Девушка, которая не умеет петь

Агата всем своим существом ощутила, как невероятно прекрасно тепло огня, пусть так слабо, но всё же касающееся её. Устроившись поудобнее, служанка осмотрелась. Она заметила, что недалеко от котелка, висящего над огнём, были рассыпаны горячие угли. Над углями была установлена решетка, где пеклась рыба, картошка, мясо курицы. Там же у огня была поставлена каменная плита, на которой грелся чугунный чайник.

Агата прикусила губу. Запах наваристой похлёбки и поджаривающегося мяса заставил желудок девушки болезненно сжаться – после всего пережитого просто неимоверно хотелось есть.

Но придется перебиться. Чай, не в гостях.

Время словно бы остановилось. Разбойницы ужинали и разговаривали, кто-то кричал, о чём-то спрашивал, смеялся. Потом всё стихло, и Агата задремала. Полудрёма охватила её ненадолго, уже вскоре голоса разбойниц снова заставили её очнуться.

– Эти две напыщенные индюшки важны для Дактеана, – содрав хрустящую кожицу с копченой курицы, хмыкнула Шианна. – Но мы за них всё равно много не выручим.

– Как это так – не выручим? – пробасила женщина в цветастом платье. Она уже сидела рядом с Шианной и грела испачканные в золе руки у огня. Агата вдруг обратила внимание, что эта женщина чем-то схожа с Лютильдой, словно бы они были сестрами. – Они же воспитанницы леди Осткард!

Держа в блестящих от жира пальцах куриную косточку, Шианна рассекла ей воздух, отмахиваясь от собеседницы.

– В том-то и дело, Кассена, – качнула головой разбойница, и выражение её лица в один миг стало жёстче. – Они всего лишь воспитанницы леди Осткард. Не дочери они ж ей, в конце-то концов. Её новорожденная дочь в замке, у неё под боком. Что ей с этих дур?

Агата опустила голову и осторожно посмотрела на Лизу. Та, облокотившись о скалу, рыдала, закрыв лицо руками. Анну Агата со своего места видеть не могла, впрочем, догадывалась, что она горюет не меньше сестры.

– А что со служанкой? – Поведя круглым плечом, Кассена вдруг вскочила с места и начала собирать с низкого стола посуду, некогда блестящую серебристым цветом мельхиора, но ныне почти полностью покрывшуюся черным слоем копоти. – Зачем нужна эта малявка? За неё они и меди не дадут.

Агата замерла и прислушалась.

– Этого мы ещё не знаем, – Шианна кинула пронзительный взгляд на свою пленницу. – Видишь ли, слуги обычно знают больше господ. Может, она будет полезна Дактеану. Если нет… – Шианна пожала плечами, и служанка почувствовала, как её сердце ушло в пятки. – Заберем её к себе. Я уверена, что несчастная девчонка натерпелась в замке у лорда Осткарда. А мне всё равно нужны люди.

Неожиданно для себя Агата вдруг испытала удивительное облегчение. И не просто облегчение, даже толику терпкой радости. Почему? Она не знала, да и не было сейчас сил об этом думать. Прикрыв глаза, девушка тихо выдохнула.

– Когда ты отправишься? – спросила Кассена. – И как поедешь?

Шианна запрокинула голову и, припав к мехам, сделала несколько больших глотков. Утерев рукой капли вина с подбородка, она ответила:

– Скоро. Через час. Сегодня срежем – не хочу делать ненужный крюк, к тому же погода нам благоволит. Поедем через лес до тракта, а затем…

Шианна понизила голос, и Агата больше ничего не услышала. Резко жестикулируя, разбойница что-то разъясняла Кассене, грузная женщина почти ничего не говорила, лишь изредка кивала. Когда разговор наконец был окончен, Шианна снова взглянула на Агату и, о чём-то подумав, добавила:

– Кстати, дай-ка им, Кассена, травяной отвар. И поесть. Нам предстоит долгая дорога. Если они подхватят что-нибудь и испустят дух на руках у Дактеана, нам уж точно лучше не станет.

