Убийцы Фей

Обнаружили Айлори на трассе, ведущей в Аллисур, примерно в трёх милях от дома. Она сидела на обочине и смотрела в небо, ожидая, когда её найдут. Корнелий приехал за ней лично и скорее отвёз обратно, всё спрашивая, что произошло с бедняжкой.

Айлори хранила молчание по пути и даже в кабинете Верховной, пока не пришёл радостный Авалион. Тогда Айлори и поведала свою ненастоящую историю, с болью любуясь, как искры в глазах Корнелия и брата меркнут, а выражение их лиц меняется до омерзения к любимой фейлине. Как только Айлори показала грубый разрез на правой лопатке, то получила пощёчину от родной руки.

– Я тебя ненавижу, – злобно процедил Авалион. – Ты всё испортила!

Корнелий присел, не смыкая губ, и чуть ли не взвыл от негодования, впервые за долгое время теряясь в знакомом месте. Ибо незнакома ему девица, которую он трепетно растил и прививал любовь к наследию.

Затем… Изгнание без статуса реликта. Великий стыд обрушился на Новэлим, а ледяной принц оледенел ещё сильнее, поняв, что мир людей отвратителен, ведь так гнусно смог очаровать его сестру – так думали все. Пока Корнелий скорбел, Авалион злился… да так сильно, что через год злоба наполнила и его наставника, потерявшего в один день двух своих детей.

Глава 12

Никто уже не помнит, кто описал магические законы и пригрозил потомкам их соблюдать. На самом деле священные строки давно выцвели на пергаменте и в памяти старших, так что в большинстве случаев феи полагались на интуицию и истории из прошлого. Плохо… то чётко значило – магический род вымирает, утрачивая с годами достояние своих предков.

Корнелий – один из тех Хранителей, кто свято верил в лучшее будущее для своего аббатства, пока не стал свидетелем страшного… фейлина променяла свою благодать на человеческие пороки. Но живое сердце феи бьётся за своих детей, так что Корнелий не смог сделать Айлори реликтом несколько лет назад, отпустив её. Винил себя за мягкотелость, видя, как потухает свет Колыбели, и при первой возможности в отчаянии хотел лишить девчонку жизни, чтобы всё исправить. Тогда его остановил прохладный ветер, но мудрая Верховная не поняла его истинный посыл.

Кто же помог разобраться?

Человек. Наглый, самоуверенный и грубый человек. Не знающий чувства такта или уважения, он носил волшебные одеяния и мозолил глаза одним своим видом.

Однако… Именно Дьюэйн Беркли оживил Колыбель невероятной правдой. Корнелий долго завороженно смотрел, как свет кристалла набирал силу и сиянием тянулся к позабытой магии.

«Какой же я Хранитель, если не сумел верно растолковать песнь Покровителей?» – Корнелий первый нарушил тишину в Зале, подходя к Айлори. Знал, что сейчас каждый следит за его шагом и словом. Все собравшиеся поражены не меньше, зыркая сначала на Авалиона, а потом на его сестру.

Не удержавшись, Корнелий всмотрелся в правое крыло своего фаворита и осознал, как ошибался, как был ослеплён чужим гневом и позволил совершиться ошибкам! Как отдал Новэлим в несправедливые лапы ненависти и обиды.

– Я ни о чём не жалею, – тихо призналась Айлори, сухими глазами прилипая к полу.

– Знаю, дитя. Позволь мне это сделать вместо тебя.

Больше ничего не говоря, Корнелий обнял фейлину, и остальные облегчённо выдохнули, сужая круг: подходили девушке, которую раньше осуждали и теперь хотели извиниться. Окружив её, феи и фейлины неловко поглаживали чуть дрожащие плечи и руки. В стороне осталось двое: Дью и Авалион. И если первый довольно смотрел на явное воссоединение странной семейки, то Авалион скукожился, как травинка под толстым слоем снега.

