Мотыльки улетают к звёздам. 1:Волк на цепи

Анастасия Кот

Мотыльки улетают к звёздам. 1:Волк на цепи

МОТЫЛЬКИ УЛЕТАЮТ К ЗВЁЗДАМ

1 : ВОЛК НА ЦЕПИ

ОТ АВТОРА

Дорогой читатель!

Прежде чем ты возьмешься за чтение книги, я прошу тебя обратить внимание на эти строки, чтобы ты смог определиться, забрать книгу себе или закрыть и не мучиться.

Перед тобой первая книга трилогии «Мотыльки улетают к звездам». Как и две последующие, она достаточно объемна, полна событий, и в ней живут разные герои.

Чтобы не тратить твое время, сразу тебе скажу: в сюжете почти отсутствует видимая динамика, много долгих объемных («нудных», как говорится) описаний и размышлений, есть «бесполезные» бытовые ситуации типа игр в настолки и просто диалогов.

Сюжет книги выглядит как две параллели: материальная и духовная. Если материальная параллель показана через активные события сюжета и действия героев, то духовная проявляется иначе: она заключена в движении души главного героя, в раскрытии всех, кто его окружает и, если можно так выразиться, в его своеобразном (от возраста) духовном поиске. Поэтому размышлениям, характерам и мотивации героев уделяется особое внимание. В следующей книге у меня не будет возможности раскрывать всех тех, с кем ты познакомишься здесь. Из вышесказанного следует, что на следующих страницах тебя ждут большие эпизоды, связанные только с размышлением, философией и психологическими разборами одних героев другими. Множество детальных описаний местности также присутствует для создания атмосферы. Как сказали некоторые мои первые читатели, всю первую часть книги сюжет практически не движется, мало динамики и неожиданных поворотов. Это так! Духовная параллель очень важна, ведь именно она отражает смысл всего происходящего: смысл существования города, смысл жизни героев и их поступков, развитие главного героя. Если объемные философские вставки в художественных текстах не нравятся тебе, удручают и заставляют скучать, то отложи эту книгу.

Хочу предупредить и особо чувствительных читателей.

Первые две главы и некоторые эпизоды третьей и четвертой могут давить своей мрачностью, и здесь легко не выдержать и бросить читать. Не пугайся. Цель моей книги – найти тех, кто находится в таких же состояниях, и может быть даже помочь им выбраться из них, как однажды это сделала я сама. Вместе с моим главным героем я показываю путь, и очень трудный путь, по которому вылезла из тяжелой депрессии. К сожалению, из этого состояния нет легкой дороги. Надеюсь, что мой читатель обладает достаточной смелостью, чтобы выдержать такой текст.

Я не преследовала цель отражать в книге какие-либо современные мировые события, поэтому прошу тебя, уважаемый читатель, не проводить параллели с современным тебе миром. Книга эта существует не для того, чтобы порицать режимы и власть имущих или призывать к чему-то. Она рассказывает о стремлении человека сотворить будущее, о переживаниях, о смысле, о жизни, о работе над собой. Единственное, к чему она призывает, это к осмыслению. Ну и к чтению художественной литературы, разумеется :)

Осмелюсь сказать к своему же стыду, что многие поднятые проблемы – то, что было обнаружено мною в самой себе: недостаток культуры, знаний, желаемого уровня развития – все это было отправлено на путь исправления для того, чтобы написать эту книгу. Книга и работа над ней вытянули меня. И теперь несмело мечтаю, что она будет нужна людям вроде меня и будет полезна им в той же степени. Потому что все, что толкало меня продолжать работать, это люди, которым может оказаться важен мой текст.

С Любовью,

Анастасия Кот

– Что было в самом начале?

– Вначале было всё. А затем оно превратилось в черное ничто. Оно развивалось и жило, росло, росло и росло, пока не заполнило собой все вокруг. И стало таким большим, что мало ему оказалось всего. Мы пропитаны им испокон веков, носим в себе и услаждаем. А потом оно вырвалось наружу и достигло своего апогея. Тогда Тьма заполнила собой мир.

– А потом?

– А потом началась общемировая война. За ней по земле пронеслась разбушевавшаяся стихия, унеся много жизней. Этого вселенной оказалось мало. И тогда из недр незримого мира нас атаковали древние болезни.

– А потом? Что потом?

– А потом пришли они – совсем другие люди. Не такие, как мы. Они принесли с собой Свет.

