые драконы, изумрудные рощи бамбука… И вот я уже стою на шумном китайском рынке, воздух наполнен ароматами специй, ладана и… о, боже! … жареной пекинской утки! Запах был настолько сильным и аппетитным, что у меня тут же слюнки потекли. Торговцы распевали свои товары на непонятном, но мелодичном языке, рядом пробегала маленькая панда, воровато таская кусочки чего-то вкусного. Всё было настолько ярким, красочным и невероятно живым, что я застыла от изумления, не в силах оторвать взгляд.

Я стояла у входа в Запретный город, поражённая его величием. Красные стены, сверкающие на солнце, казались бесконечными, а за ними, будто гигантская змея, извивалась Великая Китайская стена, уходящая в туманную даль. Воздух был пропитан ароматом благовоний и чего-то сладкого – возможно, это продавали близлежащие лавки.

Вдруг я заметила её – девочку лет двенадцати, в ярком шелковом платье цвета цвета распустившегося пиона. Её чёрные, как вороново крыло, волосы были зачёсаны в два аккуратных пучка, украшенные маленькими серебряными заколками в форме дракончиков. Она была необыкновенно красива, но её лицо выражало такую глубокую печаль, что у меня сжалось сердце. Она сидела, опустив голову, на низенькой каменной тумбе, рядом с ней лежал маленький, изящный эрху – старинный китайский смычковый музыкальный инструмент с двумя металлическими струнами.

– Девочка… – тихонько позвала я, не решаясь потревожить её.

Она вздрогнула, подняла на меня большие, тёмные глаза, полные слёз. Её губы задрожали.

– Помогите! – прошептала она, голос её был хрупким, как тончайший фарфор, и таким же печальным, как мелодия эрху, которую, я догадалась, она недавно играла. – Злой колдун Цао заточил моего отца, хранителя Нефритового Дракона, в хрустальную клетку! Он… он хочет завладеть силой дракона!

Её слова прозвучали, как удар колокола. Лин, так звали девочку, рассказала мне легенду о Нефритовом Драконе – могущественном существе, что хранит благополучие всего края. Без него, как гласила легенда, урожай риса не созреет, а вершины гор Уду покроются вечным снегом. Страшное предчувствие холодом пробежало по моей спине.

– Хранитель Нефритового Дракона… – прошептала я, понимая, что попала в самую гущу невероятных событий. – Но кто такой этот колдун Цао?

– Он завидует моему отцу, – всхлипнула девочка, вытирая слёзы рукавом. – Завидует его силе, его мудрости… Он хочет стать самым могущественным в стране, но для этого ему нужна сила Нефритового Дракона!

Я смотрела на эту хрупкую девочку, на её отчаяние, и поняла, что должна помочь. Я не знала, как, но я должна была попробовать. Ведь если Нефритовый Дракон будет заточён, то всему краю грозит беда.

Лин, успокоившись, достала из-за пазухи небольшой фонарик. Он был необычный – сделанный, казалось, из панциря древней черепахи, его поверхность переливалась тёплым янтарным светом. Он был приятно тёплым на ощупь, как будто излучал внутреннее тепло.

– Это… это подарок моего отца, – прошептала Лин, её голос слегка дрожал. – Он укажет тебе путь к логову Цао. Береги его, Варя.

Я взяла фонарик в руки, почувствовав, как от него исходит мягкое, успокаивающее тепло.

– Спасибо, Лин, – сказала я, чувствуя, как в сердце зарождается надежда. – Я обязательно найду твоего отца.

Путь к логову колдуна оказался долгим и опасным. Я шла по узким, извилистым улочкам, пробираясь сквозь толпу. Воздух был наполнен ароматами и звуками: торговцы расхваливали свои товары – бамбуковые палочки для еды, изящные чайные сервизы с затейливыми рисунками, милые фигурки панд, и даже живых карликовых тигров в крошечных клетках. Я видела яркие представления – танцы льва, сверкающие в лучах солнца, и танец дракона, очаровывающий плавностью движений. Музыка эрху доносилась отовсюду, то грустная и меланхоличная, то весёлая и игривая. Но несмотря на всю красоту и оживление вокруг, в моей душе росло тревожное предчувствие.

Фонарик, который Лин дала мне, непрерывно излучал мягкий свет, словно живой. Он освещал мой путь, показывая дорогу через лабиринты переулков и за холмы. Наконец, он указал на огромную, зловеще чёрную пещеру, скрытую за высокими горами. В её устье чувствовался пронзительный холод, и воздух был странно тяжёлым, наполненным запахом серы и чего-то нехорошего.

