Потерянные под соснами

Владимир Шалев

Потерянные под соснами

В. ШАЛЕВ

ПОТЕРЯННЫЕ

ПОД СОСНАМИ

Екатеринбург

2025

ИЮНЬ

1

«Вот он, Вунокорф! Заводов край!»

Неизвестный автор.

Он лежал на диване. Точнее, диван схватил его и уже второй час не отпускал. Два часа Дафнис лежал на нём. Два часа! Казалось бы, вчера, было первое июня. Лето начиналось… И уже вторая неделя подходит к закату. За окном стояла жара в двадцать пять градусов, для этой местности много. Итак, проснувшись в одиннадцать и позавтракав, он пригвоздился к дивану.

О завтраке ему напоминала тяжесть в животе и неприятный запах изо рта, в чем был виноват растворимый кофе. Подходил второй час дня, и Дафнис не мог заставить себя встать. «Надо было голодать…» – крутилось в мыслях – «А я наелся как свинья и в бессилии завалился на диван».

Это была уже вторая отговорка, лишь бы не признать собственную лень. Первая обвиняла в лежании на диване погоду. Якобы слишком жарко, чтобы активно или вообще как-либо двигаться.

Он потянулся, издав звук умирающего кита. Нос уловил тонкий запах пота, надо бы принять ванну. Только он лежал. А ведь это надо встать, дойти до ванной, открыть воду, добавить жидкость, дабы вода мылилась и пенилась. Уйти, подождать, вернуться, залезть в ванну. Сущий кошмар по мнению Дафниса. Это ещё без упоминания, что квартира его – целых тридцать два квадрата.

На самом деле квартира принадлежала бабушке Дафниса, а он фактически сидел у неё на шее. Только бабушки не было, она уехала, так что сидел всё же лишь формально. И одиноко лежал на диване, взирая в открытые окна девятого этажа. Вот так он и жил уже который год. Но будет неправильно описать Дафниса как полностью несамостоятельного. Последний раз его милая сожительница появлялась в этих стенах более полугода назад. Так что один он жил достаточно давно, и в целом чувствовал себя прекрасно.

Дафнису написала Деметра – его мать. Он пожаловался на то, что устал, и на вопрос: "от чего?", ответил: "от сна". Родители Дафниса жили в частном доме недалеко от города, и она предложила поработать у них. А работы хватало: от грядок клубники, до бесконечного ремонта любых частей белого домишки.

Слова о том, что за пять дней Дафнис бы мог заработать около десяти тысяч, все-таки заставили его встать с дивана и сделать кофе. Правда, через несколько минут он снова принял положение лёжа.

Диалог исчерпал себя, на претензии Дафниса о безграмотности письма матери, она разочарованно ответила, что моет плитку, пишет быстро и допускает ошибки.

Вот и изъяны двадцать первого века. Из-за постоянной автоматизации всех жизненно-бытовых процессов и непрерывного их ускорения, страдают такие базовые аспекты, как культура речи или передача информации. Скажем, удивительное по меркам прошлого века – видео закатного солнца – сейчас столь заезженная вещь, что суть того, что солнце может своими цветами поражать души, откатывается на третий план.

Но страдает ли качество этих бытовых вещей?

Они преобразуются, подстраиваясь под тенденции общества настоящего. И что с консервативной точки зрения можно окрестить изъянами, с точки зрения здраво-либеральной является лишь обыкновенным следствием развития человечества. Всё, что окружает поколение, а это: вещи, стили поведения, формы общения, бытовые действия, общая алчность и моральная испорченность, частота проявления среднестатистической доброты – всё это также олицетворяет поколение, как всегда, это было и раньше. Но если в античности народ собой олицетворял возвышенную культуру, культ красивого человеческого тела, любовь к образованию и порицание стагнации… То сейчас – всё то же самое создаёт картину иного поколения.

Важно уточнить, что современное восприятие античной цивилизации сильно отличается от того, что было на самом деле. Ведь в эпоху возрождения, когда умы людей начали выбираться из тёмной деградации средних веков, было куда удобнее создать образ утерянного счастья. Описать тот мир как колыбель новой культуры. И за подобную перепись истории нельзя никого обвинять, ведь это послужило на пользу развитию человечества.

