Шелкопряд

Алена Даркина

Шелкопряд

Глава 1

Роман

Посвящается моим детям —моей радости и самому большому моему достижению.

Основа1

Рассмотреть что-то в кромешной тьме смог бы разве что тролль: они свет вообще не выносят ни в каком виде, поэтому привыкли ориентироваться на тепловое излучение. Впрочем, оно внешность передать не в состоянии. А это, наверное, самое интересное в Ткаче. Говорят, пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать тех, кто знает, как он выглядит. Неужели и он в число избранных попадет? Хотя и цена за это немаленькая. Он наугад сделал еще пару шагов, когда ему приказали:

– Стой!

Он послушно остановился. Интересно, а Ткач его видит?

– Доброволец? – между тем поинтересовался чуть хриплый голос.

– Ага, – подтвердил он, переступив с ноги на ногу.

Снова повисла пауза. Сердце неожиданно защемило тоской. Да так сильно, что он ощутил настоящую боль и приложил руку к груди, будто мог таким образом унять ее, но его вновь резко одернули.

– Стой спокойно, я смотрю тебя.

Тогда понятно. Ткач проверяет его решимость. Пусть проверяет.

– Почему за него боишься? – спросил Ткач, чуть смягчившись, а сердце отпустило.

– Потому что его дружков-обалдуев уже убили, – вежливо пояснил он.

– Ясно.

В комнате одновременно вспыхнули свечи, окружающие что-то вроде усыпальницы из черного мрамора. А похоронили в ней, наверно, Голиафа – такая большая, что больше на постель походит. Свечи на полу, в полуметре от нее, толстые, высокие – можно не бояться, что какая-нибудь погаснет не вовремя. Пламя ровное, почти не колеблется.

Оторвав взгляд от алтаря, он, прищурившись, глянул в дальний темный угол, туда, где всё еще сидел Ткач. Только теперь он вполне мог его рассмотреть. Мог бы. Если бы не очередной гневный окрик:

– Перестань зыркать по сторонам. Ложись и закрывай глаза.

Он еле слышно вздохнул, перешагнул через свечи, сел на постамент, а потом, легко оттолкнувшись ногами скользнул по полированному мрамору, вытягиваясь в длину. Жестко. Зато камень теплый, косточки прогреет. Какие же дурацкие мысли лезут в голову… Что-то он не спросил: может, раздеться надо было, а не так ложиться? Хотя Ткач не постеснялся бы, мозги вправил.

– Обнажи грудь, – прозвучала команда в ответ на его мысли.

Он медленно потянулся к пуговицам и аккуратно стал их расстегивать. Как чувствовал – рубашку надел. А торопиться не хочется. Очень не хочется.

Когда последняя пуговица сдалась, и он распахнул синюю рубашку, обнажив волосатую грудь, голова неожиданно закружилась. Казалось, вся комната вокруг превратилась в карусель и его вот-вот сбросит на пол со скользкого мрамора. Захотелось вцепиться в него покрепче. Что за хрень? Сроду головокружением не страдал. И сейчас он ведь страха не испытывает. Ведь не испытывает же.

– Всё в порядке, – добродушно усмехнулся Ткач из темноты. – Это вместо наркоза. И чтобы особо не смотрел по сторонам.

Он всё же раскинул руки в стороны, нащупав края. Так было спокойней. Затем закрыл глаза, прислушиваясь к темноте.

Но острый слух подвел. Он не услышал ни единого шороха, оповещающего, что Ткач приближается к алтарю. Он распахнул глаза, скорее, благодаря глубинному чувству самосохранения, которое никогда не позволяло нанести ему предательский удар. Распахнул, чтобы увидеть блеск изогнутого серебряного кинжала и переплетение тонких черных теней над ним. В следующий миг сознание угасло последней мыслью: «Что-то вроде паука…»

Первая желтая нить

– Полина, ты почему сломала мои наушники? – старшая дочь хранила удивительное хладнокровие, учитывая нанесенный ущерб. Очень яркая, с длинными темными волосами, ниспадавшими волнами на плечи и пронзительно голубыми глазами, она выглядела эффектно даже сейчас, еще не одевшись и не накрасившись.

