ЭдЭм «До последнего вздоха»

Тесвира Садыгова

ЭдЭм «До последнего вздоха»

Где встреча – как искра,

а память – как свет.

Где был только взгляд…

и где больше их нет.

– Тесвира Садыгова

Пролог

Он стоял всего в нескольких шагах.

Тот же голос. Та же осанка. Те же глаза…

Но в них – пустота.

Никакого узнавания.

Ни тени боли. Ни дрожи в голосе. Ничего.

– Знакомьтесь… – начал мужчина рядом, улыбаясь, – это моя давняя знакомая…

Её сердце остановилось при виде его.

Он взглянул. Прямо в неё. И просто вежливо кивнул.

– Очень приятно.

Словно встречал её впервые.

Рядом с ней стояла другая. Женщина. Хрупкая, светлая. С кольцом на пальце.

Она нежно держала его под руку, что-то прошептала, от чего он едва заметно улыбнулся.

А она – та, что стояла напротив, с пересохшими губами – она не могла вымолвить ни звука.

Руки дрожали. В глазах – небо, которое падало.

Она не плакала. Нет.

Она просто молчала.

Она отвернулась первой.

А через миг – ушла прочь.

Так, будто их никогда не было.

Как будто всё, что было —

сгинуло.

Навсегда.

Глава 1: Стамбул. Начало

Стамбул. Январь 1927 года.

Зима выдалась на редкость суровой. Снег, словно плотное шерстяное одеяло, укрыл черепичные крыши Галаты, приглушив вечный шум города. Даже Босфор, казалось, замер в оцепенении, отражая в черной воде ледяное мерцание звезд.

Эмилия стояла у высокого окна гостиной, касаясь лбом прохладного стекла. Её дыхание оставляло на поверхности туманное пятно, которое тут же исчезало, стоило ей отстраниться. Снаружи, в саду, ветер раскачивал голые ветви деревьев – тех самых, что летом наполняли комнаты ароматом жасмина, а теперь напоминали застывших стражей.

В доме царила та особенная, густая тишина, которая бывает только в жилищах, где люди понимают друг друга без слов.

– Опять мечтаешь, дорогая? – раздался за спиной низкий, чуть хрипловатый голос.

Эмилия обернулась. В дверях стоял Галип-бей. В свете газовой лампы его лицо казалось ещё более строгим, чем обычно: глубокие морщины, шрам на виске – печать войны, которая давно закончилась, но не ушла из его памяти. Но стоило ему взглянуть на дочь, как суровость в глазах таяла, уступая место бесконечному теплу.

– Не мечтаю, папа. Просто смотрю, как мир замер, – она улыбнулась той едва заметной, сдержанной улыбкой, которая так ему нравилась. – Кажется, даже время остановилось.

Галип подошел ближе и встал рядом.

– Время никогда не останавливается, Эмилия. Оно просто умеет затаиться перед прыжком.

Он тяжело опустился в кожаное кресло у камина, где уже трещали поленья. Этот белоснежный особняк, скрытый от посторонних глаз высоким забором, был их крепостью. Здесь не было руки хозяйки – Сафие, мать Эмилии, ушла из жизни в тот самый день, когда подарила жизнь дочери. Её уход был тихим, как утренний туман, но память о ней пропитала каждый угол дома. Галип так и не привел сюда другую женщину, посвятив всего себя дочери и службе.

Теперь же, когда мундир сменился гражданским костюмом, а поля сражений – кабинетами министерства, его главной миссией стала она.

Дверь в гостиную тихо скрипнула. В комнату, стараясь не шуметь, вошла юная служанка Аслы с серебряным подносом.

– Ваш чай, господин, – прощебетала она, бросив быстрый, лукавый взгляд на Эмилию. Галип кивнул, отпуская служанку, и взял чашку.

В доме, где царила почти монастырская сдержанность, Аслы была словно яркая птичка – вечно смеющаяся, легкая. Кроме неё, в доме жила ещё старая пара, суровая Мерьям, всегда следившая за порядком с ревностью цепного пса, и Мустафа, который, казалось, был частью фундамента этого дома.

На каминной полке, рядом со старинными часами, стояла фотография в тяжелой рамке. Красивая женщина в европейской шляпке стояла под руку с мужчиной на фоне лондонского тумана.

– Получил письмо от тёти Фатимы? – спросила Эмилия, присаживаясь на пуф у ног отца.

