Мотыльки улетают к звёздам. 1:Волк на цепи

И для людей, и для зверей,

Быть, как маяк для кораблей, –

Путеводителем ночи!

Лишь это нужно! Лишь одно!»

И молвит небо: «Не кричи.

Тебе, приятель, все равно

Сиять так ярко не дано».

Он поднял лист, повернулся спиной к окну, прислонился к подоконнику и, поднеся к губам сигарету, хмыкнул.

«Это кто писал, интересно? Знакомый почерк».

Из коридора донеслись тихие шаги. У двери, обыкновенно открытой нараспашку, появился человек, решив зачем-то навестить «вожака». Один из парней небольшой, но сплоченной команды великодушно наделил лидера прозвищем «вожак». К слову, этот весельчак всем вокруг раздавал странные прозвища, притом весьма точные.

Тот, кто стоял в дверях, хранил обычное для него молчание. Хозяин комнаты слегка повернул голову и сделал приглашающий жест.

– Заходи, заходи. Чего застыл на пороге?

Тишины уже не хотелось, и визитеру он был рад.

– Заходить в эту комнату можно только с противогазом, – отмахнувшись от дыма, тихо сказал гость. – Проветри помещение, тут дышать невозможно.

В гости пожаловал помощник лидера, ищейка всея команды и правая рука – вечная тень лидера.

– Шон уже сочинил о тебе добрую сотню шуток, – учтиво сообщил он, встав рядом с креслом и склонив голову набок.

Вожак сначала лишь добродушно хмыкнул, затем резко нахмурился, будто что-то его неприятно озадачило.

– Чего это Шон переживает? – он стряхнул пепел.

– Все переживают. По твоему безумному плану у нас тишина уже… давно. С тех самых пор. Передумал действовать?

– Еще чего! Не дождетесь. Ты это к чему? Кстати, что это у тебя там?

И тут помощник еле заметно улыбнулся.

– Это не то чтоб про план. Ты просил сигареты. Вот, – он положил на стол упаковку из нескольких пачек. – И еще. У нас необычная находка, которая тебя заинтересует, – ищейка уверенно протянул лидеру несколько фотографий. – Две недели назад Ричи бездельничал на южной границе района и случайно заметил этого ребенка. Так как наблюдателей было несколько, информация дошла, куда надо, и теперь его пытаются найти и убить. Может, доберемся до него первыми? Я дал сигнал «Псам» поглядывать за ситуацией. Он погибает на улице, а теперь со слежкой вряд ли протянет долго. Мальчик, к слову, необычный. По возможности избегает прямого контакта с людьми, никому не смотрит в глаза, почти ни с кем не общается, если не припрет, спит на помойке в семи кварталах отсюда. Зимой перебивается временным гостеприимством неравнодушных. Иногда выступает с пением на улице, чтоб было, на что поесть. Кстати, о Ричи. Этот человек неисправим, и я думаю, зря ты его пустил в команду.

– Брось, он заслуживает шанса, – отозвался вожак, принимая фотографии.

– Ричи в рядах команды всего год. Дадим ему возможность.

– Есть вероятность, что рано или поздно на тебе скажется этот шанс, который ты ему дал, – ищейка сощурил узкие глаза, сделав их совсем щелочками.

– На тебе или на всех нас. Однажды тебя уже предали. И Ричи не погнушается подлостью.– Оставь Ричи и все, с ним связанное, мне. Я его привел и выгнать не могу. Пока что его максимум – огрызаться. Ему бы как Алекс или Рук… А пусть они вместе поработают как-нибудь… Думаю, фотография – не его конек.

Помощник согласно кивнул и оставил голову в чуть наклоненном положении.

– Пока что – да… Фотографировать он захотел, кстати, сам. Я попытался приспособить его для «Псов», – замолчал на пару секунд и продолжил тише: – Что думаешь о парнишке? В нем есть смысл на мой взгляд. Пока что запуган и балансирует на грани гибели. Мы можем его спасти. А он однажды поможет спасти очень многих… если его не сгубить. Со временем его присутствие благотворно отразится на нашей команде.

На снимках был запечатлен миловидный подросток лет пятнадцати или шестнадцати на вид, запуганный и забитый, как выброшенный на улицу пес. Черты лица ровные, высокий лоб, выразительные скулы – нечто среднее между азиатской, славянской и кавказской внешностью. Волосы прямые и слегка отливали серебром, что показалось странным. Неужто поседел в таком возрасте? Глаза большие, цвета черного чая. Пустые, неживые, словно на снимке был ходячий мертвец, а не живой человек. Старый фотик Ричи сумел уловить в них темно-оранжевый отблеск.

