На пределе

***

Проснулся Эдгар, когда стрелки часов убежали далеко за полдень. В голове стоял шум, во рту пересохло. Из-за продолжительного пребывания в одном положении на тесном диване, мышцы затекли и взвыли, стоило Эдгару открыть глаза и осознать, где он находится. С кухни раздавились звуки женских голосов и едва различимый запах пищи. Слегка пошатываясь, Эдгар встал и отправился в ванную. В отражении зеркала он увидел помятое, уставшее лицо, измученного физическими и нервными перегрузками человека. В уголках глаз залегли сеточки мелких морщинок, свидетельствующих о постоянном напряжении зрения. Густая щетина, больше похожая на бороду, скрывала большую часть кожного покрова. Лень и отсутствие претензий со стороны Дженни останавливали его руку всякий раз, когда он подумывал о том, чтобы побриться. Умывшись и почистив зубы, Эдгар прошел на кухню, где его жена вместе с сестрой пили чай и вяло обсуждали семейные проблемы. Когда Эдгар услышал предмет разговора, его передернуло. Захотелось блевануть на блистающий чистотой кафельный пол. Женщины обсуждали перспективы рождения детей и делились вдохновенными планами их воспитания с участием бабушки и дедушки. Эдгар сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, тут же сообразив, что его жена расценит этот звук не иначе, как акт агрессии.

– Здравствуй, Алекс, – поздоровался Эдгар, всеми силами стараясь сохранять самообладание.

– Привет, – вымученно, будто у нее рак в терминальной стадии, ответила женщина, вяло протягивая бледную руку в жесте, свойственном исключительно мужчинам.

Брови Эдгара поползли вверх. Негодование мгновенно перетекло в злобу. Патетически ухмыльнувшись, как если бы карлик бросил ему вызов на бой, Эдгар покачал головой и занялся приготовлением кофе.

– Эдгар, – взывая к его такту, позвала Дженни.

– У тебя все нормально? – подхватила Алекс.

– Намного лучше, чем у тебя.

– А по виду и не скажешь.

– Твое удивление легко объяснимо. Ты настоящего мужика не видела рядом с собой.

– Неужели? А мне кажется, что дома меня ждет как раз такой.

– Заблуждаешься, Алекс. Дома тебя ждет соплежуй, который не в состоянии отодрать тебя и указать тебе на положенное природой место. Именно поэтому, ты пытаешься пожать руку тем, ниже кого находишься на ступенях иерархической лестницы, выстроенной природой еще в те далекие времена, когда макаки-резусы стали причиной наличия протеина в твоей крови.

– Эдгар! – воскликнула Дженни.

– Ты совсем охренел? – снова подхватила Алекс.

– До нужной степени, уж точно, – холодно ответил Эдгар, не смотря на клокочущий внутри гнев.

– Ты бы прежде, чем лезть в чужую семью, в своей для начала разобрался, – выплюнула Алекс.

– В моей семье все прекрасно.

– В семьях где все прекрасно, супруги не спят в отдельных комнатах.

Залив кипятком растворимый кофе и разбавив его холодной водой, Эдгар снова повернулся к женщинам, скрестив руки на груди.

– Пока ты ночью со своим мальчиком занимаешься тем, что я лишь с большой натяжкой могу назвать сексом, в жалкой надежде произвести на свет такого же бесхребетного сноба, как и ты, я ловлю за кадык тех, кто может лишь в кошмарном сне тебе присниться.

– Я ухожу, – отрезала Алекс.

– Алекс, подожди! – вскочила Дженни.

– Да, подожди, Алекс, я сам уйду.