– Да, – Галип вздохнул, глядя на фото сестры. – Пишет, что в Кройдоне опять дожди. Жалуется на ревматизм, но, как всегда, отказывается возвращаться.

– Она не хочет покидать место, где была счастлива с дядей Османом. Она любила его, папа. По-настоящему.

История Фатимы была для Эмилии чем-то вроде сказки на ночь. Тридцать шесть лет назад, девятнадцатилетней девчонкой, она бросила всё и уехала в туманную Англию за своей любовью – Османом. Он был старше, носил безупречные костюмы и говорил на ломаном английском. Они создали свой маленький остров между двумя культурами, и даже после смерти мужа Фатима не смогла оставить дом, где была счастлива.

– Любила, – эхом отозвался Галип.

Фатима назвала её Эмилией в честь своей английской подруги. Той самой, когда-то спасла её от одиночества в чужой стране, но слишком рано покинула этот мир.

Эмилия знала это. Её имя было мостом. Одна опора стояла здесь, в Стамбуле, другая – в далеком Кройдоне, о котором она знала лишь по письмам тёти.

– Сыграешь мне? – попросил отец, отставляя пустую чашку.

Эмилия кивнула и подошла к пианино. Это был черный лакированный «Блютнер» – подарок отца, когда стало ясно, что музыка для неё не просто увлечение. С пяти лет, когда она впервые робко коснулась клавиш в ресторане, и до нынешних дней в консерватории, музыка была её настоящим языком. Французский, которому её учили гувернантки, забылся за ненадобностью, а английский остался, так как она была душевно связана с этой культурой, но музыка… Музыка была её душой.

Она опустила пальцы на клавиши. Сначала тихо, едва слышно, затем увереннее. Мелодия поплыла по комнате, смешиваясь с запахом горящих дров и старых книг. Это было что-то из Шопена, но сыгранное так, как чувствовала только она – с легкой грустью и надеждой.

В этой музыке была и её дружба с Зейнеп, соседской девочкой-скрипачкой, с которой они понимали друг друга с полувзгляда. И её мечты о сцене. И благодарность отцу, который никогда не давил, позволяя ей расти, как редкому цветку в оранжерее – в тепле и безопасности.

Галип закрыл глаза, слушая. Ей было уже восемнадцать. Красивая, с внутренней силой, которую не скроешь за скромностью, образованная, талантливая. Он гордился ею, но где-то в глубине души его грыз страх. Он вырастил её в идеальном мире, полном любви. Но готов ли этот мир принять её?

Эмилия закончила пассаж и плавно сняла руки с клавиш. Последний аккорд повис в воздухе, растворяясь в тишине.

– Красиво, – тихо сказал отец. – Ты играешь лучше с каждым днём.

Эмилия повернулась к нему. В отблесках огня её глаза сияли. Она была счастлива здесь, в этот миг. Ей казалось, что так будет всегда: теплые вечера, музыка, отец в кресле и ощущение полной защищенности.

Она мечтала о большой любви – такой, как в книгах, как у тёти Фатимы. Чистой, искренней, без фальши. Но пока её сердце спало, убаюканное покоем отцовского дома.

Она ещё не знала, что эта зима – последняя, когда её жизнь принадлежит только ей. Судьба уже стояла на пороге, готовая постучать в тяжелую дубовую дверь особняка в Галате.

Глава 2: Встреча

Утреннее солнце скользило по заснеженной улице, оставляя на белом полотне золотистые росчерки. Морозный воздух бодрил, а шаги глухо отдавались в утренней тишине. Эмилия шла рядом с Зейнеп; дыхание девушек вырывалось лёгкими облачками пара и тут же таяло.

Зейнеп была не просто подругой, а почти сестрой. Её светло-русые локоны и яркие голубые глаза казались особенно лучистыми на фоне зимней серости. Несмотря на мягкую внешность, в ней таился стержень: решительная и смелая, она всегда была готова отстоять то, во что верила. Рядом с ней Эмилия чувствовала себя увереннее.

Здание консерватории уже виднелось впереди. Его массивные двери обещали тепло и музыку, но в воздухе витало что-то неуловимое, предчувствие перемен. Девушки пересекали двор, смеясь и оживлённо болтая. В какой-то момент Эмилия, увлёкшись разговором, не заметила, как выронила перчатку.

Молодой человек, идущий следом, мгновенно это заметил. Он поднял пропажу и ускорил шаг.

– Миледи! Постойте! – окликнул он, почти нагнав их.

Девушки остановились и обернулись. В этот миг их взгляды встретились.

