Ария отчаянных святых

– Ну, по крайней мере, тля их больше не будет жрать – пробормотала она себе под нос с кривой усмешкой – и поливать не надо.

Абсурдность происходящего достигла своего пика. На фоне горящих руин, под аккомпанемент предсмертных криков и отвратительного чавканья, эта нелепая, черная ирония была единственным, что оставалось у немногих уцелевших. Мирный, идиллический Оберталь, жемчужина Баварских Альп, превращался в дымящуюся, пульсирующую фиолетовую язву на теле земли, а его жители – в пищу для кошмарных созданий, пришедших из неведомых глубин или, быть может, из самых темных уголков человеческого подсознания. И никто не мог им помочь. Власти, если таковые вообще существовали за пределами этой обреченной долины, еще даже не подозревали о трагедии, разыгравшейся в маленькой, затерянной в горах деревушке. А когда узнают, что они смогут сделать против силы, которая смеется над ружьями, огнем и святой водой?

Известие о трагедии в Обертале достигло ушей окружного начальства в лице ландрата, барона фон Штумпфенхаузена, лишь спустя сутки, и то благодаря чудом уцелевшему почтальону Гюнтеру. Гюнтер, обладавший завидной скоростью (особенно когда дело касалось доставки неприятных известий или бегства от разъяренных собак), умудрился на своей дребезжащей тележке, запряженной испуганной до полусмерти клячей, домчаться до ближайшего городка, где он и передал то, что видел. Его сообщение, переданное дрожащим от ужаса помощником ландрата, было настолько сумбурным и неправдоподобным, что барон поначалу решил, будто почтальон либо перегрелся на солнце, либо перебрал местного шнапса, которым славился Оберталь.

– Фиолетовая жижа…пожирает все…армия маленьких жиж…бургомистр без штанов…священник стал желе… – бормотал барон, перечитывая доклад – либо Гюнтер открыл в себе талант к написанию бульварных романов, либо в Обертале начался особенно буйный праздник урожая, о котором меня забыли предупредить. Хотя, насчет бургомистра без штанов – это вполне в духе Клозе, особенно после пары кружек пива.

Тем не менее, протокол требовал реакции. Барон фон Штумпфенхаузен, человек, чья компетентность ограничивалась умением подписывать бумаги и произносить занудные речи на открытии ярмарок, вызвал своего помощника, герра Фрица, тощего, задерганного человечка с вечно бегающими глазками и стопкой папок под мышкой.

– Герр Фриц – важно изрек барон, откинувшись в своем массивном кресле, которое жалобно скрипнуло под его весом – поступило тревожное, хотя и весьма эксцентричное, донесение из Оберталя. Похоже, там какие-то беспорядки. Возможно, массовое пищевое отравление с галлюцинациями. Отправьте туда урядника Шнаппса. Пусть разберется. И скажите ему, чтобы захватил побольше успокоительного. Для жителей, разумеется. И, может быть, для себя, если информация Гюнтера хотя бы отчасти правдива.

Урядник Шнаппс, человек с говорящей фамилией и лицом, напоминавшим перезрелый помидор, был не самым лучшим выбором для такого задания. Его основным талантом было умение дремать в седле, не падая, и мастерское выписывание штрафов за неправильную парковку. Вооружившись служебным пистолетом (из которого он ни разу в жизни не стрелял) и бутылкой валерьянки (которую он намеревался применить внутрь, для храбрости), урядник неохотно отправился в сторону Оберталя.

Обратно он не вернулся. Через два дня его лошадь, в мыле и с безумными глазами, прискакала к воротам городка в одиночестве. В переметных сумах обнаружилась лишь наполовину выпитая бутылка валерьянки и клочок мундира урядника, измазанный чем-то липким и фиолетовым, от чего исходил тошнотворный запах.

Вот тут-то барон фон Штумпфенхаузен начал что-то подозревать. Не то чтобы он сильно переживал за урядника Шнаппса – тот давно просился на пенсию, да и рапорты писал с грамматическими ошибками. Но пропажа казенного имущества в виде лошади и, возможно, пистолета – это уже было серьезно.

Было созвано экстренное совещание. Помимо барона и герра Фрица, на нем присутствовали: городской голова соседнего городка, герр Пфайфер, лысый и пузатый, больше всего озабоченный тем, не повлияет ли «обертальский инцидент» на цены на местное пиво; начальник местной пожарной команды (по совместительству владелец похоронного бюро), герр Грубер, который с профессиональным интересом прикидывал, сколько гробов может понадобиться; и ветеринар, доктор Швайнебайн, вызванный на всякий случай – вдруг это какая-то новая, особо злокачественная форма ящура, поражающая не только скот, но и людей, а также, судя по всему, кирпичные строения.

