Шелкопряд

– Ага!

– И мне, – Илюша припрыгал на одной ножке. – Только мою почитай, она смешная.

– Неси, – улыбнулась Варя и тут же вскрикнула: – Что вы делаете?

Олег с невозмутимым видом резал ее сумочку.

– Вы что себе позволяете? – она рванула сумку к себе, не находя слов от гнева. Да что же это такое?

В глазах парня явственно читалась: «Это вообще не сумочка, как может такая женщина носить это убожество?» Да, сумка была дешевой и почти такой же изношенной, как и ее шлепки, но это же не повод так по-хамски себя вести! Или он теперь и сумку ей купить собрался?

Даже если собрался – не успел. К ним уже подходил полицейский.

– Добрый вечер, – козырнул он. – Что случилось?

По тому, как сразу съежился новый знакомец, она поняла, что догадалась правильно и с законом у него не всё в порядке. Не дожидаясь ее ответа, полицейский кивнул Олегу:

– Ну-ка пойдем со мной.

Но, прежде чем он безропотно поднялся, Варя неожиданно для себя вмешалась.

– Ничего страшного. Это просто недоразумение.

Олег ухватился за эту фразу как за спасательный круг.

– Конечно, недоразумение. Вот, я готов возместить ущерб. Пять тысяч хватит?

Ее сумка стоила полторы, так что Варя с готовностью кивнула.

Он протянул ей купюру, но продолжал рыться по карманам.

– Вот еще возьмите, – он высыпал ей горсть мелочи, но не по рублю или два, монеты оказались крупные, на одной она разглядела цифру 100, на другой – 50.

– Не надо, – робко возразила она.

– Вот еще, – последовала еще одна горсть.

Однако полицейский по-прежнему стоял рядом.

– Я не имею претензий, – заверила его Варя, ссыпая мелочь в пакет с игрушками, а купюру спрятав в брючный карман.

– А зачем, по-вашему, он сумочку разрезал? Наверняка ведь хотел кошелек у вас вытащить.

– Нет, кошелек на месте, – возразила Варя.

– А вы проверяли?

Женщина продемонстрировала ему кошелек.

– А деньги-то на месте? Посмотрели?

Варя открыла кошелек и пересчитала купюры.

– Всё на месте, – заявила она. – Можете не волноваться. У меня претензий нет.

– Значит, не успел, – хмыкнул полицейский. – Так что я всё равно его заберу.

– А вы можете вот так, без моего заявления? – удивилась Варя.

– Я всё могу, – заверил мужчина и кивнул: – Пойдем за мной, Багрянский.

«Так они знакомы!» – догадалась Варя. И всё равно ее удивило, с какой покорностью Олег следует за ним. Обычно в этом случае они кричат что-то типа: «Права не имеешь, я ничего не нарушил». Но сейчас не только Олег двинулся следом с видом жертвенной овцы, но и парень, сидевший с ним, тоже пристроился рядом.

Варя вскочила и подбежала к полицейскому.

– Можно вас на минуточку? – она отошла с ним в сторону, боковым зрением наблюдая, как странная парочка ожидает своей участи.

– Он не собирался вытаскивать у меня кошелек, я точно это знаю, – прошептала она полицейскому. – Просто я не хотела с ним разговаривать, и он не знал, как привлечь мое внимание.

– Почему вы так в этом уверены? – прищурился защитник правопорядка.

– Потому что чуть раньше он украл мои шлепки, но лишь для того, чтобы купить новые. Уверена и с сумочкой то же самое…

Она выжидательно посмотрела на полицейского. Тот тяжело вздохнул.

– Поверю вам, – и повернулся к парочке. – Повезло тебе, Багрянский, что на такую попал.

– Спасибо, – искренно поблагодарил Олег, как только полицейский отошел. – Я действительно не хотел. Я вообще не вор.

– А убийца? – прямо спросила Варя, и Олег засмущался.