Он увидел Эмилию – хрупкую фигуру на фоне зимнего города. Тёмные волосы, спадающие на плечи, создавали резкий контраст с бледной кожей, а морозный румянец лишь подчёркивал её юность. Но зацепили его глаза – глубокие, тёплые, подёрнутые бархатной дымкой.

В её облике сочетались сдержанность и свобода. Тёмно-синее пальто, шарф, аккуратная шляпка с лентой – в стране, где многие носили платки, Эмилия выделялась. В ней чувствовалась удивительная смесь восточной мягкости и европейской утончённости.

Мужчина протянул перчатку и с лёгкой улыбкой произнёс:

– Простите, кажется, вы это уронили.

Голос был мягким, обволакивающим, но акцент выдал его мгновенно. Иностранец.

Эмилия на секунду растерялась. Перед ней стоял высокий, стройный молодой человек. Тёмно-русые волосы, слегка растрёпанные ветром, правильные черты лица, выраженные скулы – он казался чужеродным элементом в этом стамбульском утре. Но больше всего поражали глаза – изумрудно-зелёные, яркие даже в пасмурный день.

Его одежда – добротное пальто, элегантно повязанный шарф – безошибочно выдавала в нём англичанина.

Эмилия вежливо, но с лёгкой настороженностью опустила взгляд:

– О, спасибо… – тихо ответила она. – Я даже не заметила.

Она осторожно взяла перчатку, стараясь не коснуться его пальцев.

Заметив её смущение, он улыбнулся чуть шире, желая разрядить обстановку.

– Хорошо, что я успел. Иначе бедная перчатка осталась бы совсем одинокой.

Уловив шутку, Эмилия едва заметно улыбнулась:

– Думаю, она была бы вам благодарна, если бы умела говорить.

– Надеюсь, я заслужил хотя бы её безмолвную благодарность, – с облегчением отозвался он.

Зейнеп наблюдала за этой сценой с нескрываемым любопытством.

– Ещё раз спасибо, – прошептала Эмилия и сделала шаг назад.

Англичанин почувствовал, что упускает момент. Ему не хотелось, чтобы она уходила так быстро.

– Вы… учитесь здесь? – спросил он, пытаясь удержать нить разговора.

Эмилия отступила ещё на шаг, её тон стал твёрже:

– Спасибо за помощь. Нам пора.

Она уже собиралась уйти, когда он, поддавшись порыву, произнёс:

– Позвольте хотя бы узнать ваше имя? Чтобы я знал, кому оказал эту маленькую услугу. – Он спохватился и с лёгким поклоном добавил: – Простите мою бестактность, я не представился первым. Я Эдвард.

Эмилия вскинула на него холодный взгляд:

– Это не имеет никакого значения.

В глазах Эдварда мелькнула растерянность, смешанная с обидой.

И тут вмешалась Зейнеп. С лукавой улыбкой она громко произнесла:

– Эмилия, идем же, мы опаздываем!

Воздух между ними словно наэлектризовался. Эмилия резко обернулась к подруге, и её взгляд метал молнии. Немой вопрос «Зачем?!» читался в каждом движении.

Эдвард замер. Имя прозвучало как музыка, но реакция девушки была красноречивой – она не хотела, чтобы он его знал.

– Простите, – тихо сказал он, отступая. – Кажется, я пересёк границу. Если мне суждено было узнать ваше имя, я хотел бы услышать его из ваших собственных уст.

Эмилия вздрогнула, но промолчала. Развернувшись, она быстро пошла прочь, увлекая за собой Зейнеп.

Эдвард остался стоять на ветру, глядя им вслед.

– Эмилия, – повторил он одними губами, пробуя имя на вкус. – Думаю, мы ещё встретимся.

Коридоры консерватории встретили их гулкой тишиной. Эмилия быстро поднималась по мраморным ступеням, сжимая перчатку так, что побелели костяшки пальцев.

Внезапно она остановилась и резко повернулась к подруге:

– Зачем ты это сделала?

Зейнеп попыталась сделать невинное лицо:

– О чём ты?

– Ты прекрасно знаешь! – Эмилия понизила голос, но в нём звенел гнев. – Зачем ты назвала моё имя?

– Это вышло случайно! – оправдывалась Зейнеп, но в глазах плясали смешинки. – Я просто хотела увести тебя от него…

– Увести? – Эмилия хмыкнула и продолжила путь.

– А ты слышала его акцент? – зашептала Зейнеп, догоняя её. – Англичанин. И, кажется, ты ему понравилась.

