Последний выбор князя Василько

Остальные кивнули. И Василько понял – не один он. Есть у него братья, пусть не по крови – по духу.

Вернулись перед рассветом. У ворот разошлись без слов.

***

Весна девятнадцатого года пришла рано. В марте уже ручьи зажурчали, почки на вербах набухли. На учебном плацу за городской стеной грязь по щиколотку, но Ратибору это не помеха.

– Сегодня, княже, проверим, чему научился. Бери меч.

Василько взял учебный клинок – затупленный, но тяжелый, как настоящий. Ратибор тоже вооружился.

– Правила простые. Бьемся до трех касаний. Кто первый соберет – победил. Начали!

Опытный воин двинулся неспешно, меч опущен. Обманчивая расслабленность – Василько знал, что Ратибор способен ударить быстрее молнии.

Отскочил в сторону, попытался ударить сбоку.

Ратибор легко отбил, крутанулся на пятке. Тупое лезвие мазнуло по плечу княжича.

– Раз!

Василько стиснул зубы. Еще два касания – и позор. Начал кружить, высматривая слабое место. Вспомнил урок – "не рукой бей, а сердцем". Расслабился, позволил телу двигаться само.

Ратибор атаковал сверху. Княжич поднырнул под удар, ткнул мечом в бок. Попал!

– Хорошо! – одобрил воин. – Один-один. Продолжаем.

Бились долго. Василько падал в грязь, вскакивал, снова шел в атаку. Ратибор не давал поблажек – бил жестко, сбивал с ног. На третьем падении княжич не смог сразу подняться – руки дрожали от усталости.

– Встать! – рявкнул наставник. – Князь не валяется в грязи!

Василько с трудом поднялся. В глазах темнело, дыхание сбилось. Но сдаваться – позор хуже смерти.

Собрал последние силы, бросился вперед. Ратибор отшагнул, выставил подножку. Княжич полетел кувырком, но в падении умудрился задеть мечом ногу противника.

– Два-два! – объявил подошедший Митька, следивший за боем.

Последняя схватка. Оба устали, двигались медленнее. Василько понимал – силой не возьмет. Нужна хитрость.

Сделал вид, что оступился. Ратибор шагнул вперед для завершающего удара. И тут княжич резко присел, перекатился, ударил снизу вверх. Меч коснулся груди воина.

– Три-два! Победа!

Ратибор опустил оружие, улыбнулся в бороду:

– Молодец, княже. Хитрость применил. В бою все средства хороши. – Помог подняться. – Запомни урок: кто не падал – не воин. Главное – вставать. Всегда вставать, даже когда сил нет.

Василько кивнул, запоминая. Пригодится. Еще как пригодится в будущих битвах.

***

Случилось это в конце марта. Лед на Клязьме уже темнел, местами проступала вода, но мальчишки все равно выбежали поиграть – последний раз перед ледоходом. На высоком берегу чернели стены великокняжеского двора – Василько теперь жил тут, во Владимире, под надзором дяди Юрия, с тех пор как в Ростове замолчали колокола.

Василько с Митькой кидали друг другу кожаный мяч, набитый сеном. Рядом возились младшие – среди них двоюродный брат Василька, семилетний Мстиславка, сын князя Владимира Константиновича.

– Василько, лови! – крикнул мальчонка и побежал за укатившимся мячом.

– Стой! Туда нельзя! – заорал княжич, увидев, куда бежит братец.

Поздно. Лед под Мстиславкой треснул, мальчик с криком провалился. Темная вода сомкнулась над головой.

Не думая, Василько бросился вперед. Лед трещал под ногами, но княжич успел – нырнул в полынью.

Холод ударил как обухом. Дыхание перехватило, руки свело. Но Василько нащупал в темной воде маленькое тело, рванул вверх.

Вынырнули. Мстиславка захлебывался, бил руками. Край полыньи крошился, не держал. Василько пытался вытолкнуть братца на лед, но силы уходили. Холод сковывал, тянул вниз.

«Вот и конец», – мелькнуло в голове.

И тут сильные руки схватили за шиворот. Ратибор!

Воин прибежал на крики, мощным броском растянулся на льду. Вытащил обоих, потащил к берегу. Там уже собрался народ – растерли снегом, завернули в тулупы, понесли в город.

В тереме княжичей отпаивали горячим сбитнем, укутывали мехами. Мстиславка всхлипывал:

– Прости, братец… я не хотел…

– Живой остался – и молчи, – прохрипел Василько. Горло драло от ледяной воды.

Дверь скрипнула. На пороге встал Юрий. Без свиты, в дорожной шубе, со льдом в бороде.

Он оглядел обоих, шагнул к Васильку.

– Воды хлебнул?

– Бывает, – отозвался тот.

– Идти смог сам?

– Мог.

