Наизнанку

– Да всё нормально, – ответила я и скинула кроссовки, – Гости сами не знали, что едут в гости.

– Можешь обутой ходить. Присаживайся куда удобно. Чаю хочешь?

– Не приучена по жилью грязюку уличную ногами размазывать. И чаю, спасибо, не хочу. Я бы на минутку в ватерклозет, если можно.

– Конечно! Проходи. Будь как дома. – снова предложил Виктор Иванович.

Шмыгнула в ванную.

Такие же деревянные стены, как и во всём доме, идеально чистая белоснежная сантехника и душевой уголок. Из мыльного-рыльного единственный брусок мыла в мыльнице на раковине да стакан с зубной щёткой и пастой. Я понюхала. Хвойное. Ни зеркала, ни полочки. На крючке в стене банное полотенце.

Ну, ладно. Хозяин-барин.

Покрутила кран во все стороны, горячей воды не нашлось, помыла руки ледяной и вышла.

– Холодно в доме?

– Немного зябко. – передёрнула плечами я, – Так это ещё куртку не сняла.

– Сейчас камин разожгу. Первый раз в эту осень.

– Закаляетесь?

– Да нет. Мне и так нормально. Я просто холода не чувствую.

– Как это? – удивилась мерзлявая я.

– Да вот так как-то.

– Совсем?

– Ты руки мыла?

– Да.

– Вода холодная?

– Да.

– А мне— никакая. – пожал могучими плечами Виктор Иванович.

– Опасная особенность, – заметила я, – Эдак, можно обморожение заполучить как за здрасьте.

– Можно, – согласился, – Но пока ни разу.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – поплевала я через левое плечо, но постучала по самому деревянному предмету в деревянном доме – по своей голове.

– Ты голодная?

– Да сожрала б что-нибудь.

– Давай посмотрим, что у нас тут, – сказал Виктор Иванович и заглянул в крайний кулёк из привезённых Сергеем, – Так. Тушёнка, макароны, крупы, рыбные консервы, мука зачем-то… Это ещё что? Овощи, фрукты, сыр, мясо… Зачем мне всё это?

– В смысле, зачем? Это ж еда. Вы это не едите?

– Не, ну макароны ем, гречку. Иногда консервы. А так. Ягоды собираю. Компоты варю. Из тёрна есть. Будешь?

– Ой, нет. Спасибо.

– Грибы ещё готовлю. Любишь грибы?

– Люблю, но боюсь. Очень уж отравления страшные.

– А собирать?

– Собирать совсем нет. Я их не знаю. Такого насобираю, шо мама не горюй!

– Ну, какие-то ж знаешь? Вот их и собирай. – дал совет Виктор Иванович.

– Я только мухоморы знаю. Красивые.

– Не. Мухоморы не надо. – завершил грибную тему, продолжая доставать из кульков.

– А вы нормальную еду себе готовите?

– Нормальную?

– Ну, суп там. Борщ, картошку, салаты?

– Нет. Да и не умею я.

– Ага. А кастрУля ж есть?

– Даже две! – засмеялся Виктор Иванович и повторил за мной, – КастрУля!

– Это замечательно. Давайте я что-нибудь приготовлю?

– Да ну. Посиди спокойно. Я макароны сварю. Ты ж гостья.

– Не, подождите! Вы ж сказали "будь как дома". Или всё уже? Предложение потеряло силу?

– Да что хочешь делай! – снова засмеялся и махнул рукой.

Я прикинула набор продуктов. Отлично.

– А я вот духовку вижу. Работает?

– А я её включал что ли? – прям удивился, будто я поинтересовалась чем укладывает волосы.

– Нет? Ну, я включу. Раз больше некому.

Пролезла по кухонным шкафам, нашла две кастрюли, сковородку и совершенно новую утятницу. Утятнице обрадовалась особенно. Страсть как люблю что-нибудь в духовку напихать!

– Давай, я всё-таки, займусь камином. – сказал Виктор Иванович и вышел из дома, а я вывалила овощи в раковину.

