Вигилант

Когда девушка Брюса Уэйна, ведущего двойную жизнь, спрашивала мстителя: «Почему ты меня не подпускаешь, объясни?», Сава и Варя заливались слезами, не сдерживаясь.

Герой, ставший сиротой после гибели обоих родителей, возмужав, принял на себя тяжелое бремя. Он отвечал своей Вики:

– Ты уже со мной…

– Я полюбила тебя, как только увидела, но я не знаю , что и думать… Я сбита с толку, – шептала ему Вики Вэйл.

– Иногда я сам ничего не понимаю, но я должен кое-то сделать. – отвечал он.

– Зачем? – вопрошала любимая.

– Потому что больше некому. Я пытался от этого уйти, но не смог. Дело в том, что наш мир не совершенен. – отвечал Бэтмэн, и из его уст раздавалось ровно то, что чувствовал Сава Гараев.

– Но он никогда не изменится! – обнимала его Вики, но понимала, что никакие объятия не смогут сдержать человека, сознательно избравшего такой путь. Его миссия благородна и его выбор бескомпромиссен – не только отомстить, но и спасти тех, кто нуждается в защите, всех обездоленных и терпящих несправедливость.

По впечатлениям для Савы это было нечто! По уровню эмоционального воздействия яркие образы блокбастера оказали на него воздействие, сопоставимое с реакцией на «Графа Монте-Кристо».

А после просмотров они делились планами и признавались в мечтах.

– Нашла в нашей библиотеке русско-испанский словарь. Буду учить испанский! – похвасталась Варя.

– А зачем он нужен? – искренне недоумевал Генка.

– Ну вот у тебя какие планы на жизнь? Про Савку я знаю, он пока мать из психушки не заберет и отца не освободит – не успокоится. Ему есть смысл тут быть. А тебя что тут держит? Отец в Афгане погиб, а мать – наркоманка. Передозировка – все равно, что суицид. По факту бросила тебя мать, променяла на иглу, точно так же как меня променяли на бутылку!

– Зачем ты так? – обиделся вместо друга Сава. На самом деле жить в окружении ребят, хлебнувших лиха, было чем-то вроде терапии и ухода от самокопания, но при этом чужая боль может вызывать сострадание только у того, кто понимает – каково это.

– Да нет, все правильно. Я на Варьку не в обиде. – надул губы Генка, – Права она, и на маму свою я злюсь. Хоть и понимаю, что она слабая у меня была. Те, кто наркотики ей толкнул, чтоб горе заглушить от потери папки, они совсем другие планы имели – обчистить нас до нитки. Так мы сперва без квартир остались – она ее им за дозу отписала, так они ее и убили, чтоб свидетелей не было.

– Ну вот, оправдываешь ее. А правильно было бы только злиться! – заключила Варя, – Эгоизм это и больше ничего. Нельзя так! Если б у меня был ребенок, я бы ради него жила и примером показывала, как нужно жить! К чтению бы его приучила.

– Так ты значит от испанца родишь!? – неожиданно перевел разговор Генка, чтобы убежать от темы о маме.

– Почему это? – не поняла девочка.

– Как почему? Раз туда собралась, значит и замуж там выскочишь. Там шикарная жизнь! Денег будет, сколько пожелаешь! Но а как же Сава тогда? Он же по уши в тебя влюбился! Значит, ты эгоистка! Только о себе и думаешь! – вынес свой вердикт Генка.

– А кто тебе сказал, что я в Испанию навсегда собралась?! Так, мир повидать, разве ты не хочешь?

– Хочу. Но сперва надо Союз повидать. – парировал Генка.

– И чего ты тут не видел? – подначивала Варя.

– Да ничего не видел, сидим тут взаперти.

– Ну, положим, чтобы даже по Союзу путешествовать, все равно деньги понадобятся! А значит бизнес нужно организовать. – выпалила Варька.

– Деньги – это хорошо! И какой же бизнес? – Генке понравилась мысль девочки, такие идеи бродили и в его голове.

– Ну, не бычки собирать. А, например, детективное агентство открыть!

– Какое? – тут уже встрял Сава.

– То самое! Чтобы всех твоих врагов наказать, их сперва отыскать нужно! Название фирмы я уже придумала! «Вигиланте» – в переводе с испанского «часовой» или «охранник»!

– Это как Терентич, что ли? – рассмеялся Генка, – Толку в такой охране, как с козла молока!

