На пределе

– Судя по всему, ты и не умнеешь. Хочешь сделаем это прямо сейчас?

Эдгар приблизился к своей жене и заглянул ей в глаза.

– Давай! Что же ты? Если у нас появится ребенок, то до тебя дойдет, наконец, что твоя семья – это твоя семья, а мне они никто, верно? Если у нас появится ребенок, ты будешь охотнее со мной трахаться и перестанешь ныть, что у тебя либидо ниже моего, не так ли? Если у нас появится ребенок, тебя перестанет беспокоить мой ненормированный график и кровь на моих руках, да? Ребенок разрешит все проблемы, исходящие от тебя, я прав? Ты хочешь детей от меня, но изменить свое ко мне отношение у тебя ума не хватает. Ты полагаешь, что ребенок перекроет эту брешь за тебя.

– Значит, это я во всем виновата?

– Нет, Дженни, ты виновата лишь в том, что все эти годы эгоистично и крайне охотно принимала мою любовь, а теперь, внезапно, решила, что я не удовлетворяю твоим требованиям. Ты с самого начала знала, как я отношусь к вопросу рождения детей, и ты видела, что у меня не ладятся отношения с твоей семьей. Тем не менее, ты оставалась со мной и с радостью пользовалась удобствами полюбовного к тебе отношения. Я семь лет был верным и любящим мужем, а теперь ты решила дать мне отставку из-за того, что я твоей семье не нравлюсь?! Ты просто конченная идиотка.

Расширив глаза от удивления, пораженный собственными выводами, Эдгар медленно отошел от жены и приложился к горлышку бутылки. По лицу Дженни текли скупые слезы и причиной их был отнюдь не разлад в отношениях с супругом, но задетое самолюбие.

– Да ведь ты и понятия не имеешь, что такое по-настоящему любить, – гулко прошептал Эдгар, не сводя глаз со своей жены.

***

Вечером того же дня, когда его жена, собрав вещи первой необходимости и пообещав, что пришлет кого-нибудь за всем остальным отбыла к родителям, Эдгар оповестил членов отряда, что сегодня же ждет их всех в корпусе на территории базы. Когда он, выпивший в одного бутылку виски и ни на йоту не опьяневший от охватившего его нервного напряжения, приехал, все уже были в сборе и с выражением нетерпения на лицах, ожидали услышать причину, по которой он их собрал.

– Я ухожу из отряда, – без лишних предисловий сообщил Эдгар. – Разумеется, не навсегда. Мне нужно решить кое-какие вопросы интимного свойства и тогда я вернусь к вам.

– Что случилось, Эдж?

Эдгар был готов к тому, что этот вопрос слетит с уст Кары, но задал его Мартин. Добродушный великан озабоченно смотрел на своего командира, готовый прийти на выручку, чего бы ему это не стоило. Кара же молча вглядывалась в напряженное лицо Эдгара, пытаясь понять, права ли она в своих предположениях относительно причин его ухода.

– На время моего отсутствия я назначаю командиром Кару, – продолжил Эдгар, пропустив вопрос Мартина мимо ушей. – С высшим начальством все уже согласованно.

Это было правдой. Эдгар очень быстро все организовал. Со свойственной ему решительностью, он в тот же день без лишних колебаний посетил офис своего куратора от армии США и сообщил тому, что ему требуется безотлагательный отпуск. Знавший Эдгара лично не первый год, мужчина в годах, отбросил в сторону излишнюю дипломатичность и сняв с носа очки, взглянул на Эдгара из-под кустистых седых бровей.

– Есть ли что-то, о чем мне следует знать прежде, чем я завизирую твой отпуск, Эдгар? – спросил он глубоким, свойственным всем старикам голосом.

– Нет, сэр. Причины исключительно личного и деликатного характера.

От глаз старого разведчика не ускользнуло то, как Эдгар, напряженно и не отдавая себе в этом отчета, большим пальцем прокручивал обручальное кольцо, плотно сидящее на его безымянном пальце.

– Я все устрою, Эдгар. Можешь спокойно решать свои проблемы и ни о чем не беспокоиться.

– Благодарю, сэр, – кивнул Эдгар. – Вместо себя я оставляю Кару Ле Мэй.

– Ты уверен, что девушка справится с твоей работой?

– Я уверен в ней, как в самом себе, – прозвучал твердый ответ.

Услышав эту новость, Кара, пораженная доверительным отношением к себе, о котором не имела и малейшего понятия, вытаращила глаза на Эдгара.