– Я наушники не ломала! – уверенно заявила младшая сестра, выглядывая из соседней комнаты.

– А! – понимающе кивнула Галя. – Значит, по-твоему, это как-то по-другому называется?

Раздался дружный хохот братьев перекрыл попытки оправдания, предпринятые Полиной.

– Нет, я хотела сказать, что не я сломала твои наушники! Когда я их клала, они были целыми.

– Какой-то странный у тебя тон, – придирчиво сощурилась девушка. – В общем, будешь должна мне наушники. До того как они попали в твои руки, они были целыми.

– О нет! – Поля театрально прикрыла ладонью глаза и упала на диван. – Опять должна! Как я, по-твоему, смогу их купить?

Распахнутые голубые глаза младшей сестренки и длинные русые волосы покоряли не южной, а холодной русской красотой, актерских талантов у нее было чуть больше. Глазами все дети пошли в маму.

– Не знаю как, – пожала плечами Галя. – Как говорил Дин Винчестер, это не мои проблемы.

– Мам! Ты не видела мои носки? – поинтересовался восьмилетний Илюша, все это время что-то сосредоточенно искавший в своем рюкзаке.

Варя, собиравшая в большой пакет продукты в дорогу, удивилась:

– Я должна знать, где твои носки? Я их не ношу!

Она быстро собрала волнистые русые волосы в хвост и оглянулась: ничего не забыли.

– Я вчера клал их сюда! – обиженно заявил малыш.

– Если бы ты их клал туда, они бы там и лежали, – возразила мама. – Или ты думаешь, Андрей их ночью достал, чтобы тебе насолить?

– Да, так и есть, – авторитетно заявил Илюша. – Посмотри, на нем наверняка мои носки!

– Прости великодушно, но они мне даже на кончики пальцев не налезут, – вступил средний сын, философски рассматривавший свою футболку. – Мам, можно я в этом поеду?

– Можно, – разрешила мама, мельком взглянув на то, что он вертел в руках. – Даже нужно.

– А я не поеду! – Илюша надулся и, обхватив себя руками, отвернулся к стене. – У меня носков нет!

– Да вот твои носки, не ной! – Сергей, старший брат шестнадцати лет, кинул в него черным шариком. – Под диваном валялись. Мам, можно я уже на улицу пойду?

– Подожди, мы еще с бабушкой не попрощались, она куда-то с утра убежала.

– Я с ней на улице попрощаюсь!

– Нет, не уходи! – запротестовала Полина. – Меня бабушка похвалить должна, я хочу, чтобы все это слышали!

– О боже! – старший патетически закрыл ладонью глаза. – Мама, мне стыдно за твоих детей.

В разгар перепалки распахнулась дверь и вошла бабушка, утирая пот со лба.

– Ух, успела, – она устало улыбнулась, прислонясь к стене. – Вот, купила вам в дорогу, – она протянула огромный пакет.

– Мама, ну куда?! – застонала Варя. – Мы же это не дотащим.

– Ничего, ничего! Своя ноша не тянет. Я ж их знаю: еще на вокзале всё съедят.

– Да мы не будем сидеть на вокзале! – Варя сопротивлялась уже по инерции, понимая, что бесполезно.

– А ты еще не знаешь, будете сидеть или нет. Летом вон поезда всегда опаздывают. Не переживай, Сергей донесет. Он сильный, донесет.

– Ага, как нести так Сергей, а как есть так все? Я не согласен! – парнишка возмущенно набычился, но тут же рассмеялся. – Да шучу я, бабуль, шучу. Ты что, до сих пор не понимаешь моих шуток?