– Мама, – подергал ее за руку Илюша. – А это не наш поезд там стоит? – он показал пальцем в окно. – Там наш город на боку написан, я прочитал.

Варя охнула и тут же услышала объявление:

– Заканчивается посадка на поезд…

– Боже мой! Галя, Сергей! Скорее складываем всё. Малыши – рюкзаки. Ничего не забываем. Бегом! Воду закрываем!

Только этого не хватало: просидеть пять часов на вокзале, чтобы опоздать на поезд. Это был «любимый» Варин кошмар, и сейчас всё повторялось как в дурном сне. Казалось, все всё делают очень медленно, а у них есть всего лишь пять минут, чтобы добежать до вагона.

– Давайте, я помогу, – не дожидаясь разрешения, Олег подхватил на руки Илюшу вместе с рюкзаком, схватил тяжелую сумку, которую несла Варя. Его спутник, тоже подхватил пакеты и сумки, и они дружно побежали на перрон.

Проводница оказалась понятливой, не стала требовать билеты, а махнула рукой:

– Быстро, быстро, потом всё покажете.

Олег, поставив вещи в тамбур, тут же вышел обратно.

– А что это вы папку с собой не берете? – поинтересовалась проводница.

– Это не папа, – губы Вари скривились.

До сих пор она не могла спокойно об этом говорить.

Они еще постояли немного друг напротив друга. Варя всё ждала, что Олег попросит ее телефон, и придумывала, как тактично ему отказать. Она, конечно, вдова с пятью детьми, и на какое-то женское счастье рассчитывать не приходилось, но и завязать знакомство с уркой – это слишком.

Багрянский будто прочел это в ее глазах, поэтому так ничего и не попросил, только сказал, улыбнувшись светло:

– Счастливого пути!

– Спасибо!

Проводница помахала флажком из открытой двери, а затем закрыла ее. Варя подхватила сумку и пошла искать свое место.

Первая красная нить

– Спасибо, что пришла, – Гриша отступил в коридор, пропуская Регину в квартиру.

Уже год она работала старшим следователем в следственном комитете, но круг друзей у нее не изменился.

Она разулась у входа, быстро окинула себя взглядом в большое зеркало: черный брючный костюм выглядит очень официально, будто убивая в ней всю женственность. Если прибавить к этому, что она почти никогда не использовала декоративную косметику, а за светлыми волосами ухаживала так: раз в месяц постричься, после мытья смазать бальзамом, то очевидно, что больше всего она походила на синий чулок: даму тридцати трех лет, которую не интересует ничего, кроме работы. Поэтому ее и звали за глаза Стервой.

Следуя приглашающему жесту хозяина дома, Регина прошла на кухню. Всё это время она старалась не смотреть на Гришу. Год назад один из каторжан украл его сына Елисея. Гриша – маг-надзиратель, тогда уехал работать в Москву, чтобы быстрее ипотеку выплатить. Пока Регина и остальные разыскивали ребенка и пытались его вернуть, похититель напоил мальчика каким-то снадобьем и промыл ему мозги. С тех пор Григорий Чистяков осунулся, стал еще более тощим и нескладным, но при этом более собранным. Теперь он привлекал к себе гораздо меньше внимания, чем прежде. Общеизвестно, что, чем больше внимания привлекаешь, тем больше тебе подвластна магия. И раз уж Гриша не мог стать прежним «рассеянным с улицы Бассейной», то следовало осваивать другой вид силы: привлекать внимание внешностью, голосом, деятельностью. Хоть чем-нибудь. Но, видимо, пока он еще не мог взять себя в руки. А тут еще новая беда…

На просторной кухне очень стильно смотрелся кухонный гарнитур из натурального дерева, на окошке – черный телефон. Семья Чистяковых была из тех ретроградов, кто всё еще не отказался от домашнего номера. Но после событий прошлого года Ольга постаралась полностью сменить мебель. Она говорила, что вещи из прежней квартиры погружали ее в кошмар.