– Нам ведь необходим пятый член отряда, – прогудел разочарованный Мартин.

– Верно. И им будет Люси Верона, вместе с которой когда-то служила Кара. Если новый командир одобрит мое решение, – Эдгар повернулся и холодно посмотрел девушке в глаза, – я сообщу об этом начальству и уже завтра Люси будет приписана к вам на неопределенный срок.

Лица четырех мужчин обратились к Каре, ожидая ее реакции.

– Я не возражаю, – все еще потрясенная новостью, выдавила из себя Кара.

– Отлично, – вставая со своего места заключил Эдгар. – Завтра вас снова будет пятеро, и вы познакомитесь с новым членом отряда. Желаю удачи, ребята.

Дверь за Эдгаром закрылась и оставшиеся в помещении медленно обменялись взглядами в воцарившейся тишине. С улицы донесся раскатистый звук мощного мотора и вскоре стих.

– Мне кажется, я знаю почему он ушел, – печально вздохнув, произнес Мартин.

Кайл и Джонни подняли на него вопросительные взгляды.

– Все дело в его…

– Замолчи, Мартин! – резко оборвала его Кара. – Не обсуждать командира за его спиной!

– Виноват, командир. Впредь не повторится, – понурив голову, ответил Мартин.

Растерянная новой формой обращения, Кара решила, что на сегодня с нее достаточно. Пожелав всем спокойной ночи, она села в свой джип и отправилась домой. На следующий день девушка, подписав все необходимые документы и официально вступив в должность командира армейского отряда специального назначения полиции Лос-Анджелеса, представила своим напарникам Люси Верону, с которой она служила в Ираке много лет назад. Мужчины, в особенности Джонни, тепло приняли еще одну девушку в свою компанию. Люси была смуглой девушкой, невысокого роста, с пышной грудью, высокими скулами и тонкими губами требовательного и строгого учителя. Обычно молчаливая, ожидающая очередного приказа, девушка легко влилась в коллектив, где друг к другу все относились с семейной теплотой и быстро расслабилась в обществе мужчин, непринужденно и по-доброму сыпавших непристойными, а порой и откровенно вульгарными шуточками. Прежде, в годы войны, ей приходилось работать больше других и отстаивать свое право называться солдатом из-за ее выдающихся форм, благодаря которым, мужчины не воспринимали ее всерьез, находя в ней, скорее, объект для сексуальных утех и каламбуров ниже пояса. Но со временем Люси смогла заслужить уважение тех, чьи глаза никогда не поднимались выше ее груди. Показывая выдающиеся результаты в стрельбе на дальней дистанции, Люси, став снайпером, расчищала путь для своих собратьев по службе, обеспечивая пехоте свободный проход в глубь поселений. В конце концов цепкий взгляд миниатюрной девушки позволил ей вырасти в глазах своих сослуживцев и избавиться от ненужного внимания.

Довольная тем, что завязалась непринужденная беседа, где Люси делилась с ребятами подробностями своего боевого опыта, Кара извинилась и отправилась в тренажерный зал, чтобы попытаться справиться с охватившим ее возбуждением от предстоящей работы в качестве командира отряда. Выполняя круговую тренировку, девушка переходила от одного тренажера к другому, давая себе минимальный по времени отдых, которого едва хватало, чтобы хоть немного выровнять дыхание. Спустя сорок минут непрерывных упражнений, Кара ощущала предельное напряжение в каждой, налившейся кровью, мышце своего тела. Когда эмоциональное напряжение отпустило, покинув ее разум во время выполнения тяжелых физических упражнений, как и силы с потом покинувшие ее тело, Кара снова, как это продолжалось с ней всю прошлую ночь, вернулась мыслями к Эдгару и проблеме, возникновение которой вынудило его взять бессрочный отпуск. Несмотря на то, что Кара была влюблена в Эдгара и воспринимала его жену, как конкурентку все эти годы, мысль о том, что семья любимого мужчины распалась, а союз двух сердец разрушился, пугала ее. Кара никогда не состояла в официальном браке, а самые длительные ее отношения продлились всего год и размышления о том, как может страдать человек отдавший кому-то семь лет своей жизни, приводили ее в ужас. В своем командире она всегда видела сильного мужчину, идущего на пролом на пределе своих возможностей, но Кара, также, была глубоко убеждена в том, что, чем жестче человек снаружи, тем более мягок и нежен он внутри. Как величайшие комики и артисты юмористического жанра подчас являются в душе глубоко несчастными людьми, так и самая бескомпромиссная наружность может скрывать самоотверженно любящее и ранимое сердце. Решив для себя, что лучше нарвется на грубость и выговор, чем будет сидеть сложа руки и заниматься самоедством, теряясь в догадках относительного того, что происходит с дорогим ей человеком, Кара привела себя в порядок и отправилась домой к Эдгару, попутно прикидывая, что она скажет его жене, если та откроет дверь. Но, когда девушка припарковалась у дома, спрятанного за живой изгородью и густо насаженными деревьями, необходимость держать в голове заранее заготовленный ответ пропала. Эдгар развалившись сидел на ступенях внушительной, самолично возведенной веранды и потягивал виски с содовой. Выражение его лица было угрюмым и глубоко задумчивым. Мужчина выпивал в одиночестве, погрузившись в мрачные помыслы. Смутившись своего поступка, грубо нарушающего субординацию, Кара даже подумала о том, чтобы вернуться в машину и уехать восвояси, но Эдгар уже заметил ее появление в просвете живой изгороди и обратил на нее затуманенный алкоголем и болезненными мыслями взор.