– Не люблю я такие шутки, ты это знаешь. Так, всё, сядем на дорожку и помолчим, – она присела прямо в коридоре на полку для обуви. Через мгновение вскочила. – Так, идите, расцелую, а то там уже такси приехало.

– Как приехало? – встрепенулась Варя. – А ты молчишь.

– Ничего-ничего, постоит немного.

Бабушка целовала внуков, а Варя отдавала последние распоряжения.

– Андрей, Илюша, Полина, рюкзаки надели? Это еще что за пакет? Зачем он тебе? Ой, ладно, бери, что хочешь, только иди скорей!

– Бабушка, похвали меня, пожалуйста! – взмолилась девочка.

– Да, Полина мне очень помогла вчера на кухне, если бы не она, я бы не справилась, – спохватилась бабушка.

– Слышишь, мама, слышишь? – запрыгала Поля.

– Слышу, моя принцесса. Ты умничка, но мы опаздываем, так что беги вниз.

Варя выходила последней. Оглянулась еще раз.

– Вроде бы ничего не забыли?

– Если забыли, вернетесь, не переживай. Или я к вам приеду.

– Ладно, – махнула рукой Варя, – в конце концов, мы еще ни разу не забрали все вещи. Спасибо, мамуль, мы здорово провели этот месяц.

– Ну и славно. Главное, отдохнули. И мне радость.

– Ты устала, наверно? – улыбнулась женщина.

– Ничего, наотдыхаюсь еще. Всё лучше, чем одной в квартире. Всё. Беги.

Бежать с огромной сумкой Варя не могла, даже несмотря на то, что она была не очень тяжелая.

На улице уже возмущался таксист:

– Да вы с ума посходили! Столько вещей, да еще детский сад. За вещи сто рублей доплачивать будете, у меня аж машина просела. И если менты остановят – штраф платить будете.

– Заплатим, заплатим, не волнуйтесь, – Варя поджала губы и села на переднее сиденье. – Все уместились?

– Полька меня придавила! – тут же начал возмущаться Илюша.

– Тааак! – если мама произносила это слово нараспев, значит, она крайне возмущена. Пятеро на заднем сиденье притихли. – Тесно, никто не спорит. Но нам надо доехать до вокзала, и мы доедем, так что на полчаса все убавили громкость и потерпели.

Илюша еще что-то ныл обиженно, но уже фоном, никому особо не мешая. Варя пристегнула ремень и, глядя на проплывающие за окном деревья родного дворика, подумала, что опять получились непредвиденные расходы: думала доехать до вокзала за двести рублей, а получилось за триста. За ментов она не переживала – Бог миловал, они ни разу не останавливали машину, если она ехала с детьми. К тому, что все смотрят на нее как на идиотку, она уже привыкла. «Я живу в стране, где мне надо найти тысячу оправданий, чтобы объяснить, почему у меня пятеро детей, но не пришлось бы оправдываться за пять абортов», – грустно думала она. Обычные вопросы, которые она слышала раз за разом при встрече со знакомыми и незнакомыми людьми: «Это все твои? Все от одного мужа? А зачем?» Вот как объяснить людям зачем?

Бабуля как напророчила: поезд задерживался на три часа. Они расположились на железных креслах, заняв почти весь ряд: дети, сумки. Сергей сразу стал слушать музыку, Галя достала книжку, младшие братья побежали осматривать ларьки, а Поля пристроилась рисовать. Варя внимательно осмотрела двух молодых людей, сидевших на противоположной скамье. Они о чем-то увлеченно беседовали, то и дело будто обшаривая взглядом пассажиров. Один, постарше, в синих затертых джинсах и футболке, которая когда-то явно была черной, но выгорела на волгоградской жаре, длинные светлые волосы забрал в низкий хвост. Оба века справа пересекал хорошо видный, хотя и аккуратно зашитый шрам. Варю даже передернуло: как же ему глаз не выбили, когда так шандарахнули? Второй, помоложе, был стрижен коротко, шрамов еще не заработал, а в одежде отличался лишь тем, что на рельефный торс натянул кипенно-белую борцовку.