– Итак, господа – начал барон, стараясь придать голосу твердость, хотя его тройной подбородок предательски дрожал – ситуация в Обертале, похоже, несколько…вышла из-под контроля. Урядник Шнаппс, по всей видимости, столкнулся с чем-то, что превысило его…э-э-э…компетенцию. И валерьянку.

– Может, это контрабандисты? – предположил герр Пфайфер, нервно теребя ремень от часов – говорят, в горах опять активизировались бандиты. Может, они привезли какую-то новую, особо ядовитую граппу и случайно угостили ею всю деревню?

– А фиолетовая жижа? А пожирание домов? – пискнул герр Фриц, перелистывая свои бумаги – в донесении Гюнтера также упоминались…э-э…маленькие копии большой жижи.

– Молодняк контрабандистов? – с надеждой спросил Пфайфер.

– Герр Грубер – обратился барон к начальнику пожарной команды – ваши люди готовы…э-э-э…потушить…если там что-то горит? Или…ну, вы понимаете.

Герр Грубер откашлялся.

– Мои люди, барон, готовы к тушению стандартных возгораний класса А, Б и, с некоторой натяжкой, С. Фиолетовая чавкающая жижа, пожирающая каменные строения и превращающая людей в желе, в наши инструкции, к сожалению, не входит. И боюсь, наши запасы песка и воды тут не помогут. Разве что в качестве последнего омовения, хе-хе – его похоронный юмор никто не оценил.

Доктор Швайнебайн, до этого молчавший и рисовавший в блокноте какие-то спирали, вдруг поднял голову.

– А может, это грибы? – произнес он с видом человека, сделавшего гениальное открытие – есть такие, знаете ли, галлюциногенные грибы. Если вся деревня их съела…это объяснило бы и фиолетовый цвет, и странные видения. Правда, не объясняет пропажу урядника и его лошади. Хотя, если лошадь тоже грибов наелась…

– Доктор – устало вздохнул барон – даже если это самые галлюциногенные грибы в мире, они не могут сожрать каменную церковь и породить армию себе подобных грибных отпрысков. Хотя…после вчерашнего шнапса я готов поверить во что угодно.

Обсуждение зашло в тупик. Предлагались самые абсурдные идеи: от вызова армейского полка (который находился в трех днях пути и был занят на маневрах по отражению воображаемого русского вторжения) до объявления Оберталя зоной карантина и ожидания, пока «оно само рассосется». Герр Фриц даже робко предложил составить официальный запрос к «фиолетовой жиже» с требованием немедленно прекратить безобразия и возместить ущерб, но барон наградил его таким взглядом, что Фриц немедленно уткнулся в свои бумаги.

Наконец, после нескольких часов бесплодных дебатов и трех выпитых графинов воды (барон запретил подавать шнапс, опасаясь, что это только усугубит «грибную» теорию доктора Швайнебайна), было принято «соломоново» решение.

– Мы сформируем наблюдательную комиссию! – торжественно объявил барон, ударив кулаком по столу (папки герра Фрица подпрыгнули) – из добровольцев! Вооружим их…э-э-э…вилами и охотничьими ружьями. Они отправятся на безопасное расстояние от Оберталя, займут наблюдательный пункт – например, на той высокой горе – и будут вести тщательное наблюдение. Фиксировать все изменения. И немедленно докладывать. Главное – не вступать в контакт!

– А если эта…жижа…сама решит вступить в контакт? Или полезет на гору? – пролепетал герр Пфайфер, бледнея.

– Для этого у них будут вилы! – авторитетно заявил барон – и…э-э…очень быстрые ноги. Герр Фриц, немедленно составьте приказ о формировании добровольческого наблюдательного отряда имени Урядника Шнаппса! И распоряжение о выдаче им усиленного пайка. Сухари и вяленое мясо. Вдруг наблюдение затянется.