– Дурак ты, Генка. Вигиланты – это люди, которые ловят преступников и наказывают их!

– А «мусора» на что? – задал резонный вопрос Генка.

– С них толку, как с Терентича. – на сей раз Савка поддержал Варю. —А иногда они хуже бандитов.

– Вот именно. Взятки они берут и преступникам помогают. Как лейтенант Экхарт в «Бэтмэне»!

– Ну там и комиссар Гордон был, он же честный! Хотя… Может он ради должности старался… – Генка прослыл заядлым спорщиком, у него на все был аргумент.

– Честные копы только в кино. – отрезала Варя, и Сава снова кивнул. – Так вот. Можно, конечно, рассчитывать на закон, но это долго! И все это понимают. Поэтому будут обращаться к нам и платить большие деньги, чтобы справедливость быстрее побеждала. И кстати, если не устраивать самосуд, то перед законом вигилант чист!

– А если устраивать? – спросил Сава, идея Вари не просто пришлась ему по душе. Она понравилась мальчику настолько, что он принялся мгновенно ее усовершенствовать, пока в своей голове.

– Ну, тогда должна быть строгая иерархия. – растолковала Варя, – Должен быть руководитель, начальник отдела расследований и… палач. Но лучше, конечно, когда у команды супергероев есть свой шериф. Не такой глупый как инспектор Скотланд-Ярда Лестрейд – хотя он не всегда мешал Шерлоку Холмсу и Доктору Ватсону. Иногда и помогал. Хотя что это я тут распинаюсь перед вами – вы ведь Артура Конан Дойля не читали.

– Это ты у нас всю библиотеку от корки до корки прочла, – скорее с завистью, чем в упрек, высказался Генка, для которого осилить книгу являлось чем-то вроде каторжной работы – он вечно отвлекался и практически никогда не понимал смысл написанного, если не перечитывал текст дважды, а то и трижды.

– Потому-то и слушайте меня, грамотеи! – в шутку оскорбила «сообщников» инициатор «проекта», – Именно потому, что официальное правосудие неэффективно, вигиланты объединяются. В организации!

– Выходит в одиночку никто не справится? – спросил вдруг Сава.

– Во-первых, в одиночку – скучно! – тут же сообразила вслух Варя, – Во-вторых, труднее и дольше. Но есть плюс. Тебя никто не предаст, если ты один.

– Вигилант, выходит – это самозванец! – подытожил Генка. – Идет поперек закона, самовольно и по собственному разумению, подпольщик!

– Ну да, как «Молодая гвардия» в годы войны в Краснодоне! Там же власть немецкая была, они против нее и сражались! Не хочешь с нами, Генка, и не надо! Уговаривать никто не собирается! – резко прервала спорщика начитанная Варя, – И без тебя создадим влиятельную организацию. А страна и люди это оценят!

– Закон у каждого свой. А справедливость всегда одна. – изрек Сава, – Государство мне лично не нужно, оно мне не поможет отца из зоны вызволить, и маму из психушки вытащить, только мешать будет. Я согласен, что фирма нужна! А ты, Генка, как хочешь. Ты военным мечтаешь стать, как твой отец, Если тебя все устраивает, и ты готов защищать государство, то наши пути разойдутся! Я не готов его защищать, меня такое государство и такой закон не устраивают.

– Не переживай, когда наша фирма станет могучей организацией, государство само к нам придет. Обратиться за помощью к нам. Не мы к нему, а оно к нам. – заключила Варя.

– Я им помогать не стану. – решительно буркнул Сава. – Ну что, кто за создание компании «Вигилант»? – твердо отчеканил Сава, пристально глядя в глаза своим друзьям. – Поднимите руки!

Первой руку поднял он сам, сразу за ним Варя, Генка – спустя пару секунд. Предложение приняли единогласно. А затем было «самое трудное» – распределить роли.

Сава пожелал стать палачом, предложив Варе быть расследователем или директором, но Генка посчитал, что из них троих на роль директора больше подходит Сава и выбрал для себя должность детектива и посчитал, что сможет найти заказчиков. Однако, поразмыслив пару минут, согласился, что у него пока не хватает для общения с потенциальными клиентами кругозора и знаний:

– Это дело наживное, я пока поизучаю рынок! Временно поиском информации может заниматься Варвара.