– Да ладно! Вот это новости! Еще и в Трущобах. И ведь он, вероятно, даже не понимает, что с ним не так. Ну, просто замечательно!

Мальчик был одет в широкий выцветший до серости свитер, порванные джинсы с заплатками и синие кроссовки. Интересно выглядел огромный шарф цвета хаки, в который парнишка пытался спрятать свое лицо, опасливо глядя в сторону.

Вторая фотография показывала того же юнца в каком-то укрытии из кусков взбухшей фанеры и, кажется, оргалита. Мальчишка сидел на старом матрасе, поджав ноги, и что-то читал. Вокруг лежали тряпки, какая-то одежда, драное покрывало и прочий хлам, какой обычно бывает на помойках. Возле матраца располагалась небольшая стопка желтых книг, тронутых влагой, о чем говорила волнистость блока. Плечи мальчишки укрывала черно-белая кожаная куртка. Смешным показался побитый и затасканный игрушечный лев. Судя по размерам, заменял подушку. За сетчатой перегородкой стояли в ряд три больших металлических бака, из которых вываливался разный мусор.

«Спит на помойке, значит… – мысленно повторил лидер. – Вытащим».

На следующей фотографии мальчик сидел у стены, обняв колени и прикрывая ладонью нос. По подбородку текла кровь. Вокруг валялись использованные шприцы, а на заднем плане виднелись фигуры каких-то людей.

– Что еще за…

– Периодически этот паренек натыкается на бандитов и наркоманов – старших братьев, – пояснил ищейка. – Обирают, пинают и оставляют на какое-то время.

– Звучит трагично. И обороняться он не может, потому что боится. Мы заберем его с улицы, – порывисто произнес лидер, резко отскакивая от окна.

– Я рад, – тихо и деликатно отозвался ищейка, сделав небольшой шажок назад, к двери.

– Ты что, сам его разыскать хочешь? Сегодня?

– Еще бы!

– Полагаю, останавливать тебя бесполезно. У нас с Алексом есть план. Если что…– Понял, – отмахнулся вожак. – Всё. Иди.

Ищейка направился к выходу из комнаты. Но на пороге обернулся и тихо произнес:– Ты даже не спросил его имени.

– Спрошу. У него самого.

Помощник мгновенно исчез за дверью.

Вожак бросил окурок в пепельницу и подошел к окну. Ночные улицы Трущоб не везде освещались фонарями, и горели не все окна. Город спал, погруженный в объятия ночи. Но именно потому еще отчетливее над этой непроглядной тьмой, вдали, на самом горизонте, ярко сияли манящие огни Солнечного города – центра Мегаполиса.

Мальчишку следовало найти немедленно. Сейчас!

Однажды вожака спросили: «Что толкнуло тебя туда пойти?» Он отшутился: «Ноги!» А ведь и правда…Он сам не успел ничего понять. Любопытство овладело им вмиг. Он рванул к подоконнику, выскочил во двор и бросился бегом в ночную городскую тьму.

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

СТЕНЫ СТРАШНОГО ГОРОДА

«Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate».1

«За глухой стеной…

Манекен в облезлой кофте и черных штанах замер в позе бегущего, растопырив пальцы и толкаясь от земли одной ногой. Местные бедные торговцы использовали поломанные и брошенные экземпляры для своих нелепых и растянутых товаров.

Манекен возвышался за треснутым стеклом над рядами выставленной на продажу одежды, всяческих безделушек, бытовых предметов и никому не нужных произведений местных бедных художников – словом, над обыкновенным блошиным рынком. Тим стоял как раз между рядами изношенных и прошедших не одни руки пиджаков, свитеров и брюк, а слева от него сидели, прислонившись к стене, двое потрепанных мужчин в окружении созданных ими произведений искусства.

Временами Тим находил удовольствие в том, чтобы постоять с краю толпы и послушать бесполезные людские толки. Болтовня немного развлекала его.

– Да, старый режим был, конечно, удавкой, но хотя бы был режимом, – говорил один из художников, закуривая сигарету. – А сейчас какой к черту режим? Если в те годы можно было хотя бы куда-то пробиться, хоть на ступеньку, то теперь кругом одно ворье. Вдобавок, тупое и необразованное. Дома культуры закрыты, ни тебе выставок, ни даже интереса к ним.