Так была предпринята первая «решительная» мера по борьбе с неведомой угрозой. В то время как остатки Оберталя уже переваривались в ненасытных фиолетовых утробах, а сами монстры, размножившись до невероятных размеров, начинали посматривать в сторону соседних долин, чиновники ближайшего городка готовились наблюдать. Безопасно. Издалека. С вилами. Черный юмор ситуации заключался в том, что они искренне верили, будто делают что-то важное и контролируют ситуацию. А фиолетовая смерть, абсолютно некомпетентная в вопросах бюрократии, но чрезвычайно эффективная в пожирании всего сущего, уже выбирала себе следующую закуску.

Глава 2: Стальная леди и протокол «Багровый рассвет»

Холодный, безжизненный свет заливал «Око» – операционно-аналитический центр «Эгиды Европы», сердце «Цитадели», упрятанное на два уровня под землю, вдали от солнечных лучей и любопытных глаз. Воздух, пропущенный через бесчисленные фильтры, был стерилен и неподвижен, лишь едва уловимая вибрация от работающих серверов нарушала абсолютную тишину этого подземного святилища технологий. Посреди зала, где доминировали холодные поверхности из стекла и полированной стали, а стены были увешаны гигантскими экранами, транслирующими потоки данных, леди Элеонора де Монтескье казалась органичной частью этого механизма – его мозгом и волей.

Ее фигура, облаченная в строгий, безупречно скроенный брючный костюм цвета ночного неба, была воплощением собранности и власти. Платиновые, почти белые волосы, стянутые в тугой, элегантный узел на затылке, открывали высокий, чистый лоб и аристократические, точеные черты лица, которые в свои тридцать пять лет она несла с гордостью и легким налетом наследственного высокомерия. Прозрачно-голубые глаза, холодные, как лед альпийских вершин, внимательно изучали информацию, выведенную на главный тактический дисплей. Она унаследовала этот пост, эту тяжелую ношу, от своего отца, одного из основателей «Эгиды», который руководил организацией сорок четыре года, и каждый день доказывала, что сталь в ее характере тверже, чем в его.

Тихий, модулированный голос старшего аналитика, лишенный каких-либо интонаций, кроме деловой сухости, завершил доклад по инциденту «Оберталь-2507». На огромном экране застыло спутниковое изображение баварской долины, где еще недавно располагалась идиллическая деревушка, теперь же виднелось лишь расплывчатое, тревожное пятно, окруженное зоной выжженной земли. Рядом мелькали отрывочные видеозаписи с разведывательных дронов, запущенных по первому сигналу тревоги, – кадры хаоса, нечеловеческих форм и чего-то лилового, пульсирующего, что заставляло даже закаленных оперативников «Ока» непроизвольно морщиться.

– Потери среди гражданского населения – сто процентов, мэм, – безэмоционально констатировал аналитик – первичное сдерживание местными силами провалено. Объект демонстрирует экспоненциальный рост и способность к фрагментации с образованием автономных юнитов.

Элеонора медленно кивнула, ее лицо оставалось бесстрастным, словно высеченным из слоновой кости. Пальцы с безупречным, едва заметным маникюром легко постукивали по сенсорной панели стола. Оберталь. Имя, которое через несколько часов станет синонимом кошмара в закрытых отчетах «Эгиды». Она пробежала глазами выдержки из донесения чудом уцелевшего почтальона и последующих «героических» усилий местного ландрата барона фон Штумпфенхаузена.

– Наблюдательная комиссия, вооруженная вилами…восхитительно, – промелькнула в ее сознании ледяная усмешка – дилетанты. Они всегда остаются дилетантами, когда сталкиваются с тем, что выходит за рамки их уютного мирка.

Отец часто говорил ей, что величайшая слабость человечества – его неспособность поверить в реальность угрозы, пока она не вцепится ему в глотку. Этот инцидент был очередным тому подтверждением.

Она подняла взгляд, и ее холодные глаза обвели зал. В них не было ни страха, ни сострадания – лишь кристально чистый расчет и несгибаемая воля.

– Протокол «Ахерон» – ее голос, негромкий, но властный, прорезал тишину «Ока», мгновенно мобилизуя каждого сотрудника – установить полный карантинный периметр радиусом пятьдесят километров от эпицентра. Воздушное пространство закрыто. Задействовать все доступные разведывательные платформы: спутники, стратосферные дроны, группы БПЛА с полным комплектом сенсоров – термальные, биологические, радиационные. Группы «Гамма-3» и «Дельта-5» – полная боевая готовность, ожидание приказа на выдвижение. Доктор Чен, ваш отдел ксенобиологического анализа – приоритет высший. Мне нужен детальный отчет о природе этой сущности, ее жизненном цикле, способах распространения и потенциальных уязвимостях. Срок – двенадцать часов. Не минутой позже.