На подобных чувствах выстроены многие современные массовые манипуляции. О некоторых из них Дафнис знал не понаслышке. Как-то, в те времена, когда трава была зеленее, он странствовал по одному столичному городу. Ожидая переключения светофора, чтобы пересечь очередной проспект, коих в городе было не счесть, он наткнулся на определённых людей-зазывал. Они выцепляли приезжих бедолаг и, используя мастерски развитый дар красноречия, втюхивали им дорогой заморский чай. Как впоследствии выяснил Дафнис – обыкновенную подделку, эрзац из ближайшего магазина, выставляемый благородным пуэром. Но он приобрёл этот чай, ведомый сладкими словами о редкости предложения – мол, это «тот самый» чай, то самое забытое счастье, которое нельзя упустить. Двадцать минут спустя, он сидел на скамейке в сквере и вчитывался в выданную вместе с чаем брошюру.

Как известно, нарисуй человеку надежду, и он пойдёт по дороге, ведущей к ней. Только часто случается, что дорожные работники, создающие такие магистрали, либо относятся к работе халатно, из-за чего с такой дороги легко слететь в кювет, либо влекомы тёмными и алчными побуждениями.

…Итак, Дафнис решил, что наконец пришло время для кофе.

2

Но он не всегда был таким. Вернее, никогда и не был, или, во всяком случае, никогда не ленился так откровенно. В такое однозначно грустное состояние он впал два месяца назад – после похорон прадеда и расставания с девушкой.

В начале весны прадед Дафниса покинул этот мир в возрасте ста шести лет. Это никого не удивило – как ни крути, сто шесть лет, по меркам современного человечества, возраст очень удачный для смерти. Удивить не удивило, но близкий человек ушёл и больше не вернётся. С младенчества, наравне с родителями Дафнисом занимался прадед. Тогда ещё восьмидесяти четырёхлетний, практически молодой и более активный, чем Дафнис этим летом.

Вторым важным событием, приведшим к такому состоянию, оказалось расставание. В середине весны неоднозначные отношения Дафниса и Элеи сошли на нет. По его мнению, Элея ушла, оставив с разбитым сердцем. Тот момент стал началом конца в максималистском воображении Дафниса.

Ещё одним пинком суровой жизни стало завещание. Из всех, хоть и скромных по меркам столичных городов, но приличных для Самоцветинска богатств, ему не досталось ничего. Ни одна из двух квартир, ни обыкновенная иномарка, ни даже хоть какие-то предметы искусства, которых в доме прадеда хватало. В наследство он получил лишь обыкновенный почтовый конверт, из тех времён, когда слово «марка», означало совсем не то, что сейчас.

Конверт, а в нём кусок оборванной карты пятидесятых годов прошлого века. Карта показывала место в полтораста километрах от города на юг, в сторону Верблюдогорска. Местность была сплошь в лесах и озёрах, с парой небольших поселений, в отдалении от главной трассы. Там же обыкновенной синей ручкой была обведена некая деревня, часть букв из названия которой стёрлись. Осталось только: «....ю....го..к..». Возвратившись с похорон, Дафнис тут же раскрыл конверт, оборвав часть бумаги. Перенеся данные в современную карту, на месте деревни он обнаружил обычный лес.

Дафнис не стал продолжать поиски и отложил карту в шкаф, где лежала куча различных бумажек и брошюр. Вскоре она затерялась среди этого макулатурного безобразия. Дафнис не предал никакого внимания тексту на обороте карты. Увы, после вскрытия на основной её части осталась лишь ироничная надпись: «кто ищет – тот найдёт», а остальной текст, оторванный неказистыми действиями Дафниса, бесследно исчез в глубинах квартиры. Когда Дафнису время от времени вновь попадалась на глаза эта карта, он лишь разочаровывался в себе и бессмысленно сетовал на глупую и противную, по его мнению, надпись.

Всё это он сопоставлял с рассказами, что в детстве слушал от прадеда в качестве сказок на ночь. Про клады, зарытые под землёй, про сильных мужиков-рудокопов, про минувшее счастье и горячую молодость прадеда. Дафнис хоть и хотел верить, что карта была чем-то большим и существенным, чем сентиментализм прадеда, но всё же склонялся к тому, что она служила лишь приятным напоминанием о детских вечерах, проведённых вместе. И всё же его очень тревожила эта неразгаданная загадка.