***

Спустя несколько часов после начала очередного путешествия дождь снова начал лить с неистовой силой. К счастью, тогда большая часть старого тракта, проходящего через лес, была уже позади.

Ночь, давно вступившая в свои права, темным маревом разлилась вокруг, и теперь Агата едва ли могла различать какие-то детали в окружающем её лесу. Ещё хуже стало после того, как над остывшей землёй растеклись извилистые пласты молочно-белого тумана. Сгустившийся неожиданно, он сильно раздражал Шианну, и Агата нередко слышала, как женщина тихо ругается себе под нос, бормоча что-то про опасность засад.

Агата клевала носом и, по-прежнему сидя на лошади перед разбойницей, пару раз даже задремала. Горячий и ароматный травяной отвар, по кружке которого досталось пленницам от Кассены, позволил согреться, а немного картофеля и парочка кусочков куриного мяса разом притупили чувство страшного голода.

Они остановились как-то слишком неожиданно. Могло показаться, что разбойницы просто потеряли дорогу, заблудились. Тракт с застарелой, размытой в последние дни колеёй вёл вперёд, в темную еловую даль незнакомого Агате леса, а дальше – неизвестность.

Некоторое время лошади трёх женщин, сопя и фыркая, беспокойно топтались на месте посреди дороги. Лютильда и Ранеа вслушивались в шорохи, были напряжены, хмурились, как и Шианна, которая не мигая вглядывалась в темноту кустов дикого орешника, разросшегося справа от дороги.

Агата едва заметно вздрогнула, когда гибкие ветви кустов тихо разошлись в стороны, и на дорогу вышел крепкий молодой конь вороной масти. В глубоком седле восседал мужчина в черном плаще. И хотя его голову покрывал капюшон, Агата хорошо видела лицо незнакомца – бледное, с грубыми чертами и впалыми щеками.

Цепкий взгляд мужчины скользнул по лицам разбойниц, задержался на Ранее.

– Уговор выполнен, Дактеан. – Голос Шианны был холоден как лед.

– Наконец-то, – едко произнес мужчина. – Почему так долго?

– Подождёшь, не развалишься, – огрызнулась разбойница. По всей видимости, недовольство Дактеана вызвало у Шианны раздражение куда большее, чем матовый туман, плотно сгустившийся на лесной дороге. – В прошлый раз из-за твоей спешки я чуть не потеряла человека. Так что изволь.

Дактеан едва заметно оскалился, но сказать ничего не сказал. Чуть склонив голову, оглядел Агату, сидящую перед Шианной, нахмурился и перевёл взгляд на других пленниц.

– Кто из них кто?

– Эти две, – Шианна кивком указала на Лизу и Анну, – те самые воспитанницы леди Осткард, о которых мы договаривались.

Дактеан с недоверием достал факел из кожаной сумки, пристегнутой к седлу. Чиркнуло огниво, и огонь полыхнул на пропитанной маслом тряпке, разгораясь в ночной темени маленьким заревом. Сощурив глаза, Агата отвернулась.

Держа факел в руке, Дактеан пришпорил коня, и тот поплёлся через дорогу ближе к разбойницам. Подъехав к Лютильде и Ранее, мужчина внимательно оглядел захваченных в плен девушек. Всё это время лицо его оставалось сухим и бесстрастным, словно бы безжизненным, однако в глазах читался интерес.

Повернув коня к Шианне, Дактеан указал на Агату.

– А эта оборванка?

– Служанка. Была с ними, когда мы их взяли. Можешь брать – она может оказаться полезной, если вдруг знает что-то; можешь не брать, тогда я сама решу, что с ней делать.