Дью задумался: неужели величие, затуманившее разум феи, не позволило даже родиться мысли о жертве сестры во имя благополучия брата? Паззл был так лёгок, но не сложился из-за ослепительного эго Авалиона и его чрезмерной любви к себе, которую, шериф был убеждён, изранили предательством. Чувствовал ли Авалион сейчас стыд? Или только разочарование в самом себе?

– Эм… – ненавязчиво протянул Дью, поднимая с пола плащ. – Я очень рад, что вы тут познали массовый трип откровения и теперь не станете казнить симпатичную девушку. Всегда пожалуйста, отдел по магической безопасности Аллисура к вашим услугам.

На ехидное подмигивание Корнелий сдержал клубок раздражения и благодарно кивнул.

Дью принял скупую благодарность, обходя Верховную:

– Тогда… Лори, я…

Айлори не искала взглядов. Её руки сжаты, плечи напряжены, спина прямая, а лицо – странное, будто застывшее в промежутке между победой и поражением в неизвестном никому противостоянии. Нет никакого облегчения или радости, ничего… внутри бушевал ураган иного толка, свистящий в каждой прожилке оставшегося крыла.

Шаги по мрамору раздались позади неё – Дью. Тихо подошёл, но голос его прозвучал чётко, твёрдо, с едва уловимой дрожью:

– Пойдём со мной, Лори. Вернёмся в город. Всё позади. Теперь ты по-настоящему свободна и… я помогу тебе устроиться, обещаю.

Он чуть помолчал и, взглянув ей в глаза, добавил:

– Мой дом будет и твоим, если ты этого захочешь.

Все понимали, что это не было обычным приглашением в гости. Шериф Беркли предлагал кое-что намного важнее – своё сердце, кров, веру в будущее самой странной пары в городе. Сколько нежности в голосе того, кто совсем недавно дразнил сильнейшую фею. Даже Виолиза, стоящая позади, невольно позавидовала. Снова.

Айлори долго смотрела на своего спасителя, пока в омутах потемневшего мха сверкали колючие тени сомнений и воспоминаний. Клятв и прикосновений. Их недолгой, но чудесной истории. Она подошла, коснулась тёплого лица, и поцеловала Дью в щёку – мягко и благодарно, шлейфом после касания губ выказывая всё то, чего не могла произнести вслух.

– Спасибо, Дьюэйн. За всё, – прошептала она и резко замолчала.

Трудно перекричать дикое биение сердца, но сейчас разум должен оставаться в холоде, ведь для Айлори ещё ничего не закончилось. Всё в ней рвалось к человеку, к его шершавым рукам, к дразнящему голосу и его миру, где тревоги уходили с выпитой чашкой чая в скромном домишке. У шерифа нет роскошных спален, но его одеяла согревали лучше, даря мирный сон. У Дью нет и высоких потолков с магической аурой, но магия его улыбки была сильнее любого заклинания. Контрасты давили на грудь, тяжёлые, раскалённые непростым решением.

Тогда желанные мужчиной губы произнесли:

– Я… останусь здесь. Рядом с Авалионом. Он слишком долго был один. Все они… – она оглянулась. – Мне нужно быть здесь.

Разве нежные слова могут придавливать как гора? Почему же они сыпятся камнепадом и разбивают стойкий дух бывалого борца с преступностью?

Дью отпрянул, будто его ударили. Он даже не сразу понял, что она сказала. Пустота между ними вдруг стала непреодолимой пропастью. Он сделал шаг, потом другой, в попытке понять и изменить услышанное.

– Лори? Что ты такое говоришь?.. – он не смог закончить, пока шумно не набрал воздуха. – Мы же… Лори?..

Айлори лишь кивнула и медленно пошла к брату. Авалион, всё ещё не пришедший в себя, удивлённо выпрямился, когда сестра склонилась рядом и помогла ему встать. Его взгляд скользнул по её лицу, полному усталости и решимости, и в нём впервые за долгие дни мелькнула тёплая благодарность.