Однажды в череде дней лежания на диване, он сумел-таки выйти на улицу. Устроив себе вечерний променад, он бродил по скверу в вечерних лучах и слушал музыку. В опрятных клумбах тихо шелестел искусственный, но качественный кустарник. Между двумя параллельно идущими дорожками была сформирована небольшая горка, к вершине которой тянулись красивые и необычные растения. Они контрастно смотрелись с белыми светильниками, торчащими вокруг дорожек. Интересный этот район, выстроенный на окраине Самоцветинска, как будто отдельный город.

Проблема с парковочными местами в нём присутствовала также, как и везде. Застройщики сами хозяйничали на своей земле, а государство питало к ним практически полное безразличие. Поэтому они могли себе позволить планировать жилой комплекс из расчёта одно парковочное место на три квартиры. Но в современном Семицветинске на одну квартиру приходилось одна-две машины. В этом городе, да и во многих других городах страны, подобная абсурдность пронизывала каждый аспект всех управленческих структур. Кругом строились огромные жилые стены, страшные, безвкусные и вездесущие, и машины парковались везде, где можно и нельзя. И поэтому Дафнис так тонко наслаждался этим свободным и правильно спроектированным общественным пространством.

При всех жилищно-бытовых казусах, Дафнис любил свою страну – Терастию, и мирился с ними. Человек очень быстро приспосабливается к любым жизненным условиям.

Огромная Терастия была наследницей не менее огромного пережитка прошлых лет – тоталитарного режима под названием Империя Коккино. Такая форма управления страной просуществовала много десятков лет, но столетний юбилей не отметила, развалившись аккурат за три десятка лет до него.

Почти все, особенно в Самоцветинске, называли то государство просто «Коккино». Империя наложила большой отпечаток на историю города, да и распад произошёл не так давно – поколение родителей Дафниса родилось ещё при предыдущем строе.

Пройдя до конца тропинки, там, где она сливалась с такой же параллельной и создавала закольцованный путь, Дафнис уселся на скамейку. Подставив своё острое лицо оранжево-алому солнцу, он закрыл глаза. Как же ему надоело лежать на диване. Ещё в начале года он был активным и целеустремлённым, строил планы… а сейчас как будто бы увяз в пуховом одеяле кровати и не мог с ним справиться.

Но ведь надо понимать, что любая душа, любая какая-никакая личность – она же ведь как стогранный сапфир. И как сапфир на определённой плоскости повёрнут к смотрящему одной из ста граней, так и человек, в зависимости от внешних факторов, поворачивается к жизни одной из множества сторон. Но если для сапфира внешние факторы это дуновение ветра, лёгкое касание тыльной стороной ладони, или грузная поступь агрессивных шагов, то для человека такие факторы усложняются чуть ли не до бесконечности.

Дафнис же был похож на спрессованный графит – серый, но блестящий, твёрдый, но скалывающийся. Слегка длинные волосы и немного заострённый нос, хаотично-редкая борода с небольшими усами. Сам себе Дафнис с этой бородкой казался более мужественным, но на деле выглядел едва ли взрослее своего возраста.

"Нужны какие-то перемены. Нужно куда-то убежать, встряхнуть себя. Поеду по координатам на карте, в ту деревню, где дед жил» – мысленно проговаривал Дафнис. Он выпрямился, визуально став больше. Под ним проскрипела скамейка, так же сейчас скрипел мозг Дафниса. Как будто бы Дафнис пытался ожить.

С другой дорожки вышла женщина. Возраст её казался загадкой для любого, кто посмотрел бы на неё. С уверенностью можно было сказать лишь то, что она немолода. Но старость как будто коснулась только её волос и глаз. Волосы были пепельно-серыми, а глаза, как у столетних бабушек, уходили в туман вечности и забвения. Она выглядела озадаченной, но уверенно двигалась в сторону Дафниса. Подойдя, она сказала совсем не старческим голосом:

– Молодой человек, скажите, как мне отсюда добраться до Мраморорубщиков, 64?