«Бандюки»,– вынесла она вердикт, хотя не смогла бы объяснить, почему так решила. Что-то было в их поведении, не присущее простым обывателям. То ли развязность в движениях, то ли взгляд, будто рентген прощупывающий всех, проходящих мимо. Только из-за них, наверно, и ряд пустовал. Она еще немного понаблюдала за ними, а потом тоже достала книгу. У нее ведь и красть нечего. Она решительно сняла старенькие шлепки и поджала ноги под себя. Хорошо, что поехала в брюках, можно сесть, как удобно. Вообще Варя брюки не признавала. Ничего более женственного, чем юбка и платье, люди еще не придумали, и раз уж она родилась женщиной, так и должна ею быть.

Книга затянула мгновенно, поэтому она не заметила, как молодые люди тут же уставились на нее, понимающе переглянулись, а затем поднялись и ушли.

Первая черная нить

Борик оставил машину возле сияющего как новогодняя елка магазина, так было проще. День выдался жарким, и он радовался, что наконец на город опустилась ночь и хоть немного повеяло прохладой. Позвонил Грише – магу-надзирателю и давнему другу, сообщил, что будет через пять минут и пошел через дворы. Длиннющий ряд домов, за кривизну прозванный «бумерангом», построили так, что подъехать было довольно сложно. А если подъедешь, то машину ставить негде. А ему что? Ему нетяжело пройтись.

Борик напоминал гигантского, заросшего длинной шерстью медведя. Темные курчавые волосы лежали на плечах, и создавалось впечатление, что расческу они никогда не знали. Щеки тоже заросшие, но аккуратную бороду он не признавал, просто брился через день. Если вспоминал об этом. В системе она работал на должности исполнителя наказаний, поскольку уродился вампиром. Это значит, что кормили его приговоренными к казни преступниками (не людьми, конечно; на смертную казнь по отношению к людям давно уже мораторий). А еще это значит, что работы у него было не так много, поэтому иногда он помогал операм, а иногда его приглашали попугать зарвавшихся каторжан, если не хотели применять к ним дисциплинарные взыскания.

Он обожал кожаные куртки и черные водолазки, весь год в любое время суток носил черные очки, потому что ему казалось, что так он выглядит мужественнее, но звали его при этом все исключительно Борик. И ему это нравилось. Это как будто все признают, что он свой парень и бояться его не надо. А чего его боятся? Он только для злостных преступников страшен.

Как любой вампир, Борик отлично видел в темноте, поэтому быстро пробирался по узкой тропке между жилым домом и стройкой, обходя валяющиеся обломки кирпичей и обломки шифера. Следом за ним шел еще какой-то мужичонка, то и дело покачиваясь. Напрасно этот пьяненький за ним собрался. Если телефона нет, чтобы посветить, так и упасть недолго. Не хотелось бы задерживаться, доставляя его в травмопункт. И так остался какой-то час, чтобы с Гришей поболтать. Потом Ольга, жена его, разгонит их. Скажет, на работу рано.

Борик прибавил шаг.

…Вскоре они вышли на выложенную бетонными плитами дорожку, которую освещал одинокий фонарь, с чудом уцелевшей лампочкой. Тщедушный человек позади хоть и пошатывался, но нисколько не отставал, и это тревожно царапнуло. Борик и сам бы не мог объяснить почему. Ведь это же человек. Обычный житель Каторги, не подозревающий о том, что на самом деле здесь происходит. Выглядел ночной попутчик жалко: старомодные трико, с пузырями на коленях, кажется, вот-вот спадут, оголяя тощие ножки; рубашка болтается как на скелете, щеки впалые, вместо глаз – провалы. Это алкоголик или наркоша какой-нибудь, у которого на еду всегда не хватает денег. Тусклая лампа, теперь светившая в спину, и вовсе превращала его в эдакого богомола, крадущегося следом. Его чуть сильнее пальцем толкни – переломится.