Слова Элеоноры были как отточенные лезвия, каждое рассекало воздух с хирургической точностью, не оставляя места для вопросов или промедления. Сотни специалистов в «Оке» и на других засекреченных объектах «Эгиды» по всей Европе пришли в движение, словно части единого, отлаженного механизма. Эта организация, созданная более полувека назад дальновидными умами из разведок, науки и древних аристократических родов, к которым принадлежала и ее семья, была единственным щитом Европы против угроз, о которых обыватели не должны были даже догадываться. И Элеонора де Монтескье была кузнецом этого щита и тем, кто держал его твердой рукой.

Она снова посмотрела на экран, где лиловое пятно Оберталя казалось отвратительной язвой на теле земли. Потери. Неизбежные издержки в войне, о которой мир не знал. Спасать тех, кто уже поглощен, было бессмысленно. Ее задача – локализовать, изучить и уничтожить угрозу, прежде чем она распространится дальше. Любой ценой. Прагматизм – вот что отличало ее от отца, склонного порой к сентиментальности, которую она считала непозволительной роскошью.

В стерильной, высокотехнологичной атмосфере «Ока», где царила логика и порядок, анализировался первобытный, хтонический ужас, вырвавшийся из неведомых глубин. Контраст был разительным: холодный блеск стали и мерцание голограмм против пульсирующей, аморфной плоти, пожирающей жизнь; рациональный ум против слепой, всепоглощающей силы. Элеонора чувствовала этот контраст каждой клеткой своего существа, и он лишь укреплял ее решимость. Здесь, в глубине «Цитадели», она была на своей территории, где хаос препарировался, анализировался и в конечном итоге подчинялся воле.

На мгновение она поймала свое отражение в темном экране одного из мониторов: бледное лицо, решительно сжатые губы, глаза, в которых не было ничего, кроме льда и цели. Образ идеального солдата, идеального руководителя в этой тайной войне.

– Приступайте – тихо произнесла она, и гул серверов, казалось, на мгновение усилился, словно огромный механизм «Эгиды» с готовностью отозвался на приказ своей повелительницы. Первобытный ужас выполз на поверхность, но высокие технологии и холодный разум уже готовились дать ему отпор.

Тишина в «Оке» сгустилась, став почти осязаемой. Мерное гудение серверов теперь казалось биением сердца гигантского, холодного зверя, подчиненного воле своей хозяйки. Элеонора де Монтескье не сдвинулась с места, ее взгляд по-прежнему был прикован к тактическому дисплею, где лиловое пятно Оберталя медленно, но неумолимо пульсировало, словно злокачественная опухоль на теле Европы. Вокруг нее, за длинным овальным столом из темного, почти черного композита, сидели ее ближайшие советники – начальники ключевых департаментов «Эгиды». Их лица были напряжены, но лишены паники; страх в этих стенах был такой же недопустимой роскошью, как и сантименты.

Первым нарушил молчание генерал Арман Дюваль, глава оперативного командования «Эгиды», седовласый мужчина с лицом, изрезанным шрамами былых, не афишируемых войн.

– Мэм, протокол «Ахерон» активирован. Первые подразделения «Гамма» уже на подходе к внешнему периметру. Оценка сопротивления со стороны объекта затруднена из-за агрессивной среды и отсутствия четкой структуры у противника. Местные власти, если их так можно назвать после отчета барона фон Штумпфенхаузена, полностью дезорганизованы.

Элеонора едва заметно усмехнулась, уголок ее губ чуть дрогнул.

– Барон фон Штумпфенхаузен и его доблестные крестьяне с вилами, – ее голос был ровным и холодным, как сталь – классический пример того, что мы называем «человеческим фактором». Некомпетентность, помноженная на панику и упрямое нежелание признавать реальность, выходящую за рамки их воскресных проповедей. Сколько времени было потеряно, генерал, из-за этой очаровательной сельской идиллии?

– Сорок восемь часов критического времени, мэм, – ответил Дюваль, не дрогнув – именно столько потребовалось, чтобы сигнал о чем-то действительно аномальном пробился через кордоны местной бюрократии и страха.

– Сорок восемь часов, за которые эта… мерзость… могла укрепиться и распространиться – Элеонора перевела взгляд на доктора Айлин Чен, главу ксенобиологического отдела, хрупкую на вид женщину азиатской внешности, чей ум был острее любого скальпеля – доктор Чен, ваши предварительные выводы? На что мы смотрим?