Одним глотком осушив чашку кофе, Эдгар вышел из дома и сел в машину. По дороге на базу, он злился все больше, точно зная, что жена примет сторону своей сестры, даже не обдумав произнесенные им слова. Некоторым людям родственные связи заменяют мозги и здравый смысл. «И любимого человека могут заменить», – с грустью подумал Эдгар. Показав пропуск патрульному, он, скрипя покрышками по асфальту, рванул с места и резко затормозил лишь на парковке своего корпуса. Переодевшись, Эдгар вошел в оружейную, взял «Беретту» и три полностью снаряженных магазина к ней и вышел на задний двор, где располагалось стрельбище: площадка размерами пятьдесят на пятьдесят метров с трехметровой бетонной стеной позади мишеней. Вставив магазин в пистолет и дослав патрон в патронник, Эдгар занял позицию и прицелился. Еще не спустив курок, он услышал выстрел в дальнем от него конце площадки. Сделав шаг назад от преграды и выглянув из-за разделяющей стенки, он увидел Кару. Девушка вела прицельный огонь с расстояния двадцати метров. Вернувшись к тому, ради чего приехал, Эдгар вставил магазин, молниеносно дослал патрон и прицелился. В этом конце площадки мишень располагалась на наибольшем удалении от стрелка – пятьдесят метров. Это предельная дальность прицельного выстрела из «Беретты». Привычным образом обхватив рукоять пистолета, как его и учил наставник много лет назад, Эдгар занял позицию, выровнял дыхание и открыл огонь по два выстрела за раз, чтобы нивелировать отдачу и возвращать уходящий вверх ствол на траекторию стрельбы. Ощутив, как пламя гнева лишь разрастается в нем, Эдгар высвободил весь магазин и принялся за второй. Ничто в жизни не доставляло Эдгару большего удовольствия, чем выражение собственных не скованных какими бы то ни было рамками эмоций. Он любил и берег свою жену, словно она была единственной женщиной во всем белом свете. Ухаживал и всячески окружал ее вниманием так, что другие женщины всегда с завистью на нее поглядывали в тщетных попытках разгадать ее секрет. Но никаких секретов не было. Все дело было в Эдгаре. По своей натуре он был однолюбом и встретив, по его мнению, ту единственную, готов был целовать землю, по которой она прошлась. Эдгар занимался сексом, словно впервые в жизни увидел женщину и не знал пресыщения, не знал привычки, ни на толику, не охладев к своей супруге за семь лет совместной жизни. Но и ненавидеть Эдгар был способен всем своим существом. Стоило ему выйти из себя, как гнев жгучим ядом заполнял его жилы, отравляя безумием все его существо и провоцируя крушить все стоящее на его пути. Эдгар был одним из тех немногих людей, кем руководят эмоции, и он этого не стыдился. Напротив, он гордился тем спектром чувств, на которые был способен и видел предательство собственных принципов в одной лишь мысли о том, чтобы гасить их. Эдгар был твердо убежден в том, что глубокие чувства и острые эмоции – единственное, что отличает человеческое существо от животного – это дар свыше и будучи выраженными физически или вербально, они, подобно, радиоволнам так и будут жить в мироздании, оставив неизгладимый след о своем владельце в памяти живущих после него. Эдгар всегда сражался, любил и ненавидел на пределе своих возможностей и в том, чтобы подтачивать свой темперамент ради тех, кто лишь фоном присутствует в его жизни, видел акт унизительный и недостойный. Сколько раз Эдгар тщился втолковать Дженни, что он не обязан заводить дружеские отношения с ее сестрой, что он вправе самостоятельно решать, как ему вести себя в ее присутствии и не оглядываться на тот факт, что они сестры, но все напрасно. Все его аргументы и попытки убедить жену в том, что лишь она одна должна волновать его, что лишь она вправе рассчитывать на его безоговорочную лояльность, в то время, как ее самовлюбленная и на пустом месте самонадеянная, холодная, как атлантическая сельдь, сестра, не более, чем пустое место для него, играющее роль меньшую, чем даже одноклассники из начальных классов, воспринимались агрессивно. Дженни считала, что Эдгар должен с уважением относиться к ее сестре и требовала сердечного к ней обращения. Эдгара же тошнило от людей подобных Алекс, людей апатичных, единолично и беспричинно возомнивших, что они что-то значат, людей, несущих себя так, словно они члены королевской семьи, хотя и тех кривозубых бездельников и пустозвонов англичан, с их, вызывающей желание сбить ее, спесью, Эдгар презирал.

Все три магазина были опустошены, а негодование Эдгара лишь возросло, провоцируя выпустить его наружу. Вернув магазины в оружейную и сделав в журнале учета боеприпасов пометку, Эдгар направился в спортивный зал. Сбросив с себя липнущую от пота футболку, Эдгар, не надевая перчаток, в которых не нуждался с юности, принялся отрабатывать комбинации ударов на мешке. Снаряд тут же заколыхался, будто каждый удар по нему являлся пушечным выстрелом. Вкладывая в каждый удар всю свою, не знающую границ, ненависть, Эдгар всаживал кулаки в мешок, не замечая, как они постепенно окрашиваются кровью. «Какими словами объяснить человеку, что в союзе двух сердец, никому больше нет места, кем бы они ни являлись»? – с остервенением молотя мешок, вопрошал Эдгар. Бездумно высвобождая гнев через молниеносные движения своих рук, Эдгар продолжал раздумывать над мучившими его вопросами. Лишь проблемы в отношениях с любимой женщиной были способны ввести его в состояние почти неконтролируемого бешенства.