Что-то затарахтело по крыше, потом зашуршало, пару раз шарахнуло и из камина вылетело чёрное облачко, я всё бросила и босиком вынеслась на крыльцо.

Из-за дома вышел хозяин и потрясая дохлой вороной сказал:

– Ворона. Дохлая. В дымоходе. Сейчас бы не глянул и весь дым в доме.

– Ну, хорошо. – пожала я плечами и ушла обратно. Чем же плоха дохлая ворона?

Виктор Иванович вернулся с охапкой дров и через полчаса по дому поползло уютное тепло. Маленькое, но такое домашнее, какое может дать только настоящий огонь. А на плите уже варилась начищенная картошка.

– Хотите анекдот про дохлую ворону?

– Давай! Сто лет анекдота не слышал. – заулыбался Виктор Иванович.

– Едет эстонец по дороге, видит – валяется дохлая ворона. Он её поднимает и кладёт в багажник со словами: «Пррриггодииится!». Через год едет по той же дороге, останавливается на том же месте, где подобрал ворону, открывает багажник и выкладывает её обратно, со словами: «Нее пррриггодилась!».

– Смешно! Хорошо рассказала! – улыбался хозяин.

– Виктор Иванович, а откуда здесь электричество? Я ни одного столба не видела пока ехали.

– А у меня автономная электростанция. Удобная штука. Мощнецкая. На всё хватает.

Я свалила в утятницу мясо, овощи и мытую гречку, налила воды.

– А соль есть?

– Даже перец чёрный есть!

И утятница отправилась в духовку.

– Любишь готовить? Кто научил?

– Ой. Сама, наверное. Мне было лет шестнадцать и я была совершенно никчёмная в плане домашнего хозяйства. В частности, готовки. И вот, в связи со смертью дедушки, маме пришлось оставить нас с папенькой на три месяца. Недельку мы пожили на пельменях. А папа у меня мужик простой – если есть баба в доме, то должно быть и приготовлено пожрать. И стребовал борща. Его самое любимое блюдо. А хер же его знает как варить. Не, я видела, шо у меня в тарелке плавало, когда ела приготовленный мамой и бабушкой, но чтоб знать чё за чем кидать… Единственно, что я знала совершенно точно – в тарелку уже готового кладут сметану. Ага. Я взяла кастрУлю на 8 литров и нахерачила в неё воды из-под крана, покуда вздумала.С какого перепуга я решила, что первой должна быть капуста – неясно. Наверное, первое что вспомнилось об ингридиентном составе борща. Нашаповала неимоверными кусками кочан капусты и кинула в закипающую воду. Кастрюля стала полная. Я отчерпала воду кружкой и начала чистить картошку этому меня, с боем, научила бабушка. Пока начистила своими кривыми ручонками и нарезала, капуста разварилась в сопли. Ок. Кинула картошку. Кастрюля опять стала полной. Снова отчерпала кружкой. Вспомнила, что мама что-то жарила, чтоб кинуть в борщ. Методом исключения сообразила, что это должны быть лук и морковь. С горем пополам почистила – порезала – пожарила, хорошо хоть ума хватило, и кинула в борщ. Кастрюля снова стала полной. Я снова отчерпала воду кружкой. А борщ-то ни черта не красный. А должен быть! Покопавшись в холодильнике, нашла томатную пасту. О том, что её нужно положить в луково-морковную зажарку я и подумать не могла! Нагребла несколько ложек и покидала в кастрюлю. Завоняло помидорами. Красный. Хорошо. Посолить-поперчить. И лаврушки. Куда ж без неё? Это адовое варево в очередной раз забулькатело и я выключила огонь. Папенька издалека принюхался к содержимому тарелки. Несколько раз. Спрашивает: "Как думаешь, "скорую" уже сейчас вызывать? Или после обеда? Ну… Ладно. 03 сама наберёшь, если что." Мы мужественно доели 8 литров вот этого вот. И вот где-то на этом этапе я и услышала от отца фразу: "Дочь. Как бы ты ни жила в дальнейшем, с кем бы ты ни жила, но ты должна уметь готовить, чтобы накормить себя и близких." Не буду вам забивать голову неинтересными подробностями, но мамина тетрадь с рецептами и советы бабушки до приезда мамы сотворили чудо. Я научилась готовить вполне приличную еду.