ПРОЛОГ

Взрыв грянул неожиданно, переполошив горожан. Все, кто оказался поблизости, замерли и испуганно поглядели в небо, где заклубился огромный серо-бурый столб из дыма и пламени. И пару мгновений спустя во всех ближайших домах выбило стекла. Люди валились на землю, усыпанную осколками, пачкались в грязном снегу, кричали, пытались убежать подальше от злосчастного места.

Никто пока еще не понимал, что произошло.

Суматоха длилась чуть больше часа. Дым клубами вздымался вверх. По улицам бежали люди, одетые в черную экипировку. Раздавались выстрелы, ругательства, страдальческие вопли. Информация о взрыве летала от одного к другому. Кто-то сообщал, будто бы взорвали главный штаб «Волков», а их лидера убили.

– Как?! – не верили горожане. – Его? Да разве это возможно?

Потом заговорили, что он покончил с собой. Версии множились, искажались, но одно становилось ясно: того, кто год назад взялся руководить городом, не стало, и теперь все будет совсем иначе. Как – «иначе»? Боялись даже предположить.

Среди улицы стояла немолодая светловолосая с проседью женщина. Глаза ее были полны неверия, ужаса и боли, а по щекам катились слезы. Она зажимала рукой приоткрытый в немом крике рот. У ног ее лежала сумка, из которой вывалилась всякая мелочь. Мимо женщины бежали прохожие, но она словно не замечала их. Одна она стояла в этом беснующемся людском потоке, будто не чувствуя толчков и окриков, не слыша угроз от людей в черном.

– Дура! Чего встала?! – гавкнул какой-то мужчина, в переполохе налетев на нее и сбив с ног.

Женщина, охнув, упала на колени, ударившись о холодный и мокрый от талого снега асфальт. Несколько секунд глядела она на свои руки, выпрямилась, сложила их на коленях.

Пустой взгляд ее устремился на дым.

Несколько лет она его не видела… А теперь никогда больше не увидит.

Погибший лидер «Волков» был ее сыном.

***

– Куда ты?

Он догнал ее на набережной. Девушка остановилась, опустив голову и обхватив себя руками. Ветер потрепал ее распущенные и рыжие, как само пламя, волосы. Она нервно вздохнула.

– Ты не хочешь меня слушать! Почему, а? Почему ты меня не слышишь? – В ее дрогнувшем голосе звучала мольба.

Он подошел к ней, легко касаясь ее пышных локонов, встал напротив, заглянул в глаза. Она отвела взгляд, но лишь на миг. Она не могла сопротивляться невероятному притяжению к нему. К нему одному. Он владел ее сердцем всецело.

Всматриваясь в его глаза – голубые, но светлые и чистые, как талый лед, – она не могла на него сердиться. Светлой и чистой видела она его душу.

– Ты потрясающе красива, – произнес он, дотронувшись до ее руки.

Она неловко улыбнулась и попыталась игриво от него отмахнуться.

– А ты, ты… ты знаешь, кто ты? – звонко хихикнула она и добавила почти с восхищением: – Хулиган! – и прозвучало это равносильно признанию в любви.

Хулиган добродушно засмеялся и мигом притянул ее к себе – властно, одним движением. Она охотно подставила ему гладкое остренькое лицо.

– Ну, почему ты убежала, м? – спросил он.

– Мне страшно, – серьезно ответила рыжая и уткнулась носом в его плечо.

– Чего ты испугалась? Я ведь рядом, – сказал он. – Я с тобой.

– Так ведь я не за себя боюсь, понимаешь? За тебя. Боюсь, что с тобой подло поступят, – попыталась намекнуть она, всматриваясь в его глаза, будто желая раствориться в них.

– Да кто? Брось ты, – усмехнулся он, – все будет в порядке.

– Не будет! – она покачала головой и отступила назад, прижимая к себе руки. – Не будет…

Ее друг не мог взять в толк, что ее так напугало.

– Объясни, – он потянул к ней руку. – Что стряслось? Что такое ты узнала?

Но подруга продолжала пятиться от него, а на лице все больше проявлялась неясная ему тревога. Наконец она остановилась и выставила вперед ладонь, словно желая и прикоснуться к нему, и в то же время сохранить между ними дистанцию, как если бы говорила со свирепым зверем.