Генке поручили слежку, правда, пока не ясно было, за кем ее осуществлять, ведь заказов-то не было, как и сменяемого транспорта для наружного наблюдения.

Словом, первое собрание переросло в бесконечное перераспределение воображаемых портфелей и функциональных обязанностей и завершилось общей утомленностью. Спать пошли, приняв лишь одно твердое решение – «Вигиланту» быть…

Глава 7. Мальвина

Директриса назвала то, что произошло спустя год после решения «троицы» создать «секретное детективное агентство» , «происшествием». Хотя если бы у воспитанницы детского дома одиннадцатилетней Лизы Самойленко были родители, то ее прыжок вниз головой с крыши высотки назвали бы трагедией, не иначе. А так… Чувство сострадания за Ириной Николаевной не числилось.

Хотя однажды она все же запретила воспитанникам подведомственного учреждения играть в догонялки с мальчиком-колясочником, которого другие дети, безжалостные в силу многих причин от возраста до отсутствия воспитания, постоянно назначали «водой».

Но вмешалась директриса в распределение ролей потому, что коляска инвалида явилась итогом спонсорства одного влиятельного «бизнесмена», который метил в депутаты. От него в заведение должна была вот-вот нагрянуть съемочная группа для фиксации его «бескорыстной помощи детям» в рамках предвыборной кампании.

Сломать коляску до съемок было бы непростительным огрехом, коего Ирина Николаевна Воронцова допустить не могла. Вот почему она призвала «злодеев» остепениться и перестать «третировать бедного калеку».

По поводу детского самоубийства Воронцова написала объяснительные в районный отдел гороно и сотрудникам следствия. В своих опусах она описала малолетнюю возмутительницу спокойствия подотчетного ей учреждения как склонную к суициду замкнутую психопатку с соответствующей наследственностью, у которой было не все в порядке с головой. Это косвенно подтверждали и детали случившегося – Лиза спрыгнула с крыши в костюме Мальвины с плессированной юбкой, в розовых чешках с бомбончиками и с широким бантом на голове. Уж кто-кто, а Ирина Николаевна знала о причине столь экстравагантного маскарада Лизоньки, но предпочла о них умолчать.

Зато Варя, Сава и Гена приступили к расследованию и без заказчиков. Им-то было хорошо известно, что именно подвигло Лизку на столь непоправимое решение присоединиться к Господу Богу раньше срока. Разве можно что-то скрыть от детворы, особенно когда она взрослеет не по годам, а по совокупности пережитого и необходимости защититься от мира, а главное – выжить в нем во что бы то ни стало.

… Идея сбора компромата для шантажа новой элиты – чиновников, лидеров организованных преступных группировок и западных бизнесменов, нахлынувших в разваливающийся Союз в предвкушении легкой наживы – лишь на первый взгляд выглядела тривиальной.

Мирон Залогин сумел убедить руководство «конторы» на закате ее существования в весьма деликатном и несколько видоизмененном оперативном инструменте.

И ранее органами при вербовке использовалась так называемая «медовая ловушка» – ловля на живца посредством соблазнения. Держать людей в узде с помощью угроз и шантажа не чурается ни одна власть, ведь в случае несговорчивости можно предъявить обвинение и упрятать за решетку любого и по самой позорной статье в том числе.

Однако, Залогин усовершенствовал и масштабировал процесс искушения. В модификации и исполнении сделавшего стремительную карьеру в КГБ и получившего звание полковника досрочно «за особые заслуги» Мирона Пантелеевича Залогина «медовая ловушка» гипертрофировалась до контуров «ноу-хау».

Он предлагал не использовать более конспиративные квартиры как бардели, аргументировав такой отказ их «засветкой» и «чуйкой находящихся в разработке объектов наблюдения».

Для записи компрометирующих видео с высокопоставленными сластолюбцами и извращенцами наиболее эффективными локациями на взгляд Мирона Пантелеевича были даже не сауны и салоны, а эксклюзивные «ивенты» в замках с гольф-полями и во дворцах с бассейнами.

Сценарии прописывали «для искушенных», заверяя посвященных зрителей «стопроцентной гарантией конфиденциальности» и закрытым списком приглашенных.

Эдакий клуб сродни масонской ложе с привлечением настолько известных политиков, что тем сам Бог велел стеречь тайны за семью печатями.