Айлин Чен активировала свой планшет, и на общем экране появились новые данные: спектральный анализ, моделирование клеточной структуры, гипотетические векторы распространения.

– Сущность, условно названная нами «Морбус-Омега», демонстрирует признаки внеземного происхождения, мэм. Агрессивная ассимиляция органической материи, быстрое размножение делением и, что наиболее тревожно, признаки адаптивного поведения. Оно учится. Оно реагирует на попытки сдерживания. Предварительные данные указывают на наличие некоего коллективного разума, хотя и примитивного на данном этапе.

– Примитивного, но эффективного, судя по Оберталю, – процедила Элеонора. – потери среди гражданского населения в зоне первичного поражения являются прискорбными, но, увы, неизбежными. Это те самые необходимые жертвы, о которых так не любят говорить политики, но которые являются неотъемлемой частью нашей работы. Наша задача – не оплакивать павших, а гарантировать, что их жертва не будет напрасной. Локализация и полное уничтожение «Морбус-Омега» – единственный приемлемый исход. Любые иные сценарии ведут к катастрофе континентального масштаба.

Ее взгляд обвел советников.

– Мистер Хендерсон – обратилась она к главе службы внутренней безопасности, человеку с незапоминающейся внешностью и глазами, которые, казалось, видели все – уровень информационной безопасности. Утечки?

Лицо Хендерсона, обычно непроницаемое, на мгновение омрачилось.

– Мэм, есть одна проблема. Почтовое отделение Оберталя. Тот самый почтальон, Герр Мюллер, который первым поднял тревогу и чудом выжил. Его первоначальные сообщения были хаотичны, но он успел сделать несколько звонков до того, как связь с долиной полностью прервалась. Один из звонков – его кузену, журналисту бульварной газетенки в Мюнхене. Наш отдел радиоперехвата зафиксировал фрагменты разговора. Ничего конкретного, но достаточно, чтобы вызвать нездоровый интерес.

Элеонора медленно постучала пальцами по столу.

– Нездоровый интерес имеет свойство перерастать в панику, а паника – наш главный враг после самого «Морбус-Омега». Этот журналист…имя?

– Клаус Риттер, «Мюнхенский Вестник» – ответил Хендерсон – наши агенты уже ведут наблюдение. Он проявляет активность, пытается связаться с другими источниками, ищет подтверждения туманным рассказам своего кузена.

– «Человеческий фактор» во всей его красе – ледяным тоном произнесла Элеонора – любопытство, которое может стоить миллионов жизней. Мистер Хендерсон, я полагаю, у вас уже готов план действий?

– Да, мэм – Хендерсон кивнул – группа «Омега-7» находится в Мюнхене. Они готовы действовать по вашему приказу. Стандартный протокол «Тишина».

– Протокол “Тишина”, – Элеонора позволила себе еще одну едва заметную, хищную улыбку. – Элегантно и эффективно. Убедитесь, что мистер Риттер не успеет поделиться своими открытиями ни с кем. И его кузен, Герр Мюллер…его показания уже задокументированы нашими специалистами?

– Да, мэм. Полный отчет. Сейчас он находится под седацией в нашем карантинном блоке «Цербер». Его состояние нестабильно, учитывая пережитое.

– Его ценность как свидетеля исчерпана, – констатировала Элеонора без тени сочувствия – а как потенциальный источник утечки или, хуже того, носитель он представляет собой недопустимый риск. После того, как группа «Омега-7» завершит работу с журналистом, пусть они займутся и почтальоном. Аккуратно. Без лишнего шума. Официальная версия – сердечный приступ, вызванный посттравматическим стрессом. Это будет даже правдоподобно.

Ни один мускул не дрогнул на лицах присутствующих. Приказ был отдан. Судьба двух человек была решена одним холодным росчерком ее воли.

***

Клаус Риттер нервно теребил ручку, сидя в своей захламленной квартирке на окраине Мюнхена. Телефонный разговор с кузеном Гансом из Оберталя не давал ему покоя. Что-то ужасное там произошло, что-то, о чем Ганс говорил сдавленным, полным ужаса шепотом, прежде чем связь оборвалась. Лиловый туман, крики, люди, которые… менялись. Бред сумасшедшего? Возможно. Но Ганс никогда не был склонен к выдумкам.