– Не говори ерунды.

– Ну-ну, – протянула Зейнеп, поправляя платок. – Бедный иностранец. Ты разбила его надежды. Он всего лишь хотел познакомиться.

– Это было бы неправильно, – отрезала Эмилия.

– Неправильно? – переспросила подруга. – Иногда немного «неправильного» делает жизнь куда интереснее, не находишь?

Эмилия не ответила. В её мыслях снова и снова всплывали зелёные глаза и застенчивая улыбка Эдварда.

Вечером, сидя в своей комнате, Эмилия пыталась сделать запись в дневнике. Перо застыло над бумагой. Обычно слова лились легко, но сегодня мысли путались.

Она посмотрела на коричневые перчатки, лежащие на столе. Те самые. Она взяла их в руки, словно пытаясь вернуть ощущение того момента.

Внутри неё боролись противоречия: раздражение на навязчивость незнакомца и странное, тёплое чувство, которое она боялась признать.

В конце концов, она написала: «У него были глаза цвета глубокого моря, и он смотрел так, будто видел меня насквозь. Я не знала, что ответить… или просто не хотела».

Закончив, Эмилия отложила перо, всё ещё думая о нём.

Многие пытались ухаживать за ней. Кто-то жестом, кто-то красивыми словами, но её сердце всегда молчало. До сегодняшнего дня. Что-то в этом иностранце задело струну, которая раньше никогда не звучала.

В то же время в номере отеля «Пера Палас» Эдвард Баркли смотрел на огни ночного Стамбула.

Двадцатипятилетний наследник торговой империи, выпускник Кембриджа, привык к чёткому порядку. Его отец, сэр Роберт, отправил сына сюда ради дела, надеясь, что тот вернётся готовым принять бразды правления семейным бизнесом. Но Эдвард, в отличие от прагматичного отца, искал в этой поездке не только контракты, но и глоток свободы.

Он расслабил галстук и откинулся в кресле. День прошёл успешно, переговоры состоялись, но мысли его были далеко от цифр и товаров.

Эмилия.

Имя звучало мягко, почти по-европейски. Она была красива, бесспорно, но дело было не только в красоте. В её взгляде, в гордом повороте головы, в том, как она злилась на подругу, была жизнь. Настоящая, не поддельная.

– Чёрт возьми, – пробормотал он, вставая и прохаживаясь по комнате. – Сколько можно думать об одном и том же. Я веду себя как мальчишка.

Эдвард понимал, отец бы не одобрил этого. Случайная встреча, местная девушка – всё это не вписывалось в планы. Но Эдвард чувствовал: он должен увидеть её снова.

Он знал, где искать.

На следующий день он снова пришёл к консерватории. Прогуливался мимо, делая вид, что изучает архитектуру, а сам жадно всматривался в лица студентов.

Её не было.

Он пришёл и на следующий день. И снова пустота.

«Может, я ошибся? Может, она там не учится?» – думал он с нарастающим разочарованием. Но упрямство брало своё.

– Я найду тебя, Эмилия, – прошептал он, глядя на закрытые двери. – Обязательно найду.

Глава 3: Озеро

Эдвард привык вставать рано. С первых дней пребывания в Стамбуле он не изменял привычке начинать утро с прогулок. Не только ради здоровья – отец постоянно напоминал о необходимости держать себя в форме, – но и ради того, чтобы увидеть город собственными глазами.

Стамбул впечатлял его. Пёстрая смесь культур, языков и обычаев. В одном квартале можно было услышать мелодичный персидский говор, в другом – турецкие торговцы зазывали покупателей, а где-то на площади путешественники из Европы обсуждали свои дела. Эдвард любил наблюдать за этим хаосом.

Но в тот день он захотел уйти подальше от городского шума. Утренний воздух был холодным и звенящим; ароматы моря и пряностей, витавшие в узких улочках, постепенно уступали место морозной тишине и запаху снега, стоило ему свернуть на окраинные аллеи, где деревья стояли обнажёнными, укутанными лёгким инеем.

Он решил пройти туда, где ещё не бывал. На этот раз его путь привёл к небольшому озеру, затянутому тонким льдом и укрытому среди голых деревьев. Место казалось удивительно спокойным, будто замерло во времени, отрезанное от городской суеты хрустальной тишиной зимы.

Эдвард остановился, глубоко вдохнул и усмехнулся.

– Вот это красота, – пробормотал он, чувствуя, как с каждым шагом вокруг становилось всё тише.