Это не посиделки в бане, где деловая часть смешивалась с алкоголем и выездными шлюхами. Здесь все подавалось с учетом претенциозности новой русской элиты. Шик такого рода оказался востребованным у изголодавшихся по безнаказанности нуворишей.

Канделябры со свечами, пароли, венецианские маски и перформансы с обнаженными нимфами и купающимися в огромным бокалах «русалками» создавали ту самую атмосферу, которая расслабляла «клиентов», провоцировала «нужное поведение» и подсаживала на вечный крючок в интересах Залогина, который оправдывал любые свои действия интересами государства.

Хотя, если быть до конца откровенным, ему не перед кем было оправдываться. В такой информацией он чувствовал себя всемогущим. Лихое время к этому располагало. А действовал он исключительно для собственной выгоды. Патриотизм и государственная необходимость интерпретировались полковником так, чтобы эти понятия не шли в разрез с его присутствием на самом верху сословной пирамиды.

В конце 80-ых и на заре 90-ых половник Залогин держал нос по ветру, предусмотрительно и беспринципно примкнув к клану Ельцина. Правда, будучи шустрым малым, он все же успел отхватить пару орденов у «старой гвардии», еще до Беловежских соглашений. До полной ликвидации СССР оставался всего год.

Итак, Мирон Пантелеевич взял на себя кураторство выездным тайным клубом, предполагающим круговую поруку и спайку на основе «посвящения избранных».

На одной из таких вечеринок, сдобренной мистикой и вычурными эзотерическими ритуалами, рекомендациями, несколькими эшелонами охраны и паролем «Карабас», и случился с Лизонькой Самойленко нервный срыв, толкнувший девочку к суициду.

Тот «перформанс» режиссировал больной на голову театральный постановщик, привлеченный Залогиным в качестве непризнанного, но вполне перспективного в узких кругах гения.

Костюмированный спектакль сопровождался кордебалетом-топлесс с трансформацией в заурядную оргию. «Изюминкой» же явился детский интертеймент в виде персонажей из «Приключений Буратино» с привлечением в качестве актеров ребятишек допубертатного возраста, безгрешных и непорочных, из детского дома.

Шоу, проходящие на «саммитах» в разных локациях и ориентированные на самый «взыскательный вкус», в действительности всегда являлись примитивным действом, основанным на известных человеческих пороках и низменных инстинктах.

«Ню-дефиле» для тех, кто имеет власть и деньги, не доставляло особого восторга. В прошлый раз, к примеру, были карлики. Они просто ходили, как королевские шуты и имитировали то казни, то драки, то половые инверсии, которые в исполнении людей с физическими отклонениями выглядели еще более отвратительно. Реакция всегда была сдержанной. Всегда, кроме этого раза. Детский интертеймент вызвал у разжиревших от коррупции и вседозволенности фурор.

Детей заставили материться, курить и выпивать прямо на сцене… А взрослые над этим гоготали.

Перед выездом к импровизированному театру для избранных детишки долго заучивали текст. Репетиционной базой с разрешения Воронцовой стала сцена актового зала детского дома, проданная директрисой в аренду за очень большие по ее меркам деньги. Туда, кроме «юных актеров» никого не пускали в течение недели, а детей, разучивающих матерщину, баловали в знак поощрения конфетами, пирожными, жвачкой и поили вдоволь газировкой.

Готовящееся выездное мероприятие не могло скрыться от глаз детей постарше, особенно новоиспеченных «детективов» Вари, Савы и Генки. «Малышня» после репетиций хвастались незамысловатым гонораром в виде «вкусняшек» и, как водится, упражнялись в сквернословии. Сей тезаурус был хорошо известен обитателям учреждения до единого слова, но использование детей для подобных «театральных экспериментов» вызывало вопросы у старшеклассников. Хотя задать их было некому: директрису боялись как огня, к тому же она «умыла бы руки», попадись ей назойливый интервьюер.

При любом раскладе она могла осложнить и без того нелегкую жизнь любопытного. А с учетом «крыши», которую ей предоставил целый полковник КГБ, Воронцова имела индульгенцию от любых нападок. Она словно мантру заучила версию о том, что своими действиями помогает какому-то следствию, а заодно вооружилась кардинально противоположным алиби, что сдав в аренду помещение, она толком не знала, что за спектакли там ставят.