– Привет, Эдж, – слегка улыбнувшись поздоровалась Кара.

– Привет, Кара, – ответил мужчина, глядя перед собой.

Его тон окончательно смутил Кару. И дело не в охрипшем от пьянства голосе. Эдгар был чудовищно подавлен. Таким Кара не видела его ни разу за шесть лет.

– Разрешишь присесть?

– Я больше не твой командир. Оставь эти условности. Присаживайся, конечно.

Кара опустилась на ступени, привалившись спиной к перилам. Теперь их с Эдгаром разделяло не больше двух метров, и она могла видеть, как сильно он изменился за прошедшие с их последней встречи сутки. Короткие волосы мужчины торчали во все стороны, под покрасневшими глазами залегли синяки и даже изрядно отросшая борода была взъерошена. Кара подумала, что если он и спал минувшей ночью, то вряд ли в удобной постели. Ноздрей девушки достиг резкий запах пота, свойственный людям, переживающим сильнейший стресс.

– Если хочешь выпить, на кухне есть стакан, – прохрипел Эдгар.

– Пожалуй, не сегодня, – отказалась Кара, отметив про себя, что в доме, наверняка, больше никого нет.

– Зачем ты приехала?

– Я хотела поблагодарить тебя и спросить… – Кара осеклась заметив, что в глазах Эдгара пробежал упреждающий холодок.

– Тебе не за что меня благодарить. Пожалуй, лишь для тебя одной, это назначение стало сюрпризом. Что ты хотела спросить?

– Почему ты назначил именно меня? – быстро сориентировалась девушка.

– Не думала же ты, что я просто так с тобой нянчусь все эти годы, ставя рядом? В тебе есть упорство и целеустремленность, какими обладает не всякий мужчина, а в нашем деле это важнее, чем грубая сила.

– Откуда тебе было знать, что я обладаю этими качествами, если все эти годы я работала наравне с остальными?

Брови Эдгара поползли на лоб.

– По-твоему я слепой и не могу распознать отношения ко мне женщины?

Кара вспыхнула и устыдилась, что была столь читаема для Эдгара.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно поинтересовалась девушка, поставленная в тупик.

– Что, не смотря на твою гипертрофированную симпатию ко мне, ты в высшей степени серьезно относилась к возможности учиться у меня, не пытаясь переступить грань дозволенного. Я называю это холодным разумом и ясностью мысли. Качества, которые имеет ничтожно малое количество женщин.

– Пожалуй, я все-таки выпью.

Сходив на кухню и найдя стакан в раковине, Кара наскоро вымыла его и вернулась на веранду. Смешав себе коктейль, она выпила и задумалась, как ей построить беседу с Эдгаром, который и в лучшие времена был непростым собеседником, отличавшимся непримиримостью и обескураживающей прямолинейностью. Порой, казалось, что чувства других людей вовсе не заботят его. И хоть Кара была не из ранимых, временами ее интересовало почему Эдгар не стремится выбирать выражения помягче и продолжает лезть на рожон, раня словами всякого, кто вступает с ним в диалог. Эдгар допил и смешал себе новый коктейль. Кару поразили пропорции напитка, который ни за что не полез бы ей в глотку.

– Ты мог бы и не добавлять содовой. Едва ли она смягчает вкус виски. Как ты можешь пить это?

– Горечь горьким запивают, – просипел Эдгар, сделав внушительный глоток.