– Хорошо рассказываешь! Приятно слушать.

– Спасибо. А мне приятно, что вы меня слушаете.

Виктор Иванович застилал свежими покрывалами диван и кресла, подметал и мыл пол, я продолжала возюкаться в кухне.

– Что ты сейчас готовишь?

– В духовке гречка с мясом, почти "По-купечески". Поварю овощи и будет салат "Оливье". Скажите дурацкое название для салата? Оливье – это ж нормальное французское имя. Это б как они, французы, готовили салат "Игорь". Или "Геннадий"! И блинов пожарю. Вон сгущёнки сколько.

– Блинов? – вытаращил глаза Виктор Иванович.

– Ага. Всё есть. Чего б и не приготовить? Вы когда блины в последний раз ели?

– Не в этой жизни. В прошлой.

И вышел из дома.

Ага. Юля херню ляпнула. Юля умеет. Ладно. Имею в виду.

Вернулся через несколько минут.

– У нас чисто. Тебе тепло?

– Да, спасибо. Хорошеет. Ещё и духовка добавляет.

– Хорошо. Я сейчас вернусь.

И ушёл в ванную. Пошумела вода, протопал за моей спиной, потарахтел в комнате.

– Я тебя не смущаю?

– Да нет. – обернулась я от раковины.

Передо мной стоял свежепомытый богатырь в уже чистых джинсах, босой и с по-прежнему голым торсом. Хотя, я не знаю как настолько лохматый торс может называться голым.

– Ходите в чём хотите! Вы ж дома.

Я шуршала дальше по кухне, а Виктор Иванович присел на табуретку и внимательно наблюдал за моими передвижениями.

– Кто вы с Сергеем друг другу?

– Не знаю. Друзья, наверное.

– Не похоже. С одной стороны похоже, а с другой не похоже.

– А на что с другой стороны похоже?

Вопрос остался без ответа.

– Что он тебе сказал, когда вёз сюда?

– Сказал, что хочет нас познакомить.

– Зачем?

– Не сказал.

– Что обо мне сказал?

– Сказал, что вас зовут Виктором Ивановичем.

– А то, что я в числе без вести пропавших сказал?

– Нет. – вытаращилась я, аки сова.

– Теперь знаешь. – внимательно смотрел мне в лицо. – Друзей много, только далеко не всем сюда вход есть. Я чужих не принимаю. И Сергей это знает лучше всех. Поэтому, его желание привезти тебя – из разряда удивительного. А значит, ты – совсем своя. А мне говоришь – друзья.

– Не уверена, что очень прям понимаю. Но если я не к месту, вы скажите, пожалуйста.

– Я не о том. К месту. Я размышляю. Он мне о тебе вообще ничего не сказал. Напугал я тебя, да?

– Брехать не буду. Испугалась.

– А сейчас?

– А сейчас нет. Тем более, у меня нож есть! – помахала кухонным ножом и потыкала в картошку, – Сварилась! Надо морковку ставить. Потом сварим яйца, освободим кастрУлю, помоем и намешаем салатик. И гречка уже через часик будет готова.

– Давай я всё буду мыть?

– Да не надо. Спасибо.

Затрещала рация.

– Что у вас там? – спросил Сергей, – Я уже на месте.

– Оливье готовим. – ответил Виктор Иванович.

– "Оливье" – это прекрасно! – засмеялся Сергей, – Не морозь Юлю. Она теплолюбивая. Я чуть позже ещё наберу вам.

– Юль, у меня самогон есть? Будешь? Сам выгнал.

– Буду. Чего б нет? Сейчас закусь организую.

– Только у меня рюмок нет. Кружки.

– Ой, да не переживайте. Я и из тазика могу дерябнуть. Не то, что из кружки.

Нарезала в тарелку копчёного сала, мяса и солёных огурцов.