В творческие процессы ей вмешиваться не пристало, к тому же режиссер был отрекомендован как именитый и благонадежный. Откуда ж ей было знать, что человек искусства способен навредить детям! Она ни сном ни духом не ведала, не гадала!

Но шила в мешке не утаить. Сперва к ней явился Залогин. Воронцова запаниковала, подумав, что ее могут сделать крайней в доведении одиннадцатилетней воспитанницы до суицида и приготовилась к самообороне, правда, жонглирование алиби и количество выпитого корвалола приводило к такой путанице в ее голове, что вегетативные проявления панической атаки только усиливались и ей становилось трудно дышать.

Она слегка успокоилась, когда Залогин не предъявил ей обвинения, а спросил про какой-то пропавший пистолет.

– Какой пистолет? – отдышавшись, спросила Ирина Николаевна.

– Штатное оружие в кобуре с шомполом. На вечеринке пропал пистолет ПМ с полным магазином на восемь патронов. Инцидент, который не должен был случиться, если бы товарищ, или если хотите, господин Евдокимов, большая шишка с Лубянки, сдал бы личное оружие при входе. Но по понятной причине его никто не обыскивал. Редкостный прохиндей, но вполне вменяемый и управляемый. Кажется, меня кто-то пытается с ним рассорить.

– Ну, эти вопросы точно меня не касаются… – отрезала директриса, – Тут у нас происшествие похуже. Неужто не докатилось до вас, вы же первым обо всем узнаете…

– Вы про девчонку, что спрыгнула с крыши?

Воронцова кивнула.

– Там не должно быть проблем, вы же уже написали объяснительные со всей подноготной вашей подопечной. Мать-суицидница из богемы, так же сбросилась вниз, только с парапета театрального фронтона и все такое, не так ли?

– Так. Актриса. Муж бил из ревности и крыл матом почем зря. Девочка не переносит мат. Не переносила, вернее. Психологи называют это спусковым крючком. При ней даже наши, местные хулиганы не выражались. Сперва высмеивали и глумились, а потом перестали. Когда поняли, что Лизонька впадала в ступор и начинала рыдать, испытывая колоссальный стресс и словно переживая каждый раз избиение матери, ее потерю, то пожалели. Даже дети пожалели. А ваш режиссер именно ее в главные роли этого чудовищного спектакля про Буратино назначил. Чтобы ваши зрители глядели, как прямо на сцене страдает девочка и аплодировали кощунству над малым дитя. Адское действо это не имеет ничего общего с произведением о золотом ключике. И у вас нет сострадания к ребенку? – неестественно вскинула вверх подбородок Воронцова.

– Не стройте из себя святую и не упражняйтесь в ораторском мастерстве, Ирина Николаевна. Оно вам пригодится на пионерских линейках, хотя от пионерии скоро останутся только воспоминания. Вся ваша педагогическая тирада сродни нравственному выбору застенчивого воришки из «12 стульев», у которого на щеках образовывался стыдливый румянец из-за обкрадывания вверенных его попечению пенсионерок, но он не мог удержаться от соблазна. Прекратите разыгрывать передо мной этот концерт. – цинично заметил Залогин, и Воронцова быстро пришла в себя. Залогин заметил это, но все же продолжил, чтобы сориентировать директрису на дальнейшие действия, предполагающие продолжение взаимовыгодного сотрудничества. – Не делайте вид, что не заглядывали во время репетиций в актовый зал. И насчет золотого ключика! Данное представление имело самое прямое участие именно к нему. Ключик этот от сокровищ, которые держат под замком все эти чинуши, мафиози и силовики, которых ничем не удивить. Разве что подобными перформансами. Это затягивает их в бездну, из которой им не вылезти без моего спасательного круга. А об об этом инциденте с девочкой стоит забыть. Там все чисто. И даже при желании ничего не предъявишь. Ее никто пальцем не тронул и даже не раздел. Что в контексте самого мероприятия было бы весьма полезно.

– Не поняла. – снова сыграла невинность директриса.

– Держать на крючке маньяка, обвиненного в педофилии – да это же классика, Ирана Николаевна. И это было бы в наших интересах, в государственных.

– Поняла. – на сей раз реакция была правильной, и Залогин понял, что его «подельница» совсем успокоилась.

– Сообщите рост девочки по этому телефону, – приказал он Воронцовой, передав визитку, – Там изготовят гроб нужного размера. И похоронят дитя без вашего присутствия. Родных у девочки нет, иначе бы она здесь не оказалась.