Кара ощутила себя сопливой девчонкой, впервые оказавшейся в объятиях мужчины, когда в ней проснулось желание напрямую задать интересующий ее вопрос. Ладошки вспотели, губы пересохли, мысли начали путаться, все дальше уводя ее от сути. Неужто, этот мужчина так довлеет над ней своим авторитетом? Или все дело в его взрывном характере? Кара попыталась припомнить хоть один случай его откровенности в разговоре с ребятами, но не смогла. Эдгар всегда был закрыт и никого не пускал в душу. Возможно, его жена была единственным человеком, который знал настоящего Эдгара. Или нет? Быть может и ей чего-то не хватило, чтобы он открылся? Как бы там ни было, Кара упорно не хотела верить, что сидящий перед ней мужчина, чей облик буквально кричал о терзавшей его боли, может оказаться черствым и бесчувственным.

– Эдгар, что случилось? – дрогнувшим голосом спросила Кара.

– От меня ушла жена, – глухо ответил он.

Пара секунд хаотичных раздумий и Кара поняла, что не найдется с ответом. Она просто не знала, что обычно говорят в таких случаях. Точно она знала лишь одно. Пытаться успокоить и поддержать Эдгара было бы бесполезно и, вероятнее всего, он воспринял бы это, как оскорбление. Что может быть хуже, чем обесценивающие чувства человека попытки доказать ему, что все не так уж плохо и нужно всего лишь пережить этот период? Пожалуй, ничего. Близкие молча переживают вместе, чужие снисходительно увещевают в том, что все это преходящее. Поняв, насколько она неопытна в подобных вопросах, Кара решила просто не лезть в душу, а побыть рядом и, если получится, дать Эдгару возможность подумать о чем-нибудь другом, увести его мысли в иное русло. В этот момент в ее голове начал оформляться скомканный, незрелый, может быть даже наивный, и все же, план помощи мужчине, который был дорог ее сердцу. Залпом допив свой коктейль, она смешала новый.

– Я ведь могу пьяная сесть за руль, как считаешь?

– Удостоверение с собой?

– Конечно.

– Пей. Ни один коп не станет связываться.

Кара ухмыльнулась, стараясь не подавать вида, что слово «пей» из уст Эдгара прозвучало, как приказ.

– Есть, командир.

Подняв стакан, Кара отсалютовала и выпила. Заметив ее жест, Эдгар присоединился и тоже выпил.

– Я представила ребятам Люси.

– Полагаю, они довольны таким пополнением?

– Еще бы! Никто из них так и не удосужился поднять глаза выше уровня ее бюста.

– Придется тебе последовать моему примеру и работать с ней в паре, чтобы не разлагать дисциплину на заданиях.

– Так вот зачем ты меня таскал за собой? А я думала, чтобы опыт передать, – съязвила Кара.

– И то, и другое. На заданиях мне нужно, чтобы глаза ребят искали цель в перекрестье прицела, а не остановились на твоей накаченной заднице, позволив, тем самым, убить себя.

– Значит, ты заметил.

– Я уже говорил, что я не слепой. Нужно знать сильные стороны своих бойцов.

Эдгар повернул голову и улыбнулся. Кара, поймав его взгляд, засмеялась в голос, радуясь, что ей удалось хоть немного его расшевелить. Но уже в следующую секунду Эдгар отвернулся и снова помрачнел.

***

Всю следующую неделю Эдгар почти не выходил из дома, покидая его только затем, чтобы пополнить запасы продуктов и выпивки. Он открыл для себя, что ночь лучшее время суток, потому как во сне не испытываешь душевных терзаний. Напиваясь до беспамятства, он засыпал где угодно, только не в супружеской постели, где стоял отчетливый аромат духов и тела его жены, и спал до обеда. Потом завтракал и начинал пить, выйдя на веранду, чтобы предметы совместного с Дженни быта не резали глаз. Временами там он и засыпал на несколько часов, а проснувшись снова тянулся к бутылке, ощущая, как болезненное осознание его положения возвращается к нему вместе с прояснившимся разумом. Трезвость стала его врагом и боролся он с ним отчаянно, не давая спуска и отрезая к себе все подступы. В один из дней, названия которому Эдгар не знал, потерявшись во времени из-за беспробудного пьянства, на его лужайке оказался Питер, стерильный, как морально, так, вероятнее всего, и физически, муж Алекс. Впрочем, проблемы с детородной функцией могли быть и у нее. «Как бы там ни было, одним бездумным плевком меньше», – подумал Эдгар, молча наблюдая за тем, как Питер, в потертых джинсах и кедах, словно ему шестнадцать лет, приближается к дому. Эдгар сделал глоток виски из бутылки и, только для того, чтобы раньше, чем наступит ночь не вырубиться, запил его содовой. Мужчина остановился у ступеней, ведущих на веранду и, сглотнув ком в горле, через силу открыл рот.