– Хорошо. – Юрий кивнул. Молчание затянулось. Потом коротко: – Доблесть и глупость часто ходят рядом. Сегодня тебе повезло. И ты не ошибся.

Он не обнял, не похлопал по плечу. Просто развернулся к выходу. Уже у дверей, не оборачиваясь:

– Такие вещи не забываются. Учти.

И ушёл.

***

Май выдался теплым и сухим. Во Владимире готовились к большому походу. Великий князь Юрий решил усмирить Волжскую Булгарию – давнего торгового соперника.

Василько знал о приготовлениях, но не смел надеяться. Мал еще – одиннадцать лет всего. Какой из него воин?

Но однажды утром в покои вошел сам великий князь:

– Собирайся, племянник. Едем на смотр войск.

За городом, на широком лугу, выстроились полки. Конница блестела доспехами, пехота ощетинилась копьями. Стяги реяли на ветру – владимирские, суздальские, переяславские.

– Десять тысяч воинов, – с гордостью сказал Юрий. – Булгары трепещут уже.

Объехали ряды. Воины приветствовали великого князя, стучали мечами о щиты. Василько смотрел во все глаза – вот она, настоящая рать!

У шатра военного совета Юрий остановился:

– Ну что, Василько Константинович, князь ростовский? Хочешь в поход?

Сердце ухнуло вниз. Неужели?

– Хочу, дядюшка! Очень хочу!

– Батюшка! – взмолился вдруг подбежавший Всеволод, сын Юрия, ровесник Василька. – И меня возьми! Я тоже воин!

– Рано тебе, сын. А вот Василько… – Великий князь задумался. – Он уже князь, людей из полыньи спасает, с Ратибором на мечах бьется. Пожалуй, пора.

Достал из седельной сумы сверток, развернул. Маленький стяг – белое полотнище, на нем вышит синий василек.

– Это тебе. Будешь командовать ростовским отрядом – пятьдесят молодых дружинников. Ратибор при тебе воеводой. Справишься?

Василько принял стяг дрожащими руками:

– Справлюсь, дядюшка! Не посрамлю!

– Верю. Выступаем через три дня. Готовься.

Обратно в город Василько летел как на крыльях. Первый поход! Настоящая война! Он больше не мальчик – он воин!

У терема ждал Митька:

– Ну что? Берут?

– Берут! – Василько показал стяг. – Я теперь командир отряда!

– А меня? – с надеждой спросил друг.

– И тебя возьму! Будешь оруженосцем!

Мальчишки заорали от восторга, пустились в пляс прямо во дворе. Слуги смотрели, улыбались – молодость, что с нее взять.

А в небе кружил белый кречет Ярый. Клекотал громко, словно тоже радовался. Скоро в путь, скоро в полет над бескрайними просторами.

Детство кончилось. Начиналась новая жизнь – жизнь воина.

Глава 5. Кровь на булгарской земле. Лето,1219.

Рассвет над военным лагерем под Владимиром занимался медленно, нехотя. Июльская ночь цеплялась за землю росистым туманом, и первые петухи в ближних деревнях пели надрывно, словно предчувствуя беду. Василько не спал – лежал на войлочной подстилке в походном шатре, слушал, как снаружи позвякивает железо о железо, скрипят седла, переговариваются вполголоса дозорные.

– Не спится, княжич? – тихий голос Ратибора раздался из темноты.

– Не спится, дядька.

Старый воин поднялся со своего места у входа, подошел ближе. В предрассветных сумерках лицо его казалось вырубленным из темного дерева – одни глубокие морщины да седая щетина.

– Оно и понятно. Первый поход – дело волнительное.

Снаружи раздался пронзительный клекот. Василько вскочил, откинул полог шатра. На колу для стягов сидел Ярый, белый кречет, подарок дяди Юрия. Птица била крыльями, кричала, срывалась с насеста – никогда прежде княжич не видел своего любимца таким встревоженным.

– Ишь, расклекотался, – Ратибор вышел следом, прищурился на птицу. – Чуйку имеет. Кречеты – они смерть за версту чуют.

– Чью смерть? – спросил Василько, и голос предательски дрогнул.

Ратибор помолчал, потом положил тяжелую ладонь на плечо мальчика:

– Того не ведаю. Может, вражью. Может… – Он не договорил, но Василько понял. – Слушай меня, княже. Ты хоть и молод, но уже не дитя. В поход идешь – значит, готов должен быть. К чему угодно готов.

– Я готов! – горячо воскликнул княжич.

– Готов, говоришь? – Ратибор усмехнулся невесело. – Вот что скажу тебе, Василько Константинович. Ты – князь. По крови, по праву. Но с кровью… с кровью не играют. Первая – она всегда остается. Тут, – он ткнул корявым пальцем себе в грудь, – и тут, – коснулся виска. – На всю жизнь остается. Запомни это.