– Только выслушай нормально, а не как в тот раз, прошу тебя, – вымолвила она. – Я слышала, что…

И раздался выстрел.

Остекленевшие полуприкрытые глаза цвета морской волны устремлялись ввысь. Бледные губы слегка обнажали ровные белые зубы. Растрепанные рыжие локоны беспорядочно разбросаны по снегу. Кровавое пятно под изумрудным пальто. Вокруг следы.

Она умирала на его руках, а он не мог ничего, кроме как принять эту неизбежность. Еще несколько мгновений в ушах держался ее голос, ее последние слова, оборванные выстрелом. И ему уже не важно, кто стрелял.

А затем прогремел взрыв.

Все, что произошло, – стало следствием одной простой человеческой ошибки. Когда ошибался кто-то другой, то страдал сам и, возможно, пара близких. Но когда ошибался он – страдали очень и очень многие и даже гибли. Редко, крайне редко, но он все же ошибался. Ошибался в людях, доверившись не тем. Кто-то теперь мог бы его осудить. Но, по факту, не за что. Случается, когда человек оказывается предан. И в этом нет его вины.

Теперь над бездыханным телом стояли двое. Оба безразлично рассматривали невиданной красоты девушку, которой восторгались почти что все, кому довелось ее знать.

– Это она, да? Та самая? – спросил один.

– Красивая была.

– Да-а. Девчонку он себе выбрал что надо, – ответил второй. – Была воспитателем в детском приюте.

– Ну-с. Я человек нерелигиозный, но пожелаю им там на небе воссоединиться, так сказать. Он же покончил с собой, да?

– Да. И тело уже, вроде бы, нашли. И… это… Самоубийцы в Рай не попадают, знаешь ли. Не видать им больше друг друга, раз оно так вот вышло.

***

Вдоль набережной быстрым шагом шел человек азиатской наружности, одетый в длинный черный плащ. Шел он целенаправленно, пристально глядя на водную гладь, кое-где покрытую льдом. Точно он не знал, куда именно нужно идти, и всецело полагался на свою интуицию. Она же вывела его к набережной и заставила повернуть направо.

На другом берегу он заметил человеческие фигуры: две шли куда-то прочь, две остались. Один тащил другого от воды. Человек в плаще бросился к ним бегом через мост, на ходу выхватывая пистолет. Расстояние он преодолел меньше, чем за минуту. Он уже различал внешние черты обнаруженных им людей. Один – сухощавый, светло-рыжий и с острым носом – уложил на снег другого, невысокого, с окровавленной темноволосой головой и бледного как труп.

– Отошел от него! – хладнокровно пробасил подошедший, целясь в рыжего из пистолета.

Тот поднял руки и боязливо попятился.

– Я не… я не собирался ничего! Я его из воды вытащил! Хотел помочь!

– Назад! – грозно приказал человек в плаще, при этом чуть приподняв брови. – Помог уже.

Тогда парень послушно отступил еще и опустился на колени.

– Послушай, я не должен был… – молящим голосом произнес он. – Я виноват. Кругом виноват…

– Заткнись. Потом с тобой разберусь, – и человек, бросив пистолет, склонился над лежавшим.

Спасенный не дышал. Под его головой медленно расплывалось красное пятно. Билось сердце или нет – не ясно. Двое ушедших, вероятно, посчитали человека мертвым. Глядя на такого, подумаешь, что спасать здесь и нечего – настоящий труп.

– Черт, – процедил сквозь зубы человек в плаще, бросая оружие. – Надеюсь, не поздно. Иди сюда, – обратился он к рыжему, – приложи что-нибудь к его голове.

Тот мгновенно подскочил, снял шапку и прижал ее к правому виску лежавшего.

Легкие заполнены водой, а от удара при падении с головой могло случиться что угодно. Но его еще можно спасти. В медицине азиат не был сведущ, а как делать непрямой массаж сердца он лишь образно себе представлял, опираясь на услышанную где-то информацию, что эта процедура помогает и сердце завести, и воду из легких выдавить. Оставалось надеяться, что ребра не переломает. Природа не обделила его физической силой, умело скрытой за напускной слабостью.

Медлить нельзя. Человек мог умереть в любой момент. Отбросив полы плаща назад, азиат расстегнул молнию куртки на груди черноволосого, дернул рубашку, отыскал нужное место и сложил руки.

«Только попробуй мне тут сдохнуть!» – и принялся ритмично надавливать на грудь.

