Вигилант

В этих междоусобных войнах правоохранители занимали особую роль. Зачастую они не мешали бандитам кромсать друг друга, или провоцировали разборки, дезинформируя конкурентов. Но могли и участвовать в них на стороне одной из группировок, «закрывая» неугодных в СИЗО с последующей экзекуцией в «хате», и даже в качестве киллеров, ликвидирующих «заказанных» при задержании или попытке к бегству.

Полковник Залогин пытался дистанцироваться от явной дружбы с бандитами, стоять над конфликтами и примерить на себя роль «третейского судьи», что пока ему удавалось. А вот Евдокимов погряз по уши, фактически он стоял на штате одного из могущественных кланов и снабжал его информацией, обеспечивая негласную защиту.

Конфликт интересов между двумя «важняками» из «конторы» не мог не назреть. В те времена каждый копал и капал друг на друга. Пауки в банке подсиживали, сдавали, стучали, клеветали и разоблачали один другого, пробираясь по «трупам» наверх по служебной лестнице и при этом ничуть не жалея бывших парнеров. А впрочем, когда было подругому?!

– Залогин слишком много знает. – за шахматами в вип-купальне на термальных водах Будапешта было легко разговаривать с вором в законе Робин. Все были в простынях, никто не снимал и не прослушивал. – Много недовольных среди влиятельных особ. В том числе из правительства. Даже «семья» по слухам при одном только упоминании о нем морщится. И с каждой сделки свою копейку имеет. Он со своими ивентами многих взял на крючок и только делает вид, что находится над схваткой. В такой войне, что сейчас идет между твоими и залетными нужно принимать чью-то сторону, а не юлить.

– Ты сделал ход, Игорь Алексеич? – спокойно отреагировал Робин, Евдокимов подтвердил, щелкнув по слону, – Неплохо, теперь я вижу, что ты с потрохами наш. И я не доверяю коллеге твоему, Мирону Пантелеичу. Заигрался он со своими масонскими делами. Людей типа знакомит, стыкует, сводит, но свой интерес не забывает. Хочет незаменимым посредником стать и на пульсе всего руку держать. Даже в политику лезет и яйца складывает не в одну корзину. Хитер, шельма. Да и с чеченами якшаться не брезгует, а те совсем обнаглели.

– Так и есть, Робин. И что же предпримем? – вкрадчиво произнес Евдокимов.

– Ты предложил, ты и делай. Я мешать не буду. И знать не хочу деталей. – соскочил с конкретики вор в законе. У тебя свой ресурс имеется, так что советовать не стану. Ты – жук опытный, знаешь как с проблемой справиться.

Слова Робина являлись отмашкой, хоть и выглядели самоустранением от внутренних разборок в «конторе». Справиться с Мироном Пантелеевичем было нелегко, но можно. Евдокимов созрел для этого, так как теперь видел в нем угрозу для себя, особенно после случая годовалой давности с кражей пистолета. Конечно же, это был намек организатора той самой «детской сказки» на то, что его визави отныне лишен возможности наносить удар.

Сперва Мирона нужно было опорочить в СМИ. И только после этого с ним можно было делать все, что угодно. Евдокимов хоть и засветился на ряде вечеринок, но он-то их не организовывал.

Компромат очернил бы конкурента в глазах руководства «конторы», на Лубянке бы поняли, кто на самом деле господин Залогин, получивший незаслуженное реноме борца с путчистами и использующий служебное положение для шантажа добропорядочных бизнесменов, которые могли бы исправно платить налоги без всяких нечистоплотных на руку посредников.

Полковник, так же угадавший с тем, кого поддержать в период августовского путча и потому занявший генеральское кресло, подкатил в заведению для сирот на черной «чайке». Ему светили не только лампасы, но и вполне меркантильная выгода в виде благодарности уставших от назойливого Залогина преступных авторитетов.

Нужно было действовать быстро и без лишних свидетелей.

Доверенный человек Костя Рябов был не только следователем, но и водителем по совместительству, особенно когда приходилось выезжать по деликатным вопросам. Рябов припарковал авто «шефа» прямо на бывшем пионерском плацу перед центральным входом детдома и открыл заднюю дверь, из которой не смотря на внушительный живот выпорхнул как жирная бабочка будущий генерал.