Виктор Иванович вышел из дома и вернулся с десятилитровой стеклянной бутылью. Набулькал в кружки. Я понюхала. Самогон, как самогон.

– Это я брагу из ягод ставил. Пей не бойся. Будем живы!

Мы чокнулись кружками, хлебнули, выдохнули, закусили.

– Юль, ты учишься?

– Да. В Аграрном университете.

– Кем будешь?

– Ветеринарным врачом. Если раньше не выгонят.

– Животных любишь, поэтому такую профессию выбрала?

– Живность люблю безмерно и всей душой, а вот профессию не выбирала. Папа так решил. Поехал в гости к своему брату, моему дяде, попьянствовали на радостях от долгожданной встречи, про меня поговорили, подумали о моём будущем и выбрали специальность. Сгоняли в университет, заплатили за учёбу и поставили перед фактом. В конце одиннадцатого класса. Я поистерила, да и поступила куда они хотели. Я ж химию совсем не знаю. Мне "4" в школе из жалости поставили, чтоб пятёрошный аттестат не портить. И пришла после вступительного экзамена по химии, объявила, что херни написала и начала собирать вещи домой. Дескать, всё. Напоступалась. А тут дядюшка прискакал. Послушал меня, метнулся в приёмную комиссию и сдала я химию. На "3", но сдала. Так я оказалась на ветфаке.

– А кем ты хотела быть?

– Я на филологический хотела. Отделение русского языка и литературы. Нравится мне очень. В олимпиадах участвовала, готовилась, учила. Книги хотела писать.

За разговорами сварились морковь и яйца. Я помыла кастрюлю и начала собирать салат.

– Майонеза нет. Со сметаной будет. Как в СССР.

– Ну, и хорошо. Расскажи ещё что-нибудь, пожалуйста. Что угодно.

– Что рассказать… Да вот хоть смешное. Недавно. Анатомия. Учим моче- половую систему.

– Чью?

– Как водится в Аграрном университете, анатомия сельско- хозяйственных животных. Их моче- половая система нас и интересует. Преподаватель показывает и спрашивает: «Это— белочная оболочка семенника. Как будет по латыни?» Все молчат. Повторяет вопрос: "Как по латыни "белочная оболочка"?" Все молчат. Хлопают глазами, типа живые, и молчат. И лица такие… Олицетворение фразы: "Шо вы тарабаните? Дома никого нет." Снова повторяет вопрос. Реакция та же. "Хорошо! – говорит, – давайте кусками. "Белый" по латыни как? "Оболочка" по латыни как?" Все молчат. Она начинает помогать: "Так. Давайте вспоминать. "Белый"– Аль… Аль… Ааааль.." Молчат. Она опять своё, не теряя надежды: "Аааль… Альб… Альб… Да что ж вы тупые такие?! Альб! Альб! Ну, птицы такие морские есть! Белые!" На слове "птицы" у одногруппницы Нади включается мыслительный процесс и её озаряет воспоминанием названия морской птицы и она громко и радостно орёт: "Чайки!" Препод аж расплакалась! "Надя! Какие чайки?! При чём здесь проклятые чайки?!" А Надя ей: "Ну, вы ж сказали морские птицы.", "Я же сказала "альб"! Надя! Альбатросы! Потому что белые! И "белый" по латыни "albus" (альбус)! И "белочная" – "albuginea" (альбугинеа) !!! И "оболочка" – "tunica" (туника) !!! И всё вместе – "tunica albuginea" (туника альбугинеа)!!!"

– Чайки! – смеялся Виктор Иванович, – Чайки! Даже я догадался, что альбатросы! Ещё!

– Извольте. Опять же анатомия. Череп. Препод тычет указкой в дырку и вопрошает: "Что это за отверстие?", ожидая в ответ название по-русски, по-латыни, а так же, какие нервы и сосуды проходят через него. Поднимает меня, а я, что называется, в душе не гребу, что это такое. Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг" и я, прикинув местоположение дыры, начинаю на ходу придумывать названия, авось угадаю: "Подглазничное? Околовисочное? Верхнечелюстное? Околоушное? Надзубное? Околобровное?" И всё мимо! А он мне: "Садись. Два. Отверстие называется "foramen discipulus" (форамен дисципулюс). Студенты проковыряли!"