Дактеан снова посмотрел на Агату. Взгляд его был колким, неприятным. Глядя ему в глаза, девушка почувствовала, что её судьба за нынешний день решается уже в третий раз. От решения этого человека будет зависеть то, что её ждёт в ближайшем будущем.

Обдумывая всё с раздражающей медлительностью, Дактеан лениво склонил голову набок. Наконец его губы дрогнули и искривились в презрительной усмешке, взгляд ожесточился.

– Возьму и чернь. – Мужчина посмотрел на Шианну. – Она и правда может знать что-то важное. Там разберутся. Но много золота за неё не проси – может быть, четверть от половины.

– Мне нечего терять, – бросила Шианна, соглашаясь.

Агата почувствовала, как её сердце раскалывается на части. Значит, решено. Дальше она едет с этим страшным типом, но чего же ей теперь ждать? Скорее всего, надо начинать снова готовиться к тому, что в ближайшие дни её может ждать смерть или нечто похуже.

Просвистев что-то по-птичьи, Дактеан развернул коня. Шианна вздрогнула, нервно сжав в пальцах гриву своей лошади. Агата знала почему: разбойники в лесах лорда Осткарда уже давно не использовали птичий язык. Там это стало слишком опасно ещё десять лет назад, после разгула «Пернатой банды», которую не могли поймать слишком долго и членов которой обрекли на слишком жестокую смерть, чтобы те, кто бороздил Осткардские леса, теперь не боялись быть причисленными к этим некогда ловким бандитам. Тем не менее в здешних местах вряд ли это чем-то грозило таким, как Шианна и Дактеан.

Что-то хрустнуло, и из кустов орешника вдруг показалось лицо, носившее на себе застаревшие следы яропитой болезни, а секунду спустя показался и его обладатель – крепко державший факел в руках здоровяк неопределенного возраста.

– Лоттон, неси сюда деньги. И начинай готовить повозку.

Голос Дактеана словно прошелестел, прокатившись через лесную тишину. Зло сверкнув глазами в сторону Шианны, Лоттон коротко кивнул и снова исчез в кустах.

Пыльный, обитый медью сундучок из массива тика здоровяк принёс уже через несколько минут, и Шианна внимательно пересчитала всё до последнего золотого. Когда она наконец захлопнула крышку сундука и передала его Лютильде, ослабевшие от долгой дороги пленницы уже стояли возле Дактеана. Девушки переминались с ноги на ногу и дрожали от холода – все трое с бледными лицами и со свежим страхом в глазах.

– Всё верно? – насмешливо осклабился Дактеан, перехватывая гибкие поводья, пристегнутые к удилам его лошади.

– Вполне.

Тон Дактеана Шианне не нравился, впрочем, как и он сам. Однако, сомневаться в чистоте сделки с ним разбойнице ещё ни разу не приходилось. Дактеан любил поддерживать крепкие и доверительные отношения с тем, с кем он работал, но деньги и выгоду любил ещё больше, так что, по идее, всегда мог предать ради большей награды.

Шианна нахмурилась, заметив тревожный взгляд огромных синих глаз Агаты. Служанка на секунду замерла, рассеянно огляделась и тут же скрылась с дороги, ведомая Лоттоном в чащу.

– Тёмных ночей тебе, Шианна, – произнёс Дактеан, разворачивая лошадь и собираясь исчезнуть, как надеялась разбойница, на «подольше».

– И тебе, – с нажимом ответила женщина.

Дактеан ушёл, а Шианну вдруг кольнула жалость: всё же не стоило отдавать ему несчастную девчонку…

***

Влажная трава мешалась с густым мхом – мягким, но таким вымокшим, что Агате казалось, будто бы она наступает в воду. Туман сгустился ещё сильнее, казалось, закипел. Плавно огибая деревья, он растекся над землёй лилейными лентами. Теперь карабкаться через скользкие заросли стало ещё тяжелее. И пусть шли недолго, но показалось, что целую вечность. Шаг за шагом, от дерева к дереву, всё дальше и дальше… Красные ягоды брусники лопались под уставшими ступнями, листья прилипали к коже, тяжелые от влаги ветки царапали щеки.