– Ну, скажешь, – пожал плечами второй, протягивая свою сигарету к зажигалке собеседника. – Будто тогда люди отличались культурным развитием. Сухо было, бездушно. Даже в домах культуры едва ли один человек мог найтись, кто искусство… ладно, не понимал, так хоть немного знал. Кроме Кетанты ни один человек в искусстве не шарил.

– Хех, – первый усмехнулся и, качнув головой, вытянул кривой измазанный краской палец, – я тебе вот что скажу. Помню, было это то ли восемнадцать, то ли двадцать лет назад. Работал я в одном таком доме. И был там аукцион, который как раз Кетанта и устроил. Так вот организаторы устроили в конце загадку. Показали маленький фрагмент картины. И что думаешь? Наш уборщик взял да угадал. Картину! По маленькому фрагменту угадал! Ну и посуди теперь об образовании, если такой низкий слой на тот момент, как уборщик, искусство знал. А сейчас спроси вот этого оборванца, вряд ли он тебе скажет хотя бы, что такое импрессионизм.

Тим сразу сообразил, что «оборванец» – это он, и поспешил скрыться несмотря на то, что мог дать определение импрессионизму. Спешно шагнув вперед, он приблизился к манекену.

На грубых столах около манекена покоился товар не самого лучшего качества: дырявые свитера и кофты, штопаные носки и штаны. На такие вещи раскошелился бы только бедняк за неимением средств купить что-то более-менее приличное. Именно такие люди и забредали в это захолустье. Они медленно блуждали среди вещей или юрко скользили по рядам, щупали все, что приглянулось, любопытствовали, бранились и все же оставляли у торгашей свои деньги. А что еще им оставалось? А продавцы спешили сунуть руки в карманы, чтобы поскорее скрыть от посторонних глаз свою выручку, окидывая при этом весь рынок недоверчивым блуждающим взглядом. На Тима они поглядывали искоса и недоброжелательно: к нему, бездомному, относились с опаской и подозрительностью, он же относился ко всем этим людям с взаимностью.

Сейчас Тим игнорировал окружающую суету. Он смотрел на манекен пустым затуманенным взором.

Белые неживые глаза оставались единственными, в какие Тим мог смотреть, не считая животных, а также фотографий, рисунков и прочего, что нельзя было назвать живым человеком. Бродяга испытывал легкое удовлетворение, глядя на человекоподобное лицо – это исходило из его потребности смотреть кому-то в глаза. Заполнить потребность, к несчастью, не представлялось возможным. На живого так просто посмотреть не получалось. Как и на свое отражение, которого он боялся по непонятной ему самому причине. Каждый раз происходило нечто необъяснимое.

Глядя в зеркало, люди видят самих себя. Тим всегда видел что-то разное, но результат, как правило, был один: увидев свое отражение, он инстинктивно отбрасывал зеркало подальше, падал и пытался отдышаться, как после долгого и быстрого бега. Да, зеркало отражало его самого, но то вовсе не его тело, а ту нематериальною часть, которую у людей принято называть душой. Мир отражал ему все то же самое – то есть, его самого в нематериальном смысле. Тим этого не знал. И что на себя посмотреть, что на случайного прохожего – один риск.

Зрительный контакт с человеком почти всегда заканчивался одинаково. Тиму достаточно встретиться с кем-то прямым взглядом, чтобы его вмиг атаковал шквал не особо приятных чувств. Будто все, наполняющее его ежесекундно, разом усиливалось. Переживания те мгновенно полностью овладевали им, били в него электрическим разрядом и пробегали дрожью по телу. В такие моменты хотелось либо упасть и кричать, либо бежать подальше от проклятого источника страданий.

А с манекеном было как-то спокойно. И, пожалуй, еще с картинками. Только манекен объемный.

– Эй, слышь, парень, тебе чего? – прохрипел голос за спиной.

В разбитом стекле витрины нечетко отражалась темная фигура тучного мужчины. Тим напрягся, пытаясь не поддаваться нахлынувшему страху. Только разговора с человеком ему сейчас не хватало!

Уличная жизнь Тима полна разнообразных событий: каждый день с ним случалась какая-нибудь дрянь. А бывало, что и несколько раз за день. Разнообразие его приключений простиралось от мелких передряг до опасностей.