– То есть, вообще такого не бывает? – хохотал Виктор Иванович.

– Не бывает. – пожала плечами я.

– А ты и не знала? – продолжал смеяться.

– А я и не знала. – согласилась я. – Откуда? В ночном клубе такого не рассказывают обычно.

Мы посмеялись с меня нерадивой студентки и снова чокнулись кружками.

Оливье нарезался, инвентарь кухонный помылся, духовку выключили и переместились на диван с тарелками и кружками.

– Как вкусно! – сказал Виктор Иванович, прожевав первую ложку салата. Вилок, кстати, в доме не нашлось. Обедали как на поминках – ложками.

– На здоровье! – ответила я.

Затрещала рация.

– Как вы там? – спросил Сергей.

– Обедаем! – ответили повеселевшим дуэтом.

– Я б тоже не отказался. Но я тут немного задержусь. Ночью приеду. Вызвали спасателей. Ждём.

– А что случилось-то? Все живы?

– Живы. Потом расскажу. Приятного аппетита! – пожелал Сергей и отключился.

Пообедали, помыли посуду, навели порядок на кухне, подкинули дров в камин. Виктор Иванович выдал мне плед и мы уютненько угнездились на диване с кружками и закусью.

– Занимался штангой. – рассказывал Виктор Иванович. – И ездили на соревнования. Я всегда возил с собой свои гири. По 16 килограмм каждая, для утренней зарядки. Мне сделали специальный чемодан, чтобы выдерживал этот вес. И вот я ставил чемодан посреди зала в вокзале, а сам спокойно отходил по своим делам. Смотрю, бежит паренёк, хватает чемодан и с размаху валится на спину! Попробуй сходу поднять 35 килограмм!

– А если ещё и не знаешь! – хохотала я.

– Там же, на соревнованиях, с Маратом познакомился. Знаешь Марата? – заглянул мне в лицо.

– Да. – кивнула я.

– Своя. Без сомнений. Сколько тебе лет, Юленька?

– Восемнадцать.

– Ох, Серёга… – заулыбался Виктор Иванович. – Ты поёшь?

– Ой, нет. У меня ни слуха, ни голоса. Когда я начинаю петь, всё живое в радиусе нескольких километров разбегается кто куда, спасая уХи и разум.

– Да ладно тебе! – засмеялся Виктор Иванович, – Хочешь я тебе спою и на гитаре сыграю?

– Хочу, конечно!

На улице уже стемнело, мы решили свет не включать, а зажечь свечи, тем более, камин давал освещение. На столе кружки с самогоном, под столом бутыль с той же жидкостью, потому как ходить за ней на улицу мы посчитали неразумным, авось и тут не нагреется. И два человека на диване горланят под гитару: "..Когда я пьян, а пьян всегда я! Ничто меня не устрашит! И никакая сила ада моё блаженство не смутит!.." и периодически стукаются кружками. Вкусовые предпочтения у нас, кстати, неплохо совпали. Так же, мне помогло знание песенного репертуара 70-х, с которым меня познакомил папа. "Листья жёлтые над городом кружатся!"

Собственно, эту картину маслом Сергей и застал.

– О. Полюбуйтесь! Спелись они! – заулыбался в пороге, – Вас чёрт знает куда слышно! Чё вы так орёте?

– И спелись! И спились! – подтвердили мы пьяными голосами.

– Тебе налить, Серёжа? – спросил Виктор Иванович.

– Да уж, конечно. Налей. Замёрз как зараза. Сейчас помоюсь и вернусь.

– Серёж, а в ванной греться не вариант… – сказала я.

– А то ж я не знаю! – ответил и ушёл.