Пока женщина не присоединилась к ним, Регина спросила негромко:

– Как Елисей?

– Так же, – с каким-то отчаянием махнул рукой Гриша, затем полез в стол, достал сигареты и прикурил.

– Гриша? – удивленно воскликнула Регина.

– Если я не буду курить, то сопьюсь, – с кривой усмешкой пояснил он. – Магией пользоваться научили, а справляться со стрессами – нет.

– Извини, но тогда мне придется попросить тебя выйти на балкон. Я от сигаретного дыма задыхаюсь.

– Всё, – он быстро раздавил в пепельнице сигарету и открыл форточку. – Потом покурю. Знаешь, иногда мне кажется, что это вообще не мой сын, – он так и замер у окна, глядя на улицу, спиной к Регине. – От него прежнего только внешность осталась. Он смеется не так, как Елисей, интересы у него другие. Он не смотрит мультфильмы, не читает детские книжки. Он уверен, что ему надо учиться как можно больше, чтобы стать лучшим хирургом. Он часами изучает атласы по анатомии. А ему семь лет!

– Гриша, но разве это главное? – робко вставила Регина. – А если бы ничего не произошло, и тот, прежний, Елисей захотел стать хирургом, ты что, его бы разлюбил?

– Да не в этом дело, – он опять махнул рукой и сел на табуретку. – Он меня не любит.

– Гриша…

– Я слышал, как он говорил Ольге, что его папа умер, что он готов жить со мной, но любить будет только прежнего папу…

– Послушай, не надо сгущать краски, – робко предложила Регина. – Представь, что ты женился на Ольге недавно, и Елисей – твой сын – ведь он действительно твой – но тебя никогда не знал. Без тебя вырос. Как бы ты действовал в таком случае?

– Да, ты права. Это мелочи, по сравнению… Как там Борик? – и стало понятно, что эти его долгие жалобы лишь повод отсрочить вопрос и услышать ответ, который ему не понравится.

– Плохо, – Регина опустила голову. – В коме, весь обвешанный трубками. Только врачи уверены, что это ненадолго. Кто-то очень хотел его убить. Настолько хотел, что позаботился не только об осиновом коле, но и о специальном яде. И распознать этот яд они не могут. С каждым днем ему становится хуже.

– Мне так же сказали, – кивнул Гриша и потянулся за сигаретами, потом швырнул пачку обратно в стол и с грохотом задвинул ящик.

– Привет, Регин, – Оля не вошла, а будто соткалась из воздуха на кухне, настолько плавными были ее движения. Глаз не отвести.

То же самое событие повлияло на нее противоположным образом. Из неприметной женщины, привлекающей к себе внимание, только если сама захочет, она превратилась в элегантную даму, поражающую одновременно красотой и неприступностью. Она еще обучалась магии, но каждый день делала успехи и через год-другой запросто могла превзойти прежнего Гришу в этом искусстве. К Грише нынешнему она уже подобралась. Ей прочили тоже карьеру мага-надзирателя, но она не торопилась найти свое место в системе.

– Значит, врачи ничего не придумали? – она слышала окончание диалога.

– Нет, – покачала головой Регина. – Спасибо, Гриша его нашел вовремя, до утра без медицинской помощи он бы точно умер.

– Он мне позвонил, – объяснил Чистяков, – говорит: «Оставил Азу возле “Пятерочки”, минут через десять буду у тебя». Но его не было и через десять минут, и через двадцать. Я думал, может, в магазин зашел. Так зачем? Мог бы сначала зайти, потом мне звонить. И так муторно мне. Звоню ему – вызов идет, а трубку не берет никто. Ну, я и колданул. Вычислил, где он, пошел туда… – он снова полез за сигаретами и снова с грохотом задвинул ящик. – И это был человек. Как такое может быть, Регина? Человек не из системы, но точно знающий, как убить Борика. Что происходит, Регина? И я ведь предупреждал. Когда двух подростков-оборотней убили из детей ссыльных, никто даже шевелиться особенно не стал. Убили и убили. А я предупреждал: если на охоту по какой-то причине вышли люди – это серьезно, потому что встает вопрос: откуда они узнали? Кто их просветил? А что если они не остановятся на ссыльных или каторжанах? И вот, пожалуйста, – как накаркал. Только опять никто не пошевелится, да? Борик, он же не человек. Всякое бывает. Работа у него такая, да?