Евдокимов был окрылен идеей прижать Залогина через ангажированных писак и нейтрализовать конкурента с подмоченной репутацией прежде всего в глазах руководства. Это развяжет руки. И потом можно будет делать с Мироном все что угодно. Тот утратит вес и влияние, не взирая на собранные им папки с дерьмом.

– Он там! Гнида там! – бежал к Варьке Сава, увидевший в окне представительскую черную «чайку», высокопоставленный пассажир которой снился ему по ночам. Именно этот кривоногий толстопуз, походка которого была сродни передвижению голубя с толчком головы в унисон переступающим лапам, был виноват в нынешнем состоянии его мамы.

Он видел ее, свою маму, ровно год назад. И помогла тогда все та же Варька. Она нашла не только адрес психиатрической лечебницы, но и деньги на жетоны метро и на такси от станции метрополитена «Тульская» до клиники.

Они прогуляли школу вместе и приехали в обеденный перерыв, затем ждали до трех дня, пока строгая дежурная не соизволила их выслушать и пойти навстречу, чтобы доложить в отделение о неожиданных посетителях без подтверждающих родство документов. Сава плакал, вымаливая разрешение увидеть свою маму. И… Его пропустили, но одного, без Варьки.

Он бежал по аллее, плутая по ее ответвлениям и тропинкам в поисках нужного корпуса, а затем поднимался и спускался по бесконечным лестницам, разыскивая отделение, где содержалась Кристина Гараева. А потом его встретила пожилая медсестра, которой дежурный врач позволил провести мальчика к «безнадежной» пациентке.

Он не видел ее несколько лет. Мама постарела до неузнаваемости, ее кожа стала морщинистой как у пожилой бабки, руки были исколоты шприцами и покрылись пигментными пятнами. А еще – она лежала, и ее глаза исступленно смотрели в потолок.

Заметив соседку по палате, Сава машинально поздоровался и сразу подбежал к маме:

– Мама, мама, это я. Я… Сава. Я здесь, мамочка. Ты слышишь меня?

Сын целовал ей руки и гладил маму по седой голове, но она все равно молчала.

– Мамочка! – рыдал мальчуган, – Как только мне исполнится восемнадцать, я смогу взять над тобой опеку! Так Варька говорит, а она все знает. Она все книжки прочитала! Ты не будешь здесь жить. Я заберу тебя! И увезу тебя на море, на Черное море. Там ты поправишься и снова будешь меня узнавать, мамочка, будешь разговаривать! Я люблю тебя!

Зашел дежурный доктор неопределенного возраста с крашеными бровями, услышавший детские вопли, сопряженные с отчаянным криком.

– Ну, молодой человек, мы так не договаривались. Это сейчас в стране бардак, раньше тут режимный объект был. Таких горлохватов, да еще и без пропуска, на пушечный выстрел бы не пустили. Тебе руку, пацан, протянули, а ты норовишь ее по локоть откусить. Видишь, плоха твоя мама. Замкнулась в себе и не узнает даже тебя.

– Это вы ее всякой гадостью напичкали! – сорвал злобу на докторе Сава.

– Ну-ка давай проваливай отсель! Дорогу сам, шустрец горластый, найдешь до бюро пропусков. Вот же послал Господь тревожного посетителя в мою смену! Без опекуна, главное, пустили его и без подтверждения родства, так он еще и права тут качает, обвиняет во всех грехах смертных! Я что ль мать твою сюда определил. С меня какой спрос?! Мое дело маленькое – лечащий врач что выписывает, то и четко по расписанию все больные должны принимать! Я тут пешка! Вон давай отсюда, а то санитаров вызову!

Сава напоследок крепко прижался к маме и поцеловал ее в щеку на прощание, не заметив стекающую с ее глаза слезинку…

И вот теперь Сава бежал к Варьке, чтобы сообщить ей, что в их опостылевшую обитель нагрянул тот самый злодей, что упрятал его маму в психушку.

Директриса встретила полковника Евдокимова холодно и с опаской. Она обладала поразительной способностью сканировать людей, потому сразу определила, что этот тип либо из бывших партийных бонза – этих уже никто не боялся, либо из органов – эти представляли из себя реальную угрозу, особенно если «работали» в спайке с бандюгами.