Платье и изношенные башмаки снова насквозь промокли, и холод мгновенно стянул всё тело ощутимой вуалью.

Пробираясь через кусты, Агата пыталась хоть что-то рассмотреть в темноте – выходило едва-едва, и это было плохо, потому что идти было и так тяжело, а их ещё и подгоняли. Последние силы вдруг утекли вместе с тонкими ручейками дождевой воды, внимание померкло, отчего Агата поскользнулась на круглом корне и споткнулась. Ухватившись за толстый ствол дуба, чудом удержалась на ногах. А когда, тяжело дыша, подняла голову, поняла, что они пришли.

Лоттон, бурча под нос ругательства и дёргая мощными плечами, протопал в темноту и уже через четверть минуты вернулся. Он велел им встать возле небольшой телеги – старой, но по виду крепкой, над задней частью которой был установлен навес из прочных досок, покрытых плотной парусиной, а ещё велел помалкивать и не ныть, сам он, что-то разыскивая, завозился возле козел.

Дактеан остановился неподалеку от телеги, бесшумным и мягким движением достал из-за пазухи серебряную флягу и протянул её Анне.

– Пей, – холодно приказал Дактеан. – И вы две – тоже. По глотку.

Анна коснулась фляги слабеющими пальцами, помялась, никак не решаясь взять её в руки. Отяжелённый злобой взгляд Дактеана заставил воспитанницу леди Осткард поторопиться. Взяв флягу в руки, девушка поднесла её к губам и сделала глоток. Морщась и вытирая рот, Анна передала её сестре. Та нервно схватила флягу, быстро сделала глоток и так же нервно сунула ёмкость в руки Агаты.

Девушка скользнула взглядом по выпуклым цветам на серебряной виноградной лозе, затем, почувствовав запах мяты и белой лаванды, на какое-то мгновение замешкалась. Но ждать её никто не собирался. Ещё секунда – и холодное горлышко фляги коснулось сухих губ, во рту расплылся горьковато-кислый вкус какого-то варева.

Оказавшись в телеге, Агата сразу прильнула к стенке, где, устроившись меж пыльных мешков, обхватила колени руками. Под парусиной было темно – глаз выколи, зато хорошо чувствовался запах мускуса и экзотический аромат сандала, запрещенного для нефиксированной перевозки по землям ближайших государств без уплаты огромной пошлины.

Эта деталь помогла Агате понять, что они сейчас находятся в плену контрабандистов.

Забравшись в телегу вслед за Агатой, Лиза и Анна сразу же забились в самый дальний угол, и уже через минуту, переваливаясь и покачиваясь, телега медленно двинулась вперёд.

Дорога была ужасной – долгой, тяжелой, переносилась с надрывом.

Иногда повозку приходилось останавливать, чтобы либо вытащить колеса из ямы или слишком глубокой колеи, либо что-то сделать с осью, чтобы она выправилась. В эти минуты девушки вылезали из-под навеса, ёжились, стоя на холодном ветру, но затем они снова залезали под парусину к мешкам, сундукам и коробкам, правда, только после того, как Лоттон и Рубис, длиннорукий кучер с ёжиком черных волос и несоразмерно большой по отношению к его голове челюстью, вытаскивали телегу на дорогу.

Дактеан лишь контролировал ситуацию, он ехал на своей лошади позади повозки, поглядывая за тем, чтобы девушки никуда ненароком не ускользнули. Агате же то и дело чудилось, что где-то совсем близко она слышит многочисленные голоса, сменяющиеся криками и лязгом оружия, что кто-то кричит, зовёт её по имени. Конечно, на самом деле ничего подобного не происходило, и даже чудившийся служанке огонь факелов, мелькающих из-за колышущегося навеса, был лишь плодом её воображения.