– Зря ты, – мягко упрекнула Регина. – Расследование Фролову поручили. Он рвется в бой. Ты же его знаешь. Он сделает всё, что может.

– Только вы там, в следственном комитете, можете сделать гораздо больше. Но не будете.

– Гриш, не заводись, – снова попыталась успокоить его Регина. – Ты меня позвал на систему пожаловаться? Так ни ты, ни я, ничего здесь не изменим. Следственный комитет занимается только убийствами людей, да и то не всякими. Тут даже отец вряд ли что-то изменит. Разве что личная инициатива…

– Вот насчет инициативы… Оля, ты не могла бы оставить нас минут на десять?

Ольга демонстративно включила электрический чайник.

– Кто хочет чаю или кофе? – спросила она у обоих.

– Оля, я прошу тебя… – повысил голос Гриша.

– Ты ничего не спутал? – ровно поинтересовалась Ольга. – Прошли те времена, когда ты скрывал от меня большую часть своей жизни. Теперь я знаю всё и впредь тоже хочу знать. Если ты во что-то впутываешься, то я с тобой. Или не позволю тебе встрять, если это будет опасно для ребенка.

Гриша сжал кулаки и отвернулся, сцепив зубы.

– Да ладно, – легко улыбнулась Регина. – Хватит уже в Штирлица играть, говори, что ты задумал, все свои.

Мужчина тут же повернулся к ней, делая вид, что не замечает Олю.

– Я думаю, зигорра2 должен знать, как помочь Борику. Или подскажет, как найти преступника. Чем-нибудь обязательно поможет.

– С чего ты взял? – Регина поникла. Ей и самой пришла в голову та же мысль в больнице, но, вспоминая, какое давление ей пришлось выдержать в прошлый раз, чтобы попасть к зигорра, она заранее испытывала уныние.

– Потому что он всё знает, черт его подери! Он даже сидя в газовой камере умудряется всё знать. Иногда мне кажется, он до сих пор сидит в тюрьме лишь потому, что хочет там сидеть, иначе давно бы свалил. Слишком силен, зараза. Я уверен, он поможет.

– Я тоже думаю, что он может помочь. Но вот в том, что поможет у меня никакой уверенности. Он и в прошлый раз намекал, что, мол, выпустили бы меня, так я бы с радостью. А теперь наверняка условие поставит: только если выпустят. Но никто на это не пойдет, ты же сам понимаешь. В конце концов, он к нам бесплатным консультантом не нанимался…

– Регин, ты вообще слышала, что я сказал? Если бы он захотел, он бы сбежал без всяких просьб. Он сидит там, потому что это ему для чего-то надо. Не знаю уж, для чего. Не нужно ему ничье разрешение.

– Сомневаюсь, – поджала губы Нарутова.

– А ты не сомневайся. Ты ведь сейчас рассуждаешь в духе мудрой Эльзы: а что если… А что если твои рассуждения ложны, и он с радостью поможет, чтобы еще раз показать свою лояльность? Пожалуйста, Регина. Кроме тебя, никому не дадут разрешение.

– Потому что папа – большой начальник, – ухмыльнулась она. – Разрешение дадут. Просто, кроме меня, никому в голову не придет, спрашивать по этому поводу мнения зигорра. Да ты не волнуйся, Гриш. Я уже заполнила требование на беседу с зигорра. Просто хочу охладить тебя немного, чтобы ты особенно ни на что не рассчитывал. Вероятность очень мала, поверь. Очень.