С одного лишь взгляда оценив моральное состояние Эдгара, Кара бросила практиковаться в стрельбе и последовала за ним. Девушка сознавала, что сейчас будет лишней в одном с ним помещении, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось принимать участие в его жизни, и она готова была следовать за ним, даже, если он сам того не желал, будучи в расстроенных чувствах. В подобном поведении Кара видела возможность лучше узнать чувства, обуревавшие Эдгара и сблизиться с ним, пусть и с сожалением отмечая отсутствие в этом его участия. Разогреваясь, Кара почти не спускала глаз со своего командира. Верхний слой кожи стерся и кулаки обагрились кровью, но мужчина продолжал самозабвенно оставлять влажные следы на мешке, наполняя помещение своими хриплыми вздохами при каждом ударе. Тело Эдгара блестело от обильно выступившего пота. Мышцы бугрились и вздымались при каждом его движении. Вернув гантели на стойку, Кара отметила про себя, что от агрессивных стонов мужчины у нее закружилась голова, рождая в сознании картины самого откровенного и непристойного содержания. Попытавшись совладать с разыгравшейся фантазией, Кара лишь ощутила, как низ живота начало тянуть в приятной истоме. Возбуждение полностью овладело ею. Проклиная свой темперамент, девушка направилась в душевую. Проходя мимо Эдгара, она ощутила смесь запаха его пота и аромата французских духов. От охватившего ее желания, она едва не перешла на бег. Скинув с себя одежду, Кара выкрутила вентиль и на полную мощь пустила струи воды из душа, чтобы заглушить стоны, рвавшиеся из груди. Едва закрыв глаза, девушка оказалась в плену воображения, которое словно только и ждало этого момента. Скользнув тонкими пальцами в свое лоно, Кара, издала пронзительный стон и несколько особенно настойчивых движений спустя содрогнулась от мощнейшего оргазма. Проклиная себя за любовь к женатому человеку, Кара опустилась на колени и тихонечко заплакала, всем сердцем желая, чтобы это наваждение прекратилось как можно скорее. Девушка понимала, что у нее уже не осталось сил находиться рядом с мужчиной, вызывающим в ней настолько сильные эмоции, не отпускающие на протяжении нескольких лет. Когда-то, Эдгар в жесткой форме отказал ей, твердо указав на тот факт, что он женатый человек и ей казалось, что ситуация была отпущена, что тяга ослабла, но спустя время, всякий раз встречая очередного поклонника, она неизменно возвращалась мыслями к тому, кто ее отверг. Кара даже думала, что это женская гордость говорит в ней и все, что ей нужно – это переспать с Эдгаром, но время шло и к ее исключительно плотским желаниям начали примешиваться платонические чувства к этому мужчине. Теперь Кара понимала, что угодила в ловушку, расставленную ее собственным сердцем. Поднявшись, девушка закрыла горячую воду и осталась стоять под ледяными струями.

***

Испытывая жуткий голод, Эдгар разогрел макароны с сыром в микроволновой печи. Холодный душ помог ему немного прийти в себя и успокоить растревоженные нервы и теперь он, погруженный в мрачные размышления о том, что ждет его дома, молча поглощал пищу, стараясь не обращать внимания на присутствие Кары, варившей себе кофе. Когда они встретились в кухне, покончив, каждый со своей, тренировкой, девушка улыбнулась ему и поздоровалась. Эдгар ответил на приветствие, стараясь придать своему лицу мягкое выражение, что получалось у него из рук вон плохо. Дженни с завидным постоянством указывала ему на эту его особенность, призывая быть мягче с людьми и чаще им улыбаться, чтобы те могли расслабиться в его обществе, не смотря на его род занятий и суровый внешний вид. Эдгар же, в свойственной ему манере, недвусмысленно выражал своей супруге отношение к посторонним людям, до которых ему нет ровно никакого дела.