Я, бубня себе под нос о людях пьющих незамерзайку и поэтому моющихся в холодной воде, поднялась с дивана, разогрела гречку с мясом, по-старинке, в сковородке, подрезала закуски и притулилась к вернувшемуся из ванной Сергею. Мужчины ужинали, выпивали и я благополучно заснула под мерную беседу.

Проснулась раньше всех. Камин потух и если б не двухметровая обнявшая меня грелка, то я б околела к чертям барсучьим.

– Ты куда? – мгновенно проснулся Серёжа.

– Поспи ещё чуть-чуть. – прошептала я.

Тихохонько сходила в туалет, накинула куртку, вышла на крыльцо и закурила. Конечно же, помня о том, что натощак вредно.

Вокруг лес, дальше видны горы, единственная дорога по которой мы приехали и промозглое холодное утро. Ощущение, будто дом и прилегающая территория накрыты полупрозрачным колпаком – ни звука, ни дуновения ветра, ни дождинки.

Сзади скрипнула дверь и вышел Виктор Иванович.

– Доброе утро. – поздоровалась я в полголоса.

– Доброе. Подышать вышла?

– Ага.

– Хочешь прогуляться? Здесь недалеко есть горная речка и маленький водопад. Красиво там. И идти не сильно грязно. Каменистая тропа.

– Хочу! Только наденьте что-нибудь, пожалуйста, на вас смотреть холодно.

Идти было действительно недалеко.

Мы сидели на пеньках и смотрели на бегущую воду, падавшую с высоты четырёх метров и несущую красные и жёлтые листья.

– У меня сын есть. – сказал Виктор Иванович.

– Вот как. – мгновенно откликнулась я. – А где он?

– Не знаю. Я когда уезжал из города, продал всё, что у меня было и отдал его матери.

– В смысле, вашей жене?

– Она не была мне женой. Любовницей была. Я и не знал, что она беременна. Не до того было. Дурак. Жена была. Дети были. Чего не жилось спокойно? Нет же. У всех молодые любовницы и я туда же.

– А почему "были"?

– Потому что не стало.

Мы помолчали.

– Отмечали день рождения близняшек наших. Приехали ближайшие родственники. Нас немного было. 23 человека, вместе с детьми. – глубоко вздохнул и продолжил, – В дом вошли четверо, все в масках. В меня выстрелили в первого. Потом по гостям. По детям. Они за отдельным столом сидели. Дочь Виолетта и моя мама умерли в больнице. Все остальные. На месте. Дорогу перешёл. До сих пор не знаю кому. Моя вина.

– Их нашли? Тех, что стреляли?

– Никого не нашли. Похоронил своих у ушёл. Пятнадцать лет ищу смысл своей никчёмной жизни. И не нахожу. Очень хочу знать кто это спланировал и сделал. А на следующий день убили отца Сергея. Коля. Друг мой был хороший. Всё было. Все были. Никого не стало. Первый раз говорю об этом. Прости.

– Может, сына поискать?

– Может. Идём. Уже зубами стучишь.

– Сочувствую вашей утрате…

Обратно шли молча.

Сергей в одних только трусах во дворе махал руками, делая зарядку.

– Где вы были?

– Водопад глядели! Так, мальчики, я вчера ещё тесто на блины намешала, да так и не нажарила. Пойду полезным займусь.

Нажарила. Стопку блинов, плачущих масляными слезами, выставила на стол, включила чайник, расставила кружки и вышла на крыльцо.

Из-за дома доносились звуки топоров, стучащих по брёвнам.

– Идите завтракать! – заорала я в белый свет так, что вороны с деревьев посыпались.

И через 20 минут уже помытые богатыри слушали моё нравоучение относительно культуры поедания блинов:

– Кто ж так блины ест? Щас я вас научу! Сгущёночка наливается в центр блина, вот так сворачивается мешочком и целиком пихается в рот! Шо у вас там не влазит? А вы рты ширше раззевайте! Масло по локтями течёт? А так и должно быть…

После завтрака перемыла посуду, попрятала готовую еду в холодильник и мы все вместе вышли на улицу.

– Всё, Иваныч, до свиданья!