Сорваться с места и побежать – обречь себя на крик «Воры-ы!» и погоню. Недоверчивые торговцы, трясущиеся за свой плешивый товар, каждого второго подозревали в краже. Особенно нелюдимых подростков. За кого его только не принимали с этой странной привычкой прятать глаза и закутываться в шарф. Он был и вором, и убийцей, и психом, и даже шпионом мафиози. Кто лучше подойдет на роль шпиона, чем шестнадцатилетний оборванный подросток? Вдобавок, он был бездомным. И, хуже того, выглядел, как бездомный. Был обычным уличным бродягой, и занимался бродяжничеством в пределах города с тем исключением, что у него был ночлег. Чаще всего именно таких вечно в чем-то подозревают. В первую очередь – в воровстве.

– Але, я с кем разговариваю? – с раздражением и ноткой возмущения спросил торговец, вытянув шею.

Тим слегка повернул голову и, стараясь глядеть в землю, ответил:

– Я просто смотрел. Уже ухожу, – развернулся и спокойным шагом пошел прочь, хотя сердце уже отбивало быстрый ритм нарастающей паники.

В голове завертелись тревожные мысли. Начинались одни из тех страшных секунд, когда все целиком и полностью зависело от другого человека. В бога бездомный не верил, однако в таких случаях ему отчаянно хотелось молиться. Только бы не сегодня! Только бы его оставили в покое! И так неприятностей хватает.

От напряжения ноги дрожали, и торговец это заметил. «Вор не нервничает» – так изредка говорили на блошиных рынках.

– Стой. А ну поди сюда, – с подозрением позвал он. – Стой, кому говорю! Эй!

Тима трясло от ужаса, но делать нечего. Он ссутулился сильнее обычного и, судорожно вдохнув, бледный, оглушенный собственным страхом, остановился. «Вот прицепился! Жирный поганец», – пронеслось в его голове.

Торговец широкими шагами приблизился к нему, схватил мясистой рукой за плечо и развернул лицом к себе. Тим опустил голову, глядя на ноги незнакомца. Коричневые драные сандалии, надетые на носки разного цвета. Смешно. Но в ту секунду было совершенно не до смеха. Плохо кончится эта встреча.

«После тебя руки надо мыть, псина помоечная. Точно стащил со стола мое и сбежать решил», – вспыхнуло в голове у Тима, и он сразу понял, что эта мысль принадлежала не ему.

Холодный, колкий страх нарастал, поднимался из недр души, обволакивал и завладевал всем его существом. Становилось сложно дышать.

– Признавайся, что ты там делал, – сипло тявкнул торговец. – Что-то украл? Или подбросил, а? Отвечай! Сейчас «Волков» позову. Смотри сюда, слышь, ты!

Вороватый, запачканный и явно нечистый на руку уличный торгаш позовет на помощь бандитов – все как всегда. Только «Волков» ему встречать не хотелось. Тим от всего сердца пожелал, чтобы ненавистный торговец провалился сквозь землю, что выразилось в одной лишь мысли: «Да чтоб ты сдох!» Запоздало понадеявшись спастись бегством, он дернулся… но было поздно. Торговец схватил Тима за подбородок и задрал его голову.

Они испугались одновременно. Бродяга отпрянул, загораживая лицо рукой, как от яркого света. Мужик же, выпучив глаза и разинув рот в безмолвном крике, отдернул руки. Не отрывая взгляда, указал на Тима дрожащим пальцем, пытаясь что-то выговорить. Но из толстых губ вылетали лишь бессвязные звуки. На лице застыло то самое выражение, которое можно описать двумя словами – страх смерти.

Сам Тим, борясь со вспышкой того же страха, спешно попятился, словно загнанный в угол зверь, и принялся лихорадочно искать пути отступления, толком не понимая, от кого ему спасаться – от торговца или от себя самого.

– П… Псих! Псих! Уу-у…Убейте его! – заорал, наконец, торговец, падая назад и отползая прочь.

И почему псих? Почему они выкрикивали именно это слово?

Подобное произошло с Тимом недели две назад поздно вечером. Он планировал скромно отметить свое шестнадцатилетие найденной в мусоре почти свежей булочкой, когда к нему пристали трое наркоманов, требуя отдать им все деньги и ценности. Компания незнакомцев, способная повести себя неадекватно, довела его до паники, ожидание же неизбежного избиения вызвало в нем прилив немыслимого ужаса. Дальше случилось необъяснимое. Наркоманы попадали на землю как подстреленные и принялись орать, словно увидели худший на земле кошмар. Это был первый случай, когда другие испытали то же, что и сам Тим. После за ним гнались представители местной правящей элиты, именуемой «Волками», но догнать не смогли. Не уследили в темноте. Разве что один из них, высокий, худой, с прилизанными черными волосами человек, с которым они столкнулись в переулке, вероятно, разглядел его внешность, прежде чем заорать в тон остальным. Раньше Тим догадывался, что с ним творится нечто неправильное, и после того случая мысль эта окончательно укрепилась.