– Спасибо, – сказал Авалион так тихо, что услышала только она.

Корнелий, стоявший в стороне, вышел вперёд:

– Простите, но теперь наш Совет должен остаться наедине. Прошу, шериф Беркли, вы должны покинуть Новэлим.

Слова были вежливы, но в них чувствовалась отстранённость: отказ отдать воспитанницу – неутешительный приговор для запретных чувств.

Дью не шевелился.

– Нет. Нет, я не понимаю! Ты не обязана быть здесь! Он не дорожит тобой! – махнул на Авалиона и обвёл рукой полукруг. – Они все… Лори, я смогу позаботиться о тебе. Ты ничего не должна… Я… – его голос сорвался, и неожиданно для всех, без неуместного пафоса, он отчаянно выпалил: – Я люблю тебя! Слышишь, Лори? Повернись ко мне, прошу. Посмотри на меня, чёрт! Не отворачивайся!

В зале раздался глухой вздох. Феи отшатнулись, переглянулись с видом ужаса, стоило кощунству обнажиться в священном месте. Упоминание подобной любви – непростительное, немыслимое! Человеческая любовь к фейлине – скверна, является извращением и надрывом фейской природы.

Но Дью не отступил, приближаясь к Айлори, уже почти дрожа:

– Я зашёл так далеко. Решился… Ты спрашивала, готов ли я к последствиям. Да, Лори! Ко всем. Почему ты не смотришь на меня?! Ну же! Прошу… – он рухнул на колени прямо у её ног, чувствуя тонкие силки Корнелия, подобравшиеся к шерифу из цветочных горшков неподалёку. – Я никогда не чувствовал подобное, пока не нашёл тебя. Нам же было хорошо! Вспомни, Лори. Просто вспомни. Подожди! Лори!

Его руки сжались в кулаки, а глаза искали встречу с прежней Айлори, его Айлори… И когда мимолётная связь случилась, Дью остановился, видя, как на её лице промелькнул жестокий ответ. В тот момент он увидел, как были неумело спрятаны её чувства, почти похоронены заживо.

– Прости, Дью. Ты должен подумать о себе. Тебе нужно жить… вне этого. Моё место здесь, пойми. Не усложняй, пожалуйста. Уходи.

И, не глядя назад, она повела Авалиона прочь.

Увеличившееся расстояние уничтожало связь, которая связывала человека и фейлину. Дью думал, что между ними крепкие тросы, а на деле – шёлковые нити. Обидная подлость.

Корнелий стоял молча. Только когда Дью поднялся с колен, пошатнувшись, он тихо произнёс:

– Вы должны уйти, шериф. Здесь вам больше не место.

На его лице была не злость, а печаль. И, может, – тень вины. Но дверь он всё равно открыл сам.

Дью, дрожа от унижения, боли и ярости, повернулся на пороге и закричал:

– Рекс! Он в комнате с зельями! Сильно ранен! Помогите ему…

Никто не отреагировал, не шелохнулся. Ни один взгляд не дрогнул на просьбу человека.

Дью вывели на улицу. Ворота захлопнулись, а металлические замки щёлкнули, образуя новую стену между волшебным миром и людьми.

Оставшись наедине, Дью поднял голову в небо и подставил лицо под снежные хлопья. Такие пушистые, дразнящие… Нет леденящего ветра, нет бури. Снег ровно ложился на землю, как укрывала мать своё дитя. Дью различил чужой восторг и от злости стиснул зубы, понимая, что это счастье должно было достаться ему!

Холод медленно пробирался под одежду. Город так далеко, а ноги подкашивались от бесконечных снежинок. Он повернулся к лесной тропе и, не глядя назад, пошёл пешком. Шёл медленно, оставляя после себя горькие следы потери, будто за спиной гасли звёзды.