– Здравствуй, Эдгар. Дженнифер прислала нас, чтобы мы забрали кое-что из ее вещей. Если ты не против.

Эдгар заметил, что в лакуне живой изгороди показалась Алекс. Как всегда, надменная, с выражением хозяйки положения на лице.

– Пошел вон, урод, – угрожающим тоном произнес Эдгар, развалившись на ступенях и не сводя глаз с лица пришельца.

Питер заколебался. Было очевидно, что ему очень хочется справиться с овладевшими им противоречивыми чувствами и держать достойный ответ. Эдгар, на манер жирного, самодовольного кота, наклонил голову с любопытством ожидая исхода. Лицо мужчины несколько раз поменяло цвет с белоснежного, как простыня девственницы, на цвет сырого мяса. Наконец, он развернулся и поспешно ретировался, наверняка, надеясь тем самым убедить свою жену, что сбежал от едва миновавшего конфликта, из которого он, конечно же, вышел бы победителем. Услышав шелест шин отъезжающего «европейца», Эдгар в отвращении сплюнул на сочно-зеленую траву и сходил в дом за бумажным пакетом, привезенным из супермаркета. Вывалив на веранду гору шоколадных батончиков, он развернул один и отправил в рот. Спустя примерно час Эдгар услышал, как возле его дома остановилась другая машина. Мощная, судя по звуку, американская. Не успел он понять, что это «Чероки» Кары, та уже легкой, пружинистой походкой пересекала лужайку прямо по ухоженному газону. В руках у нее был пакет из того же супермаркета, где отоваривался Эдгар.

– Здорова, Эдж! – сияя приветствовала она и тут же плюхнулась рядом с ним на ступени.

– Тебя что, не учили, что топтать газон невежливо?

– Я из бедной семьи, Эдж, у нас не было своего газона. Да и ты не сказать, чтобы слишком сильно был озабочен порядком.

Девушка повела рукой в сторону батареи из пустых бутылок, стройными рядами стоявших у стенки.

– Заткнись, – беззлобно попросил Эдгар.

– Смотри, что я принесла. Решила, что не красиво будет пользоваться твоим гостеприимством в очередной раз.

Кара достала из пакета литровую бутылку виски, две бутылки газировки, огромный пакет чипсов и несколько плиток шоколада.

– Заявляться ко мне без приглашения ты можешь, а пить мой виски тебе воспитание не позволяет, да?

– Тебе что, будет лишней моя компания? Если так, то я пойду, – ответила Кара и начала подниматься.

– Сядь, – приказным тоном произнес Эдгар.

Довольная собой девушка хитро улыбнулась и вернулась на место.

– А я и не знала, что ты сладкоежка, – произнесла Кара, отметив количество разбросанных батончиков.

– У всех свои слабости, – буркнул Эдгар в ответ.

– Вот и славно! Значит, наши слабости совпадают. Что еще в числе твоих слабостей?

Эдгар скользнул взглядом по лицу сияющей Кары и бессознательно прошелся хищным прищуром по идеальным формам, затянутым в легкую ткань одежды. Сообразив, что она пристально наблюдает за его взглядом, он излишне резко отвернулся, понимая, что производит впечатление пойманного врасплох мальчишки.

– Эдгар, у меня к тебе просьба. Я бы хотела, чтобы ты принес мне какую-нибудь подушку под зад и чистый стакан.

– Сию минуту, командир, – отозвался Эдгар, радуясь, что у него появилась минутка, чтобы избавиться от нахлынувшего наваждения.

Неделя без секса не прошла бесследно. Думать о нем он не мог, всякий раз мысленно возвращаясь к Дженни и видя перед собой ее, причиняющий боль, образ, но стоило в поле его зрения объявиться привлекательной женщине, как его тело начинало сходить с ума, а разум бить тревогу, требуя взять ее силой. Вот и сейчас, одного взгляда на Кару оказалось достаточно, чтобы помутить его разум. Взяв стакан и несколько подушек с дивана в гостиной, он вернулся на улицу и вручил найденное девушке. Та с благодарностью подложила обе подушки под формы внушительных размеров и принялась смешивать себе коктейль.

– Как обстановка на службе? – вяло поинтересовался Эдгар.