Внешне он оставался спокойным. Даже слишком. Второй смотрел перед собой, но взгляд его направлялся в пустоту. Он шептал какие-то неразборчивые слова. Руки дрожали.

Лежавший не подавал признаков жизни и все еще выглядел как мертвец. Таковым его счел бы любой другой, как те двое, но не тот человек, что теперь пытался выдернуть его обратно в жизнь. А пытался он отчаянно, будто судьба всего мира зависела от выживания этого без минуты утопленника.

«Придурок ты, – думал азиат, как бы желая внушить эти мысли бездыханному, и продолжал резко давить ему на грудь. – Безрассудный ты придурок. Устроил твой лучший друг историю, а разгребать кому? Тебе! Только тебе! А ты тут валяешься при смерти. Нашел время. Давай же! Дыши! Поднимайся и спаси этот чертов город!»

Шли минуты. Бурая река медленно текла вниз, унося куски отколовшегося грязного льда. По небу проносились птицы. Черный дым взрыва поднимался вверх. Слева, ниже по течению, где стояла фабрика, темные трубы выдыхали свои белые клубы, и они тоже таяли в пелене низких серых облаков.

– М-может, он уже в-все? – тихо и с осторожностью вымолвил рыжий и вздрогнул от своих же слов.

– Замолчи, – спокойно и холодно приказал человек в плаще.

Колени его вымокли от снега. Пальцы рук слегка покраснели от холода.

Вдруг спасенный дернулся, выплюнул воду и закашлял. Распахнув глаза, он рывком сел, толкнув от себя своего спасителя так, что тот свалился на спину. Поднялся на ноги, качнулся и приложил руку к правому виску, затем сделал два неровных шага вперед. Человек в плаще пристально в него вгляделся, затем повернулся к остолбенелому рыжему и жестом приказал ему исчезнуть отсюда прямо сейчас. Рыжий заерзал и начал суетливо отползать прочь, испуганно глядя на «ожившего» утопленника.

А тот, что несколько секунд назад лежал на снегу, уже стоял у воды. Он поднял пустые голубые глаза, взглянул на город, что за рекой. Увидел серое небо, клубы дыма над крышами домов. Во взгляде происходили изменения – к человеку медленно приходило полное осознание случившегося. Кажется, с выдохом он произнес чье-то имя. Потом еще одно имя. И еще.

Свалившись на колени то ли от временной слабости тела, то ли от эмоционального потрясения, он обхватил голову руками. Его отчаянье обрушилось на берег тяжелой лавиной тишины. В ней потонули все прочие звуки.

Кричать – слишком тихо.

***

Громыхнуло довольно далеко. И все же взрыв сильно напугал маленького одиннадцатилетнего мальчика. В ужасе вытаращил он огромные глазки цвета черного чая, а сам прильнул к стене, не в силах отвести взгляд от окна. Там какие-то серые облака вздымались над краснокирпичными крышами. Мальчик не видел источника опасности, но одного лишь звука оказалось достаточно, чтобы перепугать его до смерти и помешать заниматься математикой. Не зная, чего ожидать дальше, он поспешил спрятаться от жуткого звука в шкафу.

В темноте и за закрытой дверью он почувствовал себя слегка в безопасности. Ребенок затаился и прислушался.

Сначала с кухни донеслись скрип ножек табурета и тяжелые шаги отца: видимо, он оторвался от любимой бутылки и подошел к окну. Спустя некоторое время на улице закричали люди.

– Теперь это каждый год будет происходить? – зло забурчал отец. – То один у власти, то другой. Только все они как один идиоты.

Снова скрежет ножек по заляпанному полу. Журчание наливающейся в чашку жидкости. Глухой стук бутылки о стол. Едва слышные глотки. Шмыганье носом. Когда отец пил, то начинал издавать звуки, напоминающие скорее животные, чем человеческие. В такие моменты, когда становилось слишком не по себе, мальчик всегда старался спрятаться и не попадаться отцу на глаза. Он не знал, почему чаще забирался именно в шкаф. Бывало, конечно, что прятался под кроватью или уходил на улицу. Но сегодня, как и во многих других случаях, выбор пал именно на темные дверцы в гардеробной. Там он и уснул.

Ребенку везло не попадаться под отцовскую горячую руку. Но вот под братскую…

– Ах ты тварь мелкая! – с утра пораньше дверь шкафа мигом распахнулась, мальчика за шиворот выволокли на свет.