Войдя внутрь, я очутилась в полумраке. Стены пещеры были покрыты странными символами, которые напоминали древние иероглифы. Воздух был наполнен странным гулом. На полу и на стенах валялись разбросанные волшебные предметы: кисти для каллиграфии, древние свитки, испещрённые таинственными знаками, и странные алхимические приборы, из которых исходил тусклый, зловещий свет. Всё это выглядело жутко и захватывающе одновременно. Я чувствовала, что приближаюсь к чему-то очень опасному…

Пройдя глубже в пещеру, я увидела его – отца Лин. Он сидел, скованный в клетке из идеально чистого хрусталя, который переливался всеми цветами радуги при свете моего фонарика. Его лицо было бледным, но глаза горели несокрушимой силой. Рядом с клеткой стоял колдун Цао – высокий, худой старик с длинной седой бородой, которая почти доходила до пояса. Его глаза, глубоко посаженные и пронзительные, напоминали тёмные бездны. Он был одет в длинное чёрное одеяние, расшитое странными символами. От него исходило ощущение ледяного холода.

Вместо того чтобы вступать в бой, я решила попробовать другой подход. Вместо меча – мудрость. Я зажгла фонарик ещё ярче, и его тёплый свет упал на лицо Цао.

У меня внутри всё так и бушевало, как будто в животе завелись бабочки! Я представила себе первого человека из китайских легенд – Пань-гу, рожденного из хаоса: огромного, в тёмно-тёмном, страшном месте, где всё было вперемешку, как каша! А он был такой сильный, и верил, что всё будет хорошо! Именно он сделал горы, реки, деревья, даже зверей! Супер-герой! Мне самой захотелось стать такой сильной!

– Дедушка, – я запнулась, потому что руки немного тряслись, – ты не прав! Ты всё делаешь неправильно! Помнишь Пань-гу? Он никакой магией не использовал, никаких плохих дел не делал! Ты же знаешь, что раньше всё было, как большой-большой беспорядок, а он всё сам прибрал и упорядочил! Только своей силой и верой! Горы, реки, цветочки, всё-всё-всё! Он хотел, чтобы всё и всем было хорошо, он это сделал из любви!

Я немножко помолчала, постаралась посмотреть Цао прямо в глаза, хотя было немного страшно. И продолжила, стараясь, чтобы мой голос был плавным и спокойным:

– А ты… – я специально сделала паузу, чтобы он удивился, – ты хочешь быть главным, и делаешь гадости, всем даешь только зло! Это не настоящая сила! Небесный Император не злой, он добрый, он всем помогает! Настоящая сила – это когда всем хорошо! Вот папа Лин, он сильный, даже очень-очень! Но он сильный, потому что он всех любит и защищает, а не потому, что он колдует! А ты, дедушка, забыл, что самое главное – это доброта! Посмотри на этот фонарик! Он тёплый, добрый и светлый! Вот это настоящая сила!

Я закончила, сердце билось очень быстро от волнения.... Я надеялась, что он меня послушает. Очень сильно на это надеялась!

Цао посмотрел на меня, его пронзительный взгляд на мгновение смягчился. Он посмотрел на отца Лин, запертого в хрустальной клетке, потом снова на меня. Его губы тронула едва заметная улыбка, полная глубокой печали.

– Ты права, дитя, – тихо сказал он, его голос был хрипел, словно хрустел сухой лист. – Я был слеп в своей жажде власти, ослеплён ею, как мотылёк пламенем. Я искал могущества, не понимая, что истинное могущество – в гармонии с миром, а не в его разрушении.

И, словно по мановению волшебной палочки, колдун Цао взмахнул рукой, и хрустальная клетка рассыпалась в пыль. Отец Лин, немного пошатываясь, встал на ноги.

В тот же миг, будто в ответ на освобождение Нефритового Дракона, небо над горами Уду озарилось ослепительным светом. Из-за вершин показался огромный дракон, чешуя которого переливалась всеми цветами радуги. Он издал могущественный, но прекрасный звук, похожий на тысячу музыкальных инструментов, играющих одновременно. Свет от дракона был таким ярким, что заполнил всю пещеру, и я почувствовала, как меня окутывает тепло и спокойствие.

Я вернулась домой, но чувство тревоги не покидало меня. Цао раскаялся, но что будет дальше? Сможет ли он изменить свою жизнь? И что произойдёт с балансом сил в этом мире? Сказка закончилась, но история, кажется, только начинается…

Сердце Хон Гильдона. Корейская народная сказка

Мне десять лет, и зовут меня Варя. Моя волшебная книга, «Сказки народов мира», сегодня она пахнет жёлтыми листьями и чем-то пряным, похожим на корицу. Страница, словно сама собой, раскрылась на корейской сказке. "Сказка о храбром Хон Гильдоне!" – читаю я вслух, немного запинаясь. Потом, вспомнив слова магического заклинания, добавляю с максимальной серьёзностью: "Сказка, явься, чудо, здравствуй! Сказка, явься, чудо, здравствуй! Сказка, явься, чудо, здравствуй!

И мир вокруг меня растворился, как сахар в горячем чае.

Вот я уже стою на склоне горы Тхэбэктан, среди сосен, таких высоких, что их верхушки теряются в дымке. Ветер шепчет мне что-то на непонятном языке, но запах… О, божественный запах! Сочная трава, нагретая солнцем, и… кимчи – традиционное корейское блюдо из квашеной пекинской капусты, приправленной острым перцем, чесноком, имбирем и другими специями! Я даже не знала, что запах кимчи может так далеко быть слышен! Это удивительно! Настолько удивительно, что я чуть не забыла, зачем сюда пришла.