– Сказать, что копы обалдели от моего назначения, значило бы промолчать.

– Были выезды?

– Разгоняли вооруженных протестантов во вторник, а в среду ночью накрыли еще одну ячейку МС-13.

– В самом деле? И как прошло? – оживился Эдгар.

– Детективы настаивали на том, чтобы мы оставили кого-нибудь в живых для допроса, но эти ублюдки не оставили нам шансов. Забаррикадировались в заброшенном многоквартирном доме и нам пришлось брать их штурмом.

– Ослепить не приходило в голову?

– Обижаешь, Эдж. Несколько свето-шумовых гранат и никакого эффекта. Они были обдолбаны по самые уши. Стоило нам войти, как они открыли огонь.

– Все целы?

– Ни единого ранения. Стреляли с пола по ногам.

– И никого не оставили в живых? – удивился Эдгар.

– Тебя там не было, Эдж. Эти парни были заряжены так, что еще немного и взлетели бы на небеса. Даже раненые, они не выпускали из рук оружия. Пришлось всех положить, чтоб самим не подставиться.

– А газ?

– Что от него толку, если все окна выбиты, а стены из гипса? Они бы ушли вглубь дома, а так мы вызвали их на бой и убрали всех скопом, минимизировав возможные потери во время преследования.

– И то верно. А что же тот безногий? Почему его не допрашивают?

– В результате сочетания наркотиков и контузии от подрыва мины, у него случился инсульт. Сейчас он не в состоянии даже говорить, не то что давать показания. А у детективов уже подгорает от нетерпения выйти на поставщика.

– Тебе что, сделали выговор за неаккуратную работу?

– Нет, конечно. Я предоставила им запись с наплечной камеры и все претензии отсохли.

– Камеры нацепили?

– Пришлось. Начальство захотело взглянуть на мою работу в качестве командира.

– Вот кретины, – ядовито усмехнулся Эдгар.

Эдгар протянул бутылку и чокнулся ею со стаканом Кары.

– За тебя, командир, – озвучил он тост.

– Благодарю, командир, – тепло улыбнувшись отозвалась девушка.

– Ну, как ты поживаешь? – осторожно поинтересовалась Кара.

– День за днем, – полушепотом ответил Эдгар и поспешил выпить.

Кара боялась затрагивать тему последних событий в жизни мужчины, опасаясь задеть его чувства и вывести из, и без того, шаткого равновесия, поэтому старалась очень избирательно подходить к темам, предлагаемым ею к обсуждению, говоря о всем понемногу: работе, автомобилях, тренировках и даже плитках шоколада, которые обменяла у Эдгара на батончики. Он, тем временем, все глубже погружался в себя и становился все менее похожим на себя прежнего, каким Кара его знала и ей начало казаться, что она не знала его вовсе до этой поры. Девушка и предположить себе не могла, что такой властный и грубый мужчина, как Эдгар, не вызывающий сомнений в том, что, подобно варвару, возьмет силой любую женщину, на которую падет его выбор, способен на столь всепроникающую скорбь по той единственной, что покинула его. Каре хотелось спросить Эдгара о его чувствах, но она попросту боялась задать ему этот вопрос, предпочитая молча находиться рядом и стараясь держать его темп в том, что касалось опрокидывания в себя очередной порции алкоголя. Наблюдая за Эдгаром, за его угрюмой позой, за гримасой невыразимой душевной боли на его лице, Кара готова была заплакать, но и этого она себе позволить не могла. Ей хотелось обнять его, прижаться к нему и подарить ему частичку той нежности, которой он теперь был лишен по неизвестной ей причине. Вместо этого, она продолжала исподволь разглядывать его, пропитываясь невиданным для нее доселе страданием любящего сердца. Солнце катилось к горизонту, а Эдгар все продолжал неустанно вливать в себя виски, очевидно, намереваясь напиться до потери сознания. Сходив в туалет Кара, на обратном пути, ощутила, что ноги уже едва держат ее. Вернувшись в ванную комнату, она пустила в раковину холодную воду и начала плескать ею в лицо, надеясь, что это хоть немного приведет ее в чувства, но все напрасно. Она даже не ощущала температуры воды, стекающей по лицу. Посмотрев на себя в зеркало, она отметила, что зрачки расширены до предела, а румянец обильно проступил и явно заметен даже на ее загорелой коже. Вытерев лицо полотенцем, она вернулась на веранду и едва не рухнула со ступеней, удержав равновесие лишь благодаря тому, что схватилась за перила.