Дафнис поднялся со скамейки и вежливо попросил подождать, доставая из кармана телефон. Вынув его, он открыл карту и вбил адрес. Дафнис удивился и на секунду-другую потерялся – адрес находился в другой части города. Причём в той части, куда даже доехать было подвигом. Конечно, имея автомобиль, в Самоцветинске можно добраться куда угодно, но Дафнис был уверен, что у этой особы машины не было.

– Вам отсюда, наверное, самым удобным способом будет такси – проговаривая эту фразу, Дафнис медленно оторвал взгляд от телефона и посмотрел на женщину.

Удивительно, но её седые волосы отливали зелёным цветом. Ветер продувал пряди, будто цветущие водоросли колыхались на августовских волнах. Не было в этих волосах ни старости, ни смерти, одна сплошная кипящая жизнь.

– Простите, а как вы оказались в этой части города? – спросил Дафнис, и сам удивился бестактности вопроса.

Маска потерявшейся заблудшей души, уставшей от бесконечного скитания, мгновенно спала, и женщина предстала пред Дафнисом уже уверенной и сильной, совсем не ищущей какую-то далёкую улицу. Как будто даже морщины на лбу исчезли, а волосы при очередном порыве ветра зазеленели ярче.

– Я была здесь всегда. – Сказала женщина так, будто это предложение объясняло всё. И не только субъективные догадки Дафниса, но и любой вопрос, заданный когда-либо на этой планете.

Совсем запутавшись, Дафнис бухнулся обратно на скамейку. Он сделал это не по своей воле, ноги просто подкосились, а голова стала тяжёлой, ушла вся лёгкость вечера. Если до прихода женщины он беспечно сидел и внимал своим размышлениям, то сейчас каждая маленькая мыслишка с огромной скоростью летела в его мозг. Вдобавок ещё эти оптические иллюзии… Он, конечно, сразу подумал на своё гуляющее давление. И всё-таки уж слишком это всё было реально.

Он сидел и тёр глаза, и вдруг почувствовал тепло, а затем услышал голос. Женщина присела рядом.

– Вы сидели так, будто бы хотели куда-то уехать, – сказала она.

Дафнис уже перестал удивляться происходящему. Первым делом захотелось язвительно ответить: "каким образом можно сидеть так, чтобы выражать желание ехать?", но Дафнис воздержался и спокойно ответил.

– Да, в деревню.

И Дафнис рассказал Гее, так представилась эта женщина, о своей истории; о диване, о том, что собирается ехать в неизвестность и идти туда, куда даже сам ещё не знает. Он завершил речь твёрдой и целеустремлённой фразой, на подобии тех, что используют в его стране люди из телевизора. Произнеся её, он уставился на женщину ясными и горящими глазами. Дафнис не мог знать, что Гее хватило одного взгляда в эти одержимые глаза, чтобы увидеть будущее его планов. Распрощавшись с ней, Дафнис ушёл, заряженный слепым энтузиазмом.

Он шёл и не видел дороги, мысли витали совсем далеко от окружающего мира. Включив фоном музыку в беспроводных наушниках, Дафнис возвращался домой. В приложении по управлению наушниками он полностью отключил внешние звуки так, чтобы ничего не мешало. Переходя последний перед домом светофор, он достал телефон и начал печатать сообщение кому-то из знакомых, и не заметил ни мигающего сигнала светофора, ни звука гудящей машины. Он просто перешёл дорогу, завернул во двор и поднялся к себе в квартиру.

3

Солнце просачивалось сквозь прозрачный тюль. Комната с белыми обоями заливалась утренним светом, и пыль, устилавшая компьютер, подоконник, стеллаж с книгами и платяной шкаф, становилась видимой. Утро в Самоцветинске только начиналось. Это город из тех, которые ночью не спят, но в промежуток с четырёх по пять часов утра на улицах совсем малолюдно. Остатки ночной жизни рассеивал солнечный свет, а утренняя вяло начинала заполнять опустевшие улицы. Вот просигналили первые машины, а вот зашипели двери автобуса, принимавшего первых пассажиров.

Район, стоящий на окраине, принёс много славы Самоцветинску. Как известно, популярность можно заработать не обязательно добрыми деяниями. И «Профессорский» – так называется эта часть города – был прекрасным тому примером. Район застраивался яркими, но однотипными девятнадцатиэтажными домами. Они плечом к плечу создавали бетонные стены, скрывающие солнечный свет.