Чистяков услышал только то, что ему было нужно:

– Уже заполнила?! Ты умница, Регина. Я всегда говорил, что ты умница и далеко пойдешь. Завтра с ним встретишься?

– Завтра, – подтвердила она.

– А потом сразу мне позвонишь?

– Ну, этого уж обещать не буду. Может, и не позвоню. Смотря, что он мне скажет. Так что остынь немного. И поверь, что не ты один хочешь, чтобы Борик выжил. Хороший он мужик, хоть и вампир. И гады мы будем, если просто так его сольем.

– Не я один хочу его спасти, – снова криво ухмыльнулся Гриша. – Я и ты.

– И я, – вдруг заговорила Оля. – Давайте всё же выпьем чай или кофе, – опять предложила она. – У меня конфеты вкусные есть.

– Мне кофе покрепче, – Гришу, кажется, немного отпустило.

– А мне чай, – ободряюще улыбнулась Регина. – Ройбуш есть?

Глава 2

Первая синяя нить

В темноте гремела музыка, свет разноцветных прожекторов скользил по извивающимся телам и стойке бара. Володя задумчиво крутил в руках бутылку колы, то и дело прикладываясь к горлышку. Мельком глянул в зеркальную панель бара. Там отражался какой-то подросток в гавайской рубахе. С его ростом 174 см и телом без грамма жира, у него постоянно спрашивали паспорт, а потом придирчиво рассматривали. Не могли поверить, что ему уже 28. Иногда приходилось еще и удостоверение показывать, что он уже вообще-то следователь. Но вот в бар же не пойдешь с удостоверением.

Он с тоской смотрел на Федора, чуть не в три глотка допившего огромную кружку пива и с азартом оглянувшегося вокруг. Огромный орк под два метра ростом с косой саженью в плечах заметил его взгляд. Он шикарно смотрелся в модных зауженных джинсах со множеством молний и стильной футболке, обтягивающей канаты мышц.

– Щас, – заверил он, успокаивающе махнув рукой. – Щас всё будет, – заверил он.

– Что будет? – жалостливо поинтересовался Фролов.

Он всегда неуютно чувствовал себя в подобных местах, как будто он не молодой парень, а чуть ли не инвалид. И не потому, что был он поборником нравственности или любителем провести время за книжкой, а не в клубе. Просто не вписывался он в эту веселую компанию. Не соответствовал ей и, что самое страшное, не знал, как соответствовать. Все попытки оборачивались грандиозной неудачей. Он выглядел жалким и смешным, будто школьник-аутсайдер, а не молодой мужчина с вполне состоявшейся карьерой и четкими жизненными приоритетами. Даже Федя, с его внешностью деревенского простачка и недалеко ушедшим от этого образа интеллектом, вписывался сюда лучше. От этого в сердце пробуждалась зависть. Он вроде бы тоже сюда не в костюме-тройке пришел, и всё равно кажется, что у него поперек спины написано: «Лузер!»

– Федь, пойдем отсюда, а? – попросил он, одновременно ругая себя за то, что не может просто рубануть: «Я ухожу», а всё еще уговаривает друга. Он очень любил и уважал своих родителей. Но, если бы они были чуточку меньше интеллигенты, наверно, ему бы жилось проще. Он, в следователи когда подался, думал, что работа с каторжанами его переделает. А вот хренушки. Характер, видимо, прямо в генах записан. И, где бы, с каким бы контингентом он ни работал, он так и останется мальчиком-одуванчиком с неправдоподобно синими глазами.

– Федя, мне здесь не нравится, – он попытался придать своему голосу твердости. – Я ухожу.