Передо мной предстала невероятная картина: долина, похожая на гигантскую фарфоровую чашу, а в центре – Дворец Кёнбоккун, весь сверкающий, словно украшенный тысячами изумрудов и сапфиров. Солнце отражалось в его белых стенах, ослепляя меня. Но… что это за тень, нависающая над дворцом?

Это был он. Огромный, чёрный, как ночная бездна, Кумихо. Девятихвостый лис, размером с небольшую машину, с глазами, похожими на тёмные, горящие угли. Он сидел на крыше, насмешливо склонив голову. Его хитрый взгляд скользил по людям, спешащим по своим делам. И вдруг я услышала его шёпот, пронзительный и ледяной: "Ещё одна улыбка… ещё одна жемчужина в моей коллекции… скоро весь Сеул будет моим!"

Я вздрагиваю. Жемчужины? Что он имел в виду? И что это за "коллекция"? Наверное, сейчас нужно поговорить с кем-нибудь из местных… но кого-то другого здесь не было. Пока что… только я и этот ужасный лис.

А, нет… На лавочке в сквере сидел седой старик. К нему-то я и направилась.

Старый мудрец, с бородой, доходившей почти до земли – длиннее моей руки точно! – прищурился, глядя на меня своими мудрыми, как небо после дождя, глазами. Он пах сухой травой и чем-то сладковатым, похожим на имбирь.

– Кумихо… он не просто вор, девочка, – прошептал он, – Он крадёт не вещи, а надежду. Каждая украденная улыбка – это потускневшая жемчужина в сердце Сеула. Представь себе: радостный смех ребёнка, искренний смех влюблённых, улыбка старика, вспоминающего молодость… Кумихо забирает их, поглощает, словно мотылёк, питающийся светом. И если он соберёт все жемчужины… город погрузится во тьму. Вечная ночь. Холод. Забвение.

Я ахнула. Картина, которую он нарисовал, была ужасающе реальной. Мне стало страшно, по-настоящему страшно.

– Но… есть надежда, – продолжил мудрец, его голос немного смягчился. – Легенда гласит о Хон Гильдоне. Знаешь его?

Я кивнула. Конечно, я знала! Хон Гильдон – это же почти как Робин Гуд, только корейский! Я слышала много историй о нём.

– Хон Гильдон, легендарный герой, пожертвовавший всем ради своего народа, спрятал своё сердце, свою непоколебимую веру в добро, в священном гинкго, – сказал мудрец, кивнув куда-то в сторону. – Дереве мудрости. Только оно может дать силу, чтобы противостоять Кумихо. Найди его сердце, Варя, и ты сможешь спасти Сеул.

Я отправилась на поиски священного гинкго. Дорога была длинной и извилистой, но я не сдавалась. Встретила группу танцоров Тхальчум – их маски были настолько жуткими, что я чуть не закричала, но их движения… невероятные! Полны жизни, энергии, какой-то безудержной радости. Они, словно сами были воплощением солнечного света.

Один из танцоров, молодой человек с маской демона, но с глазами, полными доброты, остановил меня.

– Девочка, куда ты направляешься? – спросил он, голос его был неожиданно тихим и мелодичным, совсем не похожим на демонический.

Я объяснила ему свою миссию, рассказала про свою встречу со старым мудрецом, и свою цель – найти священное гинкго и сердце Хон Гильдона.

Он улыбнулся, обнажив лишь часть своего лица, скрытого за маской.

– Ты ищешь дерево мудрости? Мы знаем дорогу, – сказал он. – Но прежде, ты должна научиться призывать свет. Танцуй с нами! Чангочум – танец, зовущий солнце.

И они научили меня этому танцу, словно передавая мне частичку своего света и энергии. Я танцевала под ритмичный стук барабанов, чувствуя, как сила света наполняет меня.

Наконец, я увидела его. Огромное, древнее гинкго, раскинувшее свои ветви, словно объятия. Его ствол был толще любого дома, а листья переливались золотом в лучах заходящего солнца. И в его ветвях, прикреплённая к толстой ветке, словно драгоценный плод, висела маленькая деревянная шкатулка, запертая на сложный замок, усыпанный причудливыми гравировками.

Это не был просто замок. Это была загадка. Я поняла это сразу. Каждый символ на замке – символизировал часть корейской культуры: пири (национальный инструмент), бибимбап (национальный корейский салат), Хан-Нун (великая река)…

Вспомнив слова мудреца, я решила не ломать замок грубой силой. Нельзя прибегать к насилию, когда речь идёт о таком священном предмете. Я стала рассматривать каждый символ, стараясь понять его значение. Я вспоминала каждый рассказ, каждую историю, каждую встречу, каждый танец… каждый запах Кореи… и, медленно, символ за символом, замок начал открываться. Это было нелегко, это потребовало огромной концентрации и усилий, но… он открылся! С лёгким щелчком, словно шепот самого дерева.