В груди пульсировала глубокая дыра, которую не насытить ни музыкой, ни усердной работой. Он был готов отдать всё, чтобы быть с Айлори, но выбор возлюбленной пал на другого. И теперь… Дьюэйн вновь остался один.

❊❊❊

По окончании третьего заседания Совета Авалион нёсся по коридорам в общую комнату, чтобы поскорее встретиться с Айлори. Хотел рассказать о финальном решении Верховных, обрадовать её, но, завидев изящный силуэт, обомлел: она стояла с книгой и тихонько шептала себе строчки, а вокруг спокойно общались другие жители аббатства. Так естественно и правильно… Не выдержав отрадной для души картины, Авалион подошёл к Айлори и поцеловал её, роняя на чужие губы все накопившиеся чувства.

Послышался кашель – намёк на немного бесстыдные действия парочки.

– Я так счастлив сейчас… – отстранился Авалион. – Совет решил не снимать с меня титул представителя. Здорово, правда? Мы воплотим задуманное в жизнь, обещаю, Колыбель снова наполнится силой. Ты веришь мне?

Айлори широко улыбнулась и обняла брата, наконец увидев его весну. Как налились тёплым оттенком его блестящие локоны, а глаза – солнцем, растопившим льды от самого сердца.

– А что будет со мной?

– После того как разберёмся с делами, я организую Брачный Полёт. Мы ещё полетаем, Лори. Я на руках вознесу тебя к облакам, слышишь? Мне нужно многое исправить.

Погладив острую скулу, фейлина кивнула:

– Позволь помочь тебе. Мир людей так грязен, порой жесток. Это были тяжелые три года… Как же мы можем всё изменить, Лио?

Оглядевшись и убедившись, что остальные заняты своими делами, Авалион взял сестру за талию и притянул к себе, шепча на ухо:

– Вечером я тебе кое-что покажу. Встретимся в полночь у кухни. Мне пора, обязательно приходи.

Аббатство Новэлим снова приняло беглянку, как после церемонии Рождения, будто и не существовало долгих дней разлуки. Каменные своды, обвитые старыми лозами глициний, гулкие залы с пыльными витражами и тихий звон фейских чар вперемешку со сплетнями в каждой старинной щели. Всё было… на своих местах. И красивая начинка казалась фейлине вычурной декорацией реальной жизни. Странный спектакль, где прежде Айлори играла роль, стоя на сцене, а сейчас её пригласили на зрительские места.

С возвращения домой прошло несколько дней. Она просыпалась с первыми искрами света, ела с остальными за большим овальным столом, где плейсматы в виде цветов покрывали столешницу, и слушала, как сородичи обсуждали хрупкое положение магии. Им всё труднее давались обычные заклинания, а Колыбель капризничала и совсем не вдохновляла на свершения. Айлори старалась казаться внимательной, кивала, иногда говорила – но каждый раз, когда произносила слова, в ушах звенело от непривычной мысли: «Говорю чужим голосом». Он казался ей высушенным.

Мысли были такими же.

Она гуляла по садам, где раньше могла проводить часы в одиночестве, разговаривая с фруктовыми деревьями под тепличным куполом-сферой и колыхая пальцами листочки. Сейчас всё изменилось. Тропинки ссохлись и заросли сорняками, взгляды сменились с родных на соседские, а улыбки всё чаще были дежурными. Только ветер с каплей смога, налетающий с города, казался честным и реальным. Остальное… застыло.

Она даже попыталась поговорить с Виолизой, но та почти не выходила из Священного Зала, томно одаривая старые записи своей долгой скорбью.

– Айлори, я просто… не могу сейчас, – сказала та устало, глядя на тускнеющий кристалл в зале. – Колыбель теряет силу, с Залом что-то не так… Надо потом проверить руны. Знаешь, мы держимся за обломки. Представь, если завтра она навсегда погаснет… мы утратим магию и вскоре умрём, как наши братья и сёстры. В чём же мы ошиблись?..