И всё же не страх, а какое-то нехорошее предчувствие тянуще отозвалось в желудке, и Борик невольно еще прибавил шаг.

Фонарь остался за поворотом, и снова стало темно. Опять пришлось обходить строительный мусор. Справа рядами потянулись гаражи, слева дорога сворачивала в жилой двор. Но Борику надо было дальше – Гришка купил квартиру в «бумеранге». Быстрее всего – через высотное, полуразрушенное здание. Когда-то это был жилой дом, но потом фундамент стал проседать, дом пошел трещинами. Людей выселили, а мертвый дом так и остался памятником какому-то архитектору-неудачнику. Только молодежь, ищущая острых ощущений, здесь иногда лазила, да бичи, которым совсем приткнуться негде. Но сейчас оттуда не раздавалось ни звука.

Боковым зрением Борик заметил тщедушную фигурку, свернувшую к жилому дому. Вот и прекрасно. Значит, случайно столкнулись, а ему точно прямо, чтобы еще раз не пересечься.

Он шел, прокладывая путь через заросли сорняков, высотой в человеческий рост. Даром, что город, – настоящие джунгли тут выросли. Видимо, весной люди вытоптали себе узкую тропинку, но к осени совсем ее забросили, не выдержав конкуренции с бурьяном. Еще раз махнув рукой и отодвинув длинные стебли и еще зеленые листья, Борик с тоской подумал, что теперь вся куртка будет в желтой пыльце и бодро сбежал с пригорка на небольшую асфальтированную площадку, окружающую остов дома.

Теперь подняться вверх на такой же пригорок, миновать еще один жилой дом, и он уткнется носом в подъезд Гриши. Борик уже поставил ногу на бордюр, когда увидел длинную фигуру, возвышавшуюся в темноте над ним.

– Вот черт… – пробормотал он от неожиданности и невольно отступил. Тут же усмехнулся. – Напугал ты меня, брат. Заблудился, что ли?

Человек, ничего не ответив, стал решительно спускаться ему навстречу, прижимая что-то к правому боку и любовно оглаживая эту вещь.

Не хочет человек разговаривать, так что с того? Не обращать на него внимания, идти своей дорогой. Но Борик почему-то сделал еще несколько шагов назад, стараясь, чтобы между ним и незнакомцем сохранялась дистанция метра в три. А когда длинный прибавил шаг, сворачивая к нему, быстро нырнул в черную пасть нежилого подъезда и притаился.

Услышал, как преследователь прошел мимо. Борик опять усмехнулся: нервы шалят. Надо в отпуск попроситься. Но наружу не вышел. Постоял в темноте, разглядывая мусор, оставленный какой-то теплой компанией прямо возле входа: старое покрывало, консервные банки, пластиковые и стеклянные бутылки, пустые упаковки. Он не считал себя чистюлей, но не мог понять, почему люди мусорят там, где живут, на тех улицах, где ходят ежедневно. Неужели эта мерзость приятна? Они ведь снова сюда придут.

Он пнул ногой бутылку, лежащую неподалеку, и тут же замер: снаружи раздался шорох. Длинный караулит его? Нет, быть такого не может. Бред какой-то. Он решительно шагнул к выходу, когда позади кто-то мягко, по-кошачьи спрыгнул с лестницы.

Борик резко обернулся и едва успел вильнуть в сторону, уходя от острого кола, целившегося прямо в сердце.

– Мужик, ты охренел совсем? – взревел он, отталкивая в темноту напавшего. Несильно отталкивая. Если сейчас он убьет человека, нападение, конечно, сочтут смягчающим обстоятельством, что не помешает, однако, осудить его лет на пять каторжных работ. И тогда вся его красивая жизнь закончится в одно мгновение и навсегда. Так что аккуратнее надо с человеком, аккуратнее.