Он шёл вдоль берега, наслаждаясь видом спокойной замёрзшей воды, которая отражала сероватое зимнее небо. Вдалеке слышались голоса редких гуляющих, но они не мешали ему наслаждаться безмолвием.

Он продолжал прогулку, пока не заметил её.

Эмилия.

Она сидела на старой деревянной лавочке возле озера, укутанная в тёплый шерстяной шарф. Несмотря на зиму, её руки уверенно держали книгу, и она была так погружена в чтение, что едва замечала холод. Падающий снег мягко укрывал землю и деревья вокруг, придавая всему пейзажу тихую, умиротворённую красоту.

Англичанин, увидев девушку, словно позабыл обо всём на свете. Одинокая фигура посреди безмолвного зимнего пейзажа казалась ему одновременно прекрасной и загадочной. Он сразу узнал ту незнакомку, которую так долго и упорно искал.

Подходя осторожно, чтобы не напугать её, он всё же выдал себя – сухой хруст снега под ногами прозвучал слишком отчётливо.

Когда её взгляд случайно поднялся от книги, Эмилия едва заметно вздрогнула. Перед ней стоял он – тот самый незнакомец с живыми, ясными глазами, которые не уходили из её памяти с того самого дня. Она не надеялась увидеть его снова… и всё же, где-то глубоко внутри, эта мысль теплилась, как робкий огонёк. В груди словно что-то сжалось от волнения; щёки предательски вспыхнули лёгким румянцем. На мгновение она растерялась, не веря своим глазам, будто сама реальность позволила её тайной надежде осуществиться.

– Не верю глазам, – произнёс он, мягко улыбаясь.

Она на секунду застыла, лицо её выражало удивление и смущение.

– Вы?! Как вы меня нашли? – ответила она, её голос был немного напряжённым.

Эдвард улыбнулся и, не нарушая её пространства, аккуратно присел на скамейку напротив. Между ними стоял небольшой деревянный столик – будто граница, за которой каждый хранил свои мысли.

– Судьба? – ответил он с лёгким удивлением. – Просто увидел вас издалека и сразу же узнал. Странное совпадение, не правда ли?

Эмилия вернула взгляд к своей книге, чтобы скрыть смущённую реакцию. В этот момент она почувствовала лёгкое беспокойство, не зная, как правильно ответить.

– А я уже подумала, что вы за мной следите, – произнесла она с лёгким сарказмом.

Эдвард усмехнулся, наблюдая за её реакцией. Он понял, что она слегка нервничала, но не стал говорить ей об этом.

– Странно было бы следить за кем-то в такую погоду, не правда ли? Но, как видите, мне повезло. Я встретил вас здесь.

Краешки её губ дрогнули, но она постаралась сохранить спокойствие.

– Интересная книга? – спросил он, глядя на её руки, сжимающие томик.

– Достаточно интересная, чтобы забыть об остальном, – ответила она, почти не замечая, как её голос становился резким.

Эдвард приподнял бровь, заметив её манеру отвечать:

– Или, может быть, вы избегаете нежелательных собеседников?

– Не знаю, возможно, – произнесла она сдержанно.

– Вам не холодно здесь?

Эмилия не подняла взгляда, её пальцы уверенно скользили по строкам. На мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь треском льда вдали. Эдвард попробовал снова:

– Мисс, вы меня слышите? Почему вы не отвечаете?

Эмилия медленно перевернула страницу, затем, не отрываясь от чтения, спокойно ответила:

– Я не вижу смысла продолжать этот разговор. Это… неприемлемо.

Эдвард ухмыльнулся, скрестив руки на груди:

– Неприемлемо? Но мы ведь ничего плохого не делаем. Просто сидим и любуемся… – он жестом указал на озеро. – Пейзажем этого зимнего утра.

Она не отреагировала на его слова. Её взгляд остался прикован к страницам, будто он вовсе не существовал. Эдвард вздохнул, посмотрел на замерзшее озеро и, обернувшись к ней, сказал:

– Я настолько страшен, что вы даже не хотите смотреть на меня?

Эмилия медленно подняла голову. Её тёмные глаза встретились с его светлыми, в которых играла искорка озорства. Она чуть склонила голову, а на губах появилась полуулыбка:

– Ну… – она прищурилась, делая вид, что изучает его с любопытством. – Возможно, вы правы. Такой ужасающий вид…

Эдвард рассмеялся, его смех прозвучал неожиданно искренне. Он провёл рукой по волосам и взглянул на неё с живым интересом:

– Ужасающий, говорите? Никто мне этого раньше не говорил… – он наклонился чуть ближе, словно делясь секретом. – Но, знаете, от вас это даже звучит… приятно.