Все встало на свои места, когда Евдокимов представился и протянул Воронцовой свою «ксиву». Та внимательно ее рассмотрела, точно такая же «корочка» была у ее «покровителя» Залогина. Она инстинктивно подошла к телефону с мыслью набрать «патрону», чтобы сообщить о прибытии коллеги в ее вотчину. Однако, что-то заставило ее проявить сдержанность и выслушать незваного гостя.

– Вы не суетитесь так, у нас разговор долгий, не откажусь от чайку. – вольготно разместился на тафте обрюзглый визитер, свесив кривые ноги, которые при его небольшом росте не доставали до пола.

Статная Ирина Николаевна уже вся тряслась, но нашла в себе силы подойти к электрочайнику и включить его.

– Да, Ирина Николаевна, конфуз вышел с девочкой, с Елизаветой Самойленко одиннадцати лет. С текстом статьи 107 УК РСФСР, уверен, вы ознакомлены. Если нет, то я вас просвещу… За подобные деяния предусмотрена уголовная ответственность и лишение свободы на срок минимум в пять лет. Это без отягчающих обстоятельств, а они налицо. Это не просто доведение лица до самоубийства путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего. Это действия в составе организованной группы по предварительному сговору. Да еще и несовершеннолетнего лица. Подельник ваш, режиссер, уже в СИЗО и дает признательные показания, в которых прослеживается злой умысел и состав преступления еще как минимум по двум статьям. Вы в курсе, что режиссер, которого вы запустили в свои чертоги был осужден за растление неполовозрелых и отсидел свой срок от звонка до звонка? Я спрашиваю, вы в курсе, кому вы детей отдали, я вас спрашиваю!

– Я не в курсе была! – покраснела как рак в кипятке Воронцова, – Это товарищ Залогин, господин Залогин. Ваш коллега. В интересах государственных… Он так сказал. И режиссер этот. Я против была с самого начала! Он мне сразу невменяемым показался. Взгляд маньячный. Мой культ-массовик гораздо талантливее и профессиональнее этого недооцененного гения! И костюмеры у меня свои имеются. Но разве ж я могу спорить с органами. Возражала. Я не знала…

– Я ни на минуту не сомневаюсь в вашей добропорядочности и в то, что вы являетесь законопослушной гражданкой. Уверен, вас запугали, угрозами заставили содействовать растлителям. Чай наливайте, Ирина Николаевна. Наливайте чай. Байховый у вас?

– Да… Цейлонский. – выпучив глаза, закивала Воронцова, хватаясь за соломинку и интуитивно нащупывая маршрут для «эвакуации». Ну вот, байховый цейлонский. У вас и кофе есть?

– Есть, растворимый, натуральный. Импортный! – отчиталась Воронцова, проявляя услужливость даже в интонации, сменив природный контральто на сопрано.

– А деткам небось кофейный напиток только по праздникам положен. А чай завариваете в таких пропорциях, что он больше верблюжью мочу по цвету напоминает? – якобы в шутку пожурил Евдокимов директрису, готовую провалиться на месте, лишь бы закончился этот допрос.

– Ну что вы, детки получают все самое лучшее. – она уже не знала, за что именно следует оправдываться.

– Эта информация вам пригодится для оперативников из ОБХСС, они обычно наведываются после меня. Орган сей сейчас реформируется и будет называть ОБЭПом – отделом по борьбе с экономическими преступлениями. Это прицепом вместе с уголовкой пойдет. Присовокупим к делу и систематические издевательства над детьми, думаю, вскроются и факты истязаний. Не говоря уже об антисанитарии, инспекторы санэпиднадзора не оставят ее без внимания. Проверим по списку и правомерность оформления опекунства на предмет взяток и первоочередного рассмотрения заявок иностранных граждан. Посмотрим, как ваши воспитанники трудоустраиваются, включая статистику предоставления жилья по достижению совершеннолетнего возраста. Может и там мухлеж найдем со справками. Только от вас зависит, Ирина Николаевна, придут к вам в гости следователи, инспекторы и оперативники или нет. – только в последнем предложении Евдокимов сменил тон с язвительного на более-менее доброжелательный.

– Я как могу… Что прикажете сделать? – запаниковала-таки директриса.

– Объектом преступления в известном вам случае стала жизнь человека. Нежный цветок вы растоптали. Попрали честь и достоинство пусть несовершеннолетней, но наделенной такими же правами граждански РСФСР, не так ли? – своим вопросом Евдокимов проверял, до конца ли Воронцова осознает мер своей причастности к содеянному.