Он скользнул к выходу и охнул: дерево расцарапало бок. Осина?

Это открытие и новый шорох за спиной, заставили вновь повернуться лицом к нападавшему. Борик напряженно всматривался в темную фигуру, раскачивающуюся перед ним. Этот человек вышел на охоту и точно знал, кого встретит и как его можно убить. Как такое возможно? Как?! Может, из-за изумления, царившего в голове, он и пропустил момент, когда человек сгруппировался и бросился на него, высоко занеся руку для удара. Но Борик быстро перехватил кисть, сжимая ее до хруста, чтобы тот выронил кол. И лишь когда оружие с железным стуком упало на плитку пола, понял, что его по-детски развели. На пол упал обычный нож, который ничем вампиру повредить не мог. А вот под грудь, в солнечное сплетение, вошло дерево и двинулось вверх, разрывая легкие. Он рухнул на пол, на старое одеяло и консервные банки, рефлекторно стараясь дотянуться до груди, выдернуть кол. Сознание помутилось, и он уже не увидел, как, не издав ни звука, темная фигура выскользнула из подъезда.

Вторая желтая нить

За окнами стемнело, а прибытие поезда отложили еще на два часа. Пакет, собранный бабушкой благополучно съели. Но на этом не успокоились. Неугомонные малыши, облазившие все ларьки на вокзале, теперь надоедали просьбами что-нибудь купить. Варя спокойно и твердо возразила:

– Сейчас мы ничего покупать не будем. Разговор окончен. Можете сесть и порисовать.

С унылыми лицами дети поплелись к своим вещам.

Следующей оказалась Галя.

– Мам, а я книгу свою дочитала… Давай купим еще что-нибудь.

– Нет, – уже мягче возразила Варя. – Могу дать свою, – и тут же встрепенулась. – Где Поля и Илюша?

Галя тоже оглянулась.

– Только что ведь здесь были. Сереж, не видел, куда колобки укатились?

Сергей на мгновение вынул наушники из ушей:

– Что? – и, не дожидаясь ответа, тоже попросил: – Мам, вода закончилась. Я пить хочу. Давай схожу куплю.

– Сама схожу, – ворчливо пообещала Варя. – Разомнусь и заодно этих гавриков поищу. Надо же – только что собирались рисовать и опять куда-то смылись.

Она поискала на полу свои шлепки и не нашла. Недоуменно оглянулась. Украли? Да кому нужна ее драная обувь?

– Андрей, – позвала она среднего сына, старательно заполнявшего судоку, – посмотри, пожалуйста, у меня куда-то шлепки задвинулись, не могу найти.

– Сейчас, мам, – он заглянул под сиденье и тут же отчитался: – Я ничего не вижу.

– Как это не видишь? Куда они могли деться? Галя, помоги ему…

Девочка присоединилась к поискам и вскоре тоже заявила:

– Мам, правда, нет. Не знаю, куда они могли деться.

– Да вот же они, – мужской голос, неожиданно прозвучавший рядом, заставил ее вздрогнуть.

Варя недоуменно обернулась. Рядом сидел тот самый бандюк со шрамом через глаз в выцветшей футболке. Как он так незаметно подкрался? Ведь только же никого не было. В руках он держал новенькие босоножки на платформе, как раз такие, как она любила. Потом поставил на пол и подвинул к ней.

Варя по-прежнему смотрела ему в глаза, с удивлением замечая, что один глаз у него серый, а второй, со шрамом, – карий. Она читала, что встречаются такие люди и раньше их считали одержимыми демоном, но сама подобное чудо природы видела впервые.