Но если тогда дело было в сумерках, то сейчас все происходило средь бела дня на оживленной улице и не где-то, а на рынке. Прохожие, покупатели и продавцы недоуменно замерли, а из окон некоторых домов и бараков (случилось это на окраине города, где ветхие лачуги пристроены почти к каждому дому) выглянули любопытные горожане. Их липкие, алчущие впечатлений взгляды ползали по спине. И что делать, куда деваться? Тим не знал. Бежать? Тот час же появятся «Волки» и вновь устроят погоню. Достаточно того, что эти мерзкие бандиты и так искали его повсюду.

Ситуация разрешилась неожиданно. Из-за спин зевак, на всякий случай прикрывших свои кошельки и поспешно сунувших руки в карманы проверять целостность их содержимого, вышел высокий худощавый человек с взлохмаченными светлыми волосами и черной повязкой на лбу. Глаза закрывали солнцезащитные очки – и это в облачную погоду. Он подошел к паникующему торговцу и схватил его за плечо.

– Эй-эй, Джон, ты чего? – спросил он, пытаясь поднять своего… товарища? Не очень-то убедительно он разговор начал. – Опять водки перепил вчера или тебя грибами кто-то накормил? Остынь, это же простой нищий, – последние слова прозвучали с насмешкой.

Пытаясь успокоиться, Тим еще больше закутался в шарф и снова опустил глаза. Он видел, как торгаш, едва ли не теряя сознание, охал и ахал, положив левую руку на грудь.

– Иди отсюда, мальчик, и… не парься, у него часто так. Ловит глюки, башка ни к черту, – нарочито громко сказал незнакомец с черной повязкой, пытаясь утащить трясущегося торговца в сторону его магазина.

Краем глаза Тим заметил, как любопытные зеваки пропали в своих окнах, а прохожие отправились дальше, не выказывая более интереса к происшествию.

«Ага, конечно. Глюки… Вот это сказочное везение», – подумал бездомный, отворачиваясь. Само собой, незнакомцу в очках он не поверил.

Что-то не так.

В голове Тима жил стереотип, связанный с ношением солнцезащитных очков в любое время суток. Либо это были бандиты, скрывающие свои глаза, либо наркоманы. Только и тем, и другим соответствовал определенный образ внешности. Бандиты одевались чаще всего в мрачное, темное, кожаное, бойцовское. Наркоманы носили длинные широкие толстовки с капюшонами, чтобы закрывать нездоровую кожу. Кем был тот неизвестный? Оставалось гадать. Он не подходил ни под первое, ни под второе описание. Рукава светлой водолазки закатаны, на ногах обычные джинсы и белые кроссовки. Миру явился третий вид вечных носителей солнцезащитных очков, не иначе. Может быть, он просто хотел подчеркнуть свою крутость.

Шедшие мимо двое «Волков», к счастью, не обратили на него внимания, хотя Тим был уверен, что о нем в курсе каждый волчий сообщник до единого, и каждый неустанно рыщет по улицам, разыскивая его. Завернув за угол на дрожащих ногах, бездомный попытался бежать подальше. Но слабые от недоедания ноги подвели: колени подогнулись, и Тим рухнул на асфальт, повалив с собой мусорное ведро. Металл брякнул о землю, содержимое рассыпалось вокруг. С тяжелым стоном приподнявшись на локтях и став на колени, несчастный бродяга откинул с лица спутанные волосы и посмотрел на ладони. Из многочисленных серых царапин, оставленных асфальтом, сочилась кровь.

Тим отвернулся и зажмурился. Некоторое время пытался перебороть полуобморочное состояние. Всхлипнув, он опустил руки и привалился плечом к сетчатому забору. Всегда в такие минуты нестерпимо хочется позвать на помощь.

«Никто не придет. А если придет, то обязательно прибьет».

Одиноко. Тесно. Друзей нет, идти некуда.

Тим заметил, как под смятым бумажным стаканчиком что-то сверкнуло. Откинув мусор рукой, он поднял маленькое прямоугольное лезвие. Гладкое и заточенное, оно блеснуло в свете дня. Несчастный ощутил поначалу холод металла, но тоненькая пластинка быстро согрелась между подушечек пальцев. Руки тряслись. Реальный мир будто погряз в тумане. Исчезли звуки, запахи, цвета.