Девушка всё быстрее проваливалась в мучительно-беспокойный сон.

***

Повозку сильно тряхнуло при въезде на очередную колею, и это заставило Агату очнуться. Сощурив глаза, служанка судорожно втянула в себя воздух. Первое, что она почувствовала, был зверский холод, второе – слабость, даже бессилие.

Телегу шатало, плотная ткань навеса сильно продувалась. Найдя в себе силы, Агата приподнялась на месте, после, усевшись возле двух пыльных мешков с чем-то тяжёлым внутри, замерзшими пальцами коснулась своих губ. Хотелось пить до жжения в горле. А ещё есть и по-прежнему спать, но нельзя. Девушка обхватила руками свои худенькие плечики, приходить в себя было тяжело.

Ощущение после сна было странным. Голова была слишком тяжелой, кружилась, всё тело ломило, а конечности едва двигались. Должно быть, Дактеан дал своим пленницам сонное зелье, не иначе. Служанка попыталась найти взглядом воспитанниц леди Осткард. Обе сестры по-прежнему ютились в самом дальнем уголке телеги, спрятавшись за дубовым сундуком и стопкой стянутых канатом подушек. Лиза спала, опустив голову себе на грудь. Её светло-рыжие волосы были сильно всклокочены, слиплись от грязи. Розовое платье, украшенное нежной рюшей, перепачкано в грязи и разодрано в нескольких местах, точно так же, как и светлое одеяние Анны, прикорнувшей на плече у сестры и то и дело нервно вздрагивающей в беспокойном забытьи.

Агата нахмурилась, поправила давно просохшую косынку на голове и покусала сухие губы. Сколько же времени прошло с тех пор, как она заснула? Как далеко их увезли?

Решив попытаться разглядеть что-либо из-за брезента, девушка подобралась поближе к краю телеги. В этот момент повозка со скрипом накренилась и остановилась, заставив служанку испуганно замереть на месте.

– Эй, Дактеан… Ты, что ли?

Хриплый мужской голос был отчетливо слышен даже сквозь какофонию, сплётшуюся из рёва моросящего дождя и воя одичавшего ветра.

– А ты что, не видишь, свинья, я это или кто другой? – грубо вторил ему голос бледнолицего контрабандиста. – Отворяй ворота да побыстрее. И пошли в замок весточку о моём прибытии.

Послышалось хриплое заискивание привратника, после – глухое восклицание и грохот. Судя по всему, ворота, находящиеся где-то впереди телеги, начали открываться. Даже из-под брезента слышалось, как пыхтели мужики, и как стража чего-то голосит, прерываясь на громогласный смех.

Вскоре Дактеан и двое его людей повели лошадей дальше. Повозка, скрипя осями, тяжело перекатилась с размытой дороги на мощеную и дальше пошла уже куда легче и быстрее.

Агате удалось выглянуть из-за парусины, отогнув её краешек. Теперь она со всем вниманием осматривалась вокруг.

Город, куда привезли её и девочек-воспитанниц леди Осткард, был большим, величавым. Это было заметно даже сквозь царящую ночную темень на улицах. Дома из тёмно-серого шершавого камня высились по обочинам широкой дороги, по которой сейчас и ехала телега, то малые из них, то повыше, уходили в самые разные стороны вслед за изгибами дорог и ленточками переулков. В окнах их изредка мерцал свет – неяркий, свечной, а по стенам снаружи вился дикий виноград, пышущий сочно-зелеными листьями. Агата видела не только узкие улочки и проспекты, где заунывно поскрипывали вывески таверн и лавок, видела и площади – неровные круглые, вытянутые овальные, с низкими прилавками и со сколоченными сваями из дерева для будущих ярмарок и увеселительных мероприятий.

Город казался Агате донельзя знакомым, но уцепиться за черты его девушке никак не удавалось – усталость и головная боль едва ли давали сосредоточиться.