Дети, обрадовавшись, что пропажа нашлась, и даже не взглянув на туфли, снова занялись своими делами. А у Вари вертелись на языке фразы «Это не мои туфли» и «Подарков от незнакомцев не беру», но карий глаз смотрел на нее так по-доброму, что слова замерли на языке. Она обула новые босоножки. Они удобно обхватили стопу, и она сразу почувствовала: кожаные, такие, что натирать не будут ни одного дня. Не то что дешевая обувь, которую она обычно брала. Но что-то мешало ей теперь встать и уйти в магазин и на поиски малышей. Какая-то неясная тревога.

Она оглянулась на старших.

– Сергей, возьми деньги, сходи купи минералки две двухлитровых бутыли. На площади есть магазин «24 часа», там дешевле, чем здесь. Пакет дать?

– Донесу, – махнул он рукой и тут же ушел.

– Галя, поищи этих колобков, пожалуйста.

Девочка молча поднялась и отправилась на поиски. Андрей, покончив с судоку, перешел на сканворды.

Варя вновь открыла книгу, но незнакомец был намерен пообщаться.

– Вы меня не бойтесь, – вкрадчиво попросил он. – Я ничего плохого вам не сделаю. Просто наблюдаю за вами уже какое-то время… – Варя нервно оглянулась, ища его друга. Он сидел чуть поодаль, играя во что-то на телефоне. – Это всё ваши дети?

«Началось…» – подумала она.

– Да, все мои, все от одного мужа, – резко заявила она.

– Здорово!

– Неужели?

– Конечно. Раньше всегда в семьях много детей было. А сейчас боятся и третьего завести. У моих родителей семеро было.

«Неудачный пример», – кисло подумала она.

Но парень не отреагировал на ее гримасу, продолжал беседовать.

– А вы молодец. Так мудро с ними. Я прямо позавидовал. И по вам ни за что не скажешь, что вы мама пятерых детей. Такая молодая, красивая…

«Хорошо хоть про фигуру не сказал», – Варя поджала губы и молча уставилась на него.

– Меня Олег зовут, – представился он. – А вас?

– Варя. Олег, что вам нужно?

– Ничего.

– Совсем ничего? Вы каждой женщине дарите новую обувь или только многодетным матерям?

– Я не хотел вас обидеть! – покаянно произнес он.

– Вы меня не обидели. Просто происходит что-то, чего я не понимаю. А я так не люблю. Поэтому и пытаюсь понять. Что вам от меня нужно?

– Действительно ничего!

– Вот и чудно. Тогда я могу почитать книгу?

Олег не ответил, а она уткнулась в книгу, но ненадолго.

– Вот они! – Галя привела Полю и Илюшу. – Стояли, баловались. На электронном расписании смотрели цены на билеты.

– Вы почему уходите? – распекала их Варя. – Вам кто разрешал далеко уходить? Я сказала, чтобы только в поле моего зрения.

– Ну мы вон там, за углом были, мам! – объясняла Поля. – Это же недалеко совсем, что может случиться?

– Всё, что угодно, может случиться! Бывает, в одно мгновение детей похищают. Вы хотите, чтобы вас увезли за тридевять земель или на органы продали? Я же не из вредности вам говорю, а потому что переживаю за вас!

– Мамочка, прости, я больше так не буду! – Илюша всегда первый просил прощения.

Поля еще пыталась оправдываться:

– Да никто меня не украдет! Что ты переживаешь? Я же не идиотка. Там и полиция рядом…

– Знаешь что? Я сказала быть в поле моего зрения. Значит, ты должна слушаться.

– Я буду слушаться, – она села рядом, прижалась к ее плечу.

– Вот и славно. А то спорит со мной.

– Мам, а ты правда бы переживала, если бы я пропала? – спросила она лукаво. – У тебя же Галя есть…

– Галя – это Галя, а ты – это ты, – Варя щелкнула ее по курносому носу. – Ты же знаешь, что вы все разные, и я вас всех люблю по-особенному. Почитать тебе книжку?