– А чего не нравится? – искренно огорчился друг. – Куревом здесь не пахнет, колу я тебе достал. Ты че хотел? Приятно провести вечер с дамой, чтобы потом никто тебе не звонил и нервы не мотал? Погоди чуток. Я говорю, здесь девки – огонь. Сами на тебя прыгают.

– На тебя, может, и прыгают… – пробурчал Володя, запивая свою реплику колой.

– А чего на меня? А ты чего? – тут же бросился утешать братан. – Да ты вона какой. Я даже как ты и говорить не умею.

– И в этом твое счастье, – вздохнул Фролов.

– Вона-вона, – Федя понизил голос до шепота и зачастил. – Вона. Прямо к тебе идет. Как я говорил. Ты это. Не теряйся. Может, мне свалить пока?

Володя оглянулся, чтобы понять, кто вызвал такую бурную реакцию у водилы, и обреченно уставился на этикетку бутылки.

– Не. Не уходи. Тебе тоже полезно познакомиться, – заявил он.

– А че? – не понял Федор.

Девушка, подошедшая к ним, ростом была ниже чем Фролов, и от этого еще больше походила на подростка. Вызывающе яркий макияж был, возможно, лишь чуть ярче, чем у каждой второй девушки в зале, но в ее движениях, взгляде проскальзывало нечто, приковывающее к ней внимание и вызывающее безотчетное желание. Настоящая жрица любви.

– Мальчики, – она положила руку на плечи Володи, а другой рукой притянула к себе Федора. – Чего тут делаем? Работаем или отдыхаем?

У Фролова в глазах потемнело, Федя стал дышать шумно и быстро.

– Рит, не надо, а? – также жалобно попросил он, снимая с себя ее руку. – Тебе что, поиздеваться не над кем? Отдыхаем мы, – он взглянул на Федора всё еще не пришедшего в себя и представил. – Это вот друг мой, Федор Хороший. Водитель наш.

– Федя – хороший, – пропела Рита, пристально оглядывая сержанта.

Володя указал на девушку:

– Маргарита Княжнина, подполковник полиции, исполнитель наказания.

– Не понял, – Федор всё также глупо хлопал глазами.

– А чего тут понимать? – она приподняла красиво очерченные брови и тряхнула длинными серьгами. – Вы тут отдыхаете, а я, между прочим, работаю. А вы мне всю охоту испортили. Думаете, бандюки ваши рожи не знают?

– Извини. Сейчас уйдем, – Фролов слез с барного стула. – Мы ж не знали. Прям хоть созванивайся заранее.

– А ты бы и позвонил, красавчик, – она лукаво улыбнулась, и Володя быстро отвел глаза. – Пойдем, Федя. Поищем счастья в другом месте.

Хороший уже немного пришел в себя. И сердито пробурчал:

– Антипова на тебя нет.

После громкого расследования дела Лекса, это стало у них дежурным ругательством по отношению к стервозным женщинам. Оказалось на этого красавчика-ругару эльфийка повесила неснимаемое проклятие: каждая женщина, с которой он переспит, умирала до восхода солнца.

– Ишь напугал, – в голосе Риты послышался металл. – Хотела бы я сама с этой с… встретиться. Поплясал бы он у меня, – и растворилась в толпе танцующих.

Когда они уже выбрались из клуба на свежий воздух, Федя, убедившись, что теперь его точно никто не слышит, поинтересовался:

– А чего она?

– Да ничего. Думаешь, все такие добрые, как Стерва наша? Эта вот вряд ли бы обеспокоилась, если нас убивать стали. Еще бы и сама поспособствовала. Блин, никак это дело из головы не идет, и сосредоточиться не могу. Как вспомню Борика в больнице…

– А Стерва чего? Она ничего. В смысле и не стерва вовсе. Вот эта – да. А он как? Ходил к нему?

– Ты чрезвычайно красноречив, мой друг, – криво усмехнулся Фролов. – Плохо Борик. Отец говорит, шансов нет. А ведь единственный выживший свидетель. Вся надежда была, что даст нам какую-нибудь зацепку.