– Поняла. – теперь уже без ораторских потуг, по-военному бодро рявкнула Ирина Николаевна.

– И будем готовиться ко второму перформансу. Но спустя какое-то время. Я оповещу, когда начнем репетиции.

– С тем же режиссером? – попыталась уточнить Воронцова.

– Режиссера может и поменяем. Это на ваше усмотрение. И актеров привлечем постарше. Эти были и впрямь совсем юные и впечатлительные. Хотя зрители в восторге. Для негодяев нет ничего слаще, чем издеваться над беззащитными.

Такое заключение Залогин, который в этом списке монстров мог претендовать на высшую ступень пьедестала, сделал абсолютно искренне, полагая, что изобрел совершенный инструмент управления государством, которое должно было быть благодарным за инициативу именно ему. Хотя, и систему поощрения за свои усилия в области госбезопасности полковник Залогин так же продумал, и себя он в ней не обделил. Государство сэкономит и на этом, ведь крышующий бизнес не останется в накладе.

Лихие годы рождали амбивалентных блюстителей закона, потерявших берега и вышедших за рамки обычного понимания патриотизма.

Глава 8. Пауки

Вездесущая Варька умудрилась порыться в личных вещах Лизы Самойленко и обнаружила в тумбочке отправившейся на Небеса девочки загадочный предмет на самом видном месте.

Она поделилась секретом о находке со своими коллегами по «агентству», пригласив обоих к тайной шхере. Оказавшись под лестницей у батареи, на время превратившейся в тайник, она вынула сверток, откинула ветошь и продемонстрировала настоящую кобуру. Отстегнув клепку, она извлекла пистолет и виртуозным щелчком отсоединила магазин, из которого виднелся патрон с блестящей пулей, которая могла убить человека.

– Откуда у тебя пистолет? – от страха Генка говорил шепотом.

– Лизка по ходу умыкнула на вечеринке. – пожала плечами Варька.

– Тогда чего не застрелилась, а спрыгнула? – задал сам себе нелепый вопрос Генка, и Сава на эту реплику покрутил у виска, обозначив жестом, кто в их компании является придурком.

– Ей одиннадцать лет. Было… Дебил ты, Генка. – согласилась с реакцией Савы Варвара. – И она не военная, как твой батя, чтоб стреляться.

– Моего отца убили. – обиделся Гена, – На войне убили.

– Ладно, забудь. – примирительно заворковала Варька, – Мне кажется, я знаю, зачем она это сделала.

– Зачем с крыши сбросилась? – не понял Сава.

– С крыши-то понятно зачем – не выдержала. Она ранимая была как одуванчик, сам что ли не помнишь. После любого грубого слова скукоживалась и в себе закрывалась. Молчала как истукан. А некоторые дебилы смеялись над ней, в том числе и Генка, забыл что ли? Но я не об этом, я о пистолете.

– Мне откуда было знать, что она такая нежная. – вставил Генка, опустив глаза.

– Так что ты о пистолете думаешь? – спросил Сава, пропустив запоздалые покаяния Гены.

– Я ей после репетиции одной подошла и сказала…

– Что сказала? – одновременно спросили мальчики.

– Сказала, что убью директрису за это. – призналась Варька. – Вот она и умыкнула пистолет, чтобы было чем убить.

– Дай сюда. – выхватил кобуру с оружием из рук девочки Сава. – Не говори ерунды…

…Прошел еще год. Хаос, рожденный развалом СССР, спровоцировал парад националистических суверенитетов и лавину этнических конфликтов. Все дело, конечно же, было не в цвете кожи, разрезе глаз и катехизисе веры, а в перераспределении благ.

В Москве и в возвратившем в сентябре 1991 года историческое название Санкт-Петербурге этнические банды во главе с « ворами в законе-лаврушниками» вполне вольготно чувствовали себя в одном криминально-экономическом пространстве с группировками спортивно-уголовной братвы, где доминировал славянский этнос.

Но во время дележа территорий для собирания мзды с «комерсов» случались эксцессы со стрельбой на разборках, неуправляемым молодняком, гастролерами. И тогда рэкетиры воевали между собой. Кровопролитные гангстерские войны формировали новые кладбищенские аллеи, почетные кварталы которых по своему оформлению и убранству не уступали захоронениям у Кремлевской стены.