– Давай, Серёж. Рад был повидаться. Спасибо тебе большое, Юленька. Погрела ты мне душу, – повернулся ко мне Виктор Иванович, – Можно обниму?

– А чё ж нельзя? – ответила я и полезла обниматься и целоваться первой.

– Вы заезжайте как-нибудь ещё вместе.

– Обязательно! – покричали мы, помахали руками и уехали.

– Что, всё-таки, случилось на стройке?

– Я ж вчера ещё всё рассказал! – засмеялся Сергей, – Проспала? Заново?

– Похоже проспала. Давай!

– Да что там. Анекдот форменный. Чуть поодаль базы, ну как поодаль, километров четыре-пять, местный пивной заводик скинул брак, чтобы не платить за утилизацию, в количестве нескольких сот литров и в пластиковых бутылках. Кто-то из строительной гоп-компании то ли видел, то ли случайно нашёл, но оповестил всех и организовалась там стихийная пивнуха.

– Ты сейчас серьёзно?

– Вполне. Забрали спальные мешки, развели костёр, натащили жратвы и устроили пикник.

– И остальным всем сказали?

– Конечно! Я приехал, а трезвого – никого. Кто спит, кто ещё ходит, кого вообще нет.

– Слушай, правда анекдот! Как помнишь в фильме с Евдокимовым "Не валяй дурака.", когда бочку со спиртом американцы подкинули?

– Вот-вот! Точно так всё и есть!

– Ну? И что дальше?

– Что дальше. Вызвали спасателей и вернули всех обратно.

– А чё спасателей? Проспались бы, да и сами б пришли.

– Ну, да. А вдруг кто не дойдёт? А если кто отравился?

– Ну, а с пивом-то чё дальше?

– Связались с заводом, они ж молодцы, всё с этикетками, как положено, если не уберут свой бардак, то приедут экологи и им штрафы им очень сильно не понравятся. Достигли взаимопонимания.

– А как вы нашли их? Рассказал кто-то?

– Щас прям! Молчали как партизаны на допросе! Связался со спасателями, вертолёт подняли и нашли.

– Ой, я б тоже с вертолёта ножками подрыгала. – размечталась я. – Так. Подожди! А как туда пиво-то попало? Там дорога же есть хоть какая-нибудь?

– Да нет там никакой дороги. Так же, видимо, с вертолёта и кинули.

– Та ну! У пивного завода есть свой вертолёт? – не поверила я.

– Чё сразу у завода?

– Ну, а кто тебе, спасатели будут бракованный пивас в горы вывозить и скидывать?

– А почему нет? Кум, брат, сват, зять. Все ж свои. А если за материальное вознаграждение, так и не то отмочат. Будь уверена.

– Ну, и что дальше с этими? Эвакуированными из пивнухи?

– Вернули, привезли им врача, вдруг что. Пусть приходят в чувства.

– Ты ж посмотри! И никого не нашлось, чтоб сдали!

– А что ты хотела? Мужская солидарность.

– Прикол, конечно, знатный! – смеялась я.

– Так, и представь. Посадили вертолёт, хорошо было куда, а они весёлые, счастливые, песни под гитару поют, не хуже вас с Иванычем, сало на костре жарят. Хоть присоединяйся! Аж совесть мучает, что людям настроение испортил! – веселился Сергей.

– Их накажут за это?

– Да кто их накажет? На объект 14 месяцев, а это вторая неделя. Наверстают. Ничего особо страшного не случилось. Главное, что все живы и относительно здоровы, если не принимать во внимание острый похмельный синдром, а всё остальное – херня и мелочи жизни. Поржать только.

– Ну, посмешил!

– Да и сам посмеялся. Что они, работяги, света белого не видят, и тут развлечений, так-то, немного. Так получилось.

– Ну, наверное, пока б не допили – работать бы не начали?

– Я тебе больше скажу. Уверен, ещё и на стройку притащили и спрятали.

– Не искал?

– Оно мне надо? Основной Клондайк ликвидируют, а то, что они с собой принесли на опохмел, да может, на день-другой. Всё нормально будет.