В лагере забили сбор. Загудела труба, и сотни воинов начали выползать из шатров, натягивать кольчуги, проверять оружие. День начинался.

Солнце поднялось высоко, когда огромное войско великого князя Юрия Всеволодовича двинулось на восток. Десять тысяч воинов – конных и пеших – растянулись по дороге на версты. Впереди – стяг великого князя с золотым львом на алом поле. За ним – знамена удельных князей, бояр, воевод.

Василько ехал в середине колонны со своим маленьким ростовским отрядом – пятьдесят молодых дружинников, почти мальчишек. На древке копья трепетал его личный стяг – белое полотнище с вышитым синим васильком. Рядом на невысоком жеребце трясся Митька, теперь официально – оруженосец князя.

– Жарко-то как, – пожаловался Митька, вытирая пот со лба. – И пыль эта… Кхе-кхе!

Действительно, июльская жара стояла немилосердная. Тысячи копыт поднимали такие клубы пыли, что дышать становилось трудно. Мошкара лезла в глаза, в нос, облепляла вспотевшие лица. Доспехи накалялись, словно сковороды на огне.

– Терпи, – буркнул Василько, хотя самому хотелось сбросить душную кольчужку. – Воины мы или кисейные барышни?

Но шутка вышла натужной. С каждой верстой пути веселое возбуждение первых дней сменялось тревогой. Вокруг все чаще попадались следы войны – сожженные деревни, вытоптанные поля. Булгарские дозоры отступали, не принимая боя, но их присутствие чувствовалось – дымки на горизонте, потревоженные птицы над лесом.

К вечеру четвертого дня похода передовые отряды достигли границы булгарских земель. Здесь, на левом берегу Волги, великий князь приказал разбить лагерь.

– Завтра переправа, – объявил Ратибор, вернувшись с военного совета. – А там уж – как Бог даст.

Ярый, привязанный к шесту у княжеского шатра, не переставал беспокоиться. Птица металась на путах, хрипло кричала, роняла перья.

– Нехорошо это, – покачал головой старый сокольничий Ермила, приставленный ухаживать за кречетом. – Сроду такого не видывал. Будто бес в него вселился.

Василько лежал в походном шалаше, сплетенном из веток, и никак не мог заснуть. Где-то вдали ухала сова, в кустах шуршали мелкие зверьки. А может, это были не зверьки? Может, булгарские лазутчики подкрадывались к лагерю?

Рядом на охапке сена ворочался Митька. Вдруг княжич заметил – рука друга, сжимающая рукоять меча, мелко дрожит.

– Митя, – шепнул Василько. – Ты чего?

– Да так… – Голос у Митьки сорвался. – Слушай, Васька… А если убьют?

Вопрос повис в душном воздухе шалаша. Василько хотел сказать что-то бодрое, подбадривающее, но горло сдавило. Он и сам думал об этом все эти дни. Смерть – она ведь не разбирает, князь ты или смерд.

– Не думай об этом, – наконец выдавил княжич.

– Как не думать-то? – Митька приподнялся на локте. В темноте блеснули глаза. – Вон, Федор-кузнец рассказывал – стрела в глаз попала его брату под Рязанью. Так и помер, даже охнуть не успел.

Где-то в ночном лесу раздался крик – то ли птица, то ли человек. Оба мальчика вздрогнули.

– Это дозорных режут, – прошептал кто-то из молодых дружинников в соседнем шалаше. – Булгары ночью, как кошки. Подкрадутся – и ножом под ребро…

– Заткнись! – рявкнул чей-то голос постарше. – Спать давайте, нечего байки травить.

Но сон не шел. Василько лежал, вслушиваясь в ночные звуки, и холодный страх медленно заползал под кольчугу, сдавливал грудь. Он вспомнил слова Ратибора: «Готов должен быть. К чему угодно». А готов ли он? Готов ли умереть в свои одиннадцать лет?

Полог шалаша откинулся. На фоне звездного неба возникла знакомая фигура.

– Не спите, соколики? – Ратибор присел на корточки у входа. – Оно и понятно. Я вот тоже в первую ночь перед боем глаз не сомкнул. И знаете что? Выжил. И во вторую ночь не спал – и опять выжил. А на десятый раз как младенец засыпал. Привычка – великое дело.

– А страшно было? – спросил Митька.

– Страшно? – Ратибор хмыкнул. – Да так, что портки мокрые были, не побрезгуй за слово. Только вот что скажу вам, молодые. Страх – он не враг воину. Он – советчик. Страх заставляет быть осторожным, внимательным. Кто не боится – тот первым и гибнет. А кто страх признает, но не дает ему собой владеть – тот и живет долго.