Риттер уже обзвонил несколько своих контактов в полиции и местных органах власти. Все либо отмахивались, либо давали уклончивые ответы о «небольшом инциденте» и «карантинных мерах предосторожности». Но он чувствовал – что-то не так. Что-то очень не так. Он уже набросал черновик статьи, озаглавив его «Тайна долины Оберталь: что скрывают власти?».

Раздался тихий стук в дверь. Риттер удивленно посмотрел на часы – почти полночь. Кто бы это мог быть? Он подошел к двери и посмотрел в глазок. Двое мужчин в строгих темных костюмах. Выглядели как чиновники или… коллекторы.

– Кто там? – спросил он.

– Господин Риттер? Полиция. У нас к вам несколько вопросов относительно вашего кузена, Ганса Мюллера – ответил один из них спокойным, ровным голосом.

Полиция? Это было странно. Но, возможно, они наконец-то начали расследование. Риттер, немного помедлив, открыл замок.

Двое мужчин вошли быстро, почти бесшумно. У одного из них в руке мелькнул короткий цилиндр. Прежде чем Риттер успел что-либо сказать или среагировать, в лицо ему ударила струя ледяного газа. Легкие обожгло, мир перед глазами поплыл и стремительно почернел. Он обмяк, падая на пол.

Один из оперативников «Омега-7» присел рядом с бесчувственным телом, проверил пульс. Его напарник уже осматривал квартиру, методично собирая ноутбук Риттера, все его записи, диктофон.

– Чисто – коротко бросил первый – объект нейтрализован.

– Материалы изъяты. Следов не будет, – ответил второй, упаковывая вещи в неприметную спортивную сумку – следующая цель – блок «Цербер». Почтальон.

Через несколько минут они так же тихо покинули квартиру, оставив за собой лишь слабый, едва уловимый запах озона и абсолютную тишину. В компьютере главного штаба «Эгиды» напротив фамилии «Риттер, Клаус» загорелся зеленый индикатор – «устранено».

А в глубине стерильного медицинского отсека «Цербер», где измученный Герр Мюллер метался в беспокойном сне под действием сильных седативов, дверь его палаты тихо открылась. Вошел человек в медицинском халате, но его глаза были холодны и внимательны, как у хирурга перед сложной, но необходимой операцией. Через несколько минут и этот последний потенциальный источник неконтролируемой информации будет устранен. Элегантно и эффективно. Как и приказала леди Элеонора де Монтескье.

Человеческий фактор был в очередной раз безжалостно вычеркнут из уравнения. Щит Европы должен был оставаться незапятнанным и прочным. Любой ценой.

Тишина, последовавшая за устранением «утечек», была тяжелой, но Элеонора де Монтескье не позволила ей затянуться. Ее взгляд, холодный и пронзительный, вновь обратился к тактическому дисплею, где лиловое пятно Оберталя продолжало свою зловещую пульсацию.

– Вернемся к основной проблеме, господа, – ее голос разрезал тишину, как скальпель – генерал Дюваль, доктор Чен, ваши последние прогнозы по развитию ситуации с «Морбус-Омега»? С учетом предпринятых мер по сдерживанию.

Генерал Дюваль прокашлялся.

– Мэм, подразделения «Гамма» вступили в контакт. Сопротивление…или, вернее, реакция среды превосходит наши самые пессимистичные расчеты. «Морбус-Омега» демонстрирует не просто адаптацию, а активное противодействие тактическим группам. Оно использует элементы ландшафта, ассимилированную биомассу, оно создает ловушки. Потери уже превысили допустимые на этом этапе на двенадцать процентов. Стандартные протоколы локализации биологических угроз класса семь неэффективны. Эта сущность не следует известным нам паттернам.

Доктор Айлин Чен добавила, ее голос был напряжен, но четок:

– Более того, мэм, скорость его распространения внутри первичного периметра увеличилась на семнадцать процентов за последние шесть часов, несмотря на применение химических и термических барьеров. Каждый наш шаг провоцирует контрмеры. Анализ образцов, полученных с риском для жизни оперативников, показывает, что «Морбус-Омега» не просто размножается; оно эволюционирует с пугающей скоростью. Его клеточная структура становится все более устойчивой к нашим разработкам. Если оно пробьет текущий периметр сдерживания, следующий рубеж обороны, даже усиленный, продержится не более двенадцати часов. Далее – экспоненциальный рост. Мы говорим о потере контроля над ситуацией в течение, возможно, семидесяти двух часов, если не меньше.