За шесть лет этот муравейник вместил в себя около пятидесяти тысяч человек. И именно тогда в «Профессорский» приехал Премьер.

Это было событие! Шампунь по асфальту полился рекой, и во всех малочисленных школах, пробивая ржавчину, забила вода в питьевых фонтанчиках. Тогда-то «Профессорский» и привлёк внимание всей страны. «Монолит» властителей провозглашал район своей победой, а все недовольные критиковали его и нарекали будущим гетто.

«Люди скупают жильё по дешёвке, потом богатеют и съезжают в более элитные районы» – говорили они. А в продаваемые квартиры, в уже не свежий, и от этого ещё более дешёвый район, заезжают бедные и малокультурные люди. Те представители страны, которые перебираются из сёл и деревень в большой промышленный город и там впервые постигают городскую культуру. Но с оттоком граждан первой волны заселения, из района уходят и различные заведения: от круглосуточных супермаркетов до специализированных магазинов на любой вкус.

Ещё спустя четыре года масштабы строительства расширились до колоссальных. В какой-то момент «Профессорский» был самой большой стройкой в Терастии. И на десятом году жизни района, в его первый юбилей, собралась толпа около девяноста тысяч человек.

«Профессорский» численно был подобен зависимым городам агломерации Самоцветинска, и даже превосходил многие из них. Но это был всего лишь один из восьми районов города, с востока ограждённый стеной леса. И у этого леса жил Дафнис. Маленький квартал, стоящий за проспектом – широким, ярким и выполненным с редким для района урбанистическим мастерством. Проспект назывался «Профессора Солёнова», и в окна всех домов по этому проспекту первым начинал просачиваться утренний свет.

Дафнис проснулся, вылез из-под одеяла и направился в ванную. Через сорок минут он, обернувшись белым халатом, завтракал и заворожённо смотрел научно-популярное видео про бескрайний космос. Чаще всего Дафнис смотрел либо новостные ролики, либо политические, но вот научный контент поглощал намного реже и от этого охотнее. Видеоролики такого типа для Дафниса были как сыр фета для любителей греческого салата. Хоть полученные околонаучные данные практически никак не откладывались в его сознании, данный контент был деликатесом для растущего молодого мозга.

Этот день, по наивному плану Дафниса, должен был стать очень важным в его жизни. Предстояло выторговать у матери автомобиль, чтобы на пару суток умчать в ту неизвестную деревню. Но мать была первее. Пока Дафнис размышлял над своей речью, она позвонила по видеосвязи.

– Как раз думал о тебе, хотел позвонить, но ты опередила.

– Ты в порядке, всё хорошо? – очень взволнованно начала Деметра.

– Да, вот проснулся только – недоумевая ответил Дафнис.

Лицо матери расправилось, и яркий румянец начал медленно тускнеть.

– Что произошло-то?

– А ты не видел? Во всех группах об этом пишут. Сейчас отправлю, посмотри и поймёшь – и Деметра закончила звонок.

Дафнис открыл сообщение и увидел новость с громким заголовком: «Смертельное вождение в Профессорском». В сводке было видео с камеры, установленной на одном из светофоров. Начиналось оно с того, как Дафнис, уткнувшись в телефон, переходил дорогу. Он завершил движение на мигающий зелёный, а через две секунды в стоящую толпу влетел автомобиль. Водитель не вошёл в поворот и, неудачно сманеврировав, ударил боком в толпу и носом снёс забор. Стоящие люди как кегли отлетели в сторону. Видео завершилось и автоматически началось заново. Дафнис досмотрел до момента, где он выходит из кадра, и остановил ролик. Он ошарашено прорабатывал то, что увидел. Выходило всё так, что, если бы он был внимателен и не пошел на мигающий зелёный, то, вероятно, сейчас бы был либо в больнице, либо в морге. И второй исход вероятнее – остановившись перед дорогой, он встал бы у самого её края, и удар бы в точности пришёлся по нему.

Шокированный Дафнис отклонился на спинку стула и отъехал от рабочего стола. Несколько секунд – и он бы сейчас здесь ни сидел. И удивительно, что спасла Дафниса именно его невнимательность.

Снова позвонила мама.

– Увидел? – спросила она, теперь спокойная.

– Да… – протянул Дафнис – сдуреть можно.