По городу ехали долго. Через час взгляду вдруг всё чаще стали попадаться высокие поместья за коваными изгородями, фруктовые сады и аллеи с фонтанами и цветущим кустарником, лавки богатых торговцев. Потом вдруг телега, скрипя и постанывая, громыхнула и тяжело выкатилась на большой мост. Агата слышала шум воды, а ещё смех и возгласы, скрип дерева и бряцанье лошадиных копыт по камню.

Служанка всё гадала, в какой город их могли привезти, когда, в очередной раз накренившись, повозка вдруг остановилась.

***

Дактеан перевёл взгляд на Лоттона и кивком указал в сторону телеги. Последний, скривив лицо, исчерченное шрамами от многочисленных язв, кивнул. Грузный наёмник спрыгнул на землю, да так, что под его широкими ступнями камень, казалось, едва не закрошился. Резво перебирая коренастыми ногами, Лоттон подоспел к едва покачивающемуся на ветру брезенту и рывком отдёрнул его. В телегу хлынула волна яркого света, и Агата отвернулась, прикрыв глаза рукой.

Увидев Лоттона, Анна ахнула и прижалась к Лизе. Та была бледной, словно мел. Глаза её горели – и едва ли не впервые в жизни не презрением, а страхом.

– Вылезайте, – проскрипел наёмник.

Холодная злоба, мелькнувшая в его взгляде, не предвещала ничего хорошего, поэтому Агата поднялась с места и, пробираясь через хлам, сваленный в телеге, поспешила выбраться наружу. Лиза и Анна не последовали примеру служанки, и поэтому через минуту, тихо бурча грязные ругательства себе под нос, уже сам Лоттон залез в повозку и выпихнул из неё двух визжащих девиц.

Тем временем переминавшаяся с ноги на ногу Агата оглядывалась вокруг.

Сомнений не было, это был внутренний двор замка – двор просторный, убранный, хорошо освещенный танцующим на ветру пламенем многочисленных факелов. Стража была идентично одета в прочную кольчугу, поверх которой алело сюрко без рукавов, с гербом, вышитым на груди белыми нитями: огромная птица, изображенная на щите, распахнула остроперые крылья в стороны, гордо подняла голову, украшенную массивной короной. Деталей на гербе, конечно, было намного больше, но, во-первых, Агате их было не разглядеть, а во-вторых, этого и не требовалось. Она и так уже до исступления похолодела, мигом уразумев, кому именно принадлежит этот поистине великолепный герб.

Служанка вдруг почувствовала, как счастье мешается с горем от осознания происходящего и застывает внутри чем-то горячим и сладким, воздушным, необыкновенным. Господи, кто бы мог подумать, что их привезут в столицу Нортона!

Она дома, дома! В своем родном королевстве, в Нортоне!

Но кто она здесь?.. Боль разрывала сердце едва ли слабее упоительного ликования. Она служанка, пленница из Атернии, и здесь, на родной земле, её не может ждать ничего, кроме страшной смерти.

Агата резко обернулась. Так оно и будет для неё, так давно покинувшей северный край и столько лет прожившей на западе, ведь их привезли не просто в поместье неизвестного ей лорда, но в замок короля.

Он был перед ней. Замок из тёмного камня был огромен и невероятно красив. В его высоких окнах теплился свет, а ровные стены, искусно украшенные внушительными карнизами и неброскими узорами, тянулись в стороны, перетекали из нижних помещений в верхние и венчались высокими башнями, на острых шпилях которых развевались тёмно-красные флаги с белым гербом короля Нортона.

Агата зажмурилась. Вот и всё. Скорее всего, в ближайшем будущем их ждут пытки и смерть. И отсюда-то им точно уже не выбраться.