Старый воин поднялся:

– Спите, коли можете. А не можете – хоть лежите, силы берегите. Завтра… – Он не договорил, но мальчики поняли. – Живыми будете – не забудете эту ночь. Мертвыми… что ж, мертвым все едино.

Когда Ратибор ушел, Василько выполз из шалаша. Ярый сидел на насесте, нахохлившись. При виде хозяина птица встрепенулась, захлопала крыльями. Несколько белых перьев медленно опустились на землю.

– Ты тоже чуешь, да? – прошептал княжич, протягивая руку к кречету. – Завтра многие падут.

Ярый наклонил голову, позволил погладить себя по груди. Под пальцами Василька бешено колотилось птичье сердце.

Битва началась не так, как представлял себе Василько. Не было торжественного построения войск, звука труб, вызова на поединок. Все случилось внезапно, страшно, хаотично.

Ростовский отряд стоял в резерве, позади основных сил. Великий князь Юрий берег молодых – пусть понюхают пороху, но в самое пекло соваться незачем. Передовые полки уже схватились с булгарами у небольшой заставы, контролировавшей переправу. Оттуда доносились крики, звон железа, ржание коней.

Василько сидел в седле, вцепившись в поводья так, что костяшки пальцев побелели. Рядом Митька что-то бормотал – то ли молитву, то ли заговор от стрелы.

– Держитесь, хлопцы! – крикнул Ратибор, объезжая строй. – Наше дело – стоять и ждать. Приказ будет – тогда и двинемся.

Но булгары оказались хитрее. Пока основные силы бились у заставы, небольшой отряд степняков сумел обойти русское войско по лесу и ударил с тыла – как раз там, где стояли ростовцы.

Первым Василько увидел стрелу. Она прожужжала мимо уха, воткнулась в землю. Потом еще одна, и еще. И вдруг из кустов с диким воем выскочили всадники в пестрых халатах, с кривыми саблями наголо.

– К бою! – заорал Ратибор. – Копья вперед!

Но молодые дружинники растерялись. Кто-то попятился, кто-то замер в оцепенении. И тут стрела попала в цель. Митька вскрикнул, схватился за плечо.

– Митя! – Василько рванулся к другу.

– Живой я, живой! – прохрипел оруженосец, но лицо его побелело.

И в этот момент из придорожных кустов выскочил булгарин – пеший, с коротким мечом. Может, отбился от своих, может, специально залег в засаде. Увидел двух мальчишек, оскалился – легкая добыча! – и бросился вперед.

Время словно остановилось. Василько видел все до мельчайших подробностей – грязное лицо врага, редкую бороденку, безумные глаза. Видел, как взметнулся меч. Как Митька пытается закрыться раненой рукой.

Тело среагировало раньше разума. Княжич дернул копье с седельного крюка, качнулся вперед и ударил. Не целясь, не думая – просто ткнул острием туда, где мелькнула вражья грудь.

Удар. Хруст, с которым железо входит в тело. Булгарин дернулся, выронил меч. На лице – удивление, непонимание. Медленно посмотрел вниз, на древко копья, торчащее из груди. Попытался что-то сказать, но изо рта хлынула кровь.

И упал. Неестественно, кукольно. Подогнулись колени, он осел в пыль. Копье вырвалось из слабеющей руки Василька, осталось торчать из мертвого тела.

Мгновение абсолютной тишины. Даже звуки боя вокруг словно стихли. Василько смотрел на убитого и не мог поверить. Это сделал он? Он убил человека?

– Ты… ты его… – Митька смотрел расширенными глазами.

Подскакал Ратибор, спешился. Наклонился над телом, проверил. Мертв. Вытащил копье, протер о траву, подал Васильку:

– Держи. Твое оружие, твоя победа.

Княжич смотрел на окровавленный наконечник и не мог взять. Руки тряслись.

– Добить бы надо было, – продолжал Ратибор спокойно, словно ничего особенного не произошло. – Раненый враг опасней здорового. Но для первого раза… достаточно. Митька, рану перевяжи. А ты, княже, в седло. Бой не окончен.

Действительно, булгарский налет захлебнулся так же внезапно, как начался. Степняки отступили, оставив несколько тел. Основные силы великого князя взяли заставу, битва была выиграна.

Но для Василька все изменилось. Он убил человека. Врага, да. В бою, защищая друга. Но все равно – убил. И булгарин был молод, может, лет восемнадцати. Почти мальчишка.

***

Вечером того же дня разбили лагерь на отбитой у булгар заставе. Праздновали победу – первую в этом походе. Костры горели ярко, воины пели песни, хвалились подвигами. Раненых было немного, погибших – еще меньше. Удачное дело.

Василько сидел за шатром, подальше от веселья. Желудок скручивало, во рту стоял привкус желчи. Он уже дважды блевал – тихо, чтобы никто не видел. Князь не должен показывать слабость.