Тим сидел неподвижно, размытым взглядом пялясь на маленькое лезвие.

Неподалеку выплеснули ведро отходов. Громкий всплеск на несколько мгновений вернул бродягу на землю, заставив обернуться и одуматься. Тогда он опустил руки, зажмурился и нервно вздохнул. Сердце неистово билось.

«Я должен быть сильным. Должен…» – странная фраза. Он не знал, кому должен и зачем. Всегда в самый отчаянный момент эта мысль в разных вариантах врывалась в сознание и вставала барьером между парнем и его губительным решением.

Глаза защипало. Тим поджал губы. К горлу подступил противный ком – давящий, зудящий настолько, что хотелось расцарапать собственное горло. Еще немного и пальцы разжались, лезвие звякнуло об асфальт. По бледной щеке прокатилась одна единственная слеза, но лицо оставалось неподвижным. Долго Тим смотрел в одну точку ничего не выражающим взглядом, время от времени слегка покачиваясь. Дрожащей рукой вынул из кармана платок и начал осторожно протирать ладони. Где-то в глубине самого себя он тонул в топком болоте из страданий, причину которых сам не очень понимал.

«Жить не могу. Умереть тоже не могу. Что со мной не так? Что я такое? Кто я? Зачем я здесь? Зачем я существую? Нет, я схожу с ума, я однозначно схожу с ума…» – суматошно кружилось в голове.

Возле его ног приземлился маленький серый воробей, любопытно покрутил головкой и упорхнул, напуганный резким всхлипом.

Тим не высыпался несколько дней, что сказывалось как на состоянии и без того немощного тельца, так и на мыслях и поступках. Сначала приходила апатия, потом сон длительностью около суток. И после на него опускался стеклянный купол – когда уже не страшно и не грустно, а совсем никак. Любые желания меркли, образовывая пустоту, бывшую тоже желанием, пусть и непонятным. Ничто не могло заполнить черную бездонную пустоту, которая неустанно требовала этого заполнения. За стенами стеклянного купола проносились призраки. Они двигались, непрерывно хотели чего-то от жизни. Обычно их желания никак не волновали его. Иногда случалось, что Тим все же просыпался и тоже начинал чего-то хотеть, стремился добыть желаемое с пылкостью фанатика. Но вскоре натыкался на острые лезвия страха, источником которого могло стать что угодно – от вида крови до прямой угрозы жизни. И тогда случался срыв. И снова купол. И так по кругу.

Тим некоторое время сидел неподвижно, блуждая мыслями где-то далеко от земли, и только пальцы его перебирали шершавую ткань платка. До ушей не долетали звуки с улицы, разбиваясь о незримый глухой барьер.

Он пришел в себя, когда его плеча легонько коснулись, и рефлекторно повернулся. Страх пронзил ударом тока. От неожиданности Тим повалился на бок, но не дал себе упасть, опершись рукой о землю. Расцарапанная ладонь напомнила о себе, и он поспешил снова сесть ровно, дабы не тревожить поврежденную кожу.

Перед ним оказалась девочка лет семи с заплетенными в две косы русыми волосами. Показалось, что глаза ее отливали насыщенным голубым. Она испуганно подпрыгнула и отошла на полшага. Испуг передался Тиму, и он вздрогнул, пряча взгляд.

– Ого! Ты что, боишься меня? – прозвучал тоненький любопытный голосок осмелевшего ребенка.

– Не боюсь… Не тебя, – грубо отмахнулся бродяга, обнимая себя руками. – Отстань, уйди.

«Зачем ты лезешь к незнакомому человеку, ребенок? – подумал он. – Тебе что, совсем инстинкт самосохранения отшибло?»

Девочка переступила с ноги на ногу, но упорно продолжала стоять рядом.

– А я вот тебя боюсь, но мне интересно, – сказала она.

Тим закусил нижнюю губу и нахмурился. Еще одна напасть на его голову. Сначала «Волки», потом торговцы-параноики, а теперь еще и дети. Наверняка с опасными родителями. Другие к Тиму обычно не тянулись.

С детьми он ладил неплохо. Светлые нетронутые души – с ними было проще. Но в последние пару лет начал отталкивать и этих маленьких человечков. А уж сейчас тем более не настроен на общение с кем-либо.