– Будешь так усердствовать, придется написать на тебя рапорт за порчу имущества, – усаживаясь напротив с кружкой кофе, сказала Кара. – Ты там все своей кровью заляпал.

Эдгар неопределенно пожал плечами взглянув на сбитые фаланги и костяшки пальцев.

– Всем порой необходимо выпустить пар. Я делаю это как могу.

– Но не субботним же днем, когда полагается отдыхать.

– Но ведь ты здесь, не так ли?

– Я не замужем. Мне скучно и больше нечем заняться.

– А как же тот парень, что водил тебя на свидание на концерт?

– Финансист?

– Точно.

– С ним от скуки облысеешь. Вечно гадил мне в уши рассказами о детях, свадьбе и том, как его замечательные, аристократичные родители будут рады видеть меня у себя в гостях. Но я-то знаю, что ни за что на свете не впишусь в компанию пуритан.

– Что есть, то есть. Работа подобного характера очень быстро избавляет человека от любого рода идиллических представлений об окружающем мире. Значит, ты дала ему отставку?

– Не совсем так. Он сам исчез с радаров с месяц назад.

– Почему?

– Он повел меня на концерт какой-то второсортной поп-группы, где полно малолеток. Сказал, что так выпускает пар. Я посмотрела на него, наверное, как на идиота и он спросил меня, как это делаю я обычно. Я ответила, что предпочла бы напиться и всласть потрахаться. Потом все начали толкаться, и какой-то ублюдок налетел на меня. Я ему врезала, и мы ушли.

– Умеешь ты развлекаться, – одобрительно кивнул Эдгар.

– Музыку я могу послушать и дома. На кой черт мне делать это в месте, где обдолбанные дегенераты воняют потом на весь зал и орут, как сумасшедшие? А трахаться следует, пока мы молоды и способны делать это без одышки. Другого времени на это у нас не будет, о чем многие, к сожалению, забывают, отдавая предпочтение развлечениям, насладиться которыми можно и в преклонном возрасте.

– С этим я не могу поспорить, – вздохнув, задумчиво произнес Эдгар и поспешил взять себя в руки, заметив пристальный, изучающий взгляд Кары.

Вымыв тарелку, Эдгар налил себе кофе из кофейника и вернулся за стол.

– Что у нас с работой, Эдж?

– Пока тишина. Следствие по делу МС-13 продолжается. Похоже, детективы вышли на след поставщика наркотиков и теперь твердо намерены довести дело до конца. Прочих выездов пока не предвидится, но, как ты знаешь, все может измениться в одночасье.

– Эдж, можно задать вопрос? – посерьезнев, что случалось с ней крайне редко, спросила Кара.

– Попробуй.

– Тебя устраивает такая жизнь?

«Где-то я уже слышал подобное», – устало вздохнув, подумал Эдгар.

– Что ты имеешь в виду? Что не так с моей жизнью? – спросил он, повторяя слова, сказанные им Дженни в ответ на такой же вопрос.

– Я не говорила, что что-то не в порядке. Но сам посуди: мы каждый день обязаны тренироваться, чтобы поддерживать форму; мы должны быть готовы к выезду в любое время дня и ночи, стоит где-то произойти беде; и, в конце концов, мы просто можем погибнуть на службе в любой момент.

– Меня все устраивает, – коротко ответил Эдгар, отметив про себя поразительное сходство в словах Кары и его супруги.

– Ясное дело, иначе, тебя здесь не было бы. Но как ты можешь это объяснить? Ведь любой нормальный человек крутит пальцем у виска, стоит рассказать ему о нашем образе жизни.

– Все очень просто, Кара. Я презираю тех, кого ты называешь нормальными. Этим людям невдомек, чего нам стоит обеспечение их спокойного сна в стране, где уровень убийств успешно конкурирует с уровнем рождаемости. Наш образ жизни позволяет нам находиться в состоянии постоянной боевой готовности и атаковать всякого, кто посягнет на нашу безопасность. Их образ жизни позволяет им наживать гипотонию, геморрой, проблемы с потенцией и плодить таких же неприспособленных к жизни слюнтяев, как и они сами. А стоит миру в очередной раз содрогнуться от известий об убийствах в школе, групповом изнасиловании на улице или смерти целой семьи в собственном доме от рук ополоумевшего маньяка, как эти нормальные громче всех начинают визжать на каждом углу, призывая к суду Линча над виновниками.

– А разве ты с ними не согласен?