Эмилия лишь пожала плечами и вновь опустила взгляд, но уголки её губ всё же предательски дрогнули.

Эдвард наблюдал за тем, как Эмилия вновь погрузилась в строки, словно невидимая стена встала между ними. Лёгкий морозный ветерок пробежался по поверхности озера, закружив в воздухе крошечные снежинки. Эдвард, скрестив руки, посмотрел на неё с неподдельным интересом.

– Никогда бы не подумал, что кто-то может так игнорировать моё обаяние, – произнёс он с шутливой ноткой. – Но, должно быть, у вас действительно очень интересная книга.

Эмилия перевернула страницу, не удостоив его ответом. Эдвард, нисколько не смущённый, подался вперёд, пытаясь заглянуть в книгу:

– Что вы читаете? Или это тоже неприемлемо обсуждать?

Эмилия вздохнула, подняв на него взгляд, полный лёгкого раздражения:

– «Гордость и предубеждение». – Она сделала паузу, а затем с вызовом добавила: – Сомневаюсь, что вы знакомы с этой книгой.

Эдвард расплылся в широкой улыбке, приподнимая бровь:

– О, мисс Беннет и мистер Дарси? Сказать по правде, я немного завидую Дарси – у него, по крайней мере, был шанс быть услышанным.

Эмилия прищурилась, отводя взгляд, но на её губах вновь промелькнула тень улыбки.

– Возможно, – произнесла она тихо, возвращая глаза к страницам.

Эмилия, казалось, снова погрузилась в чтение, но теперь её пальцы замерли на краю страницы. Он заметил это, но не торопился прерывать молчание. Когда прошло несколько мгновений, Эдвард снова повернулся к ней:

– Вы так любите книги?

Эмилия слегка напряглась. Её тонкие пальцы чуть сильнее сжали переплёт, будто книга могла служить ей защитой.

– Они не задают лишних вопросов, – ответила она сдержанно.

– Но они и не отвечают на них.

Она медленно подняла глаза. В них мелькнуло что-то, похожее на удивление от его ответа, но она быстро вернулась к своей привычной невозмутимости.

– А вы… – она замялась, будто слова вырвались сами, против её воли, – зачем вы здесь, у озера?

Эдвард удивлённо вскинул брови, будто её вопрос его действительно позабавил:

– Думаю, по той же причине, что и вы, – он бросил взгляд на заснеженный пейзаж. – Здесь очень красиво… и легко дышать.

Она сжала губы, потом, вопреки своему обыкновению, кивнула.

– Да, пожалуй. Здесь действительно легко дышится.

Молчание вновь повисло над ними, Эмилия уткнулась в страницы, но её взгляд был слегка расфокусирован, будто слова больше не имели значения. Эдвард не унимался:

– Вы правда верите, что в книгах можно найти все ответы?

Она пожала плечами:

– Я верю, что книги способны говорить с нами, если мы умеем их слушать.

Эдвард прищурился, уловив в её голосе что-то большее, чем простое увлечение литературой.

– Говорить – да. Но отвечать? Я всегда думал, что они говорят только то, что мы сами хотим услышать.

Эмилия на секунду замерла, в её тёмных глазах мелькнул вызов:

– Может быть, вы просто не задавали правильных вопросов.

Эдвард усмехнулся, не отводя взгляда:

– Возможно. Но если вы считаете, что книги умеют отвечать, – он кивнул на её томик, – тогда скажите: что она вам ответила?

Эмилия выпрямилась, её взгляд стал твёрже:

– Она ответила, что иногда лучше оставаться в тени, чем под светом чужих глаз.

На его лице появилась искренняя улыбка, лишённая насмешки:

– Интересный ответ… но это скорее похоже на убеждение, чем на ответ.

Эмилия прищурилась, будто взвешивая его слова, но ничего не сказала. Она лишь вновь вернулась к чтению, но в этот раз её взор блуждал по строкам без сосредоточенности.

Эдвард заметил едва уловимое дрожание в её глазах – словно маска, которую она носила, дала первую трещину. Он слегка подался вперёд, облокотившись на деревянный стол между ними, пальцы коснулись его шероховатой поверхности. Мороз обжигал лёгкие, от озера доносился влажный запах камышей. Его взгляд скользнул к книге в её руках, а затем – к ней самой.