Но сколько же они добирались сюда?! Сколько проспали?! Земли лорда Осткарда находились на стыке Атернии и Нортона, и в этой войне, как и в давние времена, были провозглашены нейтральной территорией – мостом. Хотя ныне Август Осткард поддерживал Сиэлька, в боевых действиях против северного короля всё же не участвовал. Нейтральная земля была нужна и королю Атернии, и королю Нортона. У каждого на то были веские причины.

Но ни одна из этих причин не могла спасти жизнь жалкой служанке, пусть даже из дома лорда тех земель, что были провозглашены свободными от войны.

Агате было страшно. Пусть в её жизни было так мало хорошего, она всё же жила – с трепетом и любовью ловя каждый повод к радости, начиная от небесной глади, коей она могла наслаждаться каждый день, и заканчивая куском хлеба, достающегося ей в обед. Она могла жить, любить и петь.

Служанка подняла голову, подставляя лицо порывам свежего ветра, вобравшего в себя запахи полевых цветов, лесной чащи и дивный запах возлюбленного Северного моря. Девушка посмотрела на тёмно-синее полотно неба над головой, усыпанное холодными колючками звёзд. Сейчас, в эти мгновения, она всеми силами пыталась уцепиться за последнюю красоту мира, развернувшуюся перед ней.

Но что, если это конец?..

Если есть Божья воля на то, чтобы её час настал в этот момент – пусть будет так. Только бы её конец был достойным.

Пытаясь справиться с находящей волной ужаса, Агата пристально наблюдала за стражниками. Кто-то нёс караул, прохаживаясь по стенам, кто-то играл в карты, кто-то копошился возле низких деревянных столов, на которых было разложено разнообразное оружие: от гибких луков до длинных мечей. Юноши в легких одеждах из серой ткани либо упражнялись в фехтовании, либо тренировались метать кинжалы в одну из нескольких мишеней, сделанных из сена. У деревянных дверей, ведущих в разные помещения замка, появлялись то бабы в фартуках или в выцветших сарафанах, то старушки с корзинками или стопкой каких-то вещей в руках, изредка – служанки в аккуратных сереньких платьях.

Агата вздрогнула, когда обернулась и увидела перед собой бледное лицо Дактеана. Контрабандист так и не снял своего тёмного капюшона.

– Мы готовы, – проскрипел Лоттон, страшно ухмыляясь.

Быстрый взгляд цепких глаз Дактеана скользнул по пленницам.

– Тогда идём. Не стоит заставлять короля Ренери ждать.

Глава 3

– Пошевеливайся.

Лоттон толкнул Агату, заставляя быстрее подниматься по лестнице к массивным дверям парадного входа. Слабость от бушующего в крови страха была слишком сильной, слишком туго она связала тело. Колени вдруг подогнулись, и служанка упала, чудом не разбив себе нос, однако она оцарапала ладонь и разбила колени. Боль обожгла, заставила содрогнуться, но Лоттону было всё равно – он подхватил девушку за шкирку и поднял на ноги один сильным рывком.

У Агаты с головы слетела косынка и шлепнулась на каменные ступени влажной тряпкой. Девушка судорожно положила руку на голову, затем попыталась подхватить косынку со ступеньки, но Лоттон не дал ей этого сделать.

Он снова грубо пихнул её, заставляя идти вверх по лестнице. Служанка, опустив лицо и стыдливо прикрывая голову, обречённо направилась вперёд, к огромным дверям замка. У дверей их встретил высокий мужчина – не слишком молодой, но и совсем не старый, как Агата узнала много позже, имя его было Марон, и он был родным дядей и верным советником короля Ренери.

Марон был красив. Его светло-русые, прямые и гладкие как шёлк волосы длиной доходили до середины спины. Лицо его было лицом истинного аристократа – с чертами тонкими и приятными. Одет Марон был изысканно: льняная туника алого цвета, искусно расшитая белым кружевом, была перевязана на поясе ремнём из мягкой кожи, точно из такой же кожи были выполнены и его сапоги, украшенные серебряными пряжками.