– Точно так. – ее глаза открылись до предела и наполнились кровью в знак абсолютного раскаяния, но при этом глазные яблоки удивительным образом удерживались в орбитах.

– С канцелярскими принадлежностями у вас все в ажуре, вижу и печатная машинка в наличии. Но мне желательно от руки. Пишите на имя генерального прокурора, я вам продиктую и шапку, и текст…

Директриса под диктовку написала, все, что требовалось, обвинив Залогина в и режиссера-педофила в создании криминального сообщества, использовании для этого служебного положения и намерениях шантажировать руководящих работников мэрии и правительства в корыстных целях под предлогом государственных интересов.

К тому моменту, когда Сава отыскал Варьку, Евдокимов уже закончил разговор с директрисой и вышел во двор. Рябов закрыл заднюю дверцу «чайки», сел за руль и увез торжествующего начальника в «контору».

Глава 9. Бумеранг

Показаний директрисы оказалось достаточно, чтобы Залогин прижал хвост. Нет, его не уволили из «конторы», но влиятельность полковника заметно пошатнулась.

Евдокимов после фактического расформирования КГБ теперь представлял аморфную структуру под названием Межреспубликанская служба безопасности СССР, которая ничем уже не управляла, отдав власть на откуп региональным центрам. Однако, штаны с лампасами он все же надел и успел за короткий период времени, пока все в стране не рухнуло окончательно, переманить «залогинскую клиентуру» под свою крышу. Даже не пришлось заряжать компроматом бульварные газетенки – борзописцы хотели на фоне разрухи урвать свой кусок, а Евдокимов был весьма скуп.

Мирон все понял и решил выждать. Вряд ли искушенным посетителям его «ивентов» понравилось бы, если б сор из избы стал достоянием гласности. На самом деле он затаил обиду и залег на дно, посчитав, что нужно для нанесения ответного удара необходим более подходящий момент.

Делу в «конторе» не дали ходу по нескольким причинам: во-первых, Мирон Пантелеевич подмазал кое-кого, и это обошлось Залогину «в копеечку», а во-вторых, КГБ разрушили до основания и в его недрах шла грызня за вакансии в структуре-правопреемнице, замыкающейся на Ельцина.

Евдокимов зря полагал, что держал «коллегу» на крючке, он преждевременно расслабился и еще сильнее обрюзг.

Наступил 92-ой год. Новая элита, у которой от беззакония в исчезающей стране снесло крышу, требовала праздника. Пляски на руинах были подобны оргиям в бункере Гитлера перед самоубийством фюрера. Евдокимов по совету своего партнера Робина решил подстроиться под мейнстрим и понравиться «сильным мира сего» – мафии и зарождающейся олигархии.

Он взял на себя функции мажордома, и, как водится, гарантировал конфиденциальность любого мероприятия. Сходки воров и коррумпированных чиновников были скучны, а вот устроить все в стиле своего предшественника, хитрого на выдумку Залогина, развлекавшего нуворишей всеми доступными методами, было равнозначно подтверждению компетенций и обретению статуса посвященного и всемогущего…

Рано или поздно это должно было произойти – если бы новоиспеченный генерал не воспользовался инструментарием Мирона, проверенным временем «старым-добрым» шантажом, это бы сделал кто-нибудь другой…

Когда генерал Евдокимов появился в учреждении, функционирующем под руководством Воронцовой, во второй раз, у него была вполне утилитарная цель – коль новая элита требовала зрелищ, организовать которые он самостоятельно не мог, стоило обратиться к той, кто от него зависел. У Воронцовой были подобные связи, и она доказала, что умеет держать язык за зубами, пусть даже из страха перед своим новым покровителем. Евдокимову нравилось, когда его боятся как огня.

Без месяца совершеннолетняя Варька, проживающая в детдоме свой последний год, так как по правилам должна была либо поступить в ВУЗ либо устроиться на работу и получить место в общежитии, гуляла во дворе. На сей раз она первой увидела припарковавшуюся «чайку» и вылезающего из нее словно осьминога из водорослей толстяка, которому не дверцу нужно было открывать, а выковыривать из салона – уж слишком медленно он оттуда выбирался.