Айлори всё же настояла на разговоре. Виолиза слушала, не перебивая, но на лице её сквозила необъяснимая отстранённость.

– Слышала, как человек признался тебе в любви. Ты так легко разбила ему сердце. Теперь я вижу сходства между тобой и братом, – небрежно ответила Виолиза. – И поздравляю… с будущей свадьбой, раз на то пошло.

Но потом, после неловкой паузы, Виолиза добавила почти шёпотом:

– Ты ведь вроде вернулась, но только телом. Как ни крути – оно изувечено новыми мыслями. И с этим ничего не поделаешь. Ты изменилась.

Айлори долго смотрела на неё, не в силах ответить. Потом встала и ушла.

На холме, где в детстве Айлори и Авалион часто проводили время, стоял дуб – гигант с тёмной, потрескавшейся корой, переживший столетия. Недавно Айлори узнала, что на дуб наложили заклятие вечного инея, и он стоял мёрзлым столбом аж три года. Догадывалась о причинах. Но теперь, неожиданно, заклятие исчезло – и дерево начало «дышать». Ещё не в полную силу, но по осени… оно дало жёлуди. Жёлуди, похожие на чьи-то усталые глаза. И фейлина знала, почему.

Корнелий стоял у ствола, прислонившись плечом. Ветер развевал его пепельные локоны, падавшие на щёки. Он обернулся, когда Айлори подошла, и его лицо было странно обнажённым. Без привычной иронии или учительской маски.

– Меня обнаружили?

– В огороде половина сгнивших овощей, а ростки в оранжереи почернели. Всё аббатство знает, как тебе сейчас тяжело.

Корнелий прикрыл глаза, чувствуя редкий стук внутри дерева, его жизненную силу… Только феи природной магии могли похвастаться умением «слушать» растения и понимать эмоции живых существ. Только вот Корнелий разучился понимать детей Колыбели, и это сильно тяготило его душу.

– Мне всегда казалось, что ты любила этот дуб. Первый полёт случился здесь, да? Прекрасное время. Я размышлял: как мы могли допустить кризис, если придерживались правил и законов? Но наши обители по всему миру исчезали, а феи вымирали. Самое страшное, что мы все между собой почти не общались, стали затворниками и горделиво задирали носы, доказывая угодную нам правду.

– Люди говорят, что они – социальные животные. Не знаю, правы они или нет, но их роду не угрожает вымирание. Да, я любила этот дуб. Но когда его кора не была чёрной и не пахла разложением. Он изменился.

– Изменился, – признал Корнелий. – Мне тебя не хватало, Айлори. Ты была для нас стержнем. Даже… когда ошибалась.

Фейлина уселась в траву, не говоря ни слова. Потом, спустя долгое молчание, выдохнула:

– А ты жалеешь?

– О многом, – кивнул наставник. – Но изменить ничего не могу, только признать и надеяться, что Покровители простят старика. И не только они…

Это было первое скупое извинение, которое она получила от Корнелия. Все сочувствовали Айлори и были рады, что она вернулась, оказавшись не предательницей. Но тем не менее извиняться никто не торопился. Особенно Авалион.

Видя последствия гнетущих мыслей Корнелия, Айлори всё-таки осмелилась спросить:

– Шанс есть всегда. Расскажи мне про приют. Зачем он нам?

Корнелий посмотрел на неё с грустью, видя перед собой всё ту же малышку в пышном платьице и носатых туфельках. Айлори любила башмачки и лишний раз не ходила босиком, вот ровесники и забирали её обувь, чтобы спрятать. А теперь перед ним – повзрослевшая женщина, изувечившая свою суть ради мужчины, который не счёл нужным отыскать свою возлюбленную, но решивший отнять её у человека-чужака с горячими искренними чувствами. Печальная судьба для всех троих.

Корнелий осознал: пришло время признаний, хватит с него секретов и жалящих последствий после них.