– Еще более охотно я бы согласился с тем, что родители потерпевших заслуживают наказания не меньшего, чем виновники. Будь у меня дочь, она бы никогда не шлялась по ночам, а не послушай она меня, то была бы виновата в происшедшем сама. Будь у меня сын, можешь не сомневаться, он бы умел постоять за себя нечета всем остальным. А если б в мой дом ночью забрался маньяк, я бы спустил на него всех моих демонов. Рождение ребенка – это колоссальная ответственность и лежит она не на воспитателях в школе, не на стражах закона и уж точно не на администраторе ночного клуба. Эта ответственность целиком и полностью лежит на родителях. Если они не научили свое чадо пользоваться мозгами, если не научили самозащите, то и жаловаться нечего. Любой здравомыслящий человек должен отдавать себе отчет в том, что это за место, когда привносит в него новую жизнь.

– Поэтому у тебя нет детей?

Едва задав этот вопрос, Кара пожалела о произнесенных словах и приготовилась получить очередную трепку от старшего по званию, но, к ее удивлению, Эдгар ответил совершенно спокойно, хоть в глазах его и стоял недобрый блеск.

– Да, Кара, именно поэтому. Наличие детородных органов не дает морального права плодиться, как обезумевший кролик, мотивируя это наличием брака. Для этого, как минимум, еще и мозги нужны. И мои мозги подсказывают мне, что это не тот мир, в котором я хотел бы растить моего ребенка.

– Хочешь сказать, что никогда не планируешь заводить детей?

– Кара, у меня есть лицензия на убийство от государства, и я искренне надеюсь, что, если мне однажды взбредет в голову произвести на свет отпрыска, к тому моменту я сделаю этот мир значительно чище.

– Спасибо за честность, Эдж, – немного погодя, сказала Кара. – Мне было интересно узнать твою точку зрения.

– Не за что, – тихо ответил Эдгар, не впервой озвучивший свои аргументы против рождения детей.

***

Когда Эдгар вернулся домой, он не обнаружил там Дженни и понял, что она уехала к родителям. Женщине было тридцать лет, но по любому поводу, будь то праздник, отпуск или затяжные выходные, она рвалась в родительский дом, словно там ее ждала соска, от которой она так и не смогла отвыкнуть с малых лет. Подобное поведение Эдгар воспринимал, как унижение его мужского достоинства и попустительское отношение жены к брачному союзу. Вместо того, чтобы провести время наедине с ним, Дженни ехала к родителям и вечерами напролет в компании стариков смотрела сопливое кино, обсуждала с ними внутрикорпоративную этику и увядающие домашние цветы. Эдгар крайне редко сопровождал ее в этих поездках, ощущая себя чужим в месте, где люди боятся смотреть фактам в лицо, иметь свое, пусть и неприглядное, мнение, и говорить откровенно о том, что происходит в мире. В семье Дженни было непринято доказывать свою правоту. Любой их гость мог оказаться первостатейной мразью, о чем они и не знали бы, предпочитая беседовать на отвлеченные темы, чтобы не растревожить нервную систему и не покоробить одного из присутствующих наличием индивидуальности и уникальной мысли на предмет той или иной темы. Стерильная обстановка. Эдгар ощущал себя там, словно ему вставили в рот кляп. Несколько раз за годы, проведенные с Дженни, он скомпрометировал себя наличием собственного мнения и попытался вступить в дискуссию с присутствующими, но его речь, пусть и несколько резкая, была воспринята, как оскорбление, а отстоять задетое самолюбие никто не пожелал. Так и вернулись домой. Дженни ругала Эдгара за острый язык, а тот лишь недоумевал, поражаясь тому, что никто не пожелал высказать аргументы против, если таковые имелись. Его увещевания в том, что это лишь фигура речи и у него не было намерения грубить, Дженни пропускала мимо ушей, предпочитая видеть внутренний мир Эдгара таким, какой является его наружность: жесткой, мрачной, бескомпромиссной, не оставляющей надежды на положительный исход. Но не смотря на свой непримиримый характер, на колкую натуру и взрывоопасный нрав, о чем Дженни была осведомлена лучше, чем кто-либо в его окружении, Эдгар был способен на глубокие, теплые чувства и это тоже не было тайной для его жены. Печальные события его молодости сделали его сильнее и терпимее, но, отнюдь, не очерствили его душу и не лишили радостей любви к женщине. Эдгар питал самые высокие и одухотворенные чувства к Дженни, в упор, не видя других женщин, в то время, как свою жену всячески превозносил и готов был носить на руках по первому ее требованию. Таким Эдгар был лишь с Дженни. Ни одна из женщин до нее не удостаивалась и половины той нежности, которой Эдгар самозабвенно окружал свою жену.