– Тут рядом еще кафешка. Пойдем? – предложил Федор, и как только увидел, что Володя покорно отправился за ним, добавил: – Ты говори, уши свободны.

Он знал, что лучше всего Фролову размышляется, если он беседует с кем-то. Причем главным качеством собеседника должна быть молчаливость. Версий ему не нужно, просто сам факт присутствия. И орк-водитель с милой фамилией Хороший, подходил для этой цели как нельзя лучше. Может, только поэтому и подружились они, такие разные.

– Что тебе сказать, брат? Ты и так всё знаешь. Ничего нового пока не появилось. За последний месяц убито три каторжанина: один болотник, один гном и один тролль. После этого наш преступник переключился на семьи ссыльнопоселенцев – убито два оборотня-подростка. Едва шестнадцать пацанам исполнилось. Потом Борику еле удалось ускрестись. Если это, конечно, можно так назвать. После этого убили убора1 и фею – соответственно каторжанина и ссыльнопоселенку. О чем это нам говорит? Мне лично это говорит лишь о том, что у убийцы нет никакой системы. Зато он чрезвычайно хорошо осведомлен о том, кого и как можно убить и где их лучше искать. Еще он ловок, силен и хитер. И да – это совершенно точно человек. Поэтому ему не присвоили статус маньяка и вообще особо не ищут. Он не представляет угрозы для людей, понимаешь? Но я не о том. Я о том, что искали связь между жертвами, – не нашли. Роемся еще, конечно, но дело гиблое. Все потерпевшие пересекались друг с другом, но близко знакомы не были, не общались. Общих друзей или знакомых не имеют. Это большой висяк мне на шею, понимаешь? Но это пофиг. А вот когда идешь и думаешь, что, может, за углом опять кого-то режут, а я об этом завтра узнаю, но сделать уже ничего не смогу, опять буду тупо смотреть в свои бумажки… Опять я не о том. Извини. Голова совершенно не варит. Я скоро свихнусь.

– А Стерва? – печально поинтересовался Федор.

– А что Стерва? Ей дело не передадут, пока не начнут убивать людей. И что она сделает? Да ничего. Хотя, может, и очень хочет.

– А ты говорил?

– С ней? Нет пока. Думаешь, надо позвонить?

– А чего? Вдруг поможет?

– Ну да. Если у меня тупик, надо посоветоваться. Может, действительно пнет в нужном направлении. Ладно, Федь. Не будем киснуть. Где там твое кафе?

Дальше всё завертелось так стремительно, что зрение муриана2 получало картинки, а тело реагировало быстрее, чем мозг успевал обрабатывать сигналы.

Тонкий свист из темноты, петля, обвившая шею друга. Рубануть по веревке ножом, мгновенно скользнувшим в руку, а потом в темноту, чтобы нарваться на удар такой силы, что искры натурально брызнули из глаз, и угасающим сознанием поймать кажущийся далеким свист патрульно-постовой службы…

Вторая черная нить

Матвей решительно шел прямо по проезжей части. Шел в никуда, просто чтобы идти, чтобы сбросить злость. Машин в четыре утра почти не было, а если и появлялись водители, то, возмущенно погудев и выкрикнув что-нибудь матерное, ехали дальше. Пускай. Не трамвай, объедут. Фонари расцветили город праздничными огнями, так что почти не видно было звезд. В последнюю неделю лета волгоградская жара будто решила напоследок снова задушить всех в своих объятиях, но сейчас на улице хорошо – приятно прохладный ветер остужает еще пылающее от горячки спора лицо. Кажется, ему пощечин надавали.

Эльф, родившийся на Каторге, это не совсем эльф. Раньше Матвея задевало, когда кто-то из «своих» произносил подобное. Теперь же он убедился, что это правда. От этого стало пусто и тоскливо. Как будто он один такой, убогий на свете.