– Ты и сама знаешь ответ, искорка. Просто… чаруешь себя, чтобы не помнить. Это особое заклятие, добровольное. Но мы вынудили тебя применить эти чары, испортили твой магический потенциал. Я не хотел думать, что твои плохие оценки были из-за этого, но… Правда нагоняет всех нас спустя годы. Прости, дорогая Лори.

Айлори побледнела, и встала на ноги.

– Я?.. Что ты имеешь в виду?

Вымученно улыбнувшись, Корнелий ещё раз огладил кору дуба. Лицо его постарело ещё сильнее.

– Ты была ребёнком и сорвала важную церемонию. Если бы в ту ночь всё закончилось плохо, люди и феи могли бы стать врагами. Никто не хочет признаваться, но сейчас мы живём спокойно только потому, что люди нам позволяют. Но с каждым годом они увеличивают силу, становятся наглее, и когда-то им надоест это невыгодное соседство.

– Я не могла сделать ничего плохого! Как ребёнок может столкнуть две расы? За что вы лишили меня воспоминаний?! – негодовала девушка.

– Ты действовала из добрых побуждений, но благополучие одной стороны – не всегда значит тоже самое для другой.

Он подошёл к фейлине и погладил её по макушке.

– Я могу помочь тебе снять заклятие и вспомнить всё. Но…

– Но? – прошептала она, еле дыша от несправедливой участи.

– Взамен ты должна не допустить, чтобы Авалион не пошёл по опасному пути. Чтобы он, в своей боли и гневе, не привёл нас к войне между феями и людьми. Только ты можешь его остановить, Айлори. Не только потому, что ты грандиозно сильна и самоотверженна, нет. Ты запала в его опасную душу, и в этом кроется слабость Авалиона.

Заглушая внутри детскую обиду на наставника, Айлори долго молчала, ненавидя тайны и то, как они влияют на её жизнь. Она не хотела такой судьбы, не желала прибирать за чужими ошибками, но разве солнце спрашивает, с какой стороны восходить? Она кивнула один раз, потом второй, уже посмелее.

Всё-таки именно поэтому Айлори здесь.

❊❊❊

Луна низко подпирала хлюпкие облака, а её свет падал на каменную кладку, как на кожу мертвеца, расчищая путь ногам в лёгких тапочках. Плащ елозил по спине, вызывая лёгкую боль в правой лопатке – та ныла с каждым шагом, но Айлори привыкла к неприятным ощущениям и сравнивала их с настырной щекоткой.

Авалион ждал у входа на кухню, как и условились. Знакомо отстранённый и чересчур спокойный.

– Ты хотела знать, чем я занят? – негромко сказала фея. – Пойдём.

Он повёл её вглубь здания, по лестнице, что шла под самым основанием аббатства. Раньше внизу был просторный погреб для овощей и мяса, где жила плесень в углах из-за высокой влажности, и стояли ящики с консервами и углём. Но теперь всё вычистили, вымыли и поставили перегородки, из-за которых тянуло сладкой гарью, запахом горячего металла и бульканьем, словно варили огромный чан супа. Айлори даже удивилась карамельному аромату, замедлив шаг.

Погреб изменился и стал тайной комнатой Авалиона.

Мрак отсвечивал жёлтым – от лампад, извергающих пляшущие тени со всех сторон. Над длинным столом сгибались несколько фей и фейлин: все усталые, осунувшиеся, они монотонно двигали руками и держали глаза открытыми через силу. Их крылья были покрыты вязким светом, словно их обмазали расплавленным мёдом.

– Что тут происходит? Они… – покосилась Айлори.

– Они собирают пыльцу, – торжественно заявил Авалион. – Когда-то давно мы торговали с людьми дарами нашего сада, чтобы держаться на плаву, но… это глупости, да? Трудно всех прокормить сливой или грушами. Я стал искать альтернативы и понял, что мы можем поставлять им уникальный продукт! Знаю, это рушит все традиции, но даже Корнелий смирился. Теперь мы в состоянии позволить себе больше. Невероятно, правда? Моя идея.