Старший брат отшвырнул младшего в сторону. Тот ударился о стену и свалился на четвереньки.

– Маленький поганец! – подросток лет пятнадцати поднял с пола отцовские подтяжки. – Я тебе говорил не брать мои вещи! А ты опять!

Он размахнулся и со всей силы огрел младшего брата, попутно осыпая его отборной руганью. Мальчик завопил, выставив руки вперед в защитном жесте, но это не помогло. Его принялись ритмично и фанатично бить. Средний брат тупо стоял чуть поодаль и наблюдал.

Ребенок сумел отскочить в сторону и хотел было побежать к двери, но его цепко ухватили за длинные темные волосы и рванули назад.

– Держи его! – приказал старший брат среднему.

– Я не брал! Я ничего не брал! – в отчаянье закричал младший и заплакал навзрыд, пытаясь достать руками до братского кулака, сжавшего силком его волосы. – Я ничего не…

– Врешь, тупица! – И старший вновь с размаху хлестнул его и наградил еще одним образовательном, не подлежащим цензуре.

– Не вру! Ты сам кинул вчера свой телефон о стенку и сломал! Это был не я! Ты сам!

Но побои продолжились. Может быть, старший брат и понимал, что сам испортил свою вещь и мучает невиновного, но злость требовала выхода.

Спустя минут десять, зареванный и весь в ссадинах, мальчик примчался к отцу в поисках защиты. Он знал заранее, что не получит ее, но наивная надежда все-таки загоралась в нем в минуты несчастья. На кухне, где скопилась месяцами немытая посуда, а отклеившиеся обои скатывались в маленькие рулоны, сидел огромный мужчина кавказской наружности и грыз что-то не совсем свежее.

– Пап, он меня бьет! – хныкал ребенок.

– Дай сдачи, – отмахнулся от него отец, наливая новую порцию алкоголя.

От отца неприятно пахло смесью чего-то кисло-сладкого и тухлого.

– Не могу! Мне страшно! – простонал ребенок, утирая слезы. – Пап. Ну скажи, чтоб он меня не бил!

– Отстань! – рявкнул отец и ударил ладонью по столу, а мальчик вздрогнул и будто бы забыл, как плакать.

– Пошел вон! Чучело, а не пацан. Такой мне не сын, – и добавил, решив, что ребенок не слышит: – Зачем тебя мать родила такого?

Мальчик попятился и уперся спиной в стену кухни. Почувствовал, как под ногой что-то хрустнуло. Опустив глаза, он увидел на полу шприцы, какую-то тряпку, чайные ложки и пакетики с неизвестным содержимым.

– Если ты что-то сломал… – отец поднялся с табурета.

Этого было достаточно, чтобы ребенок бросился бежать с кухни и через коридор – на улицу.

Во дворе был переполох. Всюду сновали люди. Мальчик, обхватив себя руками, мчался по тропинке и всхлипывал. Бежать ему особо некуда. Возвращаться – страшно.

Со всех сторон доносились крики, неясные ребенку его возраста. Он не очень понимал, что такое «Волки», кто и почему умер, и, главное, что это там такое взорвалось вчера во второй половине дня.

Дорога вывела его на улицу. Оглушенный шумом и суетой, мальчик поспешил скрыться где-нибудь в укромном месте. Опустив голову, он скакал через дворы, жался к стене, чтобы не попадаться кому-нибудь под ноги. Один раз за ним погнались собаки, и мальчик с визгом побежал от них, пока не налетел на какого-то страшного дядьку с огромным патронташем. Тот ухватил его за ухо и начал что-то кричать про воровство. Перепуганный ребенок принялся изо всех сил вырываться и просить его пустить. Наконец он сумел высвободиться и броситься прочь, схватившись за покрасневшее и пульсирующее болью ухо. Вслед беглецу летели оскорбления и непристойности.

Он бродил до темноты. Почти до глубокой ночи. Знал, что придется вернуться домой, но боялся. От мысли быть избитым внутри все трепетало. Страх, горе, боль, невозможность что-то изменить, бескрайнее чувство одиночества. Как же не хватало мамы! Любимой мамы, которая всегда его ласкала и защищала. Когда она пропала, он остался совсем один. Брошен на съедение отцу и двум старшим братьям, перешедшим теперь, судя по увиденному, с алкоголя на наркотики.