На следующий день, когда Эдгар вернулся домой, сдав в отдел нравов исчерпывающий рапорт о проведенной операции, Дженни уже была там. Эдгар отдавал себе отчет в том, что она, поразмыслив, решила провести ночь у родителей, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Смущало его лишь то, к каким выводам она могла прийти на почве его, Эдгара, неприкрытой неприязни к ее сестре. На поцелуй Дженни никак не отреагировала, холодно предложив Эдгару щеку. Мужчина мгновенно начал закипать, стервенея от мысли, что совершенно чужой ему человек привносит разлад в его отношения с супругой.

– Эдгар, зачем ты так поступил?

Голос Дженни был исполнен скорби, словно она застала его в постели с тещей.

– Высказал все, что думаю твоей сестре, привыкшей, что перед ней лебезят?

– Да, Эдгар. Зачем ты все это ей высказал?

– Потому что я могу.

– Нападать, словно только что выскочил из джунглей ты можешь, это я знаю. Но зачем ты это сделал?

Эдгар открыл шкафчик, налил в стакан виски на три пальца и сделал глоток. Жидкость приятно обожгла горло, найдя его взбешенное нутро не менее разгоряченным.

– Потому, Дженни, что у меня уже поперек глотки стоит поведение этой заносчивой суки. Она решила, что может ставить себя в один ряд с мужчиной, что может лезть в дела моей семьи и обсуждать с моей женой рождение моих детей. Черта с два я позволю ей это! Нечего совать свой нос куда не следует. А если ей так уж по душе это занятие, пусть отучится на проктолога, ей будет к лицу.

По выражению лица Дженни Эдгар понял, что это конец. Женщина, ставшая опорным столпом его жизни, выбирает потворство и лизоблюдство своей сестре. Будь хоть кто-то из родни Эдгара в живых и позволь он себе проявить пусть самое незначительное неуважение к Дженни, Эдгар лично выволок бы его на улицу за загривок. Но Дженни нет. Никогда. Подумаешь, какой-то муж. Будет новый. Семейные отношения на грани инцестуозных. Эдгар опорожнил стакан и снова налил. Внутренности уже непрерывно жгло выдержанным напитком.

– Эдгар, я хочу развестись, – сухо, будто речь шла о покупке продуктов, сообщила Дженни.

В этот момент Эдгар понял, что его жена одна из тех неполноценных личностей, в комплекте с которыми, мужчина получает и ее семью. Без их одобрения, согласия и участия, она не сделает ни шагу. В считанные секунды Эдгар осознал, что слишком много свободы давал своей жене, слишком сильно любил, слишком большим количеством ласки он ее окружил, тем самым избаловав и позволив решить, что ее мнение играет некую особенную роль в браке с мужчиной. Следовало, видимо, не отказываться от других женщин и периодически ставить жену на место так, как он умел это делать лучше других и сейчас она стояла бы перед ним с щенячьими глазами, готовая сбросить с себя одежду, как это было в начале их отношений, надеясь на его взаимность и бегая за ним по пятам. Он сам к этому привел. Сам повинен в том, что безотчетно отдавал всего себя этой женщине и теперь она пресыщенная и обнаглевшая от собственной власти над ним, стоит и смотрит на него, как на абсолютно чужого человека. Моральная инвалидность. Только нравственный и духовный урод может вот так запросто избавиться от чувств к своему партнеру. Эмпатия к людям всегда была ей чужда, разумеется, если речь не шла о членах ее семьи. «Каким же слепым кретином я был все эти годы, – подумал Эдгар. Одаривал ее любовью, как из рога изобилия, чтобы теперь получить этот подлый удар под дых».

– Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты хочешь развода по той причине, что я поставил на место твою сестру?

– Это стало последней каплей, Эдгар.

– О, так значит было что-то еще! Не поделишься?

– Ты не хочешь детей.

– И что? Ты решила, что ребенок – это логическая стадия в отношениях между мужчиной и женщиной?

– Я хочу детей, Эдгар! Я не молодею! – повысила голос Дженни.