– Даже Агам побеспокоился – после паузы усмехнулась Деметра.

– Ну его – озлобленно бросил Дафнис.

– Да брось – погрустнела Деметра и тут же переключилась на другую тему.

– Ты зачем-то хотел мне звонить – начала она – денег не дам, два дня назад получал.

– Да нет же – стал оправдываться Дафнис – с финансами пока терпимо – он посмотрел ей в глаза.

По правде говоря, денег не было, ведь те, о которых сказала Деметра, он два дня назад и просадил. Но родственников хватало, так что нули на карте всегда можно было исправить.

– Тогда что?

– Тут такое дело – начал он долгую песню. – Я вчера вечером в сквере сидел, и меня озарило. Резко захотелось ярких перемен, какого-то движения, понимаешь…

Дафнис перевёл дыхание. Он понимал, что мать не оценит сомнительных наставлений от незнакомки, и поэтому любое упоминание вчерашней то ли девушки, то ли старушки, к цели его не придвинет.

– То есть захотелось приключений на голову и стресса матери?

– Ну нет, всё вполне осознанно, я хочу взять палатку и отправится в лес на озёра.

– И надолго ли? – спросила Деметра, уже догадавшись, что от неё требовалось.

– Максимум трое суток – потянул Дафнис, высматривая в глазах матери одобрение. – В Верблюдогорскую область.

– Только в выходные, ко вторнику мне на работу – смягчилась Деметра.

Дафнис пользовался материнской машиной далеко не первый раз, поэтому даже упоминать напрямую не было необходимости. Да и не называя объект, Дафнис как бы смягчал углы просьбы.

– Спасибо большое, тогда в пятницу я к вам приеду, а в субботу утром умчу в лес.

– Хорошо!

Они попрощались, Дафнис отключил звонок. Он мысленно начал выбирать одежду, которую возьмёт в путешествие. Нарисовав в голове наивную картину, он предрекал себе что-то знаковое и важное, хотя план и цель пока отсутствовали. Он был словно тот пёс, который с лаем бросается на проезжающие машины. Но что будет, если одна из машин остановится?

4

– Ну хватит, Агамемнон! – доносился сильный голос женщины с кухни. – Хватит, я его мать, он так и живёт один.

– Представляешь Деметра, это нормально – также уверенно отвечал мужской надрывистый голос. – Парню двадцать два года, а он ни шиша, ни двора. Прошлым летом колледж окончил, и что? Чем он занимается? – голос перевёл дыхание. – Он с марта ни черта не делает, просто лежит на грёбаном диване. Скажи ей, Влассис!

Откуда-то снизу, видимо из сидячего положения, донёсся тихий и более слабый мужской голос.

– Что сказать, его жизнь, ему решать, но да, да, ты прав.

– Ну ты подумай, Агам, он хоть куда-то поедет – это же движение, хотя бы какое-то действие – сказала женщина, для которой, по всей видимости, утро не задалось.

Если бы любой наблюдал за тем, как звенел сервант под грозными словами мужчины, то уловил бы тонкие нотки хитрости в женском голосе. Эти нотки были незаметными, но чётко направленными в голову спорящего.

– Может, он после такой поездки и включится, ну вытрясет это своё состояние и наполнится другим – уже спокойно говорила женщина.

– Нужно болеть оптимизмом, чтобы на такое рассчитывать – упрямо произнес стоящий мужчина. – Неважно, завтра здесь будет он, вот и поговорим.

Мужчина отпустил из рук столешницу барной стойки и вышел с кухни и прошагал в прихожую. Надевая обыкновенную ветровку, он посмотрелся в зеркало – в целом ещё не старый, но уже потускневший. Из-за действа на кухне, на высоком тупом лбу выступил пот. Нос, посаженный картошкой, раздувался на каждом вдохе, живот его также выступал вперёд. Смазав рукавом пот, он отвернулся от зеркала с удовлетворением, погрузился в дачные тапочки и вышмыгнул за дверь.

На кухне остались двое. Мать и отец.

– Как думаешь, Дафнис может знать про прадеда? – спрашивал Влассис чуть сиплым тихим голосом.

– Что ты имеешь ввиду?

Общее напряжение в комнате начало спадать, и, расслабившись, Влассис откинул голову на спинку дивана.