Варька смекнула, что проследует визитер к директрисе. Она знала как оказаться в ее кабинете без ведома начальницы, а главное – где там спрятаться…

Воронцова столкнулась с генералом в коридоре и без разговоров повела в свои «чертоги» заваривать цейлонский чай.

– Чем могу быть полезной? – сходу спросила директриса, на всякий случай прихлопнув за собой входную дверь и провернув замок.

– Публика, с которой приходиться иметь дело, Ирина Николаевна, оказалась привередливой. Костюмированные шоу как никогда востребованы у этих извращенцев. – признался Евдокимов, распластавшись кальмаром на диване. Директриса налила чаю, думая про себя, как отвадить этих упырей отсюда раз и навсегда, надо же было с ними связаться!

– Что вы имеете в виду? – ждала конкретики Воронцова.

– Вы говорили, что у вас есть знакомый режиссер.

– Я говорила про массовика-затейника. Но по организаторским способностям и чувству прекрасного он – не чета тому олигофрену, который упивается детскими слезами.

– Потому-то я и пришел именно к вам. Знаете ли, обращаться к этим театралам и импресарио, к этим продюсерам мне бы не хотелось. Во-первых, они болтливы, язык как помело. А во-вторых…

– А во-вторых, дорого. – закончила она мысль своего визави, и он улыбнулся краем губы, встретив понимание в виде хитрого прищура чующей наживу чиновницы.

– Рассказывайте, что нужно. – отхлебнула она глоток из того стакана, что налила гостю, убедившись, что ей не просто ничего не грозит, но что она может сорвать куш.

– Вечеринка будет на Речном вокзале. Зафрахтован теплоход. Проститутки и яства и так будут. Нужны костюмированные изюминки, чтобы удивить американцев. Подчеркиваю, не ублажить, а именно доставить эстетическое удовольствие. Детям ничего не грозит, но все же желательно, чтобы они были постарше.

– Это называется модным словом анимация. И сколько вы готовы заплатить импресарио? – взяла быка за рога Воронцова.

– Тысяча долларов – нормально? – стал торговаться жмот.

– За эти деньги костюмеры предоставят костюмы. – без эмоций считала вслух Воронцова, – Плюс сами актеры-талантливые старшеклассники, сценарий, репетиции, они же не просто будут ходить по палубе, они должны что-то делать, не так ли?

– По мне пусть просто ходят возле бара. В костюмах и масках. Пусть создают атмосферу да и только. – решил сэкономить скупец.

– Три тысячи. – подытожила директриса, наслаждающаяся моментом. Теперь ее ужас перед этим человеком уступил место более безопасному чувству наживы, источником которой был тот, от которого ранее она ждала лишь убытки. Верно говорят, земля круглая…

– Режете без ножа, Ирина Николаевна. Но я согласен. Две с половиной!

– Договорились. Американцев ублажим голливудскими персонажами. Но актеров будет немного. Есть у меня одна талантливая девочка Карелина Варвара. Она и диалоги придумает, и роль сыграет! – директриса в уме уже подсчитывала барыши, предполагая, что детям выдаст максимум по полтиннику да плюс триста долларов на все костюмы. Итого, на все про все долларов пятьсот – а значит, две тысячи чистого навара!

Варька чуть не выдала себя при упоминании ее имени, стукнувшись затылком по стенке шкафа, в котором она едва уместилась. Благо, в этот самый момент в кабинет постучался сторож с докладом, что не успел закрыть ворота и какая-то черная тачка припарковалась на плацу.

– Я уже покидаю ваши пенаты. – попрощался с директрисой и Терентичем высокопоставленный сотрудник госбезопасности государства, которого уже не было на карте.

Спустя неделю Москву щокировало известие об убийстве генерала Евдокимова на у причала набережной Речного вокзала, что на Ленинградском проспекте. Злоумышленник подкатил к встречающему гостей спецслужбисту, который предпочел стать церемониймейстером новой элиты и иностранных гостей вместо исполнения прямых обязанностей, на велосипеде.

Он оказался неузнаваемым в буквальном и переносном смысле, ибо был облачен в костюм американского супергероя Бэтмэна. Генерал был расстрелян в упор из пистолета ПМ, а велосипедист Бэтман скрылся. Судя по всему, убийцей был хорошо подготовлен маршрут эвакуации.