Мальчик уселся спиной к стене невысокого дома возле сквера. Слева возвышалась куча из деревянных ящиков и мешков. На стене над головой ребенка нависала черно-белая надпись: «Оставь надежду».

Парнишка устал, оголодал и совсем озяб. Руки и ноги его тряслись, а той одежды, что была на нем, не хватало, чтобы согреться. Он рисковал закоченеть на этой улице. Обхватив колени и опустив голову, бедняга надеялся хоть немного согреться своим дыханием. Не выходило. Не сумев совладать с чувствами, он снова расплакался от бессилия.

Послышались чьи-то шаги совсем рядом. Мальчик ощутил чье-то присутствие прямо перед собой. Подняв голову, он увидел невысокого и худого молодого человека. Над белой полоской бинта, обвившегося вокруг головы незнакомца, торчали черные волосы. Справа сквозь ткань проступало темное пятно.

Прохожий смотрел прямо на мальчика, во взгляде его было нечто тяжелое и глубокое.

Ребенок всхлипнул и снова спрятал лицо. Он понял, что перед ним если не друг, то уж точно не враг. Сам мальчик был весь в мыслях о своих невзгодах, к тому же от холода он почти не мог двигаться, а только дрожал и стучал зубами, постанывая.

Тогда на плечи ему опустилось что-то теплое и тяжелое. Он удивленно поднял голову и осмотрел себя. Его накрыли кожаной курткой, но по ощущениям будто прикрыли щитом.

Странный прохожий остался в одной футболке с нарисованным на груди солнцем. Он сел перед ребенком на корточки и заглянул в глаза.

– Чего ревешь? Рассказывай, – тихо потребовал он грубым и слегка рычащим голосом.

Мальчик не знал, какие слова подобрать. Сначала издал скрипучий звук, затем поднял голову, набрал в легкие воздух и со сдавленным рыданием выпалил:

– Они… они… – его голос прерывался от частых рваных вдохов, ребенок глотал слезы, – они меня били! Очень-очень сильно! – Он сорвался на плачь и заныл, утирая слезы руками, на которых остались следы побоев: – Мне больно.

Незнакомец хмыкнул и слегка улыбнулся. Было в его улыбке что-то невеселое.

– Понимаю, как никто, – все так же тихо сказал он в ответ и легко хлопнул мальчика по плечу. – Крепись, пацан. Справимся, – и слова эти отчего-то вселяли надежду.

пять лет спустя[

Слегка мерцающая одинокая лампочка не давала достаточно света в темное помещение. Но обитатель комнаты намеренно не зажигал здесь ни свеч, ни настольной лампы. В нынешнем и довольно затянувшемся настроении ему нравилась ночная полутьма, царившая в комнатной коробке с единственным окном. Он закуривал сигарету и долго глядел в темноту, а сознание его улетало далеко от земли.

Как правило, он уединялся от остальных в двух местах: на крыше или в комнате на третьем этаже. Мог уйти бродить по городу. Сейчас решил остаться тут – в спальне на первом. Развалившись в огромном темно-красном кресле и закинув ноги на старый журнальный стол или табурет, он пропадал где-то глубоко в чертогах своей головы. Иногда тихо включал классическую музыку.

Затем, если хотелось, он выключал свет и оставался один на один с полуночным мраком.

Человек и тишина.

Все дальше и дальше уплывал он по просторам собственных мыслей. Сегодня в его комнате повисло полное безмолвие. И холодный струнный звон откуда-то из мрака подобно чарующему голосу звал его в объятия бездны. Он не мог противиться этому зову и шел во мрак, сгущающийся с каждым годом.

В этот момент что-то заставило его подскочить с кресла и ринуться к окну. В полной тишине щелкнула зажигалка. Мужчина покрутился у подоконника, поглядывая на крыши домов, выскакивающие из-за пушистых крон деревьев.

Опустив глаза, увидел на подоконнике лист бумаги.

Текст в стихах гласил:

Где толпы звезд над головой,

За гранью мечт и сладких грез,

Где мир не видится всерьез,

И где не слышен ветра вой,

Ты остаешься сам собой.

И здесь, не проливая слез,

Кричишь туда наверх: «Я твой!

Хочу лететь взрывной волной

В пустой космической дали,

Рвануть сверхновою звездой!

И ясным светом для земли,