Айлори молчала. Смотрела на молодого сородича, не старше двадцати лет, который медленно, почти рефлекторно, соскребал пыльцу затупленным ножиком с края крыла другой девочки. Та моргала, но ни разу не вздрогнула, только иногда позволяла себе морщиться.

Сбор «урожая» проводили в длинном ряду. Пять фей и пять фейлин за ними. Так как крылья вторых прочнее, их пыльца и шла в расход – удобно.

Вспоминая, как еле-еле вырывала своё крыло, Айлори захотела окунуться в ледяную ванну и проснуться.

– Мне больно на это смотреть, Лио.

Авалион почесал подбородок и подмигнул сестре, успокаивая её ненужные сомнения:

– Ты травмирована и сейчас не можешь трезво оценить эту гениальную задумку. Ничего, со временем ты поймёшь. Давай я тебе покажу, что будет с пыльцой дальше…

Они прошли вперёд как раз, когда одна из фейлин заполнила до краёв свою миску.

Затем свежую пыльцу высыпали в стеклянную воронку и прогнали через старый алхимический аппарат: медный, обмотанный проводами и зачарованными рунами – явно самодельный. Он походил на грушеобразный чан, под которым стояло несколько горелок. На выходе из шипящей резиновой трубки тёк густой сироп, который вытекал в гравированную серебряную пиалу для охлаждения. Под воздействием зачарованных рун сироп превращался в блестящий порошок, схожий на сахарные крупицы.

Удивлённая фейлина смотрела на диковинный порошок, который осушили, ароматизировали эфиром и рассыпали в маленькие разноцветные пакеты. Они были ярко-красными, розовыми, даже лимонными – как детские конфеты. Айлори часто видела подобные вкусняшки в магазинах на заправках, куда они заезжали с Дью. Каждый пакетик пульсировал лёгким светом, а потом тух.

– Мы называем это «Шарм». – Авалион улыбнулся. – В нужной дозировке – это удовольствие. Тонкое, незаметное, «полёт» без последствий для тех, кто рождён ползать червяком. Но если перестараться… да, разум трескается. Человеческие нервы слишком хрупки, если их не контролировать. Слаще, чем всякая людская дрянь у барыг. Если использовать разумно, даже следов не останется! Разве не идеальный товар? Я лично разработал формулу.

Айлори повернулась к брату-гению, сияющему от своего творения ещё пуще, чем в первый раз. Выходит, Авалиону нужно было доказать самому себе, что он прав и его идеи станут спасением для рода фей? Глядя на его искренний восторг, Айлори сдержанно кивнула и как бы невзначай подытожила:

– Отравляем людей, чтобы выжить самим. Таково величие детей Колыбели?

Авалион ответил чуть погодя:

– С их позволения. Это в очередной раз доказывает, как люди омерзительны, раз готовы травить друг друга. Ты была там, Лори, и знаешь, о чём я говорю. Они же так хотят узнать нас лучше, вот, пускай наслаждаются магическим помешательством с привкусом малины.

– Помешательством… Скажи, поэтому Тревор умер? Не рассчитал дозировку?

Авалион долго смотрел на бурлящий аппарат, пытаясь подобрать более изящные слова для тонкой натуры сестры.

– Он принимал слишком часто, когда мы тестировали продукт, стал навязчивым и невыносимым. Я предупреждал Ферроу, чтобы не давал мальчишке больше, чем было необходимо. Тревора убили не мы, а его людская жадность. Мы забрали его тело, чтобы избежать проблем и защититься. Он – ошибка, но скоро это перестанет быть нашей ответственностью. Не смотри так, Лори. Новая система требует жертв. Зато приют Святой Мариэллы теперь получит всё, что нужно: еду, тепло, защиту.