Через несколько часов сыщики обнаружили в парке Речного вокзала маску с торчащими ушами и черный плащ, сшитые довольно кустарно, средство передвижения было найдено возле подземного перехода. Никаких камер в начале 90-ых на обочинах и в окрестностях не наблюдалось, до технического усовершенствования и тотального контроля за трассами и магистралями оставались не считанные годы, а десятилетия.

Киллер ушел незамеченным. В свидетели никто не набивался, даже из пассажиров и команды пришвартованного трехпалубного теплохода, зафрахтованного для неудавшегося ивента.

Следствие об убийстве генерала поручили вести полковнику Залогину. Оно затянулось на долгие месяцы.

Спустя полгода Мирон Пантелеевич отчитался перед новым командованием, что версии об исполнителях и заказчиках этого резонансного преступления не подтвердились, врагов у генерала не было, личной неприязни никто к нему не испытывал, и скорее всего покушение было организовано извне, чтобы подорвать доверие американских инвесторов…

Глава 10. Коврик

…После первого убийства никаких угрызений совести Сава не испытывал. Не было эмпатии к жертве удавшегося покушения ни у Вари, ни у Генки.

Недавние тинейджеры пребывали в эйфории от общей тайны и безнаказанности за содеянное. А Сава… Он чувствовал некое облегчение от того, что смог приступить к выношенному плану своей справедливой вендетты.

Он отомстил за мать, за ее нынешнее состояние и готов был идти до конца, чтобы разыскать и поразить всех заслуживающих наказание врагов. И он не искал оправдания. Желание действовать и юношеский максимализм превалируют в таком возрасте.

Трудно свернуть с колеи, по которой ты набираешь скорость.

Но прежде он хотел навестить отца. А если удастся, то освободить его! Сколько бы денег на это не потребовалось – он раздобудет! Он чувствовал в себе невероятный прилив энергии, огромную силу, чуть ли не сверх-способности, свойственные лишь супергероям.

Он верил в себя и пребывал в состоянии человека, способного сворачивать горы, сносить любые препятствия на пути. Он наймет самого лучшего адвоката, который докажет невиновность отца! Папочку обязательно выпустят на свободу, и все будет как прежде, правда, без брата!

В планах Савы значилась поездка к отцу в Соликамск, в колонию «Белый лебедь», по одной из версий названную так потому, что заключенные передвигались по ее территории исключительно в сопровождении конвойных в полусогнутом состоянии с закинутыми наверх словно сложенные крылья руками. Именно там уже десять полных лет отбывал срок его отец.

Но человек лишь полагает… И только Господь, как известно, располагает.

Встрече с отцом не суждено было случиться.

Здоровье отца Савы Борза Гораева не просто пошатнулось, оно было необратимо подорвано – с «кумом»-начальником колонии отношения у чеченского узника не заладились с самого начала.

Кум на дух не переносил «террористов» чеченского происхождения – дела о фальшивых платежных документах – авизо, по которым чеченские банки обналичили миллиарды рублей, взбудоражили страну и настроили общество на высшую степень ксенофобии к сепаратистам.

Ситуация в неконтролируемой Ичкерии нагнеталась все больше, до первой чеченской войны оставался всего год. Потому кум накрутил себя по отношению к Гораеву без всяких отмашек сверху, и намекнул «вертухаям», что «чечена» нужно заранее приструнить, чтоб «не выпендривался».

Те, выполняя негласную установку шефа, поиздевались над отцом Савы вдоволь, отбив ему почки до степени затрудненного мочеиспускания. На «больничку» при этом не отправили, а на жалобы каждый раз определяли в ШИЗО – штрафной изолятор.

В карцере не разрешалась переписка, а ведь она была единственной отдушиной заключенного Гораева. Он все время писал едва заточенным карандашом на обрывках бумаги. Писал он в никуда, так как письма его застревали «у кума на цензуре», да и конвертов «опасному зэку» никто не предоставлял.

Но он продолжал писать любимой Кристине и своему Савке, искренне полагая, что им намного тяжелее, чем ему, и надеясь, что свершится чудо и найдется в канцелярии «кума» залежалый конверт, проснется в нем хоть капелька совести и отправит он хоть одно письмо по известному ему адресу. Ну не может быть так, чтобы никто не знал, где ныне проживают его жена и сын! Есть же материалы дела, следователь, который его вел, есть адресные столы, есть Аллах!